Mills_R_-_Vlastvuyuschaya_Elita_-_2007_1

4

Америка не превратилась в страну, где стремление к наслаждениям и возможности всех людей сковываются малыми доходами и высокими налогами. Здесь существуют доходы достаточно высокие, чтобы оставаться высокими, несмотря на налоги, и здесь существует множество способов уклониться от налогов или свести их к минимуму. В Америке сохраняется (и ежегодно вновь создается и удерживается) слой богачей из мира корпораций, многие из которых располагают значительно большими деньгами, чем они в состоянии истратить ради своего удовольствия. Для многих из них цены на вещи попросту не имеют значения. Им никогда не приходится обращать внимание на правую сторону меню; им никогда не приходится получать от кого-нибудь приказания или делать что-либо для них неприятное, за исключением того, что они сами себе вменяют в обязанность; они не знают ограничений в расходовании средств. Им никогда не приходится делать что-либо против своей воли. Они, по всей видимости, совершенно свободны.

Но действительно ли они свободны?

На это следует ответить: да, в рамках своей

Но не связывает ли их в какой-то мере их богатство?

На этот вопрос следует ответить: нет, не связывает.

Не слишком ли это поспешные ответы? И разве не существует ответов более глубоких, более обдуманных?

Однако где они, эти более глубокие ответы? И что, собственно, значит быть свободным? Какое бы дополнительное содержание мы ни вкладывали в это слово, свобода прежде всего означает возможность делать все, что вы хотите, когда хотите и как хотите. А в американском обществе такая возможность требует денег. Деньги дают власть, а власть дает свободу.

Но существуют ли границы для всех этих явлений?

Власть денег и свобода, опирающаяся на эту власть, свои пределы, конечно, имеют. И существуют также психологические капканы, уготованные для богачей (равно как и для скупцов и расточителей любого уровня благосостояния), ущемляющие их способность пользоваться свободой и придающие ей извращенный характер.

Скупец наслаждается обладанием деньгами как таковым. Расточитель наслаждается мотовством денег как таковым. Ни тот ни другой

– если взять эти разновидности в чистом виде – не способен рассматривать деньги как средство для осуществления свободно избранных и разнообразных жизненных целей, каковы бы они ни были. Радость скупца заключается в потенциальной возможности тратить деньги, и поэтому он воздерживается от того, чтобы тратить их в действительности. Он находится в постоянном напряжении, боясь лишиться этой потенциальной возможности, – и потому никогда не реализует ее. Его уверенность в значительности своей личности и его могущество воплощены в его сокровищах; в его боязни потерять их кроется боязнь потерять самого себя. Он не просто скаредный человек и не всегда лишь алчный человек. Он бессильное творение экономической системы, один из тех, для которых целью жизни стало обладание деньгами ради денег, а не ради достижения какой-либо последующей цели. Он не в силах завершить экономический акт. И деньги, являющиеся для большинства хозяйствующих индивидуумов средством, становятся для скупца всевластной целью.

Расточитель, наоборот, представляет собой человека, для которого покупки и подарки сами по себе являются источником удовольствия. Мотовство пленяет его не ожидаемыми удобствами или удовольствием, которые можно получить от приобретенных благ. Его радость и награда заключаются в самом акте бессмысленной траты денег. И этим актом он демонстрирует свое равнодушие к деньгам как таковым. Он расточает деньги демонстративно, чтобы доказать, что он стоит выше денежных соображений, и тем самым невольно показывает, как высоко он их ценит.

Не подлежит сомнению, что среди богачей из мира корпораций можно найти людей, воплощающих собой обе эти эксцентричные крайности, порождаемые денежной экономикой. Но такие люди не типичны для данной среды. Для большинства богачей из мира корпораций деньги остаются желанным орудием обмена – идеальным и верным средством для достижения великого множества конкретных целей. Большинство из них ценит деньги только в той мере и потому, что в обмен на них они могут приобретать комфорт и веселье, общественный почет и спиртные напитки, уверенность в прочности своего привилегированного

положения, власть и заманчивые переживания, свободу и скуку.

5

Новые привилегии богачей из мира корпораций относятся к формам проявления власти денег в сфере потребления и личной жизни. Но сфера проявления власти денег, преимуществ, связанных с особым положением в сфере экономики, общественного и политического веса корпоративного богатства отнюдь не сводится исключительно к сфере потребления и накопления – корпоративного или Личного. С точки зрения американской элиты (в составе которой богачи из мира корпораций выступают лишь как одна из нескольких групп) обладание потребительскими благами фактически имеет гораздо меньшее значение, чем обладание властью над основными источниками богатства.

I. Верховным договором, определяющим политические рамки общественного строя Соединенных Штатов, является конституция. Четырнадцатая поправка к конституции содержит в себе надлежащее признание законности существования корпораций, в которых теперь сосредоточена частная собственность класса богачей из мира корпораций, управляемая административной прослойкой этого класса. Эта элита из мира корпораций, подвизающаяся в

рамках существующего политического строя, представляет собой ряд руководящих групп, образующих в совокупности известную иерархию, созданную сверху (а не выросшую снизу) и имеющую строго централизованное управление. Ведущие администраторы занимают теперь главенствующее положение в мире корпораций, а мир корпораций в свою очередь пребывает теперь по отношению к институтам, призванным осуществлять политический суверенитет народа, на положении независимого, никому не подвластного экономического царства. Экономическая инициатива прочно принадлежит ведущим администраторам из мира корпораций – и они это знают и считают это своим непременным правом, вытекающим из их положения. Как удельные князья, управляющие политически независимыми, на феодальный манер, индустриальными княжествами, они с явной враждебностью отнеслись к заботам центрального правительства о благосостоянии низших слоев населения. Рабочих, торговых агентов и снабженцев корпораций они рассматривают как подвластных подданных своего царства, а себя – как достигших вершин избранных индивидуумов американской индивидуалистической породы.

Они управляют экономикой, организованной в форме частнокапиталистических корпораций. Нельзя сказать, чтобы в течение последнего десятилетия правительство особенно вмешивалось в их дела, так как при изучении любого, в сущности, случая регулирования мы обнаруживаем, что регулирующее учреждение проявляло тенденцию превратиться в аванпост корпораций. Распоряжаться средствами производства значит распоряжаться не только предметами, но и людьми, которые, не обладая сами собственностью, привлекаются собственниками для того, чтобы работать. Их трудовую жизнь на фабрике, на железной дороге, в конторе надо строго регламентировать и регулировать. Надо иметь возможность предписывать условия на рынке труда и бороться за них с правительством или с профсоюзом. Надо решать от имени предприятия, что, сколько, когда и как производить и какую назначить цену на произведенный продукт.

II. Деньги создают возможность прямого использования экономического могущества их владельцев в партийно-политических интересах. В 90-х годах XIX в. Марк Ханна собирал среди богачей деньги для политических целей, использовав в этих целях страх, посеянный среди

них Вильямом Дженингсом Брайаном и популистскими "кошмарами". Многие мультимиллионеры были неофициальными советниками политических деятелей. Меллоны, Пью и Дюпоны принимали в течение длительного времени весьма солидное участие в финансировании избирательных кампаний, а техасские миллионеры после второй мировой войны вкладывали повсеместно в это дело внушительные суммы. В Висконсине, Дженере и Индиане они поддерживали Маккарти, в Мэриленде – Бэтмера и Билла. В 1952 г., например, нефтяной магнат Хью Коллин 31 раз вносил в избирательные фонды различные суммы от 500 до 5 тыс. долл. (что составило в общей сложности минимум 53 тыс. долл.). Его два зятя, оказавшие поддержку 10 кандидатам в конгресс, внесли по самой скромной оценке 19 750 долл. Говорят, что техасские мультимиллионеры расходуют теперь деньги на политические цели по меньшей мере в 30 штатах. Мэрчисон поддерживал с 1938 г. кандидатов на политические посты за пределами Техаса; это стало, правда, известно только после того, как он и его жена внесли в 1950 г. по просьбе Жозефа Маккарти 10 тыс. долл., чтобы помочь нанести поражение сенатору Тидингсу в Мэриленде, а в

1952 г. послали деньги, чтобы провалить коннектикутского врага Маккарти, сенатора Уильяма Бентона.

В 1952 г. "55% общей суммы, собранной 6 ведущими демократическими и республиканскими политическими комитетами [сюда входят сборы только тех групп, которые расходовали деньги в двух или более штатах], образовалось из 2407 пожертвований размером в 1000 и более долларов". Эти цифры следует, безусловно, считать минимальными, так как многие пожертвования могли быть сделаны членами семьи, носящими другие фамилии, и репортеры могли не знать об этом.

III. Прямые взносы в фонды избирательных кампаний не являются главной формой проявления политического могущества богачей. И не столько крупнейшие богачи, сколько ведущие администраторы корпораций – эти корпоративные реорганизаторы класса крупных собственников – являются теми людьми, которые превратили могущество крупной собственности в политическое орудие. По мере того как усложнялись формы врастания мира корпораций в сферу политики, администраторы эти все теснее связывались с политиками, и особенно с ведущими "политиками", образующим в