Mills_R_-_Vlastvuyuschaya_Elita_-_2007_1

о гражданине, то до самого последнего времени он был вообще изолирован от других областей американской жизни. Являясь духовным продуктом закрытой системы образования, имея за плечами жизненный опыт, который определялся военным уставом и системой, построенной на принципе строгого чередования служебных постов, он предстает перед нами как человек, сотворенный по крайне стандартному образцу.

Современные военные деятели, начиная с генерал-майора и выше, похожи один на другого как внутренне, так и внешне. Это взаимное сходство у них выражено сильней, чем у других людей из высших кругов общества. Что касается внешнего сходства, то, как заметил Джон Марканд, часто создается впечатление, что одинаковая военная форма включает в себя одинаковую маску, и уж непременно одинаковое выражение лица. Мы видим перед собой решительный рот и, как правило, твердый взгляд; постоянное стремление ничего не выражать своим видом; прямую фигуру, квадратные плечи и размеренную походку. Они не ходят, а крупно шагают. Эффективность всей системы военного воспитания и выучки сказывается в том, что они в значительной мере похожи друг на друга и по

своему восприятию жизни и своим взглядам. Принято говорить, что у них "военный склад ума", – и это не пустая фраза: она повествует о плодах специальной бюрократической системы обучения; она характеризует результаты системы формального отбора, одинакового жизненного опыта, общих дружеских связей и одинаковых сфер деятельности – и все это в рамках сходного

ираз навсегда заведенного порядка. Она говорит

ио роли военной дисциплины, требующей мгновенного и механического повиновения вышестоящим начальникам. Военный склад ума подразумевает также общность взглядов, основой которых является метафизическое восприятие действительности как преимущественно военной действительности. Даже в чисто военных вопросах такой ум не доверяет "теоретикам" хотя бы потому, что мышление последних отличается известным своеобразием: бюрократическое же мышление – это упорядоченное и эмпирическое мышление.

Тот факт, что им удалось взобраться на верхние ступени военной иерархии, которую они почитают больше, чем всякую другую, рождает у преуспевающих военных руководителей чувство уверенности в своих силах. Всякого рода привилегии, связанные с их высокими постами,

делают их еще более самоуверенными и самонадеянными. И то сказать: если бы они потеряли веру в себя, то что еще осталось бы им потерять? В определенной, строго ограниченной области жизни они часто являются вполне компетентными людьми, но при их преданности военному ремеслу, привитой воспитанием, эта область зачастую представляется им единственной, которая действительно чего-то стоит. Их служебной деятельности сопутствует целая система прерогатив и чиновных привилегий, и благодаря этому они чувствуют себя экономически обеспеченными, свободными от материальных забот. Это, правда, не всегда богатые люди, но им никогда не приходится сталкиваться с теми тревогами и страхами, связанными с поисками средств к существованию, с которыми приходится сталкиваться людям из низших и средних классов общества. Их положение на служебной лестнице определяет также, как мы видели, их положение в обществе: борьба за высокое общественное положение, которую им пришлось вести, развертывалась в рамках четкой и хорошо организованной иерархической системы, где каждый знает свое место и не соперничает с тем, кто стоит выше.

В этом военном мире споры и дискуссии

пользуются не большим почетом, чем метод убеждения: тут приказывают и повинуются, и никакие вопросы, даже малозначительные, не подлежат решению путем голосования. Жизнь в военной среде соответственным образом сказывается на представлениях, которые человек с военным складом ума имеет не только о военных институтах, но и о других институтах. Высокопоставленный военный часто рассматривает экономические институты как средство, предназначенное для производства военного снаряжения, а крупную корпорацию – как своего рода военное учреждение, но только дурно управляемое. В его мире, мире военных, заработная плата строго определена, а профсоюзы совершенно немыслимы. Политические институты он считает только помехой в делах. По его мнению, в них часто царит коррупция и они обычно плохо функционируют; в них работает множество недисциплинированных и сварливых существ. И надо думать, что он не очень-то огорчается, когда ему приходится слышать о гражданских и политических деятелях, поставивших себя в глупое положение.

Вот такие-то люди, с умами и взглядами, сформировавшимися под воздействием таких вот

условий, заняли в послевоенной Америке положение, позволяющее им вершить высокую политику. Нельзя утверждать – и мы это сейчас докажем,– что они непременно стремились захватить эти новые позиции; усиление их влияния произошло в значительной мере из-за банкротства гражданских политических деятелей. Впрочем, можно, пожалуй, сказать – как это заметил в той же связи К. С. Форестер, – что для осуществления бескрылой политики, разработанной такой элитой, которая лишена воображения, нужны и исполнители, не обладающие живым воображением. Но вместе с тем следует сказать, что толстовское представление о роли генерала должно быть теперь расширено. Генерал – это не только человек, вселяющий в других чувство уверенности своим умением вести себя так, будто он понимает, что происходит в путанице боя; он является также администратором, распоряжающимся людьми и машинами, из которых складываются значительно усилившиеся ныне средства насилия.

После второй мировой войны крупная военная карьера делается несколько иначе, чем в межвоенный период. Будущий военный руководитель, человек, которому предназначено

стать членом военной верхушки, обычно проходит теперь свою решающую стажировку в Пентагоне, где за работой каждого человека, занимающего низший или средний пост, неусыпно следит его начальник и где на самом верху гражданские и военные люди постоянно проверяют друг друга. В свои тридцать лет армейский подполковник или флотский капитан III ранга совершает свой решающий прыжок – если он вообще совершает его – скорее всего в Пентагоне или в учреждении, непосредственно примыкающем к Пентагону. Здесь, будучи винтиком сложной машины, он может обратить на себя благосклонное внимание влиятельных людей; здесь его могут назначить на штабную должность, а позднее дать ему многообещающую оперативную должность. Так, в свое время на Першинга произвел благоприятное впечатление Джордж Маршалл, на Нимица – Форрест Шерман, на Хэпа Арнольда – Лорис Норстэд, на Эйзенхауэра – Грюнтер, а на Грюнтера – Шайлер.

Чем обычно занимается будущий военный руководитель в Пентагоне, в котором работает, надо думать, больше адмиралов, чем младших лейтенантов флота, больше генералов, чем старших лейтенантов армии? Он не командует там людьми – и до поры до времени не командует

даже секретарем. Он читает доклады и составляет короткое резюме в виде межведомственного меморандума; он наклеивает на документы цветные ярлыки – красный для срочных бумаг, зеленый для спешных, желтый для экстренных. Он входит в одну из 232 комиссий. Он подготавливает сведения и проекты для тех, кто принимает решения, тщательно приноравливаясь при этом к мнению своего начальника. Он старается прослыть "растущим" молодым человеком – и даже (как это принято в мире корпораций) протежируемым молодым человеком, находящимся под чьим-то покровительством. Так же как во всех бюрократических организациях, он старается действовать в соответствии с уставом, умея, однако, гибко применять его, с тем чтобы прослыть оперативным работником, хорошим толкачом; в низших инстанциях он способен добиться утверждения еще одного секретаря для своей канцелярии, а в высших – сформирования еще одной авиабригады.

Теперь нам надлежит рассмотреть деятельность военной знати в еще более высоких сферах.

IX. Возвышение военщины

После событий в Пирл-Харборе руководители возросших американских вооруженных сил стали пользоваться значительной автономией и вместе с тем начали оказывать большое влияние на своих коллег, действующих в сфере политики и экономики. Одни профессиональные солдаты отошли от военных дел и вступили в другие высокие сферы американской жизни. Другие, оставшись солдатами, своими советами, информацией и суждениями оказывали влияние на решения людей, облеченных властью в делах экономических и политических, а также в области просвещения и науки. Снявшие военную форму генералы и адмиралы, равно как и оставшиеся при ней, пытались формировать политические воззрения низших слоев населения; при решении спорных политических проблем они (открыто или тайно) бросали на чашу весов свой авторитет.

Во многих таких спорах военные руководители добивались своего, в других случаях они препятствовали тем действиям и решениям, которые они не одобряли. Одни решения принимались под их веским влиянием, против других они возражали и потерпели

неудачу. И все же они сейчас более могущественны, чем когда-либо за всю историю существования американской элиты; теперь у них больше возможностей влиять на многие области американской жизни, в которых распоряжались раньше одни лишь гражданские элементы. У них появилось больше связей, и действуют они сейчас в стране, элита и широкие слои населения которой восприняли то, что может быть названо не иначе, как военным подходом к действительности. В прошлом военные руководители были всего лишь докучливыми бедными родственниками американской элиты; теперь они стали ее двоюродными братьями, а вскоре, быть может, перейдут на положение старших братьев.

1

Хотя генералы и адмиралы все больше и больше вторгаются в область экономики и политики, военное воспитание, под влиянием которого сформировались их характер и воззрения, не перестает в них сказываться. Но вместе с тем условия успешного продвижения по высоким ступеням их новых карьер стали иными. Внимательно присмотревшись к ним сегодня, можно заметить, что некоторые из них не так уж отличаются от заправил корпораций, как это можно было бы ожидать, а другие скорее смахивают на политических деятелей своеобразного типа, чем на военных деятелей того склада, который соответствует нашим обычным представлениям.

Утверждалось, что военный мог бы практически выполнять функции штатского руководителя (например, министра обороны) лучше, чем штатский человек, мало знакомый с военными делами и военными кадрами, которого легко могут провести окружающие его генералы и адмиралы. По аналогии с этим можно было бы думать, что военный человек, занимающийся политикой, не способен иметь твердой, самостоятельной и решительной политической