Глава 2

Сакральная поэзия, мифы, предания, легенды, ритуалы и храмовые центры

Сакральная поэзия

Одна из основных характеристик бесписьменного об­щества заключается в наличии религиозного знания, кото­рое передается в устной форме из поколения в поколение. Знание о сверхъестественном, которое служит объяснением естественного, зримого мира, составляет основу бесписьмен­ной информационной деятельности, ее важнейшее, жизнен­но необходимое содержание.

Представления о потустороннем мире передаются в раз­личных устных формах, но особенно значительной из них является сакральная поэзия. Наиболее ярким примером была и остается до настоящего времени «Ригведа». «Ригве-да» и ее место в истории информационной деятельности бу­дут рассмотрены подробно в главах, которые посвящены процессам сохранения информации. Здесь необходимо лишь отметить, что само слово «веда» обозначает священное знание, которое включает в себя всю сумму знаний челове­ка того времени о себе и окружающем мире (22, с. 427).

«Ригведа» состоит из гимнов, в которых содержится ин­формация о богах и способах связи с ними. Гимны — это не только рассказы о небесной обители, но также информаци­онный канал, по которому просительные молитвы достига­ют потустороннего мира (7, с. 84). Естественно, что просьбы включали также некоторые сведения о просителях и обсто­ятельствах их жизни. В результате для бесписьменной эпо­хи «Ригведа» оказалась практически единственным источ­ником сведений о том, что происходило в Северной Индии на протяжении многих веков на рубеже 11—I тысячелетий до н. э. (22, с. 427). По гимнам «Ригведы» можно установить, например, район обитания индоарийских племен и полу­чить сведения об их географических познаниях (7, с. 46).

У многих народов религиозные гимны и молитвы сохра­нились в поэтической форме. Это касалось практически всего пространства земного шара. В качестве примера мож­но привести инков в Перу (89, с. 236) и священные песни австралийских аборигенов. В священных песнях Австралии применялся своеобразный мнемонический прием. Одно слово могло передавать целую серию образов и иметь ряд символических значений (5, с. 287).

Мифы

Слово «миф» за всю историю своего существования оказалось столь же многозначно, как и многие другие широ­ко распространенные термины. В качестве примера можно привести слово «культура», определениям которого посвяще­на специальная монография. В ней учтено 164 определения «культуры» (84). В информационной сфере широко известны множественные определения слова «библиография», кото­рые были выявлены при разработке терминологического стандарта.

Уже в античности в толковании мифа возникли следу­ющие направления, которые сохраняют свое значение до настоящего времени: символ (Платон), фабула (Аристо­тель), персонификация божественных функций (стоики), орудия в руках жрецов и правителей, поддержка власти (Эпикур), аллегории (Эмпедокл), отражение истории и исто­рических событий (Эвгемер), логические категории с аллего­риями учения о переселении душ (неоплатоники) (23, с. 28, 41, сноска 2). В представленном перечне важно, что кроме различных сакральных функций за мифом как хранителем истории признается властная и информационная ценность. Важно также, что мифы возникли в бесписьменную эпоху и первоначально передавались в устной форме у всех племен и народов, независимо от места их обитания (см, например, греческие мифы, мифы Восточной и Центральной Азии, Северной и Южной Америки, Сибири и др.) (11, с. 120; 13, с. 198; 82, ч. 1, с. 964-965; 83, т. 3).

Мифологическое мышление соответствует менталитету бесписьменной культурной традиции (50, с. 176). Оно явля­ется элементом коллективной или исторической памяти (104, т. 1, с. 305). Для сохранения собственной жизни люди обязаны помнить все, что произошло в прошлом с самого начала (ab origine). т. е. о происхождении мира, человека, социальных и культурных институтов (80, с. 44). Однако имеется различие между мифом и историей.

Э. Эванс-Причард остановился на этом различии в сво­ей лекции «Антропология и история», прочитанной в 1961 г. Представляется целесообразным привести этот отрывок полностью:

«Обычно антрополог (если только он не использует об­щее слово «традиция» в отношении всего, что связано с про­шлым народа) ссылается на «историю», чтобы обозначить то, что представляется ему более или менее вероятным, и ссылается на «миф», чтобы обозначить то, что представля­ется ему маловероятным или невозможным. Но ведь миф и история — вещи разные по своему внутреннему содержа­нию, а не просто по той оценке, с которой они отвечают на тест истинности фактов. Сообщение может быть правди­вым, но мифическим по характеру. Или, наоборот, сообще­ние может быть ложным, но вместе с тем историческим по характеру. Я не могу останавливаться подробно на этом сложном вопросе и перечислю лишь те черты, которые, по моему мнению, действительно отличают миф от истории. В мифе существует не столько последовательность событий, сколько моральная наполненность ситуаций, по причине чего мифу свойственна аллегоричность и символичность форм. Миф, в отличие от истории, не существует как «про­шлое, замкнутое в оболочке настоящего», — он представля­ет собой, так сказать, «переигрывание» события, сплавляю­щее в себе прошлое и настоящее. Как правило, миф имеет «вневременной» характер и не связан с историческим временем. Даже в тех случаях, когда связь с историческим вре­менем все-таки прослеживается, миф остается «вневремен­ным» в том смысле, что он может повториться в любое вре­мя на историческом отрезке. Архетипы, присутствующие в мифе, не ограничены жестко с точки зрения пространства и времени. Невероятные и абсурдные элементы мифа не сле­дует понимать буквально, и в них не следует усматривать «наивность восприятия» людей. Они и составляют сущность мифа. Самим тем, что события лежат за пределами челове­ческого опыта, миф будит воображение людей и их творчес­кие способности. Наконец, миф отличается от истории и потому, что в любом обществе люди сами относятся к ним по-разному. Люди не усматривают в исторических событи­ях и мифических событиях явлений одного и того же по­рядка. Ни один грек не видел могучего Зевса, зоркой Афи­ны и быстроного Гермеса, кроме как на театральной сцене» (72, с. 279—280).

Мифы — это относительно стандартизированная рели­гиозная информация в устной форме (5, с. 170). Они дают живым людям сведения о потустороннем мире, независимо оттого, кто является его обитателями. Так, на о. Новая Гви­нея у группы маринд-аним бытуют мифы о деяниях тотеми-ческих предков, полуживотной-получеловеческой приро­ды, так называемых демов (11, с. 46—47). В Австралии события священных песен аборигенов относятся к време­нам сновидений. Аборигены верят, что они в неизменном виде передаются из поколения в поколение и достались лю­дям от мифических предков (5, с. 288, 292).

Особенность австралийских мифов заключается также в том, что ни одна локальная группа не обладает ими цели­ком. Обычно отдельная группа знает лишь один мифологи­ческий фрагмент, в котором повествуется о каких-либо дей­ствиях определенного существа. Аборигены, живущие по соседству, могут обладать следующим фрагментом того же мифа. Так что миф по частям распределяется между группа­ми, занимающими обширную территорию. Время от време­ни члены этих групп собираются и устраивают инсцениров ки своих фрагментов. Однако воспроизвести миф полнос­тью невозможно, так как группы, владеющие его отдельны­ми частями, иногда даже не знают друг друга (5, с. 174).

Еще одна особенность австралийских мифов — их различное информационное содержание в зависимости от назначения. Версии мифов, которые предназначены для священных обрядов, более полные. В них дается особая интерпретация мифических событий и деталей повествова­ния, раскрывается символика мифа и употребляются осо­бые священные слова. Кроме священных, существуют об­щедоступные версии, даже варианты для детей (5, с. 304).

В примитивных обществах миф считается абсолютной истиной, так как он передает священную историю. По­скольку миф является истинным и священным, он является образцом для подражания и повторения, моделью и оправ­данием для текущей жизни. Путем подражания образцовым поступкам божества или мифического героя и даже просто повествованием об их поступках человек отрывается от свой мирской повседневной жизни и магически переносится в истинное, священное время (82, с. 23). Таким образом, для человека бесписьменного общества сведения, заключенные в мифе, имеют первостепенную ценность. Они являются единственно надежной информацией о настоящем, реаль­ном мире (5, с. 23).

Предания, легенды, фольклор

Предания, легенды и другие формы фольклора, вплоть до сказок, ближе к текущей жизни людей, чем мифы. Как правило, это рассказы о прошлом, как далеком, так и близ­ком. Некоторые фольклорные формы отражают факты исто­рии и объективной реальности (79, с. 56). Так, в преданиях и легендах австралийских аборигенов нередко скрываются смутные воспоминания о реальных событиях далекого про­шлого и о происхождении различных этнических групп (33, с. 319-320).

С точки зрения сохранения информации в преданиях и легендах представляют интерес также рассказы абхазов о своем происхождении. В различных преданиях были зафик­сированы как аборигенные, так и миграционные версии происхождения этого народа. Вероятно они отражают про­исхождение отдельных родоплеменных групп. К миграци­онным относится общенациональное предание о южном происхождении предков современного абхазского народа в целом. Оно ведет абхазов из Малой Азии, Ближнего Востока и Египта. Наличие в устном народном творчестве абхазов эт-ногенетических преданий разного содержания свидетель­ствует о сложном и длительном процессе формирования древнеабхазского этноса, о том, что в его образовании при­нимали участие как аборигенные, так и пришлые родопле-менные группы (27, с. 174—175).

Родовые предания и легенды эвенков содержали ин­формацию о местах обитания предков, их жизни и родос­ловных, что было жизненно важно в период переселения древних тунгусов по тайге, их выхода в новые места и вза­имодействия со встречающимися группами другого насе­ления. Предания могли также включать рассказы о случа­ях недавнего прошлого, которые передавались по тайге. У эвенков, живших на территории Якутии, была остория (от рус. «история») о якутском герое Тыгыне (13, с. 199—201).

У эскимосов имеются фольклорные формы, которые можно считать переходными от мифов к прозаическим рас­сказам. Некоторые из них называются «Рассказы о действи­тельных событиях». Они содержат установку на правдивость описываемых событий. Место действия, ситуация и даже имена действующих лиц могут быть реальны. Чтобы уси­лить у слушателей ощущение достоверности, рассказчики прибегают к ссылке на всем известные отдельные факты, которые, по их мнению, должны подтвердить достоверность рассказанного. Среди фольклорных текстов такого рода вы­деляются рассказы о морских путешествиях и контактах на­родов полярного бассейна северо-востока Азии и северо-за­пада Америки. В устной традиции эскимосов имеются сведения об обменной торговле: маршруты торговых экспе­диций, наименования ввозимых и вывозимых товаров, ин­формация о ярмарках (39, с. 208—209).

В Африке предания также содержат историческую ин­формацию. Так, сказители в некоторых африканских пле­менах еще в середине XX в. сохраняли и передавали своим потомкам имена, даты, описание дел и поступков своих правителей и события жизни своих народов за последние 400 лет (56, с. 21). У группы афикпо ибо, которая принадле­жит народу ибо в Восточной Нигерии, имеются историчес­кие предания, содержание которых составляют сведения о происхождении деревень и генеалогии (95, с. 33). У народа хауса на севере Нигерии исторические повествования рас­сказывают о происхождении народа и его обращении в му­сульманство (90, с. 147).

Страна зулусов — Зулулэнд — расположена в юго-вос­точном углу африканского континента и омывается Индий­ским океаном. Пока кланы банту оставались независимыми и придерживались древнего уклада жизни, они проявляли глубокий интерес к делам своего племени и тщательно хра­нили предания о своем прошлом. Эта мирная эпоха оборва­лась вследствие энергической деятельности завоевателей — Чаки, Мзиликази и Дингаана, особенно с 1820 г. Позднее, в 1831 г., в Трансвааль вторглись бурские переселенцы. В ре­зультате все древние предания были забыты и утрачены на­всегда в связи с тем, что объединение разрозненных зулус­ских кланов стало невозможным (10, с. 23). Исчезновение местных преданий связано также с повышением грамотно­сти населения и с изменениями приоритетов ценностей. Последнее характерно не только для Африки, но и для дру­гих континентов и стран мира.

С другой стороны, фольклорные традиции, в которых важное место занимают предания и легенды, сохраняются у многих народов, несмотря на возникновение новых форм культуры. Так, в Турции национальные фольклорные тра­диции поддерживают многочисленные певцы-сказители, без выступлений которых не обходится ни один сельский праздник. Устная традиция сохранилась также в эпической поэзии (см. гл. 3).

Ритуалы

Ритуалы (обряды) являются одной из форм представле­ния информации (104, т. 1, с. 305). Они могут рассматри­ваться как мнемонические сакральные символы (43, с. 5). Информация, которая содержится в ритуале, должна вос­производиться во время обряда с абсолютной точностью. Иначе обряд лишается всякой ценности и силы. В древней Индии это четко выразилось в аргументах, которые приве­ли к созданию одного из вспомогательных материалов к «Ригведе» — «Брихаддевата». Вот как в первых шлоках со­ставитель объясняет причины создания этой работы:

«1. С уважением к провидцам (составителям) формул я в порядке традиционного текста («Ригведы») для (всех) строф установлю божество гимна, строфы, полустишия и стиха.

2. В каждой формуле следует знать божество с точностью: ведь тот, кто знает божества формул, понимает цель (обряда).

4. Ведь никто без абсолютно точного знания божеств (к которым обращена формула) не сможет пожать плоды тра­диционных или ведических церемоний» (БД I. 1—2,4) (76).

Святость предполагает точность обряда, его фиксиро-ванность и неизменность. Неизменяемость и сакральность обусловлены обоюдно: святость предполагает ритуальную фиксированность, неизменяемость служит свидетельством и гарантией святости (6, с. 52—53). Информация в ритуалах является выражением древних представлений о том, как должна осуществляться связь с потусторонним миром. Ри­туалы вновь и вновь возрождают память о древних событи­ях (80, с. 48).

Правила ритуалов незыблемы. Святость ритуала охра­няет информацию, которую он содержит, от каких-либо из­менений. В качестве примера можно привести широко распространенный обряд инициации. Этот обряд ни в коей мере не является импровизацией. У австралийских абориге­нов правила инициации незыблемы, передаются из поколе­ния в поколение и считаются унаследованными от мифи­ческих предков. Это является наследием культа предков, который был широко распространен в первобытном обще­стве (1, с. 226; 5, с. 177).

Храмовые центры

Храмовые центры также были хранителями информа­ции в обществе, которое не знало письменности. Эта тради­ция сохранялась и в дальнейшем, начиная с храмов древне­го Египта и вплоть до настоящего времени. Наиболее известным центром такой информации в древности был знаменитый Дельфийский оракул.

История панэллинского святилища и оракула Аполло­на в Дельфах восходит к микенскому времени, а его расцвет и влияние на общегреческие дела приходится на VII—V вв. до н. э. Без совета Пифийского бога или покровителей дру­гих крупнейших святилищ греки не начинали ни одного во­енного предприятия (40, с. 6, 9—10). Геродот (V в.) передает около ста оракулов (20 изречений пифии в стихотворной форме, остальные — в прозаическом переложении или в виде упоминания об их существовании). Пророчества про­износились пифией в устной форме, но затем они фиксиро­вались и сохранялись в архиве храма. Пророчества, приве­денные Геродотом, возможно, восходят также к словесным пересказам служителей святилища Аполлона (40, с. 15—16). Во всем мире храмовые центры, подобные Дельфийскому, играли важную роль в общественной жизни как хранители информации о мудрости и опыте предшествующих поколе­ний. Они были своего рода «банками данных», к которым могли обратиться современники перед тем, как принять не­обходимое решение.