Василий Белов

1932−2012 Привычное дело

Краткое содержание повести

Читается за 5–10 мин

оригинал— за 6−7 ч

Едет на дровнях мужик Иван Афри­ка­нович Дрынов. Напился с трак­то­ри­стом Мишкой Петровым и теперь с мерином Пармёном бесе­дует. Везёт из сельпо товар для мага­зина, а заехал спьяну не в ту деревню, значит, домой только — к утру... Дело привычное. А ночью по дороге наго­няет Ивана Афри­ка­но­вича все тот же Мишка. Ещё выпили. И тут решает Иван Афри­ка­нович сосва­тать Мишке свою трою­родную сестру, соро­ка­летнюю Нюшку-зоотех­ницу. Она, правда, с бельмом, зато если с левого боку глядеть, так и не видно... Нюшка прого­няет друзей ухватом, и ноче­вать им прихо­дится в бане.

И как раз в это время у жены Ивана Афри­ка­но­вича Кате­рины родится девятый, Иван. А Кате­рина, хоть и запре­тила ей фельд­ше­рица строго-настрого, после родов — сразу на работу, тяжело больная. И вспо­ми­нает Кате­рина, как в Петров день наблудил Иван с бойкой бабёнкой из их села Дашкой Путанкой и потом, когда Кате­рина простила его, на радо­стях обменял достав­шуюся от деда Библию на «гармонью» — жену весе­лить. А сейчас Дашка не хочет ухажи­вать за теля­тами, так Кате­рине прихо­дится рабо­тать и за неё (а иначе семью и не прокор­мишь). Изму­ченная работой и болезнью, Кате­рина внезапно падает в обморок. Её увозят в боль­ницу. Гипер­тония, удар. И только больше чем через две недели она возвра­ща­ется домой.

А Иван Афри­ка­нович тоже вспо­ми­нает про гармонь: не успел он научиться даже и на басах играть, как её отобрали за недо­имки.

Приходит время сено­коса. Иван Афри­ка­нович в лесу, тайком, за семь вёрст от деревни косит по ночам. Если трёх стогов не нако­сишь, корову кормить нечем: десяти процентов нако­шен­ного в колхозе сена хватает самое большее на месяц. В одну из ночей Иван Афри­ка­нович берет с собой мало­лет­него сына Гришку, а тот потом по глупости расска­зы­вает район­ному упол­но­мо­чен­ному, что ходил с отцом ночью в лес косить. Ивану Афри­ка­но­вичу грозят судом: ведь он депутат сель­со­вета, а потом тот же упол­но­мо­ченный требует «подска­зать», кто ещё в лесу по ночам косит, напи­сать список... За это он обещает «не обоб­ществ­лять» личные стога Дрынова. Иван Афри­ка­нович дого­ва­ри­ва­ется с сосед­ским пред­се­да­телем и вместе с Кате­риной ходит в лес на чужую терри­торию косить по ночам.

В это время в их деревню приез­жает из Мурманска без копейки денег Митька Поляков, брат Кате­рины. Недели не прошло, как он напоил всю деревню, началь­ство облаял, Мишке сосватал Дашку Путанку, да и корову сеном обес­печил. И все будто походя. Дашка Путанка поит Мишку приво­ротным зельем, и его потом долго рвёт, а через день по Мить­ки­ному наущению они едут в сель­совет и распи­сы­ва­ются. Вскоре Дашка срывает с Мишки­ного трак­тора репро­дукцию картины Рубенса «Союз земли и воды» (там изоб­ра­жена голая баба, по общему мнению, вылитая Нюшка) и сжигает «картинку» в печи из ревности. Мишка в ответ чуть не сбра­сы­вает трак­тором Дашку, моющуюся в бане, вместе с баней прямо в речку. В резуль­тате — трактор повре­ждён, а на чердаке бани обна­ру­жено неза­конно скошенное сено. Сено заодно начи­нают искать у всех в деревне, доходит очередь и до Ивана Афри­ка­но­вича. Дело привычное.

Митьку вызы­вают в милицию, в район (за соуча­стие в порче трак­тора и за сено), но по ошибке пятна­дцать суток дают не ему, а другому Поля­кову, тоже из Сосновки (там полде­ревни Поля­ковы). Мишка же свои пятна­дцать суток отбы­вает прямо в своей деревне, без отрыва от произ­вод­ства, по вечерам напи­ваясь с пристав­ленным к нему сержантом.

После того как у Ивана Афри­ка­но­вича отби­рают все нако­шенное тайком сено, Митька убеж­дает его бросить деревню и уехать в Запо­лярье на зара­ботки. Не хочет Дрынов поки­дать родные места, да ведь если Митьку послу­шать, то другого выхода-то и нет... И Иван Афри­ка­нович реша­ется. Пред­се­да­тель не хочет давать ему справку, по которой можно полу­чить паспорт, но Дрынов в отча­янии угро­жает ему кочергой, и пред­се­да­тель вдруг сникает: «Хоть все разбе­ги­тесь...»

Теперь Иван Афри­ка­нович — вольный казак. Он проща­ется с Кате­риной и вдруг весь сжима­ется от боли, жалости и любви к ней. И, ничего не говоря, оттал­ки­вает её, словно с берега в омут.

А Кате­рине после его отъезда прихо­дится косить одной. Там-то, во время косьбы, и насти­гает её второй удар. Еле живую, её привозят домой. И в боль­ницу в таком состо­янии нельзя — умрёт, не довезут.

А Иван Афри­ка­нович возвра­ща­ется в родную деревню. Наез­дился. И расска­зы­вает он чуть знако­мому парню из дальней заозёрной деревни, как поехали было с Митькой, да он лук продавал и вовремя в поезд вско­чить не успел, а билеты-то все у него и оста­лись. Выса­дили Ивана Афри­ка­но­вича и потре­бо­вали, чтобы он в течение трёх часов уехал назад, в деревню, а штраф, мол, в колхоз пришлют, да только как ехать, если не на что, — не сказали. И вдруг — поезд подошёл и с него слез Митька. Так тут Иван Афри­ка­нович и взмо­лился: «Не надо мне ничего, отпусти ты меня только домой». Продали они лук, купили обратный билет, и поехал, наконец, Дрынов домой.

А парень в ответ на рассказ сооб­щает новость: в деревне Ивана Афри­ка­но­вича баба померла, ребя­тишек много оста­лось. Парень уходит, а Дрынов вдруг падает на дорогу, зажи­мает руками голову и пере­ка­ты­ва­ется в придо­рожную канаву. Бухает кулаком в луго­вину, грызёт землю...

Рогуля, корова Ивана Афри­ка­но­вича, вспо­ми­нает свою жизнь, будто удив­ляясь ей, косма­тому солнцу, теплу. Она всегда была равно­душна к себе, и очень редко нару­ша­лась её вневре­менная необъ­ятная созер­ца­тель­ность. Приходит мать Кате­рины Евстолья, плачет над своей ведёр­ницей и велит всем детям обнять Рогулю, проститься. Дрынов просит Мишку заре­зать корову, сам не может. Мясо обещают принять в столовую. Иван Афри­ка­нович пере­би­рает Рогу­лины потроха, и на его окро­вав­ленные пальцы капают слезы.

Детей Ивана Афри­ка­но­вича, Митьку и Ваську, отдают в приют,

Антошку — в училище. Митька пишет, чтобы посы­лали Катюшку к нему в Мурманск, только больно мала-то. Оста­ются Гришка с Марусей да два младенца. И то трудно: Евстолья стара, руки стали худые. Она вспо­ми­нает, как Кате­рина перед смертью, уже без памяти, звала мужа: «Иван, ветрено, ой, Иван, ветрено как!»

После смерти жены Иван Афри­ка­нович не хочет жить. Ходит обросший, страшный да курит горький сель­пов­ский табак. А Нюшка берет на себя заботу о его детях.

Иван Афри­ка­нович идёт в лес (ищет осину для новой лодки) и вдруг видит на ветке платок Кате­рины. Глотая слезы, вдыхает горький, родимый запах её волос... Надо идти. Идти. Посте­пенно он пони­мает, что заблу­дился. А без хлеба в лесу каюк. Он много думает о смерти, все больше слабеет и лишь на третий день, когда уже на карачках ползёт, вдруг слышит трак­торный гул. А спасший своего друга Мишка пона­чалу думает, что Иван Афри­ка­нович пьян, да так ничего и не пони­мает. Дело привычное.

...Через два дня, на соро­ковой день после Кате­ри­ниной смерти, Иван Афри­ка­нович, сидя на могиле жены, расска­зы­вает ей о детях, говорит, что худо ему без неё, что будет ходить к ней. И просит ждать... «Милая, светлая моя... вон рябины тебе принёс...»

Он весь дрожит. Горе пластает его на похо­ло­девшей, не обросшей травой земле. И никто этого не видит.