Глава V.

Массовое образование и групповой анализ

I. Социологический подход к образованию

Недавний кризис демократии и либерализма должен помочь людям в тех странах, где они еще наслаждаются сво­бодой, увидеть недостатки их общественных систем в меня­ющихся условиях. Демократия и свобода могут быть спасены, если мы изучим процесс постепенной трансформации тотали­тарных государств, но не для того, чтобы подражать их мето­дам, а чтобы обнаружить причины тех структурных изменений, которые сделали диктатуру одним из возможных ответов на современную ситуацию. Мы можем надеяться найти решения, согласующиеся с нашими демократическими и либеральными идеалами, если будем знать, почему демократические обще­ства, не справившиеся с новой ситуацией, были вынуждены

[478]

принять диктатуру. Хотя причины, приведшие их к краху, были очень сложными и заключались в первую очередь в несовершенстве современного экономического и политическо­го порядка, нельзя отрицать, что значительную роль в этом процессе сыграла недостаточность умственной, душевной сопротивляемости. Не только система образования в этих странах не была приспособлена к массовому образованию, но и психологические процессы, происходящие вне школы, были оставлены без реального социального контроля, что есте­ственно привело к хаосу и дезинтеграции.

Крупные демократии Запада, которые в силу присущей им большей экономической безопасности еще не пережили кризиса, не должны притуплять свою бдительность, ибо их спокойствие может оказаться обманутым. В этих странах дей­ствуют те же силы, которые преобразуют общественную структуру во всем мире, и у нас нет уверенности в том, что их системы образования более совершенны. Демократические правительства не могут похвастаться тем, что они открыли удовлетворительные формы социального контроля, которые могли бы заменить исчезающую культуру общества, или но­вые психологические методы, пригодные для нужд массового общества. Общий психологический крах можно предотвра­тить, только если мы достаточно быстро сумеем осознать ха­рактер новой ситуации и по-новому сформулировать цели и средства демократического обучения.

Эта реформа демократических и либеральных целей и методов, стремящаяся приспособить их к новым обществен­ным потребностям, нуждается в социологическом подходе к образованию. Он состоит в следующем.

1. Образование формирует не человека вообще, а че­ловека в данном обществе и для этого общества.

2. Наилучшей образовательной единицей является не индивид, а группа. Группы различаются по размерам, целям и функциям. В ходе обучения вырабатываются различные мо­дели поведения, которым должны следовать индивиды в группах.

3. Цели образования в обществе не могут быть адек­ватно поняты, пока они отделены от конкретных ситуаций, в которые попадает каждая возрастная группа, и от социально­го строя, в котором они формируются.

4. Законы и нормы для социолога не самоцель, они представляют собой выражение взаимодействия между инди­видуальным и групповым приспособлением. Тот факт, что нормы не абсолютны сами по себе, а изменяются вместе с обще­ственным порядком и помогают обществу решать различные задачи, не может рассматриваться с точки зрения опыта от­дельного индивида ²⁰. Для него они кажутся абсолютными и

[479]

неизменными законами; без этой веры в их стабильность они не будут действовать. Их истинная природа и функция в об­ществе как форма коллективной адаптации обнаруживается только тогда, когда мы проследим их историю на протяжении многих поколений, постоянно соотнося их с изменяющимися социальными условиями.

5. Цели образования в их социальном контексте сооб­щаются новому поколению вместе с методами образования. Эти образовательные методы разрабатываются не изолиро­ванно, а как часть общего развития «социальных методов». Образование может быть правильно понято лишь тогда, когда мы будем рассматривать его как один из способов воздей­ствия на человеческое поведение и как одно из средств соци­ального контроля. Малейшее изменение в общей технологии и контроль будут оказывать воздействие на образование в узком смысле, т. е. образование в стенах учебных заведений.

6. Чем больше мы будем рассматривать образование с точки зрения нашего недавнего опыта лишь как один из спо­собов воздействия на поведение человека, тем очевиднее становится, что даже самые эффективные его методы обре­чены на провал, если они не согласованы с остальными фор­мами социального контроля. Ни одна система образования не в состоянии поддерживать у нового поколения эмоциональ­ную стабильность и духовную целостность, пока она не имеет своего рода общей стратегии с социальными службами, дей­ствующими за рамками школы. В наше время лишь во взаи­модействии с ними можно контролировать социальные влия­ния, которые в противном случае дезорганизуют жизнь обще­ства. Предотвратить массовый психоз, который возник на кон­тиненте, можно лишь путем блокирования дезорганизующего воздействия массового общества.

Такой социологический подход к образованию, воз­можно, будет отвергнут педагогами либерального времени, для которых единственная достойная цель образования со­стоит в воспитании независимой личности. Они думали, что спасают автономию личности, пренебрегая анализом соци­альных условий, в которых человек должен жить и выжить.

Сегодня мы знаем, что слепота в отношении к обще­ственным проблемам вовсе не достоинство, а скорее уста­ревший взгляд на мир; игнорируя важные факторы нашего социального окружения, мы не спасем ни идею свободы, ни идею личности.

В викторианскую эпоху, когда немногочисленная элита контролировала все дела демократии, идеалистический под­ход к образованию, игнорирующий его социальную сущность, не мог причинить особого вреда. Социальные условия, в которых вырастала эта элита, предоставляли достаточно возможностей

[480]

для индивидуализации. В окружении этого привилегированно­го меньшинства не было ничего, что могло бы помешать развитию разносторонней личности у того, кто обладал спо­собностью наилучшим образом использовать эти возможнос­ти. Несмотря на всю значимость социальных условий, среди массы тоже не возникали видимые симптомы кризиса. И хотя жизнь их протекала в довольно тяжелых условиях, в духовном отношении они были защищены принадлежностью к общине. Традиционные методы контроля человеческого поведения были малоэффективны по причине медленного социального развития. Однако такая слепота в отношении социальных ус­ловий, формирующих личность, остается безнаказанной, только пока эта демократия - демократия меньшинства. Ото­рванный от жизни метод либерального мышления превращает любую вещь в абсолют. Так, цель и методы образования рас­сматривались как некоторые целостности, хорошие или пло­хие сами по себе, независимо от социальных условий. Как только массы становятся политически активными, возникает необходимость в новых формах образования, а отбор и под­держание высокого индивидуального уровня элиты становится делом всеобщей важности. На этой стадии уже невозможно ограничить проблему образования рамками школы. Образо­вание уже не может рассматриваться как взаимный обмен между двумя индивидами, учителем и учеником, на уровне личных отношений, а представляет собой часть общего соци­ального процесса.

Еще одна неблагоприятная тенденция вытекала из то­го, что характер человека воспитывался для жизни, причем «жизнь» понималась как нечто общее, как вакуум, в котором, согласно таинственной гармонии, все должно обернуться к лучшему. Сегодня мы знаем, что этот вакуум, называемый жизнью, фактически представляет собой общество с меняю­щимися условиями и институтами.

Либеральное образование, неспособное увидеть соци­альную основу, функционирует хорошо, когда каждый, как это бывает во времена всеобщего процветания, независимо от своего характера, имеет хорошие шансы устроиться в жизни. Однако либеральное образование терпит крах, когда прекра­щается процветание и различные группы общества зависят исключительно от своих собственных ресурсов, когда безра­ботица и отсутствие мобильности подрывают силы отдельного индивида. Игнорирование социологической точки зрения не устраняет социальных проблем, а ведет к полному хаосу, причем в обществе растет влияние тех людей, которые пытаются устано­вить в нем порядок, но не с помощью научных методов, а путем диктатуры. Социологическая близорукость догматических мыслителей мешает нам осознать тот факт, что в рамках

[481]

демократической и либеральной структуры уже присутствуют методы, которые, будучи правильно примененными, могли бы помочь нам справиться с меняющейся ситуацией. Но для того чтобы ориентироваться в новых условиях массового обще­ства, не создавая благоприятной почвы для диктатуры и ав­томатического конформизма, демократия и либерализм долж­ны отказаться от безответственного оптимизма и политики laissez-faire и изучить принципы, лежащие в основе тенденций общественного развития. Мы не должны думать, что знание социальных условий массового общества способствует созда­нию усредненной личности. Большое общество'обычно можно разделить на малые единицы и в них создавать благоприят­ные условия, направленные на увеличение индивидуальных различий между членами группы.

Нежелание привести нормы в соответствие с меняю­щимися историческими и социальными условиями, свойствен­ное идеалистам прошлого, исчезает. Изучение процессов, поддерживающих или разрушающих социальную значимость отдельных этических норм, вовсе не означает релятивизма, анархии или презрения к нормам вообще, а представляет со­бой попытку найти место для сократовского размышления. Сократовское размышление в своей первоначальной форме было первым симптомом демократических изменений в обще­стве, где самые лучшие и проницательные люди стремились создать науку, которая должна была подвергнуть критическо­му рассмотрению старые моральные нормы и мифологичес­кий образ мышления. Они хотели разработать рациональные нормы, которые годились бы для городского общества и гар­монировали бы с новым образом мыслей, связанным с пере­ходом к обществу, основывающемуся на ремесле и торговле.

Эта этическая система представляла собой рацио­нальный путь восстановления этических норм в малых груп­пах, исчезнувших вместе с исчезновением обычая. Когда мы найдем в себе смелость признать, что наши судьи, министры, врачи, учителя и социальные работники постоянно имеют де­ло с конфликтами, возникающими при приспособлении инди­вида к меняющимся условиям? Сейчас и тот человек, который нуждается в совете, и тот, кто должен дать совет, не знают, каких норм и этических правил они должны придерживаться. Когда мы, наконец, признаем, что в хаосе, в котором исчезают старые условия, а новые потребности еще не достаточно ясно сформулированы, крайне необходимо постоянное обсуждение всех «за» и «против» различных норм и правил? Когда же мы поймем, что единственный путь помешать диктаторам навя­зать нам свои убеждения и новые моральные заповеди состо­ит в том, чтобы создать в нашей среде форум, который указы­вал бы нам пути морального приспособления в переходный

[482]

период? Авторитет подобного форума опирался бы, конечно, не на диктаторскую власть, а на уважение к лучшим умам, руководящим его деятельностью и основывающим ее на тес­ном контакте с большинством населения.

Я хочу также привлечь внимание к появлению двух но­вых проблем и возникновению новых психологических мето­дов, которые, если получат дальнейшее развитие, обязатель­но внесут свой вклад в приспособление индивидов и групп в нашем обществе. Во-первых, я хочу предложить возможный подход к проблеме возникновения новых демократических норм и их приспособления к меняющимся социальным усло­виям. Одна из глубочайших причин отсутствия безопасности в демократической культуре заключается в том, что люди теря­ют уважение к этическим нормам вообще. Это происходит главным образом потому, что в меняющемся обществе боль­шинство старых норм устаревает, но не отменяется. Обще-признано, что моральные нормы, которые больше не могут выполняться, поскольку утратили связь с реальностью, увели­чивают количество нарушителей- закона и подрывают веру в закон вообще. Демократическая система еще не разработала механизм удаления этих устаревших норм из морального ко­декса, подобно тому как устаревшие законы удаляются из за­конодательства. Мы не должны забывать, что моральные за­поведи - такие же средства формирования человеческого поведения, как и юридические законы. И если мы до сих пор обходились без институционального контроля в области мо­рали, то это объяснялось тем, что большая часть этических норм повседневной жизни была создана методом проб и оши­бок и передавалась по традиции. Однако метод проб и оши­бок действует до тех пор, пока социальные условия благопри­ятствуют бессознательному выбору, т. е. пока изменения про­исходят настолько постепенно, что устаревшие нормы отми­рают с течением времени. Но сегодня совсем другое. Сегодня темпы изменений слишком высоки, чтобы можно было поло­житься на бессознательный эксперимент и выбор. Индивид теряется в невидимом обществе, так как он слишком слаб, чтобы придумывать для себя новые нормы. Результат этого -моральный хаос, в котором религиозные нормы, семейные традиции и мораль добрососедства теряют почву, не будучи замененными другими принципами.

Диктаторские общества принимают упрощенное реше­ние. Они просто-напросто устанавливают свой кодекс в духе тоталитарного Gleichschaltung²¹. Так они бесцеремонно за­полняют пробел, который должен быть заполнен демократи­ческим приспособлением, в ходе которого и специалисты, и обыкновенные люди могли бы совместно выработать новые нормы. Однако для этого все компетентные органы наших

[483]

демократических обществ, такие, как церковь, школа, соци­альные службы, должны подвергнуть научному анализу наши моральные нормы. Они должны осознать, что эти нормы не становятся более достойными от того, что претендуют на веч­ность и неизменяемость. Развитие социальной науки доказы­вает, что разработка нового морального кодекса представляет собой часть проблемы разумного приспособления и что соци­альный работник постоянно вынужден сталкиваться с устано­вившимися обычаями, но не с проблемой норм как таковой.

Современная социология и психология добиваются ус­пехов, не только изменяя моральные заповеди, но и находя новые методы приспособления масс с помощью группового анализа. Здесь мы сталкиваемся с проблемой, которая уже была осознана в греческой трагедии, где был разработан ме­тод группового катарсиса. Несмотря на то что это пока еще отдельный и небольшой опыт, я осмелюсь сказать, что он представляет собой подлинную альтернативу фашистской эксплуатации групповых эмоций. Мы должны оторваться от предубеждения, что групповое взаимодействие может выра­ботать лишь массовый психоз, что группы и массы не могут быть просвещены, что они обречены быть жертвой идеологий. Демократия должна научиться использовать эти силы группо­вого взаимодействия в позитивном русле.

Оба подхода к нашей проблеме не являются, по-видимому, образовательными проблемами в узком смысле слова. Однако совершенно ясно, что они имеют отношение к образованию.