Глава 3 Эпическая и лирическая поэзия

Эпическая поэзия

Информация в эпической поэзии существенно отличает­ся от других форм информации в бесписьменном обществе. Это связано с особенностями этого поэтического жанра. Эпос не всегда точен в передаче и трактовке исторических фактов. Это объясняется тем, что он исходит из обществен­ных интересов и запросов того времени, когда происходит его исполнение. Это соображение особенно весомое для эпо­хи, когда данное эпическое произведение еще не было за­фиксировано в письменной форме. С другой стороны, даже в настоящее время, когда письменность во всем мире суще­ствует давно и уже началась техногенная эпоха, не только поэзия и литература в целом, но также научные исследова­ния, несущие в себе историческую информацию, бывают заражены вирусом злободневности. В таких произведениях информация о прошлом может быть окрашена и даже иска­жена в угоду интересам как авторов, так и общества в целом или его отдельных секторов.

Особенностью эпических поэм разных народов (неред­ко разделенных в географическом и хронологическом пла­не) является близость их стиля и композиции. Это может объясняться тем, что они создавались, сохранялись и ис­полнялись в обществе, которое не знало письма (19, с. 175). С другой стороны, эпические произведения не были сак­ральными или мифологическими. Они должны были дос­тавлять удовольствие слушателям на протяжении многих веков. В бесписьменную эпоху, в отличие от сакральных и мифологических произведений, в них допускались измене­ния. Каждый поэт стремился выступить не только как ис­полнитель, но и как создатель нового: если не нового содер­жания, то новой трактовки известных фактов. Поэтому стилистика и трактовка информации в эпических произве­дениях колебались вместе с колебаниями в настроениях того общества, в которых эти произведения исполнялись.

Для эпических произведений, создаваемых на протяже­нии векоЕ! многими поколениями поэтов-исполнителей, были характерны большие объемы. Мерой для них обычно являются «Илиада» и «Одиссея». Однако эпосы других на­родов могут значительно превышать греческий опыт. Так, например, «Махабхарата» в восемь раз превышает «Илиаду» и «Одиссею» вместе взятых (примерно 85 тыс. шлок) (7, с. 26). Объем «Рамаяны» составляет около 24 тыс. шлок (19, с. 7).

Киргизский народный эпос «Манас», пропетый скази­телем Саякбаем Каралаевым, содержит более 400 тыс. строк, а вариант Сагымбая Орозбакова — 250 тыс. строк (19, с. 26; 47, с. 420). «Алпамыш» узбекского сказителя Фазиля Юлдашева состоит из 14 тыс. строк. В 1934 г. М. Парри за­писал в Сербии от мусульманского певца Авдо Медедовича поэму в 120 тыс. строк (19, с. 26).

Для сохранения информации эпоса в сравнительно не­измененном состоянии большое значение имеет факт и вре­мя его письменной фиксации, которая является верхней границей бесписьменного состояния эпического произве­дения. С этим вопросом связана также проблема авторства и оригинального текста. Особенность эпоса в том, что в процессе его создания и исполнения существовало много авторов и оригиналов; практически столько авторов и ори­гиналов, сколько было исполнений. Эта концепция являет­ся основным выводом исследований эпической поэзии, проведенных в Сербии и Черногории М. Парри и А.Б. Лор­дом (85). Когда эпос фиксируется в письменной форме от какого-либо исполнителя — это один из оригиналов одного из авторов. В принципе произведение может продолжать свое развитие в устной форме, но письменный текст приоб­ретает независимость от устного. Он собственно и становит­ся основным объектом исследований, в том числе с точки зрения точности исторического содержания.

Исследования М. Парри и А.Б. Лорда как бы воспроиз­вели на живом материале то, что могло происходить при за­писи гомеровских поэм. «Илиада» и «Одиссея» были записа­ны в IX—VIII вв., но певец, от которого они были записаны, опирался на многовековую традицию исполнения эпоса, который относится к кругу исторических повествований о походе ахейских войск на Троянское царство после 1240 г. до н. э. (30, с. 169). А. Б. Лорд рассматривает возможные эта­пы записи гомеровских поэм. По его мнению, Гомер про­диктовал свой вариант поэм квалифицированному писцу, но это не была инициатива поэта. Сам Гомер не нуждался в записи и не считал ее необходимой для сохранения текста. Поэмы существовали много веков до Гомера, и у певца уст­ной традиции, каким был Гомер, не было сомнений, что они будут сохраняться и далее в той же бесписьменной фор­ме. Другое дело, что они могли бы исчезнуть, если бы запись не была осуществлена. Но что мог знать и даже предпола­гать об этом певец в VIII в. до н. э. (85, с. 148—152)?

Аналогично описан процесс записи «Калевали». Это произошло благодаря тому, что собиратель народных пе­сен — рун Элиас Лённрот в 1828— 1834 гг. совершил ряд пу­тешествий, в том числе по территории российской Карелии. В 1834 г. в округе Вуоккиниеми Архангельской губернии он познакомился с восьмидесятилетним старцем Архипой Перттуненом, «патриархом певцов рун», который спел для него много песен и рассказал, как его дед вместе со своим другом пели руны у костра все ночи напролет. По мере за­писи перед собирателем проступали общие черты и темы песен, словно он бродил между драгоценными обломками разбившегося когда-то единого целого. И вот уже творчес­кая фантазия собирателя, живое воображение сына народа, стала складывать и связывать эти обломки, составлять из них единую эпопею (34, с. 7—8). Запись киргизского эпо­са «Манас» в двух вариантах произошла уже в XX в. (47, с. 420,424).

Историческая основа информации, которая содержит­ся в эпосе, не вызывает принципиальных сомнений у иссле­дователей. Изучение эпической поэзии разных народов показало, что она включает значительно преломленную, но определенную и по-своему достоверную историческую ин­формацию. В эпосе нашли отражение «великие деяния

предков», эпоха героев и наибольшей народной славы (19, с. 162, 164). В центре внимания оказалось то, что представ­ляло интерес для людей и племен древности: военные экс­педиции предводителей с их дружинами, захват и дележ до­бычи, героическая смерть в поединке с неприятелем, слава подвигов при жизни и после смерти. Это жизнь народов в той стадии общественного строя, который иногда именуют военной демократией (24, с. 398; 47, с. 431).

В настоящее время историзм гомеровского эпоса уже не вызывает сомнений (см., например, работы Ю.В. Андреева) (2). Еще Л. Морган высказал мнение, что им можно пользо­ваться как путеводителем по древнему обществу (49, с. 22). А.И. Зайцев отмечает, что гомеровские поэмы сохранили как обломок праиндоевропейского примитивного герои­ческого эпоса словосочетание «неувядающая слава», харак­терное также для гимнов «Ригведы». В середине II тысяче­летия до н. э. в греческую эпическую традицию вошло и сохранилось описание большого, «подобного башне» щита, закрывавшего воина с головы до ног. К раннемикенской эпохе восходит и упоминаемый в «Илиаде» кожаный шлем, украшенный кабаньими клыками. В послемикенскую эпо­ху таких щитов и шлемов не было в употреблении, и Гомер мог получить эту информацию только из поэтической тради­ции (24, с. 397). То же можно сказать о различных перечнях, или каталогах, людей, явлений и предметов: список дочерей Нерея, обширный каталог кораблей, войск и вождей ахей­цев, перечисление троянских вождей и их союзников (19, с. 113).

Определенное историческое содержание «Махабхара- ты» и «Рамаяны» также признается в современной науке. В частности, историчность некоторых героев «Махабхара- ты» подтверждается упоминанием о них в ведийских самхи- тах и брахманах. В ведийской литературе упоминаются так­ же те племена, чьи распри составили содержание эпоса (19, с 158). Как отмечает Г. М. Бонгард-Левин, «было бы непра­ вильно говорить о достоверности описанных в эпосе конк­ ретных событий, но некоторые стороны социальной жизни, общий дух эпохи удается восстановить с достаточной степе­нью надежности». «Рамаяна» беднее историческими данны­ми, но в ней также имеются сведения о государственном строе, общественных отношениях и повседневной жизни разных слоев населения (7, с. 26—27).

Для киргизского народа, который не имел письменно­сти до 30-х гг. XX в., «Манас» был своего рода устной лето­писью и энциклопедическим собранием всех киргизских мифов, преданий и сказок, структурированных вокруг од­ного героя и его времени (47, с. 7—9). «От тех, кто жил преж­де, осталось это слово», — вот первое прозаическое введе­ние к эпическому тексту.

В «Манасе» сохраняется географическая информация об огромной территории, на которой разворачивается дей­ствие эпоса: от пустыни Гоби до Тибета, от Урала до Черно­го моря и т. д. В нем имеются разнообразные сведения о жизни народа его мировоззрении, обычаях и традициях. Из «Манаса» можно узнать, что киргизы поклонялись воде, го­рам, различным явлениям природы, небу, огню, солнцу, бе­лому цвету, душам умерших и т.д. В обществе особо цени­лось знание. Так, в эпосе дается высокая оценка одного из героев — Бакая, близкого по отцу родственника Манаса, — за его знание народных традиций. Это дает ему право быть арбитром в спорах и тяжбах не только между отдельными ли­цами, но также между родами и племенами (47, с. 432, 434).

«Калевала» также сохранила историческую информа­цию об эпохе родового строя вплоть до момента записи. Вот как сказано об этом в самом эпосе:

«Старый верный Вяйнямёйнен¹ Проводил покойно время В чащах Вяйнелы² зеленых, На полянах Калевалы¹, Распевал свои он песни, Песни мудрости великой.

День за днем все пел он песни

И ночами распевал их,

Пел дела времен минувших,

Пел вещей происхожденье,

Что теперь ни малым детям,

Ни героям непонятно» (35, с. 52—53).

Важной информационной особенностью эпоса являет­ся смешение исторических пластов. Исследователь древне­индийского эпоса П.А. Гринцер дает следующую характери­стику этого явления:

«История, на которой основан эпос в целом, не тожде­ственна конкретным историческим событиям. При этом и сохранностью архаических черт своего содержания, и более поздними аллюзиями, эпос прежде всего обязан устной тра­диции, которая, как и он, не принадлежит одному времени, но является достоянием многих сменяющих друг друга по­колений. Каждый эпический певец следовал за своими предшественниками, а через них — за их предшественника­ми и т. д., но вольно или невольно он как-то откликался и на события своего времени, а этот новый его опыт, в свою очередь, переходил в наследство его преемникам. Именно поэтому индийская древность проступает в эпосе в столь причудливом конгломерате и смешении фактов. Поэтому также не только исторические реалии, но и буквально каж­дый компонент содержания и формы древнеиндийского эпоса в генезисе своем многослойны и многообразны...

На любом этапе бытования поэм эпический певец был вправе ввести в них новые эпизоды или использовать новые представления. Однако, с одной стороны, эти эпизоды адап­тированы в соответствии с уже установившимися нормами эпического творчества, а с другой, по мере проникновения в эпос новых идей и концепций не могла не меняться — но меняться исподволь и постепенно — и окраска древнейших частей и разделов. Поэтому устный памятник, каким был так долго индийский эпос, несмотря на свою многослой-ность, всегда оставался целостным» (19, с. 171, 174).

В качестве примеров такого слияния различных фактов в один можно привести также «Песнь о Роланде» и сербс­кие песни о битве на Косовом поле. В «Песне о Роланде» соединились воспоминания о нескольких более ранних и более поздних поражениях французского войска в той же местности, а в песнях о битве на Косовом поле — не только о сражении 1389 г., но также о ряде других, в том числе о битве 1457 г., когда Сербия окончательно потеряла незави­симость (15, с. 54).

Таким образом, устное эпическое произведение могло меняться даже в течение жизни одного певца, от исполне­ния к исполнению. Поэтому отношение к эпосу как к ис­точнику исторической информации должно быть осторож­ным. Эта позиция еще больше усиливается в связи с тем, что поэтическое произведение также рассчитано на эстетичес­кое удовольствие, которое оно доставляет слушателям. Это уже не летопись и не сакральный текст, а художественное произведение со своими правилами использования и пред­ставления информации.