Методология_Литература / droizen

РЕЧЬ, ПРОИЗНЕСЕННАЯ ПРИ ВСТУПЛЕНИИ В БЕРЛИНСКУЮ АКАДЕМИЮ НАУК

Ежемесячные доклады Берлинской Королевской прус> ской Академии наук за 1867 год. Берлин, 1868. С. 398–403.

Королевской Академии наук, своим выбором удосто> ившей меня высокой чести, я приношу самую искрен> нюю благодарность, высказать которую я тем более считаю своим долгом, что в этом призвании вижу благо> склонную снисходительность, каковую проявили в этом Ученом собрании при оценке моей деятельности.

Не без робости я вступаю в него.

Мне не было суждено посвятить свои ученые штудии одной великой задаче, чтобы, занимаясь ею и продвига> ясь далее в соседние сферы, разработать свое собствен> ное поле исследования. И если все же, в конце концов, из различных начинаний и незавершенных проектов, на которые я могу оглянуться, складывается некая мо> заика, в которой они обобщаются, то это, скорее, не ре> зультат, который я мог бы представить Ученому собра> нию, а проблема, которую я желал бы решить.

В юности я принял решение заняться исследованием того периода древней истории, который лежит между временем Александра и Цезаря и ведет от греческой эпохи к христианству. В истории этих веков, которая, как невозделанная пашня, лежала между штудиями классической филологии и теологии и которую они предпочитали обходить стороной, мне казалось воз>

574

можным доказать эллинизм как подлинно значитель> ную и плодотворную систему и изложить его участие в формировании новой мировой эпохи. Чтобы справить> ся с этой задачей, я не мог не познакомиться с классиче> ским периодом греческой истории и ее великими пред> ставителями вплоть до Демосфена. За исследованием преобразования Греции и Востока, начавшегося с три> умфальных походов Александра, формирования систе> мы эллинистических государств должно было бы по> следовать изучение ее упадка на Востоке и на Западе и сопровождающего его разложения древних народов и их культур, которое нашло свое характерное выраже> ние в теокрасии, в просвещении и суевериях — а не в ре> лигии — в серапизме и халдействе.

Перемена моих жизненных обстоятельств16 постави> ла передо мной совершенно новые задачи и заставила меня слишком близко соприкоснуться с политически> ми событиями того времени. Там, в пограничных не> мецких областях, наиболее подверженных всевозмож> ным угрозам, особенно живо и непосредственно ощу> щались недостатки нашего политического устройства, предначертанного нашей нации при преобразовании Европы.17 Там ранее и более определенно, чем где>либо в другом месте, стали понимать, что среди многих и многообразных государств, на которые была раздроб> лена наша нация — казалась раздробленной, чтобы тем быстрее разойтись в разные стороны — имеется только одно,18 которое по своей истории, своим матери> альным и моральным средствам и благодаря данной ему в высшей степени иррациональной территориаль> ной формы, по своей насущной потребности предназна> чено найти в этом conjunge et imperabis19 норму своей политики, должно быть призвано к тому, чтобы, опе> кая, управлять судьбами Германии, и, управляя, опе> кать ее.

К истории этого государства я и обратился.

Я начал с изучения последней значительной эпохи, которую пережили Пруссия и Германия. Историческое восприятие этой великой эпохи, доминирующее и в на>

575

шей литературе и в широких кругах нашего народа, на> ходилось как бы под игом того иноземного господства, которое было сломлено в мощном подъеме гордого не> мецкого духа и славных сражениях;20 о нашей истории того времени только изредка и кое>где появлялся от> дельный листок; в наших официальных кругах вплоть до сороковых годов не было по>настоящему оценено, какое значение, в том числе и политическое, имеет за> дача дать народу образ самого себя в его истории.

То обстоятельство, что это, наконец, произошло, что в жизнеописании Штейна21 и на основе архивных доку> ментов впервые был показан весь внутренний костяк прусской и немецкой истории, подействовало на энту> зиастов воодушевляюще и явилось для них неоценимой поддержкой. Почти одновременно вышли в свет «Де> вять книг прусской истории»,22 в которых на основе ак> тов была изложена ранняя эпоха, когда создавалась прочная административная и финансовая структура го> сударства. И мне тогда было милостивейше позволено пользоваться государственными архивами для написа> ния «Истории прусской политики».23 И чем дальше продвигаются исследования, прослеживающие возрас> тающее значение власти и политики этого государства, тем яснее они показывают, как важно, когда историю государства, становление его внутренних институтов и его положение в мире воспринимают прежде всего из его собственных архивных актов, с его собственной точ> ки зрения.

Тем самым я касаюсь давней полемики, которая в разных формах все снова разгорается в нашей науке. Не только эта полемика, но прежде всего она, застави> ла меня заняться теоретическим вопросом о природе нашей науки. С древних времен над ней тяготеет пред> взятое мнение, что она !m¯qodos álh; и господствую> щее в классической античности представление, что она относится к области риторики, воскресло в наше время — помимо требования и благосклонности взы> скательных читателей — в признании, утверждаю> щем, что история является одновременно и наукой, и

576

искусством. Если достославная геттингенская истори> ческая школа прошлого столетия, хотя и не первая, попыталась сделать систематический обзор области истории и развить ее научный метод, то с ее стороны не было недостатка в наименованиях и остроумных раз> личениях. Например, в наш обиход вошли от нее та> кие названия и подразделения, как всемирная исто> рия, всеобщая история, история человечества, истори> ческие элементарные и вспомогательные науки; но ме> тод, которому она учила, был лишь техникой истори> ческой работы; и принятое ею выражение Вольтера «философия истории» было как бы приглашением, ад> ресованным философии, взять на себя обоснование не только исторического процесса познания, которое в высшей степени заслуживало бы благодарности, но и обоснование связей исторически полученных резуль> татов, пока затем в одной системе не был сконструиро> ван общий исторический труд всего рода человеческо> го как самодвижущаяся идея. В другой же системе учили об этом самом общем труде человечества, что «всемирная история, собственно говоря, есть только случайная конфигурация и не имеет метафизического значения». С другой стороны, требовали в качестве на> учной легитимизации нашей науки, обозначая как ее задачу, нахождение законов, по которым движется ис> торическая жизнь и изменяется. Ей рекомендовали за> имствовать норму из географических факторов и «пер> возданной естественности»; в связи с так называемой «позитивной философией» была сделана весьма при> влекательная попытка «возвести» историю, как заяв> ляли, «в ранг науки».

Как будто в сфере исторической, т. е. нравственной, жизни достойна внимания только аналогия, а анома> лия, индивидуальное, свободная воля, ответствен> ность, гений — все вздор; как будто это не научная зада> ча искать пути исследования, верификации, понима> ния движений и последствий человеческой свободы и самобытности,— все равно, считают ее малой или боль> шой — ее исторической временно´й последовательно>

577

сти — ибо для одновременной рядоположенности суще> ствуют другие дисциплины. Ибо, впрочем, у нас есть и неопосредствованное, субъективное понимание челове> ческих вещей, любого выражения и отображения чело> веческих мыслей и чувств, выражения, которое вос> принимается нами, насколько его еще можно воспри> нять; но следует найти методы, чтобы получить объек> тивный критерий и контроль этого непосредственного и субъективного восприятия и тем самым обосновать, исправить и углубить наше восприятие — тем более здесь у нас о прошлом имеются только мнения других или фрагменты того, что некогда было. И только это, кажется, может быть смыслом исторической объектив> ности. Следует обобщить эти методы, развить их систе> му, их теорию и таким образом установить не законы истории, а только законы исторического процесса по> знания и знания.

Перед лицом больших и блестящих достижений так> же в области исторического исследования, в которых соревнуются на протяжении трех поколений образо> ванные нации, вопросы, которые возникают перед нами, никак нельзя переоценить не только потому, что гениальность не нуждается в правилах бэфпЯ гЬс еЯуй ньмпй; нужно признать, что значимость тех вопросов прежде всего лежит в иной области, а не в сфере рабо> тающего историка.

Но сущность нашей дисциплины неясна, небесспор> на, не уверена в себе; на уровне современной общей на> учной жизни нет недостатка в направлениях, не говоря уж о результатах, которые могут предостеречь и напом> нить всем нравственным наукам, особенно истории, о том, что необходимо исследовать прочность их фунда> мента и надежность надстройки.

И если мы находим смысл научного характера наше> го эмпиризма, если мы определяем средства, надеж> ность, границы исторического знания, если мы в жи> вом соперничестве наук утвердим место нашей науки, обоснуем ее компетенцию в спорных областях и, уве> ренные в таком признании, будем продолжать работу

578

на общее благо и на пользу друг другу, оказывая по> мощь и принимая ее, то будет чрезвычайно важно, за> нимаясь такими теоретическими вопросами, раскрыть, исходя из сущности исторического эмпиризма, метод нашей науки и на основе применимости этого метода определить ту область, которая нам подобает.

Примечания

1 На поругание и погибель жизни (лат.). 2 Сосуд гнева (лат.).

3 Слово, которое было в начале (др.$греч.).

4 Лихтенберг (Lichtenberg) Геор Кристоф (1742–1799), немецкий писатель>сатирик, просветитель, историк искусства.

5 Олений парк (франц.).

6 Сила инерции (лат.).

7 Занятие, лишенное метода (др.$греч.). 8 Незрелый (англ.).

9 Недоразумение, путаница (лат.).

10Истина скорее становится очевидной из заблуждения, чем из путаницы (лат.).

11Софизмы, уловки, трюки и т. п. (др.$греч.).

12Перводвигатель (лат.).

13Окен (Oken, настоящее имя Okenfus) Лоренцо (1779–1851), немецкий естествоиспытатель.

14Здесь у Дройзена игра слов: глагол «wissen» (знать), его причастие «gewusst» (знаемый), существительное «Wissen» (знание) и прилагательное «gewiss» (верный, несомненный); а также глагола «wahrnehmen» (ощутить, воспринимать) и прилагательное «wahr» (истинный).

15Философия истории (франц.).

16В 1840 г. Дройзен был приглашен на кафедру истории университета в Киле.

17Дройзен имеет в виду решения Венского конгресса 1814– 1815 гг.

18То есть Пруссия.

19Объединяй, и ты станешь властвовать (лат.).

20Освободительная война 1813/14 гг. против французского иноземного господства.

579

С О Д Е Р Ж А Н И Е

III. Интерпретация . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 230 Исследование истоков. § 37 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 230

Формы интерпретации. § 38 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 234 а) Прагматическая интерпретация. § 39 . . . . . . 238 б) Интерпретация условий. § 40 . . . . . . . . . . . . . 247

581

582