Матричная оргструктура

В год Институт реализует около 40-50 крупных проектов. Если еще добавить более мелкие демонстрационные проекты, то получится примерно 200. У нас работает около 100 человек. Из них 60 - это эксперты. Специалистов со стороны мы привлекаем редко, только в случае крайней необходимости. Это концепция Института. Есть институты, которые используют иной подход: в качестве основного ядра держат очень небольшое число сотрудников, приглашая для реализации конкретных проектов консультантов. Нам такая система не нравится. Люди приходят и уходят. Они могут быть высокими профессионалами, но они не объединены общей макроидеей. Их кусочек работы может противоречить другому проекту. Мы предпочитаем привлекать сотрудников на постоянной основе. Не люди появляются под проекты, а проекты "приходят" к специалистам. Один человек может участвовать в 10-15 проектах одновременно. Проектная культура очень сложна, однако на временных консультантах культуру вообще не взрастишь.

Работа Института построена по принципу матричной оргструктуры. По вертикали находятся административный аппарат и постоянные подразделения. По горизонтали же формируются временные коллективы под проекты. У каждого из них есть руководитель. В проекте участвуют люди из разных подразделений. То есть каждый человек, находясь в постоянном подразделении, одновременно участвует в нескольких разнесенных по времени проектах. Эта структура, на наш взгляд, вполне соответствует такому типу организаций, как наш Институт: с одной стороны, очень много постоянных сотрудников, с другой - вся деятельность построена на проектной основе.

В ожидании отечественного заказчика

Основной заказчик Института - USAID. Кроме того, мы активно сотрудничаем с Всемирным банком и международными донорскими организациями: фондами Форда, Сороса, а также Фондом Евразия.

Российские муниципалитеты - лишь четвертый круг заказчиков. Их доля в финансировании Института составляет всего 10-15%. Однако с каждым годом эта цифра увеличивается, что говорит о росте профессионализма наших специалистов и востребованности наших идей. У нас много примеров хорошего взаимодействия с Ярославлем, Мирным, Железногорском, Пермью, Чебоксарами и другими городами. Для Москвы, Челябинска, Ижевска, Казани мы разработали программу реформирования ЖКХ. Для Хабаровского края разрабатываем программу ликвидации ветхого и аварийного жилья.

В круге проблем

Институт экономики города, как и всякая другая организация, задумывается о стабильности своего существования. На Западе есть такое понятие ? endowment. Оно означает "пожертвование". Господин Форд в свое время пожертвовал организации крупную сумму денег, наказав тратить только проценты с этих средств (Фонд Форда). У всех серьезных think tanks в мире есть такие endowments. Для их формирования сейчас привлекают средства донорских организаций, частные пожертвования и т.д. Это делается для того, чтобы всегда был финансовый источник, независимый от конъюнктуры. Например, Институт хочет провести исследование по серьезной общественной проблеме. Сегодня его никто не заказывает, однако Институт понимает, что это важно. Тогда он привлекает собственные деньги. Эти средства идут также на развитие деятельности, которая вообще никем не финансируется. Здесь возникает ряд проблем. Во-первых, эти деньги должны быть защищены финансово. Во-вторых, те, кто пожертвовал эти средства, хотели бы, чтобы они подвергались минимальному налогообложению. Здесь много юридических и финансовых вопросов. В нашей стране пока создать endowment невозможно.

Еще одна серьезная проблема ? отношение налогового законодателя к российским think tanks. Налоговые требования не соответствуют тому, как должны жить think tanks. К сожалению, наши законодатели пока не очень хорошо понимают, что представляют собой такие организации, как они должны экономически и финансово существовать. Например, некоммерческие организации не имеют права заключать коммерческие договора, за это их наказывают. Объяснить, что коммерческий контракт выполняется с некоммерческой целью и полученная прибыль будет направлена на развитие организации, пока не получается. Все наши контракты по линии Всемирного банка с юридической точки зрения - коммерческие, однако по своему содержанию они полностью соответствуют нашей деятельности, например, помощь городам в передаче ведомственного жилищного фонда в муниципальную собственность. Законодатель же бьет нас по рукам: не смей заключать коммерческий контракт, а если заключишь, то все административные расходы неси из чистой прибыли. Нас экономически наказывают за то, что мы работаем с Всемирным банком и многими другими заказчиками.

Сейчас с грантами начинают происходить очень странные вещи. Ввели требование обязательной процедуры регистрации таких проектов. Требование, чтобы учет был введен, есть, а процедуры еще нет. В итоге весь некоммерческий сектор оказался под угрозой налоговых рисков. Он не знает, как себя вести. Подобные примеры можно приводить и дальше. Главный вывод из всего этого один: ни у власти, ни у общества еще нет понимания того, что же это за тип организаций такой - think tanks. Независимым аналитическим центрам еще предстоит заявить о себе, объяснить, кто они такие, в чем их функция, миссия и роль.

Ксения Юдаева

http://www.soob.ru/n/2002/9/practice/29

Российская фикция

Как отличить настоящий think tanks от ненастоящего Аналитические центры, которые могут претендовать на звание think tanks, только формируются в России. Отечественные мозговые тресты в отличие от американских и европейских пока еще очень слабы и малочисленны. Кроме того, специфическая особенность России - обилие фиктивных think tank.

- Как Вы определяете для себя понятие think tanks?

- Основная задача фабрик мысли состоит в том, чтобы генерировать и распространять информацию, которая позволяет определить, хорошо ли функционирует государство, насколько успешна его политика. Понятие think tanks сугубо американское. В Европе организации, которые занимаются сбором и распространением такого рода информации, чаще всего связаны с государством или надгосударственными структурами, например, Европейским Сообществом. Настоящие же независимые think tanks пока существуют только в Америке. Большинство из них появилось в начале XX века. Тогда в США несколько очень богатых людей решили завещать свои деньги такого рода организациям. Сейчас основанные ими организации живут на доходы от этих средств.

- Чем отечественные think tanks отличаются от западных аналогов?

- В России think tanks только зарождаются. Как правило, это небольшие организации, которые еще достаточно слабы, чтобы в полной мере выполнять все функции, присущие think tanks на Западе. Поэтому часть российских мозговых трестов видит себя связанными с государством или работает под государственный заказ. Кроме того, у нас в стране существуют ненастоящие think tanks. Они фиктивны в том плане, что состоят только из одного человека, у которого фактически нет команды самостоятельных исследователей. Чаще всего такие организации создаются бывшими членами правительства или чиновниками высокого ранга. На Западе люди такого рода тоже работают на think tanks или университеты, но они обычно не создают свои собственные структуры, а становятся членами уже существующей команды.

- С какими основными проблемами сталкиваются фабрики мысли в России?

- Первая проблема касается финансирования. В России нет независимых источников, если это не иностранные источники. ЦЭФИР финансируется преимущественно за счет зарубежных грантов. Когда же мы говорим об организациях при компаниях, всегда возникает вопрос о том, насколько эти структуры независимы. Есть еще государственные гранты, но они достаточно небольшие и чаще всего достаются организациям, связанным с государством. Например, одним из важнейших получателей грантов Минэкономики является Высшая школа экономики, отраслевой ВУЗ этого министерства.

Для экономических think tanks большая проблема - нехватка хороших экономистов в России. Найти квалифицированных специалистов, которые могли бы проводить анализ политики в разных сферах, достаточно сложно. Можно найти специалистов по макроэкономике, корпоративным финансам, проблемам дерегулирования. В других сферах серьезных экономистов достаточно мало. Нужно привлекать российских специалистов из-за рубежа, как это делает ЦЭФИР и РЭШ, но этим кроме нас никто серьезно не занимается.

Третий блок проблем связан с качеством информации. Обратной связи с организациями, создающими данные, нет. Заставить Госкомстат что-либо разъяснить - практически невозможно. Кроме того, затруднено получение информации из госструктур.

- Можно ли ЦЭФИР назвать российским think tank?

- На мой взгляд, наш центр является think tank. Основное направление деятельности ЦЭФИРа - проведение серьезных экономических исследований. Наши проекты посвящены достаточно разнообразной тематике: фискальному либерализму, анализу межбюджетных взаимоотношений, международной торговле, вступлению России в ВТО, прямым иностранным инвестициям, реструктуризации железных дорог и т.д. На деньги совместного гранта Всемирного банка и Министерства труда центр реализует программу по созданию схемы перепрофилирования безработных. Один из самых известных наших проектов, финансируемый Мировым банком, - исследование административных барьеров в развитии малого бизнеса. У нас в планах - реализация проекта по разработке макроэкономического индикатора состояния российской экономики. Фундаментальные исследования мы стараемся совмещать с публикациями в российских и западных экономических журналах, в которых мы представляем выводы по экономической политике. Наши экономисты принимают также активное участие в различных конференциях, посвященных экономической политике.

- Кто работает в ЦЭФИРе?

- Наши ведущие экономисты либо имеют степени иностранных университетов, либо после получения российской степени не менее года стажировались за рубежом. Есть еще группа экономистов-исследователей, в основном выпускники РЭШ. В общей сложности 26 человек.

- Кто является основным заказчиком проектов?

- Кроме проектов, которые я назвала выше, на заказ мы работаем достаточно мало. Платежеспособных заказчиков сейчас в стране нет. Бизнес в России пока очень молодой, и он еще не готов давать деньги на независимые исследования. Так что мы их проводим, исходя из собственных интересов. У нас есть большой грант, рассчитанный на 5 лет. Сейчас ЦЭФИР пытается сделать его своим endowment, чтобы потом жить за счет этих средств, поэтому мы активно привлекаем гранты разных зарубежных фондов. Мы бы хотели привлекать больше российских грантов, но их очень мало.

- Какие перспективы у think tanks в России? Появятся ли когда-нибудь в стране структуры, сопоставимые с RAND и Heritage Foundation?

- Большие структуры типа Института переходного периода Егора Гайдара у нас уже есть. Другое дело, что они не являются полностью независимыми, так как финансируются правительством. Тем не менее, независимые, серьезные think tanks все-таки должны появиться. Не в ближайшее время, а лет, скажем, через 40, когда решится вопрос с финансированием. Я не думаю, что Россия будет в плане think tanks такой же забюрократизированной, как Европа. Что-то американское в нас все-таки есть. Российским мозговым трестам нужна независимость от государства. На мой взгляд, у ЦЭФИРа есть возможность развиться до достаточно крупной структуры.

Интервью провела Юлия Наумова

Георигий Афанасьев

http://www.soob.ru/n/2002/9/practice/30

Межрегиональные мозговые тресты как инструмент стратегического планирования

Чем занимаются фабрики мысли в регионах Одна из основных проблем России - отсутствие стратегического планирования. Структуры, способные выдвигать долгосрочные инициативы в масштабе большем, чем один субъект Федерации, сегодня востребованы временем как никогда прежде. Те же, кто завтра предложит программу повышения уровня доверия в обществе, будут востребованы во сто крат больше…