А. Твардовский

1910−1971 Тёркин на том свете

Краткое содержание поэмы

Читается за 2 мин

оригинал— за 35 мин

Убитый в бою Теркин явля­ется на тот свет. Там чисто, похоже на метро. Комен­дант прика­зы­вает Теркину оформ­ляться. Учётный стол, стол проверки, кромешный стол. У Теркина требуют атте­стат, требуют фото­кар­точку, справку от врача. Теркин проходит медсан­об­ра­ботку. Всюду указа­тели, надписи, таблицы. Жалоб тут не прини­мают. Редактор «Гроб­га­зеты» не хочет даже слушать Теркина. Коек не хватает, пить не дают...

Теркин встре­чает фрон­то­вого това­рища. Но тот как будто не рад встрече. Он объяс­няет Теркину: иных миров два — наш и буржу­азный. И наш тот свет — «лучший и пере­довой».

Товарищ пока­зы­вает Теркину Военный отдел, Граж­дан­ский. Здесь никто ничего не делает, а только руко­водят и учиты­вают. Режутся в домино. «Некие члены» обсуж­дают проект романа. Тут же — «пламенный оратор». Теркин удив­ля­ется: зачем все это нужно? «Номен­кла­тура», — объяс­няет друг. Друг пока­зы­вает Особый отдел: здесь погибшие в Мага­дане, Воркуте, на Колыме... Управ­ляет этим отделом сам кремлёв­ский вождь. Он ещё жив, но в то же время «с ними и с нами», потому что «при жизни сам себе памят­ники ставит». Товарищ говорит, что Теркин может полу­чить медаль, которой награждён посмертно. Обещает пока­зать Теркину Стерео­трубу: это только «для загро­бак­тива». В неё виден соседний, буржу­азный тот свет. Друзья угощают друг друга табаком. Теркин — насто­ящим, а друг — загробным, бездымным. Теркин все вспо­ми­нает о земле. Вдруг слышен звук сирены. Это значит — ЧП: на тот свет просо­чился живой. Его нужно поме­стить в «зал ожидания», чтобы он стал «полно­ценным мерт­вяком». Друг подо­зре­вает Теркина и говорит, что должен доло­жить началь­ству. Иначе его могут сослать в штрафбат. Он угова­ри­вает Теркина отка­заться от желания жить. А Теркин думает, как бы вернуться в мир живых. Товарищ объяс­няет: поезда везут людей только туда, но не обратно. Теркин дога­ды­ва­ется, что обратно идут порож­няки. Друг не хочет бежать с ним: дескать, на земле он мог бы и не попасть в номен­кла­туру. Теркин прыгает на подножку порож­няка, его не заме­чают... Но в какой-то миг исчезли и подножка, и состав. А дорога ещё далека. Тьма, Теркин идёт на ощупь. Перед ним проходят все ужасы войны. Вот он уже на самой границе.

...И тут он слышит сквозь сон: «Редкий случай в меди­цине». Он в госпи­тале, над ним — врач. За стенами — война...

Наука дивится Теркину и заклю­чает: «Жить ему ещё сто лет!» 

Василь Быков

1924−2003 Сотников

Краткое содержание повести

Читается за 5–10 мин

оригинал— за 4−5 ч

Зимней ночью, хоро­нясь от немцев, кружили по полям и пере­лескам Рыбак и Сотников, полу­чившие задание добыть продо­воль­ствие для партизан. Рыбак шёл легко и быстро, Сотников отставал. Ему вообще не следо­вало отправ­ляться на задание — он заболевал: бил кашель, кружи­лась голова, мучила слабость. Он с трудом поспевал за Рыбаком.

Хутор, к кото­рому они направ­ля­лись, оказался сожжённым. Дошли до деревни, выбрали избу старосты.

— Здрав­ствуйте, — стараясь быть вежливым, поздо­ро­вался Рыбак. — Дога­ды­ва­е­тесь, кто мы?

— Здрав­ствуйте, — без тени подо­бо­страст­ности или страха отозвался пожилой человек, сидевший за столом над Библией.

— Немцам прислу­жи­ваешь? — продолжал Рыбак. — Не стыдно быть врагом?

— Своим людям я не враг, — так же спокойно отозвался старик.

— Скотина есть? Пошли в хлев.

У старосты взяли овцу и не задер­жи­ваясь двину­лись дальше.

Они шли через поле к дороге и внезапно уловили впереди шум. Кто-то ехал по дороге. «Давай бегом», — скоман­довал Рыбак. Уже видны были две подводы с людьми. Оста­ва­лась ещё надежда, что это крестьяне, тогда все обошлось бы. «А ну, стой! — донёсся злой окрик. — Стой, стре­лять будем!» И Рыбак прибавил в беге. Сотников отстал. Он упал на склоне — закру­жи­лась голова. Сотников испу­гался, что не сможет подняться. Нашарил в снегу винтовку и выстрелил наугад. Побывав в добром десятке безна­дёжных ситу­аций, Сотников не боялся смерти в бою. Боялся только стать обузой. Он смог сделать ещё несколько шагов и почув­ствовал, как ожгло бедро и по ноге потекла кровь. Подстре­лили. Сотников снова залёг и начал отстре­ли­ваться по уже разли­чимым в темноте пресле­до­ва­телям. После нескольких его выстрелов все стихло. Сотников смог разгля­деть фигуры, возвра­щав­шиеся к дороге.

«Сотников! — услышал он вдруг шёпот. — Сотников!» Это Рыбак, ушедший уже далеко, все-таки вернулся за ним. Вдвоём под утро они добра­лись до следу­ющей деревни. В доме, куда они вошли, партизан встре­тила девя­ти­летняя девочка.

— Как мамку зовут? — спросил Рыбак.

— Деми­чиха, — отве­тила девочка. — Она на работе. А мы вчет­вером тут сидим. Я самая старшая.

И девочка госте­при­имно выста­вила на стол миску с вареной картошкой.

— Я тебя здесь хочу оста­вить, — сказал Рыбак Сотни­кову. — Отле­жись.

— Мамка идёт! — закри­чали дети.

Вошедшая женщина не удиви­лась и не испу­га­лась, только в лице её что-то дрог­нуло, когда она увидела пустую миску на столе.

— Что вам ещё надо? — спро­сила она. — Хлеба? Сала? Яиц?

— Мы не немцы.

— А кто же вы? Красные армейцы? Так те на фронте воюют, а вы по углам шастаете, — зло выго­ва­ри­вала женщина, но тут же заня­лась раной Сотни­кова.

Рыбак глянул в окно и отпрянул: «Немцы!». «Быстро на чердак», — распо­ря­ди­лась Деми­чиха. Полицаи искали водку. «Нет у меня ничего, — зло отру­ги­ва­лась Деми­чиха. — Чтоб вам околеть». И тут сверху, с чердака, грохнул кашель. «Кто у тебя там?» Полицаи уже лезли наверх. «Руки вверх! Попа­лись, голуб­чики».

Связанных Сотни­кова, Рыбака и Деми­чиху повезли в соседнее местечко в полицию. В том, что они пропали, Сотников не сомне­вался. Мучила его мысль о том, что они оказа­лись причиной гибели вот для этой женщины и её детей... Первым на допрос повели Сотни­кова.

— Вы думаете, я скажу вам правду? — спросил Сотников у следо­ва­теля Порт­нова.

— Скажешь, — негромко сказал полицай. — Всё скажешь. Мы из тебя фарш сделаем. Повы­тянем все жилы, кости пере­ло­маем. А потом объявим, что всех выдал ты... Будилу ко мне! — приказал следо­ва­тель, и в комнате появился буйво­ло­по­добный детина, огромные его ручищи оторвали Сотни­кова от стуль­чика...

Рыбак же пока томился в подвале, в котором неожи­данно встретил старосту.

— А вас-то за что поса­дили?

— За то, что не донёс на вас. Пощады мне не будет, — как-то очень спокойно ответил старик.

— Какая покор­ность! — думал Рыбак. — Нет, я все-таки за свою жизнь ещё повоюю.

И когда его привели на допрос, Рыбак старался быть покла­ди­стым, не раздра­жать зря следо­ва­теля — отвечал обсто­я­тельно и, как ему каза­лось, очень хитро. «Ты парень вроде с головой, — одобрил следо­ва­тель. — Мы проверим твои пока­зания. Возможно, сохраним тебе жизнь. Ещё послу­жишь великой Германии в полиции. Подумай». Вернув­шись в подвал и увидев сломанные пальцы Сотни­кова — с вырван­ными ногтями, запёк­шиеся в сгустках крови, — Рыбак испытал тайную радость, что избежал такого. Нет, он будет изво­ра­чи­ваться до послед­него. В подвале их было уже пятеро. Привели еврей­скую девочку Басю, от которой требо­вали имена тех, кто её скрывал, и Деми­чиху.

Насту­пило утро. Снаружи послы­ша­лись голоса. Гово­рили про лопаты. «Какие лопаты? Зачем лопаты?» — тягостно заныло в Рыбаке.

Дверь подвала отво­ри­лась: «Выходи: ликви­дация!» Во дворе уже стояли полицаи с оружием на изго­товку. На крыльцо вышли немецкие офицеры и поли­цей­ское началь­ство.

— Я хочу сделать сооб­щение, — выкрикнул Сотников. — Я партизан. Это я ранил вашего полицая. Тот, — он кивнул на Рыбака, — оказался здесь случайно.

Но старший только махнул рукой: «Ведите».

— Господин следо­ва­тель, — рванулся Рыбак. — Вы вчера мне пред­ла­гали. Я согласен.

— Подой­дите поближе, — пред­ло­жили с крыльца. — Вы согласны служить в полиции?

— Согласен, — со всей искрен­но­стью, на которую был способен, ответил Рыбак.

— Сволочь, — как удар, стукнул его по затылку окрик Сотни­кова.

Сотни­кову сейчас было мучи­тельно стыдно за свои наивные надежды спасти ценой своей жизни попавших в беду людей. Полицаи вели их на место казни, куда уже согнали жителей местечка и где сверху уже свеши­ва­лись пять пень­ковых петель. Приго­во­рённых подвели к скамейке. Рыбаку пришлось помо­гать Сотни­кову подняться на неё. «Сволочь», — снова подумал про него Сотников и тут же укорил себя: откуда у тебя право судить... Опору из-под ног Сотни­кова выбил Рыбак.

Когда все кончи­лось и народ расхо­дился, а полицаи начали стро­иться, Рыбак стоял в стороне, ожидая, что будет с ним. «А ну! — прикрикнул на него старший. — Стать в строй. Шагом марш!» И это было Рыбаку обык­но­венно и привычно, он бездумно шагнул в такт с другими. А что дальше? Рыбак провёл взглядом по улице: надо бежать. Вот сейчас, скажем, бухнуться в проез­жа­ющие мимо сани, врезать по лошади! Но, встре­тив­шись с глазами мужика, сидев­шего в санях, и почув­ствовав, сколько в этих глазах нена­висти, Рыбак понял: с этим не выйдет. Но с кем тогда выйдет? И тут его, словно обухом по голове, оглу­шила мысль: удирать некуда. После ликви­дации — некуда. Из этого строя дороги к побегу не было.