Вечная жизнь перед лицом смерти в.К. Загвоздкин

// Человек 1996, № 6, с. 105-107

Предлагаемая читателю статья немецкого психолога Иоганнеса Шнайдера не есть еще одна публикация на бывшую совсем недавно сенсационной и новой тему.

Она не содержит каких-то новых фактов, новых данных, подтверждающих, что смерть земная - это еще не абсолютный конец существования человека.

Стоящего на пороге смерти никогда не удастся утешить, убеждая, что он будет продолжать жить и после ухода. Сколько бы мы ни приводили "фактов", кажущихся неопровержимыми аргументов, боль от потери близкого и любимого существа не станет меньше. Все построения нашей мысли рушатся перед лицом живого присутствия, неумолимой действенности смерти. Смерть была, есть и останется тайной, трагедией, с которой нельзя примириться.

А если попытаться взглянуть на умирание так, чтобы по-новому понять саму жизнь, загадку и смысл человеческой, земной судьбы? Думаю, без такого проникновенного взгляда нечто в человеческой жизни останется навсегда закрытым для нас. Говорят, перед смертью все равны. Так ли это? Оказывается, нет. У смерти есть индивидуальное лицо. Умирание таинственным образом связано с центральной тайной бытия человека на Земле. Тайной его биографии, с тем, что в прошлом называли словом «судьба».

Пожалуй, здесь самый интересный и новый для нашего читателя аспект статьи. Сегодня каждому мыслящему человеку ясно (надеюсь, что имею право на такое высказывание): дальнейшее развитие науки о человеке не может состоять только в открытии новых эмпирических данных, фактов, долженствующих осветить еще не освещенное, сделать понятным еще не понятое. Сейчас важно найти новый угол зрения, который позволил бы иначе увидеть уже известное, обнаружить загадочное в том, что кажется уже давно описанным и объясненным, открыть новое в привычном.

Такой новый подход должен не "парить" над жизнью, а стать практически значимым, чтобы каждый человек захотел сделать что-то благое, осмысленное, что-то изменить в мире, создать то, ради чего стоит жить. Знание, обладающее такими качествами, не будет больше безличным, "объективным" знанием, которое меня, как человека, не касается, ничего не изменяет во мне и в моей жизни, в котором нет места живому человеческому переживанию.

В нем не будет места и другой крайности: неясных, расплывчатых разговоров о духе, о душе, о Боге, о вечной жизни... Такие разговоры хотя и в состоянии на время успокоить душу, но не помогают в профессиональной работе. Врач, психолог, педагог всегда имеет дело с конкретной проблемой и отталкивается, в сущности, от того образа человека, который предлагает наука. Но современная наука принципиально построена на последовательном, методическом исключении из наблюдаемых явлений загадочного, духовного компонента.

Это, конечно, имеет свою положительную сторону: костры инквизиции погасли, одержимые бесами превратились в больных, которых можно и нужно изучать и лечить... Такая трезвость естественнонаучного взгляда, без сомнения, сохранится. Назад, в средневековье, дороги нет. Но эта трезвость отсекает, уничтожает, может быть, cамое существенное - смысл. И потеря должна быть восполнена, но не тем, что мы примысливаем понятия из области духа как бы в дополнение к уже существующим. Духовное должно быть увидено, пережито.

Развитие науки о человеке - это углубление и расширение взгляда исследователя в сторону духовного, а значит, и развитие личности самого исследователя.

Может ли знание сочетать в себе точность научного наблюдения с духовным, смысловым, вертикальным измерением? Если да, то, по-видимому, в рамках такой парадигмы, которую условно можно было бы назвать духовно-научной, свободной от редукционизма любого толка, позволяющей построить новую психологию, новую науку о человеке, органически сочетающую в себе два элемента исследования -эмпирический и духовный, в которой человек не исчезает, а наоборот, проявляется, занимает центральное место.

И. Шнайдер принадлежит к медико-психологической школе, которая с самого начала своего существования пыталась работать в русле именно такого подхода, методологически ставить и обосновывать именно такой способ изучения человека. Иными словами, И. Шнайдер - антропософский психолог.

Думаю, подобный антропософский подход для нашего российского читателя является чем-то новым. В России слово "антропософия", а также имя ее создателя Рудольфа Штайнера, принято употреблять в контексте различных духовных или псевдодуховных движений восточного или гностически-оккультного толка, а не как нечто, с чем можно связать какой-то новый серьезный подход к методологии наук о человеке.

Многие видят в антропософии нечто опасное, темное, неясное, стоящее где-то в стороне от течения западной христианской культуры. Даже то, что антропософией в начале века увлекались многие представители российской интеллигенции, в том числе и выдающиеся деятели нашей культуры, трактуется зачастую как симптом упадка, а не как результат серьезных духовных поисков. Прочно укоренилось представление об антропософии, как о каком-то эпизоде культуры начала века, странном курьезе, серьезно относиться к которому не позволяет уровень современного образования и культуры, а также верность исторической национальной традиции, осуществившей тысячелетие назад христианский выбор.

Резкий контраст с такой безотрадной картиной представляет собой ситуация конца столетия. В 60-70-х годах возродился интерес к антропософии и Штайнеру, который не угас до сих пор. Общественность начинает открывать для себя антропософию заново. Характерно, что широкое обсуждение в печати началось со статьи марксиста И. Хубера с вызывающим названием "Астральный Маркс". По мнению автора, именно социально-практическая направленность - самая сильная сторона современной антропософии. Он отмечает множество точек соприкосновения, но и принципиальные различия Маркса и Штайнера, и заканчивает словами: "Нам следует выйти за пределы Маркса, но не пройти мимо Штайнера." Психолог В. Клинглер и другие исследователи считают, что антропологическая ориентация, познание человека - основной мотив, проходящий красной нитью через все творчество Штайнера, что его "Философия свободы", в сущности, есть философская антропология, предвосхитившая работы М. Шелера, Г. Плеснера и других.

Широко известно влияние антропософии на архитектуру, сценическое искусство, живопись, дизайн. Несколько лет назад в Баден-Вюртемберге образовался "богословский круг", в котором участвуют как антропософы, так и представители протестантской церкви. В 1984 году журнал "Шпигель" опубликовал ряд статей об антропософии, в одной из которых были такие слова: "Антропософская деятельность и ее воздействие на общество расширяются, изменяя образ жизни сотен тысяч людей..." Во всяком случае, далекой от жизненных задач антропософию сейчас никак нельзя назвать. Это наглядно иллюстрирует жизнь и деятельность И. Шнайдера.

Доктор Иоганнес Шнайдер родился в 1928 году в Тюрингии, в городе Хельдбурге. После окончания гимназии изучал психологию, педагогику и историю в университете сначала в Йене, потом в Киле. Затем вальдорфский учительский семинар, докторская диссертация, работа в антропософских лечебно-педагогических институтах в Швеции, преподавание и лекции в Германии, Чехии, Швеции, Австрии, Японии, Бразилии, Мексике. В это же время, в середине 60-х, он участвует в создании педагогического социального центра в Дортмунде - комплекса, включающего вальдорфский детский сад, школу, институт по подготовке социальных педагогов, учителей и воспитателей детских садов, консультационный пункт по воспитанию и семейной терапии, родительскую и лечебно-педагогическую школы, дом для престарелых и т.д. Главное в его научной работе - биография человека, так называемая биографическая терапия.

Дортмундский социально-педагогический центр - типичный продукт "нового мышления" антропософов. Мне довелось посетить его, разговаривать с его сотрудниками. Центральная идея деятельности центра - встреча человека с человеком, только благодаря которой человеческое бытие становится полноценным. И Центр создает пространство, помогает встрече. "Человек по своей природе стремится к деятельности, к проявлению инициативы". И жизнь в Центре - в школе, в детском саду, в доме для престарелых, приюте для больных - богатое поле для деятельного сотрудничества. В программу любой вальдорфекой школы, например, входит работа в больнице, в лечебно-педагогическом приюте или в доме для престарелых. Это называется "социальный практикум".

В терапевтикуме, амбулаторной клинике Центра, важную роль играет терапия искусствами, всегда занимавшая в антропософской медицине значительное место. Здесь занимаются лечебной эвритмией, пластицированием, музыкальной терапией, художественной речью.

"Жизнь современного общества устроена так, что разделяет людей, отчуждает их от природы и от результатов деятельности. Все рассматривается с точки зрения голой полезности". «Мы живем в мире, в котором знание "производит" ученый, музыку - музыкант, театр - актер, а здоровье - врач. Обычный средний человек - лишь пассивный абонент, потребитель всех этих продуктов культуры. Быть может, такой принцип и эффективен и ведет к высоким результатам, но он отчуждает человека прежде всего от самого себя. В человеке угасает его индивидуальное творческое начало». Преодолеть это отчуждение, насколько это возможно в настоящее время, и есть главная идея Центра. Но идея не ставится выше человека. "Мы не ожидаем, что благодаря идее Центра произойдет социальное чудо. Мы знаем, что в нем осуществится ровно столько новой жизни, сколько смогут вложить туда все участники, исходя из их индивидуальных внутренних импульсов".

За всяким явлением физического мира стоит связанный с ним духовный прообраз. И задача оздоровления нашей больной цивилизации состоит в том, чтобы в возможно более полной мере пытаться привести все ее части в созвучие с их духовными прообразами. В таком приведении "земного" к "небесному" выражается смысл и назначение человека на Земле. Именно в таком контексте надо понимать деятельность антропософских психологов, педагогов, врачей, священников. А теперь прочтем статью доктора Шнайдера.