3) Католицизм, протестантизм и плановый демократический порядок

В этой же связи я хочу провести различие между по­ложением христианства, католицизма и протестантизма. Пре­имущество католицизма состоит в том, что он во многих ас­пектах сохранил докапиталистическое доиндивидуалистическое понимание христианства. Поэтому католическая традиция лучше понимает потребности неиндивидуалистического социального строя. Протестантизм в своей первоначальной форме сам спо­собствовал становлению современного индивидуалистического

[508]

сознания и развитию психологических подходов, содействую­щих поддержанию капитализма, конкуренции и свободного предпринимательства. С другой стороны, преимущество про­тестантизма состоит в том, что он лучше понимает трудности современного человека, а это может способствовать преобра­зованию его сознания в адекватном для нашего века направ­лении. Католицизм очень рано разработал - через томистскую традицию - своего рода социологию, рассматривающую соци­альные институты с точки зрения их функций: не так, как они представали перед личным опытом и частной жизнью индиви­да, а как объективные функции, выполняемые ими в жизни общества в целом. Протестантизм, придающий главное зна­чение, согласно августинианской традиции, внутреннему опы­ту, имеет довольно смутное представление о социальном зна­чении человеческой деятельности. Еще одним достоинством католицизма является смелое объединение там, где это воз­можно, со строгим рационализмом. В этом он - противопо­ложность разношерстности и необузданности современных иррациональных движений. Это не умаляет, однако, роли эмоций и иррациональных элементов в человеческой жизни, а означает лишь то, что при отсутствии упорядоченной жизни, одухотворенности и рациональности эти элементы становятся разрушительными.

С другой стороны, опасность католической социологии заключается в том, что она ведет к средневековью, к своего рода приспособлению средневековых моделей социальной организации к обществу. Существует огромная разница между духом общности, существовавшем в доиндивидуалистическую эпоху, и новыми формами коллективизма и интеграции, пос­ледовавшими за крахом либерализма. Первый соответствовал сельскому обществу с небольшими городами и преобладани­ем ремесла; последние должны будут решать проблемы мас­сового общества, мировой экономики в век крупной промыш­ленности и социальной технологии. Здесь сразу возникает вопрос, насколько адекватно решение возвратиться к системе гильдий, к так называемому «корпоративизму». До сих пор такая модель служила лишь фасадом для правления мень­шинства фашистского типа. С другой стороны, мы не должны игнорировать некоторые преимущества синдикалистских ре­шений. Возможно, они потерпели крах в существующих тота­литарных экспериментах, однако они обладают определен­ными достоинствами и могут быть использованы при реконст­рукции общества.

Истинный вклад протестантизма обязан тому перво­степенному значению, которое придается им свободе ин­дивида, его самоопределению, добровольному сотрудни­честву и взаимопомощи. Эти ценности всегда будут пред-

[509]

ставлять собой антипод грядущим формам авторитарности, централизации и организации сверху. Было бы неправильно интерпретировать нашу оценку важности систематической мысли в томизме как попытку игнорировать тот вклад, который внес протестантизм в рост современного рационализма. Как раз наоборот. Исторические исследования Макса Вебера⁴⁹ показали, каким образом дух современного капитализма -предвидение, расчет и систематизация жизни - развивался как ответ на вызов кальвинистской доктрины предопределе­ния. Добавим, что попытки заменить церковное объяснение мира, предпринятые различными сектами и индивидами, представляют собой выражение постоянной тенденции дать новое объяснение мира, исходя из своего личного опыта. По­добные объяснения обычно прибегают к рациональному мышлению, но в совершенно новом смысле. Рационализм здесь становится индивидуализированным, он отходит от авторитарным образом установленного порядка вещей во Вселенной и об­ращается к восприятию мира таким, как он представляется не­большим группам и одиноким индивидам. И если я предложу на­звать этот рационализм, в отличие от томистского, рациона­лизмом индивидуалистическим, то я понимаю, что необходи­мо объяснить разницу между ними. По моему мнению, нет сомнения в том, что современный экспериментализм рожден из этого индивидуалистического рационализма, не принима­ющего установившейся системы матафизики и готового изме­нить гипотезу, если новые факты и опыт не укладываются в старую схему. Наиболее плодотворный метод науки, а именно метод приспособления всей нашей системы мышления к по­стоянно расширяющейся сфере опыта, становится, будучи примененным к человеческой жизни и вопросам морали, са­мым большим затруднением для современного человека. В ходе развития динамического рационализма в сфере морали современный человек постепенно теряет почву под ногами. И если у выдающихся личностей такое падение в пропасть са­мости без достижения дна этой пропасти выступает как пре­тенциозная борьба, то у среднего человека тот же динамизм ведет к бездумному поведению, потере веры во что-либо и бесконечному требованию новых ощущений. В настоящее время я лишь могу указать на эти два типа рационализма. Весьма вероятно, что будущее будет посвящено их примире­нию; однако лишь одно можно предсказать с уверенностью:

игнорирование того бедственного положения, в котором находится современное сознание, нам не поможет, но и бездонный индивидуализм не может стать основой социаль­ной организации.

[510]