Список литературы

Local government studies. – L.: Routledge, Taylor and Francis group. – 2006. – Vol. 32, N 5, November. – Downloaded by: [NEICON Consortium] on 19 October 2007.

Content

1. Coulson A., Campbell A. Local government in central and Eastern Europe: Introduction. – Р. 539–541.

2. Campbell A., Coulson A. Into the mainstream: Local democracy in Central and Eastern Europe. – P. 543–561.

3. Dowley K.M. Local government transparency in East Central Europe. – Р. 563–583.

4. Davey K., Peteri G. Taxes, transfers and transition–adjusting local finances to new structures and institutions: The experience of the Czech Republic, Hungary and Slovakia. – Р. 585–598.

5. Swianiewicz P. Poland and Ukraine: Contrasting paths of decentralisation and territorial reform. – Р. 599–622.

6. Ross С. The tortuous path of local government reform in the Russian federation. – Р. 639–658.

7. Campbell А. State versus society? Local government and the reconstruction of the Russian state. – Р. 659–676.

8. Devas N., Delay S. Local democracy and the challenges of decentralising the state: An international perspective. – P. 677–695.

9. Vanags E., Vilka I. Local Government in the Baltic States: Similar but different. – P. 623–637.

III. Политические процессы на локальном уровне

В.А. Ковалев

Выживет ли местная политика в нынешней России?

Социально-политический контекст

«Была ли муниципальная реформа обречена на неуспех или же этот результат стал следствием ошибочности и / или непоследовательности курса ее проведения?» – таким вопросом в начале нынешнего века задавались авторы лучшего отечественно исследования политических аспектов местного самоуправления¹. Это доста-точно сложный вопрос, и последующие события сделали его еще более сложным. С одной стороны, грянула (и продолжается) «реформа Козака». Она унифицировала систему местного самоуправления (МСУ) в России (обязательно два уровня, введение муниципальных районов и городских округов); при этом наличие автономии МСУ формально не отрицается, и (также формально) местное самоуправление считается независимым. С другой стороны, в РФ на более высоких «этажах» политика, понимаемая как публичное распределение власти, фактически уже прекратила свое существование.

Существует ли у исследователей российской политики сейчас возможность решать подобные проблемы? Мы предполагаем, что сегодня у нас много «кратологии» (т.е. размышлений, комментариев, гаданий о Власти – взять хотя бы тему «преемника», т.е., по сути, российского принципата), но мало политологии, ведь для развития нормальной политической науки нужна нормальная, т.е. демократическая политика распределения власти в обществе. Сейчас же, наоборот, происходит концентрация Власти в Русской Системе (если пользоваться термином А. Фурсова и Ю. Пивоварова, который в минувшее десятилетие, в пору интенсивного освоения западных политологических концепций, смотрелся экзотично, а ныне, напротив, представляется наиболее адекватным для содержательного описания российской протополитики). Сегодняшние возможности российской политологии сильно ограничены, и она не может динамично развиваться, в значительной степени из-за обстоятельств «реальной политики». Власть опять поглощает, подминает общество слабости последнего, например, в ситуации, когда «парламент – это не место для дискуссий», когда политические институты, которые в демократических политиях играют роль несущих конструкций, превратились в «технические органы». Политические партии мало что значат, а в победе «Единой России» на декабрьских 2007 г. выборах невозможно было сомневаться – что делать ученому-политологу? В связи с выборами, например, мы имеем почти идеальную модель, когда ожидаются определенные результаты, но процедуры крайне неустойчивы из-за того, что постоянно меняются. Смена правил игры в интересах правящей группировки ведет прямиком к игре без правил; по крайней мере, формальные правила и нормы становятся большой условностью. По сути дела, так называемая «реальная политика» приобретает криминально-асоциальный характер. Зададим почти риторический вопрос о том, кто более всего нарушал избирательный закон накануне и в ходе так называемых парламентских и президентских выборов 2 декабря 2007 г. и 2 марта 2008 г. Государство, перестав быть хранителем закона, стало источником произвола. Причем здесь мы не морализируем, не ставим оценок, а всего лишь констатируем. Но даже это стоит немалых усилий – легче продолжать обманывать самих себя и заниматься, скажем, «электоральной политикой» или «проблемами федерализма». Конечно, и данные темы еще не совсем закрыты. В первом случае, скажем, весьма актуально описание методов фальсификаций и манипуляций, а во втором интересно предполагать, как и когда российские политические формы, в том числе и местное самоуправление, могут снова наполниться реальным содержанием.

Российская «суверенная демократия» может существовать довольно долго или, наоборот, в обозримом будущем внезапно может прекратить свое существование, но как и когда это произойдет – предугадать заранее нельзя. Костенея, режим будет не готов к тому или иному экономическому или внешнему, или внутреннему вызову; жесткая бюрократическая «вертикаль», насквозь коррумпированная, не сможет адекватно и гибко среагировать на новые обстоятельства и начнет рассыпаться. Не менее интересно знать и то – что будет после этого. Смута? Гибель? Возрождение? Состояние современной российской политики, ее квазиполитических институтов и псевдодемократических процедур дают мало шансов ответить на этот вопрос именно в плоскости политологии. Да что там – знание отдаленного будущего! Последовательный отказ от пусть и несовершенных демократических процедур, свертывание сколько-нибудь равноправного диалога власти с обществом, устранение независимых СМИ и затыкание рта критикам лишают российское государство многих возможностей саморефлексии даже относительно завтрашнего дня. Когда ради пресловутой «стабильности» правила демократии становятся чистой условностью, это чревато самыми непредсказуемыми результатами.

К числу этих непредсказуемых результатов относится и судьба местного самоуправления или – несколько шире – судьба локальной политики в нынешней России. Могут ли они выжить и сколько-нибудь автономно развиваться в условиях: 1) когда регулярно проводятся выборы с реальной во многих случаях конкуренцией и 2) когда автономии местного самоуправления в РФ практически не существует и МСУ в подавляющем большинстве случаев подвержена сильнейшему бюрократическому контролю сверху?

Таков общегосударственный, общеполитический контекст, в котором ставятся ныне проблемы местной автономии. С точки зрения выделения ее субъекта задача выглядит сложной и неоднозначной.

Владимир Гельман в уже цитированной работе сомневается, что сегодня можно придерживаться «исследовательской традиции, увязывающей хорошее правление (good governance) с гражданским участием масс», хотя и отдает ей должное. Уклон в сторону изучения социального капитала, гражданской активности и т.д. чреват концептуальными натяжками¹. Поэтому изучение политических аспектов МСУ связывается с органами местного самоуправления. Вольно ли или невольно, но здесь просматривается аналогия с так называемой минималистской (шумпетеровской) трактовкой демократии. Население имеет возможность сменять элиты у власти в ходе выборов, и не более того. Хотя и не менее. Анализируя подобный подход, Кэрол Пейтман пишет о значении массового участия: «Модель политического участия можно охарактеризовать как модель, основой которой является максимальный вклад (участие), а результатом – не только политика (решения), но также и развитие социальных и политических возможностей каждого индивида; таким образом, существует обратная связь между результатом и вкладом… Теория демократии больше не сосредоточивается на массовом участии “народа”, обычного человека или на главной ценности демократической политической системы, которая видится в развитии у граждан необходимых политически значимых качеств. В центре современной теории демократии находятся деятельность малочисленной элиты и безучастность политически безразличного обычного человека, у которого отсутствует чувство политической ответственности»².

И в этом корень проблемы местной политики. Если люди теряют интерес к местным и неместным делам, непосредственно касающимся их жизни (что показал, например, не внушающий оптимизма текущий опыт по созданию ТСЖ – товариществ собственников жилья), то вряд ли можно говорить о самоуправлении на каком-либо уровне. С другой стороны, морализаторство не избавит от фактов суровой реальности. Когда люди – атомы и ячейки – в городах не знают соседей по лестничной клетке и не хотят знать! (По сути, возможности для развития местного самоуправления с полноценным, активным гражданским участием изначально в России были невелики. Они, например, существовали в «почтовых ящиках» – городах ВПК, населенных людьми, хорошо знающими друг друга по совместной работе и обладающими высоким культурно-образовательным уровнем. Определенную роль сыграло и то, что советское общество было структурировано и объединено «снизу» не по территориальному, а, скорее, по производственному принципу, через трудовые коллективы. Потом, в ходе кампании по «департизации», с запрещением создавать объединения по месту работы и учебы, этот способ самоорганизации был подорван; а структурирование общества через партии, профсоюзы и МСУ не обеспечило ему полноценной замены – так российский социум стал еще более «атомизированным».) Тем не менее организация и жизнедеятельность местных сообществ всегда осуществляются с помощью власти, пусть и именуемой самоуправлением, и эта деятельность представляет собой реальный объект изучения. Хотя, повторим, что эти политические акторы с их ресурсами и стратегиями действуют если и не в полном гражданском вакууме, то в специфической атмосфере невысокого интереса и участия со стороны населения. Этот факт нынешняя социально-политическая «физика» (по аналогии с «социальной физикой» Огюста Конта) должна постоянно учитывать и не делать вид, что среда МСУ иная. Хотя курс на выстраивание «вертикали» власти и на то, чтобы «не политизировать» проблемы, принятый сейчас в стране, делает социально-политическую атмосферу еще более «разряженной».