Mills_R_-_Vlastvuyuschaya_Elita_-_2007_1

совокупности политический директорат при правительстве США.

Хозяйственный деятель XIX в. известен нам как тонкий "специалист" по части торга и заключения "ловких сделок" – и таким мы привыкли его себе представлять. Но развитие крупных корпораций и все возрастающее вмешательство правительства в сферу экономики способствовали отбору, формированию и наделению привилегиями таких экономических деятелей, которые являются не столько ловкими коммерсантами, сколько профессиональными администраторами искусными политиками в области экономик". Ибо в наше время человек, желающий успешно подвизаться на экономическом поприще, будь то в качестве богатого управляющего или управляющего богатством, должен оказывать влияние на те государственные инстанции, в которых принимаются решения, чреватые последствиями для деятельности его корпорации, или же контролировать эти инстанции. Усилению и осуществлению этой тенденции к формированию экономических деятелей подобного типа способствовали, конечно, условия войны, ибо война порождает потребность в сочетании и соединении экономической деятельности с

экономических ресурсов. Война, несомненно, несет с собой расцвет корпоративной экономики; во время войны политика и экономика объединяются теснее и к тому же экономические действия корпораций получают самые безапелляционные политические оправдания: они мотивируются соображениями национальной безопасности.

"До первой мировой войны предприниматели боролись друг против друга; после войны они объединились, чтобы создать единый фронт против потребителей". Во время второй мировой войны они служили в бесчисленных консультативных комиссиях по вопросам ведения войны. Их завербовали также для более постоянной работы в военном ведомстве: многим из них были присвоены чины в резервном офицерском корпусе. Весь этот процесс проникновения бизнесменов в политику происходит уже давно и достаточно хорошо известен, но в правительстве Эйзенхауэра главные администраторы корпораций открыто присвоили себе решающие посты в органах исполнительной власти. Если раньше мы имели достаточно тесный союз бизнеса с

правительством и вместе с тем более скрытые формы политической власти бизнеса, то теперь мы имеем и совершенно открытые формы этой власти.

Есть ли надобность вдаваться в очень тонкий анализ подобных вопросов, когда министр внутренних дел Дуглас Мак-Кей выпалил без обиняков своим друзьям в торговой палате 29 апреля 1953 г.: "Мы находимся у власти как правительство, представляющее интересы торговли и промышленности?". Или когда министр обороны Вильсон открыто провозгласил тезис о тождестве интересов Соединенных Штатов Америки и "Дженерал моторз корпорейшн". Такие высказывания являются, возможно, грубыми политическими промахами – или были бы таковыми, если б существовала оппозиционная партия, – но разве они не раскрывают вместе с тем глубоко укоренившиеся убеждения и намерения?

Имеются такие заправилы корпораций, которые боятся разоблачения их причастности к правительственной политике не в меньшей степени, чем "внепартийные" профсоюзные лидеры боятся обвинения в причастности к третьей партии. В течение длительного времени богачи из мира корпораций пытались

разыгрывать из себя оппозиционную группу; наиболее дальновидные из них смутно осознали, что они могут оказаться в затруднительном положении. До Эйзенхауэра политическая власть, которой они обладали, была облечена в такие формы, что им было легче уклониться от политической ответственности; при правительстве Эйзенхауэра это не так легко. Если дела пойдут плохо, разве не станут обвинять их –

ивместе с ними весь мир бизнеса в целом?

Авот Джон Нокс Джессуп, председатель редакционной коллегии журнала "Форчун", полагает, что корпорации в состоянии заменить устаревшую систему штатов как форму самоуправления и заполнить собой, таким образом, вакуум, образовавшийся в средних звеньях власти. Ибо как глава корпоративного государства руководитель корпорации призван, оказывается, решать политические задачи, сводящиеся к тому, чтобы его подданные были довольны и счастливы в пределах разумных возможностей. Мистер Джессуп утверждает, что равновесие между сферами экономики и политики уже нарушено. "Любой президент, который хочет управлять процветающей страной, зависит от корпораций по крайней мере в такой же, а скорее всего в большей степени, чем

корпорации зависят от него. Его зависимость от корпораций напоминает зависимость короля Иоанна от феодальных баронов, собравшихся на острове Ронимеде, на котором родилась "Великая хартия".

Вцелом, однако, систему политических идей заправил корпораций как членов класса богачей из мира корпораций следует охарактеризовать как консерватизм, не опирающийся на какую-либо теоретически разработанную консервативную идеологию. Они консерваторы хотя бы уже потому, что считают себя членами некоего братства преуспевающих. У них нет идеологии, так как они считают себя "практическими" людьми. Они не ставят никаких проблем, а просто отвечают на встающие перед ними вопросы, и лишь по этим ответам можно судить об их воззрениях.

Втечение последних трех десятилетий, точнее говоря – после первой мировой войны, различие между политическим и экономическим деятелем стало менее приметным, несмотря на то, что в прошлом руководители корпораций относились с недоверием к тем людям из их среды, которые слишком долго подвизались на политической арене. Они предпочитают появляться на ней спорадически, ибо при таком образе действий они

ускользают от ответственности. И все-таки все больше и больше заправил корпораций непосредственно входило с течением времени в состав правительств; это привело к созданию новой, в сущности, системы взаимоотношений между экономикой и политикой, и в верхах этой системы мы находим тех, кто представляет богачей из мира корпораций.

Вопросы, встающие перед нами в свете этих очевидных фактов политического могущества богачей из мира корпораций, не связаны существенным образом с вопросом о личной честности соответствующих лиц и об их личных выгодах – росте их благосостояния, кредита и могущества в результате их политического влияния. Это тоже важные вопросы, которые мы разберем при описании всеобщей распространенности явления аморальности в верхах и структуры властвующей элиты в целом. Однако политически важный вопрос заключается в том, можно ли, суммируя эти факты, доказать наличие структурной связи между богачами из мира корпораций и той политической верхушкой, которую мы потом назовем политическим директоратом.

Занимают ли действительно крупнейшие богачи и ведущие администраторы из мира

корпораций, высшие классы провинциального общества и "четыреста семейств" центральных городов, решающие клики из мира корпораций – занимают ли действительно все эти элементы многие могущественные позиции в официальной политической системе? Они, несомненно, вторглись в сферу правительственной деятельности и завоевали там ряд привилегий. Но были ли они в прошлом и являются ли они ныне активными политическими деятелями? Вопреки официальной легенде, вымыслам ученых и традиционным народным представлениям на этот вопрос приходится дать вполне утвердительный (хотя и не простой) ответ.

Было бы, однако, совершенно неверно полагать, что политический аппарат представляет собой просто пристройку к миру корпораций или что он полностью захвачен представителями богачей из мира корпораций. Американское правительство не является по своей структуре или в какой бы то ни было иной простой форме комитетом "правящего класса". Оно представляет собой целую сеть комитетов, и в этих комитетах обретаются, помимо богачей из мира корпораций, и другие люди из других иерархий. Из всех разрядов людей, подвизающихся в этой сфере, самыми сложными фигурами являются

именно профессиональные политические деятели, а самыми необычными – высокопоставленные военные деятели, военная знать из Вашингтона.

VIII. Военная знать

ВXVIII в. люди, интересовавшиеся ходом исторических событий, стали замечать удивительную тенденцию в сфере?распределения власти между верхами тогдашнего общества: гражданские элементы; придя к власти, сумели подчинить себе агрессивную военщину, могущество которой, введенное в определенные рамки и нейтрализованное, уменьшилось. Случалось, конечно, и раньше – в разные периоды и в разных местах, – что военные выступали в роли исполнителей решений, принимавшихся гражданскими кругами; и все же эта тенденция, достигшая наибольшей силы в XIX в. и сохранившаяся вплоть до первой мировой войны, казалась тогда, да кажется и теперь, поразительной, потому что никогда раньше не наблюдалась она в таких масштабах и никогда раньше она не казалась столь устойчивой.

ВXX столетии это примечательное явление социального главенства гражданских элементов, оказавшееся преходящим и непрочным, начало во всех промышленных странах исчезать; и теперь – после долгого периода мира, продолжавшегося от

посленаполеоновской эпохи до первой мировой войны, – все явственнее восстанавливается прежний ход мировой истории. Везде и повсюду военщина вновь завоевывает свои былые позиции. Везде и повсюду реальная действительность воспринимается под углом зрения ее философии. Америка не является исключением: политический вакуум здесь заполнила военная знать. Вместе с руководителями корпораций и политиками генералы и адмиралы – эти беспокойные кузены американской элиты – добивались возможности " обрели все возрастающую возможность выносить решения, чреватые серьезнейшими последствиями, и влиять на подобные решения.