Schelling1 / Том 1

ства его с предметом недостает лишь определенной части пространства, в которой находится предмет. Напротив, схема есть не всесторонне определенное представление, а только созерцание правила, по которому может быть создан определенный предмет. Следовательно, схема — созерцание, а не понятие, ибо она является тем, что служит опосредствованием между понятием и предметом. Но схема не есть и созерцание самого предмета, а только созерцание правила, по которому может быть создан предмет.

Яснее всего можно представить себе, что такое схема, на примере механически работающего ремесленника, который создает предмет определенной формы в соответствии с оп­ ределенным понятием. Ему сообщается только понятие предмета, однако было бы совершенно непонятно, как без какого-либо образца ему удается постепенно создавать форму, связанную с понятием, если бы он не руководство­ вался при этом внутренним, хотя и чувственно созерцае­ мым правилом. Это правило и есть схема, в которой нет совершенно ничего индивидуального и которая вместе с тем не есть и общее понятие, руководствуясь которым мастер ничего бы не мог создать. По этой схеме он делает сначала лишь грубый набросок целого, затем переходит к выполнению отдельных частей, и постепенно в его внут­ реннем созерцании схема приблизится к образу, который будет сопутствовать ему в работе до тех пор, пока с по­ лностью сложившимся определением образа не будет за­ кончено и само произведение.

С точки зрения обыденного рассудка схема является общим промежуточным звеном в признании каждого пред­ мета в качестве определенного. То, что я, увидев треуголь­ ник любого рода, в тот же момент выношу суждение «Эта фигура является треугольником», предполагает созерца­ ние треугольника, не тупоугольного, остроугольного или прямоугольного, а треугольника вообще, что было бы не­ возможно посредством одного только понятия треугольни­ ка или только посредством его образа; ибо поскольку образ с необходимостью должен быть определенным, то совпаде­ ние между действительным и воображаемым треугольни­ ком, если бы оно и существовало, носило бы чисто случай­ ный характер, что для образования суждения недостаточно.

Из этой необходимости схематизма можно умозаклю­ чить, что на нем основан весь механизм языка. Допустим, например, что некоему совершенно незнакомому со школь­ ными понятиями человеку известны лишь некоторые особи или породы определенного вида животных; однако, увидев

381

J

животное неизвестной ему породы того же биологического вида, он сразу вынесет суждение, что животное относится к данному виду; он не мог бы опираться при этом на общее понятие; да и откуда могло бы быть у него общее понятие, если даже естествоиспытатели часто с трудом приходят к согласию по вопросу об общих понятиях какого-либо биологического вида?

Применение учения об изначальном схематизме к изу­ чению структуры праязыков, древнейших воззрений на природу, следы которых дошли до нас в мифологиях древ­ них народов, наконец, к критике научного языка, почти все термины которого свидетельствуют о своем происхождении из схематизма, показало бы, какое всеобъемлющее значе­ ние этот метод имеет во всех областях человеческого духа.

Для того чтобы исчерпать все, что можно сказать о природе схемы, следует еще заметить, что схема является для понятий тем, чем символ — для идей. Поэтому схема всегда необходимо относится к эмпирическому предмету, либо действительному, либо тому, который должен быть создан. Так, например, возможна лишь схема какого бы то ни было органического образа, в том числе образа человека, тогда как красота, вечность и т. п. могут быть выражены только в символах. Поскольку же художник отправляется в своем творчестве только от идей и тем не менее, создавая произведение искусства в эмпирических условиях, не мо­ жет обойтись без знания техники своего искусства, то очевидно, что для него последовательность ступеней от идей к предмету является двойной по сравнению с той, которую проходит механически работающий ремесленник.

После того как понятие схемы нами полностью опреде­ лено (она является чувственно созерцаемым правилом, необходимым для создания эмпирического предмета), мы можем вернуться к ходу нашего исследования.

Мы поставили перед собой задачу объяснить, каким образом Я созерцает самого себя деятельным в продуциро­ вании. Это было объяснено с помощью абстракции. Способ действования, посредством которого возникает объект, до­ лжен быть отделен от того, что возникло. Это произошло с помощью суждения. Однако само суждение невозможно без схематизма. Ибо в суждении созерцание приравнива­ ется к понятию; для этого должно быть нечто, осуществля­ ющее их опосредствование, и этим может быть только схема.

Однако посредством этой способности абстрагироваться от отдельного объекта, или, что то же самое, посредством

382

способности к эмпирической абстракции, интеллигенции никогда не удастся оторваться от объекта; ибо именно с помощью схематизма понятие и объект вновь объединя­ ются. Следовательно, эта способность к абстракции предпо­ лагает наличие в самой интеллигенции чего-то более высокого, чтобы результат такой абстракции был осознан. Эмпирическая абстракция вообще может быть фиксирова­ на лишь с помощью способности отличать от самого объекта не только образ действия, посредством которого возникает определенный объект, но и образ действия, посредством которого вообще возникает объект.

II

Рассмотрим ряд вопросов, которые позволят нам точнее охарактеризовать эту более высокую абстракцию.

а) Что произойдет с созерцанием, если из него устра­ нить всякое понятие (ибо изначально в объекте созерцание и понятие объединены, теперь же мы абстрагируемся от образа действия вообще, следовательно, из объекта устра­ няется всякое понятие).

В каждом созерцании следует различать два момента: созерцание как таковое, или созерцание, поскольку оно вообще есть действование, и определяющее в созерцании, благодаря чему оно превращается в созерцание объекта, одним словом, понятие созерцания.

Объект есть этот определенный объект потому, что я действовал этим определенным образом, но это опреде­ ленное действование и есть понятие; следовательно, объект определяется понятием; тем самым изначально понятие предшествует объекту, правда, не во времени, а по значимо­ сти. Понятие являет собой определяющее, объект — опре­ деляемое.

Таким образом, понятие есть не всеобщее, как обычно предполагают, а правило, ограничивающее, определяющее созерцание, и если понятие можно называть неопреде­ ленным, то лишь постольку, поскольку оно является не определяемым, а определяющим. Всеобщее есть, следова­ тельно, созерцание, или продуцирование, и только благода­ ря тому, что в это само по себе неопределенное созерцание привходит понятие, оно становится созерцанием объекта. Нетрудно показать, насколько поверхностно обычное объ­ яснение происхождения понятий в том случае, если оно не сводится просто к объяснению их эмпирического проис­ хождения; согласно этому объяснению, понятие возникает

383

тогда, когда из ряда отдельных созерцаний Я устраняется все определенное и сохраняется только всеобщее. Ведь для того, чтобы произвести подобную операцию, я, несомненно, должен сравнить эти созерцания друг с другом, но как же это сделать, если я при этом уже не руководствуюсь поня­ тием? И откуда бы нам знать, что эти отдельные данные нам объекты однородны, если первый из них уже не стал для нас понятием? Следовательно, эта эмпирическая опера­

т. е. понятие, и, следовательно, нечто более высокое, чем упомянутая способность к эмпирической абстракции.

Итак, мы различаем в созерцании само созерцание и понятие, или то, что определяет созерцание. В изначаль­ ном созерцании то и другое объединены. Следовательно, если с помощью более высокой абстракции, которую мы в отличие от эмпирической назовем трансцендентальной, из созерцания будет устранено всякое понятие, то созерцание станет как бы свободным, так как всякое ограничение привносит в него только понятие. Будучи совершенно свободно от понятия, созерцание станет полностью и во всех отношениях неопределенным.

Если же созерцание станет совершенно неопределен­ ным, абсолютно лишенным понятия, то от него не останется ничего, кроме общего созерцания, которое, будучи в свою очередь созерцаемо, есть пространство.

Пространство — это лишенное понятия созерцание, следовательно, вообще не понятие, которое было бы абстра­ гировано от отношений между вещами; ибо, хотя простран­ ство возникает для меня в результате абстракции, оно тем не менее не есть абстрактное понятие ни в том смысле, в каком таковыми являются категории, ни в смысле эмпи­ рических или родовых понятий. Ведь если бы существовало родовое понятие пространства, то было бы множество пространств, тогда как существует только одно бесконечное пространство, наличие которого уже предполагается каж­ дым ограничением в пространстве, т. е. каждым отдельным пространством. Поскольку пространство есть только со­ зерцание, то оно необходимым образом есть бесконечное созерцание, и поэтому даже малейшая часть пространства сама еще является созерцанием, т. е. пространством, а не просто г р а н и ц е й , — на этом и основана бесконечная дели­ мость пространства. Наконец, общепризнано и не требует дальнейших доказательств то обстоятельство, что именно этому свойству пространства обязана своим существовани-

384

ем геометрия, которая выводит свои доказательства из созерцания, но с такой же степенью всеобщности, как из понятий.

b) Что произойдет с понятием, если из него устранить всякое созерцание?

Вследствие того что изначальный схематизм снимается трансцендентальной абстракцией, происходит следующее: если на одном полюсе возникает лишенное понятия со­ зерцание, то на другом должно одновременно возникнуть лишенное созерцания понятие. Поскольку категории, как это было выведено в предшествующей эпохе, являют собой определенные способы созерцания, присущие интелли­ генции, то теперь, когда они освобождены от созерцания, должна остаться только чистая определенность. Именно она и выражается логическим понятием. Таким образом, если философ изначально стоит только на точке зрения рефлексии, или анализа, то он сможет и категории дедуци­ ровать лишь в качестве формальных понятий, т. е. только логическим путем. Однако, даже оставляя в стороне, что различные функции суждения в логике сами еще нужда­ ются в дедукции и что не трансцендентальная философия абстрагируется из логики, а логика должна быть абстраги­ рована из трансцендентальной ф и л о с о ф и и , — представле­ ние, что категории, будучи отделены от схематизма со­ зерцания, еще остаются в качестве реальных понятий, является иллюзорным, ибо без созерцания они являются просто логическими понятиями, в соединении же с созерца­ нием они уже не просто понятия, а подлинные формы созерцания. Несостоятельность подобной дедукции выра­ жается и в ряде других недостатков, например в том, что она не может выявить механизм категорий, как частный, так и общий, несмотря на всю его очевидность. Бросаю­ щимся в глаза свойством так называемых динамических категорий действительно является то, что все они коррелятивны, тогда как математические категории этим свойством не о б л а д а ю т , — особенность, объяснить которую очень про­ сто, если знать, что в динамических категориях внутреннее и внешнее чувства еще не разделены, в математических же одна категория связана только с внутренним, другая — только с внешним чувством. То, что повсюду в каждом классе обнаруживаются три категории, из которых две первые противоположны друг другу, а третья является их синтезом, также доказывает, что общий механизм категорий зиждется на более глубокой противоположности, которая не постигается с точки зрения рефлексии и для которой,

385

следовательно, должно существовать более глубокое и отда­ ленное основание. Поскольку же эта противоположность проходит через все категории и в основе всех их лежит один тип, то, вне сомнения, существует и одна категория, а по­ скольку из изначального механизма созерцания мы могли вывести лишь одну категорию, категорию отношения, то следует ожидать, что она и есть та единственная, изначаль­ ная; ближайшее рассмотрение это действительно подтвер­ ждает. Если удастся доказать, что до или вне рефлексии объект совсем не определяется математическими категори­ ями, что, напротив, ими определяется лишь субъект, будь то в качестве созерцающего или в качестве ощущающего, подобно тому как, например, объект един ведь не сам по себе, а лишь в соотнесении с субъектом, одновременно созерцающим и рефлектирующим; если, с другой стороны, удастся доказать, что объект уже в первом созерцании и, не будучи подвергнут рефлексии, должен быть определен как субстанция и акциденция, то из этого будет следовать, что математические категории вообще подчинены категориям динамическим, или что динамические им предшествуют; именно поэтому математические категории могут пред­ ставлять лишь разрозненным то, что динамические пред­ ставляют в единстве, ибо категория, возникающая только на уровне р е ф л е к с и и , — до тех пор пока и здесь не воз­ никнет противоположение между внешним и внутренним чувством, что происходит в категориях модальности, — может принадлежать либо только внутреннему, либо толь­ ко внешнему чувству и поэтому не может иметь коррелята. Короче доказать это можно было бы исходя из того, что в изначальном механизме созерцания обе первые категории выступают лишь благодаря третьей, а третья из математи­ ческих категорий всегда уже предполагает взаимодействие, поскольку немыслима, например, ни всеполнота объектов, если объекты не предполагают друг друга, ни ограничение отдельного объекта, если объекты не ограничивают друг друга, т. е. не состоят во взаимодействии. Следовательно, из четырех классов категорий остаются в качестве изначаль­ ных только динамические, и если удастся показать, что и категории модальности не могут быть категориями в та­ ком же смысле, т. е. столь же изначально, как категории отношения, то единственными основными категориями окажутся категории отношения. И действительно, в изна­ чальном механизме созерцания объект не бывает воз­ можным или невозможным, подобно тому как каждый объект являет собой субстанцию и акциденцию. Возможны-

386

ми, действительными и необходимыми объекты представ­ ляются лишь посредством высшего акта рефлексии, до сих пор нами еще даже не выведенного. Категории отношения выражают только отношение объекта к познавательной способности в целом (к внутреннему и внешнему чув­ ствам) таким образом, что ни понятием возможности, ни понятием действительности в сам предмет не полагается какая-либо определенность. Но такое отношение объекта

кпознавательной способности в целом, без сомнения, воз­ можно только в том случае, если Я полностью отрывается от объекта, т. е. от своей одновременно идеальной и реаль­ ной деятельности, другими словами, только посредством высшего акта рефлексии. По отношению к этому акту категории модальности могут опять именоваться высшими, подобно тому как категории отношения — по отношению

ксинтезу продуктивного созерцания, из чего становится ясным, что они — не категории, изначально данные в пер­ вом созерцании.

III

Трансцендентальная абстракция является условием суждения, но не самим суждением. Она только объясняет, каким образом интеллигенция разделяет объект и понятие, но не объясняет, как она вновь соединяет их в суждении. Постигнуть, как само по себе совершенно лишенное со­ зерцания понятие вновь соединяется в объекте с самим по себе совершенно лишенным понятия созерцанием про­ странства, без опосредствования невозможно. Опосредству­ ет же вообще понятие и созерцание схема. Следовательно, трансцендентальная абстракция также в свою очередь сни­ мается схематизмом, который мы в отличие от выведенного нами раньше назовем трансцендентальным.

Эмпирическую схему мы уподобили в нашем объясне­ нии чувственно созерцаемому правилу, в соответствии с которым может быть эмпирически создан предмет. Следо­ вательно, трансцендентальной схемой будет чувственно созерцаемое правило, в соответствии с которым может быть создан объект вообще, т. е. трансцендентально. Поскольку в схеме содержится правило, она — только объект внутрен­ него созерцания, поскольку же она — правило конструк­ ции объекта, она должна созерцаться также и внешне в качестве чего-то обозначенного в пространстве. Таким образом, схема есть вообще то, что служит опосредствова­ нием внутреннего и внешнего чувства. Трансценденталь­ ная же схема должна быть объяснена как нечто, самым

изначальным образом опосредствующее внутреннее и внешнее чувства.

Но то, что самым изначальным образом опосредствует внутреннее и внешнее чувства, есть время, не поскольку оно — только внутреннее чувство, т. е. абсолютная грани­ ца, а поскольку оно само вновь становится объектом внешнего созерцания, следовательно, время, поскольку оно есть линия, т. е. распространяющаяся в одном направлении величина.

Мы остановимся на этом, чтобы точнее определить подлинный характер времени.

С точки зрения рефлексии время изначально есть лишь форма созерцания, присущая внутреннему чувству, по­ скольку время присутствует только в последовательности наших представлений, которая с этой точки зрения суще­ ствует только в нас, тогда как одновременность субстанций, составляющую условие внутреннего и внешнего чувств, мы можем созерцать только вне нас. Напротив, с точки зрения созерцания время уже изначально есть внешнее созерца­ ние, так как с этой точки зрения между представлениями

ипредметами нет различия. Таким образом, если для реф­ лексии время — только форма внутреннего созерцания, то для созерцания оно — внутреннее и внешнее одновремен­ но. Это свойство времени позволяет в числе прочего понять также и то, почему оно является субстратом всей математи­ ки, тогда как пространство — лишь субстратом геометрии

ипочему вся геометрия может быть сведена к анализу; именно это объясняет также отношение между геометриче­ ским методом древних и аналитическим методом нового времени; будучи противоположны друг другу, они приво­ дят к совершенно одинаковому результату.

Исключительно на этой особенности времени — при­ надлежности одновременно как внутреннему, так и внеш­ нему чувству — основано то, что оно является общим промежуточным звеном между понятием и созерцанием, или трансцендентальной схемой. Поскольку категории из­ начально являются способами созерцания, следовательно, не отделены от с х е м а т и з м а , — а такое отделение происхо­ дит только посредством трансцендентальной а б с т р а к ц и и , — то из этого следует:

1) что время уже изначально входит в продуктивное созерцание, или конструкцию объекта; это уже было дока­ зано в предшествующей эпохе;

2)что из этого отношения времени к чистым понятиям,

содной стороны, и к чистому созерцанию или простран-

388

ству — с другой, может быть выведен весь механизм категорий;

3) что в случае устранения трансцендентальной аб­ стракцией изначального схематизма должно возникнуть совершенно измененное представление и об изначальной конструкции объекта; поскольку же эта абстракция есть условие всякого сознания, указанное представление об изначальной конструкции объекта окажется единствен­ ным, которое может дойти до сознания. Следовательно, продуктивное созерцание теряет свою характерную осо­ бенность под действием той среды, сквозь которую оно должно пройти на своем пути к сознанию.

Приведем для пояснения последнего пункта несколько примеров.

При каждом изменении осуществляется переход из одного состояния в контрадикторно-противоположное ему, например в том случае, если некое тело, движущееся в на­ правлении А, переходит в движение в направлении — А. В интеллигенции, тождественной самой себе и всегда стремящейся к тождеству сознания, такое соединение кон­ традикторно-противоположных состояний возможно толь­ ко посредством схематизма времени. Созерцание произво­ дит время как находящееся постоянно на стадии перехода от А к — А, чтобы тем самым опосредствовать противоре­ чие между противоположностями. Посредством абстракции снимается схематизм, а с ним и время. Известен софизм, при помощи которого в древности оспаривалась возмож­ ность сообщить телу движение. Возьмите, утверждалось, последний момент пребывания тела в покое и первый мо­ мент его движения, между тем и другим нет опосредствую­ щего звена. (Действительно, с точки зрения рефлексии это совершенно справедливо.) Следовательно, тело может быть приведено в движение либо в последний момент покоя, либо в первый момент движения, но первое невозможно, так как оно еще покоится, второе — так как оно уже дви­ жется. Для решения этого софизма с точки зрения рефлек­ сии — а изначально он решен продуктивным созерцани­ ем — в механике изобретаются всевозможные ухищрения; поскольку в механике переход тела из одного состояния в другое, например из состояния покоя в состояние движе­ ния, т. е. соединение контрадикторно-противоположных состояний, мыслим только в качестве опосредствованного бесконечностью, а продуктивное созерцание здесь устране­

389

нечна, не может существовать бесконечно малая часть, то между двумя состояниями приходится вводить бесконеч­ ный ряд внеположных друг другу отрезков времени, каж­ дый из которых бесконечно мал. Поскольку же подобный переход, например от одного направления к противопо­ ложному, должен происходить в конечное время, хотя и путем бесконечного опосредствования, что изначально возможно лишь благодаря непрерывности, то и движение, сообщенное телу в какой-то момент, может быть лишь выведением из состояния покоя посредством толчка, так как в противном случае в конечное время возникла бы бесконечная скорость. Все эти странные понятия стали необходимы только из-за устранения изначального схема­ тизма созерцанич. Что же касается движения вообще, то конструкция его с точки зрения рефлексии невозможна, так как между двумя точками линии следует мыслить бесконечное множество других точек; именно поэтому в ге­ ометрии линия постулируется, т. е. выдвигается требова­ ние, чтобы каждый сам создал ее с помощью продуктивного созерцания, что, безусловно, было бы ненужным, если бы возникновение линии можно было представить в понятиях.

Из свойства времени служить трансцендентальной схе­ мой явствует, что оно не есть просто понятие, ни абстраги­ руемое эмпирически, ни абстрагируемое трансценденталь­ но. Ибо все то, от чего можно было бы абстрагировать время, уже предполагает его в качестве условия. Если же время было бы трансцендентальной абстракцией, подобно рассудочным понятиям, то так же, как существует, напри­ мер, множество субстанций, должно было бы существовать и множество времен; однако время едино, и то, что называ­ ют разным в р е м е н е м , — лишь различные ограничения абсо­ лютного времени. Поэтому из чистых понятий и нельзя вывести какую-либо аксиому времени, например что два разных времени не могут быть раздельны или одновре­ менны, или какое-либо арифметическое положение, хотя арифметика полностью опирается на форму времени.

После того как нами дедуцирован трансцендентальный схематизм, мы считаем возможным полностью разъяснить весь механизм категорий.

Первой категорией, лежащей в основе всех остальных, единственной, посредством которой объект определен уже в продуцировании, является, как мы знаем, категория отношения; будучи единственной категорией созерцания, она только и представляет внешнее и внутреннее чувства соединенными.

390