Глава 3. Влияние процесса европейской интеграции на развитие экономики республики беларусь

3.1. Европейская интеграция как геополитический процесс, влияющий на развитие экономики Республики Беларусь. Совершенствование транзитной и таможенной политики в соответствии с принципами европейской интеграции

Процесс европейской интеграции невозможно не рассматривать как геополитический процесс, оказывающий исключительное, если не определяющее влияние на социально-экономическую ситуацию в Республике Беларусь.

Источник силы Запада в ЦВЕ на ближайшие 10-15 лет покоится в процессе европейской интеграции. Именно благодаря ей создан самый привлекательный в масштабе Евразии рынок капиталов, именно туда происходит отток инвестиционных ресурсов из стран бывшего восточного блока и СССР. Западные производители, как уже отмечалось, подавляют остатки промышленной мощи Восточной Европы. Восток попадает во все более глубокую технологическую зависимость от Запада.

Самое главное при этом состоит в быстром нарастании разрыва в уровнях развития ЕС и бывшего СССР. Ныне ЕС тратит огромные средства на модернизацию собственной экономической инфраструктуры, системы образования и научные исследования, на становление единой европейской финансовой системы и выравнивание уровней развития разных стран и регионов ЕС. Однако уже через 5-10 лет начнется отдача от столь грандиозных проектов как БТС или ямальские газопроводы.

Уменьшится доля инвестиций, которые поглощаются долгосрочными проектами. В результате, через 5-10 лет ЕС вероятнее всего, перейдет к активной экспансии по всем направлениям. В том числе и на востоке Европы и в России.

К тому времени деиндустриализация на пространстве бывшего СССР едва ли не завершится, Россия и другие страны бывшего Восточного блока окончательно лишатся продовольственной и даже экологической безопасности, попадут в полную технологическую зависимость от Запада. Уже сегодня видно, как экспансия Запада на уровне небольших инвестиций меняет экономическую географию Восточной Европы. Наиболее развитыми становятся те регионы и страны, которые расположены поблизости от восточной границы ЕС и интегрированы в европейскую экономическую систему: польская Силезия, Познань, Чехия, Словения, Хорватия.

Далее эта тенденция будет нарастать и через 5-10 лет в Европе сформируется новое федеративное образование в виде расширившегося мощного ЕС. ЕС ликвидирует нынешнее безвременье Восточной Европы, стимулирует новую волну индустриализации в регионе. Новая индустрия будет также ориентирована на обслуживание интересов нового Союза и союзного центра, как в послевоенные годы до распада СССР индустриализация Восточной Европы обслуживала интересы Советского Союза. По мере расширения ЕС и втягивания в его орбиту все новых восточно-европейских стран произойдет трансформация социально-экономической структуры этих стран. Вместо сегодняшней дезинтеграции постепенно придут порядок и сила власти. А вместо либеральных или националистических "культурников" - профессиональный бюрократ, инженер и рабочий.

Если оставить в стороне идеологические и культурные нестыковки, то у Беларуси и Запада есть ряд сближающих эти совершенно разные организмы моментов. Главный - Беларусь и Запад имеют аналогичные по своей структуре экономические отношения с Россией. Это отношения неэквивалентного обмена. И Беларусь и Запад - каждая единица своими методами - навязывают России продукцию своей перерабатывающей промышленности, получая взамен необходимое промышленное сырье. Примерно такую же структуру товарообменов Запад имеет со странами третьего мира.

То есть с одной стороны, Республика Беларусь и весь огромный Запад являются конкурентами на территории России, с другой - и Беларусь и Запад заинтересованы в наращивании вывоза из России промышленного сырья. Причем Беларусь пожинает свои плоды от сырьевой трансформации России еще и в силу того, что именно через РБ пролегают основные транспортные артерии, по которым осуществляется вывоз сырья в Европу. Так, Беларусь сильно заинтересована в окончании строительства тех же Ямальских газопроводов, из России в Германию.

Борьба за реализацию сырьевых проектов в России, которые были бы ориентированы на территорию Беларуси, могла бы стать одной из важнейших составляющих для сближения Минска и Европейского Союза, особенно после расширения ЕС на Восток. Белорусские возможности лоббировать свои интересы силами русской оппозиции и западные возможности обеспечивать свои интересы в РФ силами противников русских патриотов в некоторых случаях могли бы дополнять друг друга.

Беларусь в целом крайне зависит от нормальных отношений Российской Федерации и Запада. В случае обострения отношений России с Западом, Беларусь может оказаться прифронтовым государством, а главное - если прекратится русский сырьевой экспорт в Европу - это погубит белорусскую промышленность и в целом белорусскую экономику. Антизападная направленность внешней политики Республики Беларусь имеет свои границы. И эти границы имеют предел, когда конкуренция за присутствие на некоем экономическом пространстве переходит в войну, разрушающую это пространство.

Более того Беларусь заинтересована в сохранении политической стабильности на территории РФ, в предотвращении там гражданской войны или иных разрушительных катаклизмов. Крах России, раскол РФ на множество "уделов" "выгоден" Беларуси лишь до некоего предела, ибо разрушенная Россия – это обескровленный рынок Москвы, на который приходится около половины всей торговли Республики Беларусь с РФ. Но главное - крах России может привести к разрушению всей системы трансъевропейских коммуникаций, на использовании которых держится социально-экономическая структура Республики Беларусь. При всей противоречивости белорусского присутствия на Востоке Беларусь уже является одной из наиболее важных опор стабильности России. Это также не может не отвечать интересам Европейского Союза. Теоретически можно говорить о предпосылках к формированию взаимоувязанной политической линии ЕС и Беларуси в России. Можно говорить даже о предпосылках к формированию отношений стратегического партнерства Беларуси и ЕС по типу тех, которые существуют у объединенной Европы с Турцией. Беларусь в политическом и социокультурном плане – все-таки не центр Европы, а окраина. Центр объединенной Европы расположен, как известно на оси Германия-Франция. Но Беларусь является тем элементом европейского "предполья". Этот элемент может либо серьезно осложнить, либо серьезно облегчить реализацию политики ЕС на очень важном для Союза российском направлении. Надо только не перегибать палку, обманываясь скромными размерами нашей страны.

У Беларуси имеется также одна существенная точка соприкосновения с Западом и особенно с Европой - Чернобыль. Последствия аварии на ЧАЭС и особенно состояние поврежденного реактора ныне, состояние экологически опасных объектов на территории бывшего СССР - вопрос не региональный. Авария даже на чернобыльском Саркофаге в состоянии создать неимоверные проблемы всей Европе. И естественно, Беларуси. Потому если бы Беларусь взяла на себя основную тяжесть экологической политики на пространстве бывшего СССР, использовала в интересах охраны окружающей среды все политические ресурсы, которыми РБ обладает на Востоке, то, логично ожидать, в Европе могли бы найтись силы, способные внимательнее отнестись и к интересам Беларуси и на Западе. Тем более, что по мере развития новых технологий экологическая политика становится все более важной составляющей в политике наиболее развитых стран мира. Новые технологии помимо плюсов несут в себе и огромный разрушительный потенциал, наиболее угрожающий, как мы видим на примере Чернобыля, как раз странам-обладательницам этих технологий.

Экологическая постчернобыльская составляющая Беларуси не может не нарастать. Свободная пресса, оппозиционные партии, НГО, которые никуда на самом деле не исчезают в рамках белорусской политической системы - так или иначе в новой форме поднимают эти проблемы. Приближение Европейского Союза к нашим границам - также будет способствовать особому вниманию европейских СМИ и разного рода общественных структур к последствиям аварии. Быть может, акцентация чернобыльского компонента в белорусской культуре и идеологии могла бы стать одной из точек соприкосновения белорусского общества и Запада. В конце концов, экологическое мышление родственно социал-демократическому и коммунистическому, наследниками которого являются в массе своей белорусы. Экологическая политика требует высокой степени консолидации политической власти в стране, которая у нас имеется и без того.

Одна из главных проблем Беларуси - это модернизация промышленного комплекса, выход на новый уровень научно-технического прогресса. Ныне РБ всего лишь более менее поддерживает устойчивость доставшейся от советских времен экономической системы, сохраняя тем самым элементарную политическую устойчивость. Однако бесконечно проедать советское наследие невозможно. Беларусь обладает специфичным промышленным комплексом. По меньшей мере, белорусская радиоэлектронная и биологическая промышленность (особенно в свете необходимости преодоления последствий аварии на ЧАЭС) не могут существовать без выхода на уровень глобальных технологий. То есть без быстрого технологического рывка. В этом смысле белорусские позиции в России, усиливающееся присутствие в странах третьего мира - это не более, чем сбор ресурсов за счет неэквивалентного обмена для технологического рывка. Но Беларусь слишком малая страна, чтобы совершить этот рывок самостоятельно. Россия - слишком глубоко деградировала, чтобы всерьез опираться на российские технологии для обеспечения собственного роста. Какие-то технологии типа производства военных самолетов из РФ еще можно "эвакуировать", но стратегически Беларусь нуждается в технологической интеграции на Западе.

Именно в этом моменте состоит главная проблема внешней политики на ее нынешнем этапе. Не будет технологического прорыва - никакие геополитические плюсы не смогут помочь белорусским производителям выиграть конкуренцию с западными высокотехнологичными производителями. А если рухнут наши крупные заводы под напором западной конкуренции, то рухнет в тяжелый кризис и вся политическая система и все общество. "Вчера" стояла задача просто сохранить производство. Сегодня эта задача решена и встала главная проблема - модернизировать производственные технологии.

Первичная стабилизация Беларуси прошла успешно. За счет использования остатков советского наследия и оптимальной восточной политики, а главным образом - за счет того, что Беларусь оказалась в тени интересов Запада на Востоке. Однако прежние ресурсы стабилизации заканчиваются. Беларусь медленно приближается к новому кризисному порогу, когда можно или рвануть вверх далее за счет некоторого изменения своих идеологических установок или вновь упасть вниз, не приведя свою идеологию в адекватное новым реалиям состояние. В конечном счете, именно от идеологического, культурного выбора белорусского общества зависит в ближайшие годы прогресс Беларуси как нации и как целостного организма. Чем-то ситуация начинает напоминать 1993 или 1994 гг.

Теперь, для лучшего понимания реалий, рассмотрим качественную составляющую процесса европейской интеграции.

Отправная точка европейской интеграции в ее маастрихтском варианте - это так называемые четыре европейских "да": свобода передвижения товаров, капиталов, людей и информации. Именно эти четыре принципа были положены в основу договоров заключенных в Маастрихте и во исполнение этих четырех принципов были подписаны и все остальные пункты Маастрихта. История Европейского союза после Маастрихта – это история воплощения в жизнь четырех европейских "да" и история проблем с воплощением этих четырех принципов.

К моменту подписания маастрихтских соглашений Европа проделала длинный, сложный и очень плодотворный путь к своей глубокой интеграции. Что за перспективы открывали эти четыре европейских "да"? Во-первых, после реализации этих четырех принципов Европейский союз превращался в самое мощное на всей планете по емкости рыночное пространство, то есть рынок Европейского союза становился более емким более привлекательным для инвесторов, нежели рынок, например США. С другой стороны в европейском союзе благодаря созданию самого мощного интегрированного единого рыночного пространства сконцентрировалась достаточно большая демографическая масса. 12 стран, подписавших договор в Маастрихте имели совокупное население 360 миллионов человек. Территория, правда, Европейского союза оставалась незначительной, однако экономическая промышленная мощь, которая концентрировалась в европейском союзе, превращала этот западный полуостров Евразии однозначно в один из двух, может быть трех экономических центров планеты.

То есть основные проблемы, с которыми столкнулась Европа в конце 80-х гг., а именно проблемы, связанные с выходом научно-технического прогресса на уровень создания глобальных технологий, благодаря маастрихтским соглашениям могли быть успешно преодолены и Европа вполне могла остаться в числе глобальных лидеров и на новом витке развития научно-технической революции. Однако реализация четырех европейских "да" была процессом сложным, и этот сложный процесс имел свои закономерности. Прежде всего, вставал вопрос о политическом суверенитете стран, участниц маастрихтских соглашений.

Дело в том, что реализация четырех принципов немедленно ставила в порядок дня вопрос о верховенстве либо национальных законодательств, либо союзных договоров над национальными законодательствами. Безусловно, экономические выгоды, которые европейские страны получали от маастрихтских соглашений, были очень высоки. Однако, европейские государства должны были пойти на ликвидацию очень важных, ключевых элементов собственных национально-государственных машин.

Прежде всего, это касается национального суверенитета над внешнеэкономическими операциями. По истечении достаточно короткого срока, внутренние границы между странами участницами европейского союза должны были быть фактически упразднены. Затем немедленно вставал вопрос о демографических тенденциях, эмиграции точнее. Так или иначе, а европейские государства имели, да в значительной мере и сейчас имеют собственные национальные политики регулирования эмиграционных процессов, открытие границ, безусловно, трансформировало эти национальные политики в одну единую общенациональную, далеко не все общества к этому нормально относились.

Вставал вопрос о борьбе с преступностью, ибо открытие границ, как бы слабы эти границы не были до Маастрихта, между западноевропейскими странами открывало, в том числе эти границы и для преступности. То есть само подписание маастрихтских соглашений немедленно требовало создания единых органов внешнего контроля за внешней границей Европейского союза, то есть укрепления внешней границы этого нового образования. Немедленно требовалось создание европейской полиции, множества других силовых структур, которые могли бы поддержать стабильность общества всего Европейского союза перед лицом разного рода внешних и внутренних угроз. Естественно эти единые органы управления Европейским союзом должны были быть наднациональными. И их интересы, интересы этих новых союзных ведомств должны были быть защищены в первую очередь.

Единая европейская идеология, единая система ценностей, которую должен был бы обеспечить Европейский союз, и эти четыре европейских "да", эта единая идеология Европейского союза естественно базировалась изначально на принципах либерализма, индивидуализма. Примерно на тех же принципах, на которых базировалась и базируется идеология в США.

Иначе быть и не могло, ибо все послевоенные годы, в ходе холодной войны, да и в значительной мере и в предвоенные годы, военные годы, Запад боролся и всячески развивал именно эту систему ценностей, которые на Западе принято называть либеральными ценностями либеральной цивилизации. Быть может просто в отличие от США в Европе, как континенте более старом, культура обладает большей этнической инерцией и традиционные ценности для европейских народов имеют гораздо большее значение, нежели те же ценности для этнических групп населения США. Потому и многие акценты в европейской идеологии расставлены иначе, нежели в США.

Для понимания роли европейской интеграции в нашем регионе важно представлять, что в планировании политики Европейского союза была выделена группа регионов, применительно к которым должна была бы быть применена особая политика по их развитию в интересах ЕС. Это были те регионы, развитие которых должно стимулироваться в интересах Европейского Союза. Прежде всего, это касается тех регионов, которые расположены на линиях коммуникаций, в которых заинтересован Европейский Союз как более менее интегрированное целое, точнее высоко интегрированное целое. В частности одним из таких регионов является Южная Испания. Именно через Южную Испанию предполагается проведение в Европейский Союз очень важного газопровода и некоторых других транспортных артерий. Именно Южная Испания становиться одними из наиболее важных ворот Европейского Союза в Африку и естественно, что инвестиции в те регионы и центры в Южной Испании, которые расположены близ Гибралтара, эти инвестиции являются инвестициями в развитие экономики всего Европейского Союза. Потому, Испания имеет законное право рассчитывать на помощь в развитии экономики как минимум в своей южной части от Европейского Союза.

Другим таким регионом является, например Германия. Те коммуникационные проекты, которые предполагается осуществить в интересах Европейского Союза в энергетике, в транспорте, на территории Германии, те же Ямальские газопроводы, внутренние газопроводы в Северной Германии, в Голландии, которые позволят объединить всю газопроводную сеть Европейского Союза в единую систему, эти коммуникационные проекты являются проектами в интересах всего Европейского Союза.

В ряде случаев Европейский Союз обязан профинансировать в своих собственных больших европейских интересах развитие ряда регионов, где были бы сконцентрированы особенно высокоразвитые наукоемкие производства, система образования, научных исследований. Нечто на подобие ранее существовавших в Советском Союзе закрытых городов, но в Европе они не закрываются. Однако инвестиции в реализацию неких фундаментальных проектов требуют концентрации в неких более менее локализированных географических точках, что само по себе является очень дорогостоящим делом. Однако в интересах Европейского Союза, часть расходов на особенно быстрое развитие вот этих мест концентрации высокосложных наукоемких производств, берет на себя Европейский Союз. То есть региональная программа в рамках европейской интеграции являются одной из наиболее дорогостоящих и наиболее сложных программ. Программа, правда, без которой невозможна никакая успешная европейская интеграция.

Принципиально важной для Европейского Союза с самого начала была признана проблема создания единой валюты Европейского Союза. Естественно единый рынок не может существовать без единой валютно-финансовой системы и естественно, что эта единая валюта в условиях рыночного хозяйства является, возможно, самым главным, интегрирующим экономики всех стран ЕС факторов. Естественно, создание единой валютно-финансовой системы Европейского Союза - это крайне дорогостоящее предприятие. Учитывая косвенные издержки на создание единой европейской валюты, можно предполагать, что эта программа была наиболее дорогостоящей программой европейской интеграции.

Разумеется, основная тяжесть по созданию единой европейской валюты легла на экономики наиболее развитых европейских государств, и, прежде всего на экономику Германии.

Одна из важнейших проблем Европейского Союза на пути к формированию единой финансовой системы - это исход капиталов из Европы. Европейский Союз естественно заинтересован в том, чтобы привлечь именно в свою экономику как можно больше свободных инвестиционных ресурсов со всего мира, и естественно заинтересован в сдерживании вывоза капиталов за свои границы в иные регионы. Уже в 1992г. европейские государства-члены Европейского Союза примерно согласовали квоты, которых они постараются придерживаться при экспорте капитала за пределы ЕС. Причем эти квоты определены на 15 лет с разбивкой по отдельным регионам планеты. Скажем, Восточная Европа должна была бы получить в течение 10-15 лет не более 200 миллиардов долларов инвестиций из стран Европейского Союза, чтобы исход инвестиций в ЕС этот регион не привел к дисбалансу между процессами европейской интеграции и развитием Восточной Европы во избежание нарастания процессов дезинтеграции в Европейском Союзе. Определены также примерные квоты и для других регионов планеты.

Уже в Маастрихте было видно, что формирование единой европейской валюты приведет к глобальному столкновению этой валюты с долларом. Это очень важный аспект для дальнейших оценок процесса европейской интеграции.

Из всех интеграционных программ, которым был дан старт в Маастрихте, программа создания единой европейской валюты, вероятно, была наиболее сложной и продвигалась с большими трудностями.

Это естественно, ибо рыночная экономика - это прежде всего единая финансовая система в рамках некоего экономического пространства. Тем не менее, единая европейская валюта существует, хотя еще не все европейские страны перешли на евро. Однако вскоре перейдут, вероятно, все.

Надо отметить, что наибольшие выгоды от введения единой устойчивой европейской валюты приобретают те страны, которые обладали естественно слабыми валютами. А это как раз, те же самые государства, которые подпадают под программы выравнивания уровня развития различных стран, регионов европейского Союза. Однако развитые государства вынуждены идти на это в связи с общими интересами Европейского Союза. Ну а малые государства, в свою очередь в обмен на получаемую от развитых стран помощь лишаются реального суверенитета. Но не в пользу Германии или Франции, а в пользу Европейского Союза как единицы, как некоего целого.

3.2. Инфраструктурные проекты Европейского союза и предпосылки эффективной их реализации и функционирования на территории Беларуси

Маастрихтские договора открыли дорогу не только формированию единой европейской валюты и выравнивания уровней развития различных регионов и стран ЕС. Принятые соглашения также открыли новые возможности реализации грандиозных программ по перестройке всей социально-экономической структуры Европейского Союза.

Иначе и невозможно: если возникает единый рынок, то для его функционирования недостаточно иметь общую валюту. Имеется множество других очень важных задач, как то: обеспечить модернизацию транспортной, энергетической системы, системы образования и научных исследований, стандартизировать весь социально-экономический комплекс.

Кроме того, внутри большого единого европейского рынка неизбежны процессы конкуренции, концентрации капитала, разорение одних и усиление других. Возникает новая социально-экономическая специализация различных стран и регионов в рамках единого рыночного пространства. И, безусловно, уже в самом начале процесса постмаастрихтской интеграции необходимо было предусмотреть значительные инвестиции в развитие единой инфраструктуры Европейского Союза. Прежде всего, социально-экономической инфраструктуры, с тем, чтобы максимально использовать возникшие возможности существования единого интегрированного экономического пространства ЕС и нейтрализовать некоторые возможные негативные последствия самой интеграции.

Поэтому логично, что в числе крупных интеграционных или иных программ, которые называют зачастую в Европе большими стройками, находятся как раз те проекты, которые связаны с энергетикой, топливно-энергетическим комплексом и транспортными артериями, а также, безусловно, информационными артериями.

Рассмотрим особенности этих инфраструктурных проектов. Формирование Европейского Союза застало европейские страны в сложный момент своего развития с точки зрения потребностей юридических систем этих стран.

Единая энергетическая система в Западной Европе в послевоенное время так и не сформировалась. В конечном счете, каждая страна обеспечивала себя сама различными видами энергии, и имели место только какие-то общие параметры, общая координация развития энергетики в различных странах западной Европы и некоторые общие тенденции.

Одна из таких общих тенденций - очень бурное развитие ядерной энергетики в странах Западной Европы в 60-е и особенно 70-е гг.

В конце 60-х гг., как отмечалось выше, мир сотрясался серией конфликтов на Ближнем Востоке, которые привели к резкому росту цен на газ и нефть. По своей сути это было следствием противостояния в глобальном масштабе Советского Союза и Запада, точнее Востока и Запада. Пока Советский Союз и весь Восточный блок были сильными, у них хватало потенции для ведения войны в регионе Персидского залива, на Ближнем Востоке за контролем над источниками углеводородного сырья.

Кроме того, именно Советский Союз и весь Восточный блок стимулировали распад колониальных систем развитых государств и способствовали формированию целого картеля нефтедобывающих стран ОПЕК. Страны ОПЕК, как уже указывалось, резко взвинтили цены на углеводородное сырье для западных государств. Однако в силу того, что сам Советский Союз не входил в состав ОПЕК, да и в силу множества иных причин, Советский Союз в 70-е гг. нарастил поставки своих нефти и газа в Западную Европу. И вероятно именно благодаря тому, что Европа неожиданно стала нуждаться в большом количестве углеводородного сырья, по относительно дешевым ценам, именно по этой причине, возможно, стала вероятной достаточно длительная политика разрядки между двумя блоками в Европе.

В конце 60-х гг., столкнувшись с проблемами своих стран и стран ОПЕК, европейские государства приняли очень массированные усилия по наращиванию ядерной энергетики. И в развитых европейских странах к концу 80-х гг. ядерная энергетика стала давать до 50%, иногда даже выше, всей потребляемой этими странами энергии. И в Германии и во Франции и в Англии и в Италии около половины, немного больше всей энергии экономика брала из ядерных электростанций. Причем, обращает на себя внимание, что ядерная энергетика пронизала собой экономики ведущих стран Европейского Союза, а не периферийных государств.

В контексте реализации энергетической программы Европейского Союза находится также серия проектов, комплекс проектов по коренной перестройке всего энергетического комплекса Европейского Союза или может быть энергетического комплекса Европы. Европейский Союз унаследовал от Европейского Экономического Сообщества достаточно лоскутную и не особо интегрированную систему топливно-энергетических комплексов различных государств.

В то же время по мере сокращения ядерной энергетики значение углеводородного сырья для экономики ЕС будет постепенно возрастать. Соответственно возникла проблема, напоминающая проблему в энергетике. С одной стороны Европейскому Союзу необходимо образовать единый топливно-энергетический комплекс, наподобие того, который существовал в Советском Союзе. С другой стороны - обеспечить резкое повышение и доли углеводородного сырья в общем потреблении энергоресурсов в Европейском Союзе и разрешить целый комплекс самых сложных технических и политических проблем, связанных с переориентацией ядерной энергетики на углеводородное сырье вновь. Уже в начале 90-х гг. Европа в целом определилась по базовым проектам в области своего ТЭКа.

По мере выработки ресурса ядерными электростанциями в Европе будет расти потребление природного газа. Газ будет поступать из трех основных регионов: с месторождений, расположенных в Северном море, в Алжире, на севере России (Уренгой и разработан новый комплекс месторождений на полуострове Ямал). Остальные регионы - поставщики газа будут иметь вспомогательное значение: регион Персидского залива (отсюда в основном в Европу поступает нефть), регион Каспийского моря, шельф Баренцева моря.

При этом предполагается, что добыча газа на месторождениях Северного моря будет падать. Зато в Алжире и на Ямале будут развернуты крупные проекты европейского значения. Кредитование этих проектов в прямой или косвенной форме будет осуществлено европейцами. Алжирский и ямальский имеют схожесть: за счет притока ресурсов из Европы и силами в значительной мере европейских структур предполагается разработать новые месторождения, но главное – построить длительные континентальные газопроводы по территориям политически проблемных прилегающих к ЕС стран. И в алжирском и в российском вариантах ЕС в той или в иной форме втягивается в обеспечение политической стабильности в очень сложных регионах.

Алжирский газопровод должен пройти через Марокко и Гибралтар в Испанию (ответвление – в Португалию) и в южную Францию. Его пропускная способность составит около 40 млрд. куб. м газа в год. За счет алжирского газа резко увеличится энергетическая насыщенность ныне слаборазвитых стран Иберийского полуострова и южной Франции. В этих частях ЕС должен произойти рывок в экономическом развитии. К тому же именно эти регионы подпадают под программы выравнивания, принятые для отсталых стран и регионов объединенной Европы.

Ямальский проект значительно масштабнее алжирского и является ключевым проектом в европейском ТЭКе.

Первая очередь ямальского проекта – два газопровода Ямал-Беларусь-Польша-Германия. Их пропускная мощность составит 60 млрд. куб. м газа в год. Помимо “белорусских” газопроводов предусматривается прокладка еще целого рядка газопроводов от этого полуострова в Европу. Первоначально предполагалось, что будет порядка 6 очередей ямальского проекта, и все газопроводы пройдут через Беларусь. То есть после реализации всего проекта в Европу должно поступать в пределах 300-360 млрд. куб. м ямальского газа в год.

Ныне весь газовый экспорт России в дальнее зарубежье составляет несколько более 100 млрд. куб. м газа.

Однако в 1998г/ Москва определилась по “небелорусским” направлениям новых ямальских газопроводов. Один из новых газопроводов (проект “Северный поток”) должен пройти от Ямала севернее Санкт-Петербурга в Финляндию, затем в Швецию и в северную Германию. Его пропускная мощность должна составить порядка 50 млрд. куб. м газа в год.

Другой газопровод (проект “Голубой поток”) мощностью около 40 млрд. куб. м газа в год предполагается провести по дну Черного моря в Турцию. А уже из Турции газ может частично отправляться и в страны ЕС.

В любом случае ямальский газ предполагается поставлять прежде всего в Европейский Союз. Поставки ямальского газа в Европу будут нарастать. И постепенно российский газ может составить около трети общего потребления газа странами ЕС. В восточных странах ЕС российский газ будет по-прежнему составлять 70-90% всего потребляемого ими газа.

Ямальские проекты влекут за собою трансформацию всей российской экономики. Главным экспортным товаром России надолго становится газ. При этом новые магистральные газопроводы пройдут в обход прежних советских промышленных районов, расположенных в восточной Украине и прилегающих российских областях. То есть старая советская газопроводная сеть будет постепенно изнашиваться и выходить из строя. А новая газопроводная система будет диктовать и новую экономическую географию всего постсоветского пространства.

Один из основных параметров новой экономической структуры России, которая возникает как следствие ямальских проектов – технологическая дезинтеграция газового сектора России. Ныне свыше 90% российского газа добывается в Западной Сибири, причем свыше половины газа дают Уренгойское и Самотлорское газовые месторождения. Газопроводы, в том числе экспортные расходятся из одного региона.

Освоение Ямала приведет к технологической диверсификации российского газового сектора. Причем постепенно, по мере освоения Ямала, ядро газовой отрасли России будет смещаться из западной Сибири на Ямал. В западной же Сибири следует ожидать падения добычи газа в силу истощения легкодоступных ресурсов, износа газопровода и иной экономической инфраструктуры региона.

И Алжирский и ямальский газопроводы входят в число коммуникационных проектов, утвержденных в ходе саммита ЕС на о. Крит в 1994г.

Внутри ЕС создается технологически единая, приспособленная к централизованному управлению газопроводная система. Наиболее крупными проектами по интеграции газопроводной системы ЕС в единый комплекс выступает строительство двух газопроводов в северной Германии-Голландии. Эти газопроводы выполнят роль перемычек между региональными газопроводными системами, которые ныне существуют в ЕС и ориентируются на собственные источники поступления газа. После пуска в строй газопроводов в северной Германии и Голландии, Ямальских и алжирского газопроводов появится технологическая возможность к уменьшению зависимости восточной части ЕС от поставок российского газа и северной части Европейского Союза – от поступления нефти из региона Северного моря. При этом, к примеру, Франция будет в состоянии резко увеличить потребление не только алжирского, но и российского газа. Газ северного моря будет поступать в Чехию, Польшу, бывшую ГДР и даже в Венгрию. А российский газ – в Великобританию, Францию и даже в Испанию.

В целом строительство новых газопроводов внутри и вне ЕС позволит резко увеличить потребление этого вида сырья экономикой Союза и при этом уменьшит стратегическую зависимость экономики ЕС от политической ситуации в любом из регионов-поставщиков этого вида топлива. Усилится и внутренняя технологическая интеграция “народного хозяйства” объединенной Европы. Возникнут предпосылки к формированию действительно единого, независимого от национальных правительств ТЭКа Европейского Союза.

Похожий процесс предполагается и в нефтяном секторе Европы. С одной особенностью – ЕС не предусматривает резкого рывка в потреблении нефти.

Предполагается улучшить эффективность использования нефти и уменьшить стратегическую зависимость ЕС от поставок нефти из региона Персидского залива.

В течение 10-15 лет Европа должна получить нефть из региона Каспийского моря, Средней Азии и Казахстана, Тимано-Печерского нефтяного бассейна, расположенного по соседству с Ямальским полуостровом в России. Проекты в регионе Каспийского моря и в Тимано-Печере были определены как приоритетные для нефтяного сектора ЕС в ходе буквально исторического саммита ЕС на о. Крит в 1994г.

В целом Европа предполагает получить к 2010-2015 гг. из региона Каспия порядка 100 млн. т нефти в год, примерно столько же – из Тимано-Печеры, при сохранении поступления нефти из иных нефтеносных регионов бывшего СССР на уровне примерно 100 млн. т нефти в год. Поступление в ЕС порядка 300 млн. т нефти в год с территории бывшего СССР окажет меньшее влияние на ЕС, нежели рост потребления российского газа. Российская и каспийская нефть составят не более 30% всей потребляемой в ЕС нефти. Однако рассосредоточенность нефтяных месторождений по средней Азии, России, Закавказью уменьшит степень политических рисков в нефтяном секторе Европы.

Внутри ЕС в нефтяном секторе также предполагается ряд крупных трансформаций, которые позволят манипулировать большими массами углеводородного сырья, поступающего из разных регионов. Самый важный элемент внутренней перестройки нефтепроводной системы ЕС – адаптация нефтепроводов и сети компрессорных станций таким образом, чтобы страны бывшего СЭВ могли получать нефть через порты на побережье Атлантического океана, а также и из региона Каспийского моря.

В конечном счете, согласно графику развития транспортных и энергетических коммуникаций, принятому в ходе Критского саммита 1994г., ЕС получит технологически единый ТЭК, внутри которого резко вырастет значение газовой составляющей. В целом должна резко понизится стратегическая зависимость Европы от поступления сырья из региона Персидского залива. Уменьшится, возможно, вплоть до полного исчезновения значение ядерной энергетики. В геополитическом плане трансформации в энергетическом секторе ЕС приведут к уменьшению стратегической зависимости ЕС от США. В первую очередь по причине падения значения для Европы сырья из региона Персидского залива.

Европейские интеграционные программы принципиально отличаются от индустриализационных программ, которые были реализованы в свое время в Советском Союзе. В отличие от Советского Союза, в Европе непосредственно в производственную сферу, на уровне именно Европейского Союза инвестиционные вливания практически не предусматриваются. Европейские программы должны обеспечить условия для развития экономики, в частности производства, но не стремления рассчитанные на строительство неких заводов, которые бы находились в собственности Европейской Комиссии или же еще каких то производственных объектов. Это - принципиальная особенность европейской интеграции.

Подчеркнем еще раз, что европейские интеграционные программы призваны обеспечить функционирование свободного рынка в масштабе всей Европы, но эти программы не являются инвестиционными программами в прямом смысле, инвестиций в производство не предусматривается.

Отсюда еще одна интересная особенность развития Европейского Союза, которая была спрогнозирована уже в Маастрихте, и на нее было обращено особое внимание. В рамках единого экономического пространства, единого свободного рынка Европейского Союза немедленно начнется процесс конкуренции, который приведет к концентрации производства и капитала в рамках неких уже панъевропейских корпораций. Европейский Союз изначально не предусматривал особых ограничений на конкуренцию в рамках ЕС, и не предусмотрено особых ограничений на монополизацию европейского рыночного пространства. Возможно это один из недостатков европейской интеграции.

Однако можно, понять, почему в ЕС не предусмотрено жесткого антимонопольного законодательства. Во время заключения маастрихтские соглашения еще не существовало неких корпораций, которые могли бы быть названы европейскими монополиями. И с другой стороны европейские корпорации призваны выживать не только в рамках европейского экономического пространства, но и на глобальном рынке, вне Европы. В этом смысле появление неких монополий, неких очень крупных корпораций, европейских корпораций означало бы не культирование монополизма, не загнивание, консервация производства в рамках Европы, а создание тыла у крупных корпораций для их деятельности на мировом рыночном пространстве. Потому немедленно, вслед за открытием границ, за созданием единого экономического пространства ЕС, начался процесс укрупнения европейских корпораций. На сегодняшний день практически во всех ведущих отраслях экономики Европы произошло это укрупнение, и сформировались лидеры, корпорации-лидеры в масштабах своей технологической ниши. К примеру, Volkswagen почти монополизировал, обеспечил себе контроль более чем над 50% всего производства легковых автомобилей в рамках Европейского Союза.

Уже в 1992г., когда заключались маастрихтские соглашения, было очевидно, что выигрыш от этих соглашений, прежде всего, достанется крупным корпорациям, транснациональным корпорациям. Кстати этот аспект, то, что от Европейского Союза выиграют, прежде всего, крупные корпорации, является одной из главных причин, почему в начале 90-х гг. против Европейского Союза выступили европейские левые, коммунисты, прежде всего. Да и ультранационалисты также, ибо с их точки зрения Европейский Союз открывает перспективу для крупных корпораций, но давит мелкий и средний бизнес, особенно в слаборазвитых государствах ЕС.

Очевидно, опасения левых были оправданы. Однако для того, чтобы каким то образом компенсировать потери среднего и мелкого производителя от резкого роста крупных корпораций в рамках Европейского Союза уже в Маастрихте были предусмотрены некоторые компенсаторы, балансиры, европейские программы. Обратим внимание на некоторые последствия от укрупнения корпораций в ЕС.

Во-первых, создание Европейского Союза открыло перспективу, прежде всего для европейских корпораций, для тех, которые базируются внутри Европы, ибо европейский рынок так или иначе, различными преферансами ограничивает себя от тех же американских корпораций. Тем более, что в самих Соединенных Штатах и вокруг них начался свой собственный процесс, североамериканской интеграции, воплощенный, прежде всего в программе НАТО, то есть в программе создания зоны свободной торговли в Северной Америке. НАТО было создано буквально сразу же вслед за маастрихтскими соглашениями в Европе и НАТО в начале 90-х гг. включило в свой состав Соединенные Штаты, Мексику и Канаду. В рамках этих трех стран предусматривалась быстрая ликвидация внутренних таможенных границ и достижение примерно такой же степени интеграции экономического и политического пространства, которое предполагалось достигнуть в Европе.

В этом смысле Соединенные Штаты, так или иначе, стремились сконцентрировать мощь своих корпораций и их инвестиционные и прочие ресурсы на своей территории, в Северной Америке, а не допустить их исход в ту же Европу. Потому два процесса: стремление Европы защитить свой рынок от притока, например, американских корпораций, вырастить свои корпорации, а у Соединенных Штатов - забрать к себе как можно больше инвестиционных ресурсов, в том числе и транснациональных корпораций счастливо дополнили друг друга и привели к тому, что в Европе в течение постмаастрихтского периода стали доминировать свои собственные корпорации. И всяческие укрупнения, которые происходили в Европе, прежде всего привели к появлению собственно крупных европейских корпораций, но не к контролю над европейским экономическим пространством, например тех же американских или японских ТНК. В начале 90-х гг. это уже было очевидно.

Иными словами Европа создавала базу, поле для появления своих собственных гигантов. Эти гигантские корпорации типа того же Фольксвагена, разумеется, изначально должны были обладать, ну сейчас уже обладают такой мощью, которая позволит им противостоять на глобальном уровне также укрупнившимся американским промышленным гигантам. Тот этот аспект, что именно европейские корпорации за счет европейской интеграции получили возможность к своему резкому, очень быстрому росту, влечет за собою еще одно интересное последствие.

Дело в том, что конкуренция на глобальном уровне или конкуренция внутри Атлантического Сообщества в составе и Америки и Европы разворачивается на фоне нового витка научно-технического прогресса. Мы уже упоминали об этом, что в конце 80-х гг. в основные технологии стали выходить на уровень глобальных технологий. В этом смысле концентрация производства и капитала в рамках Европы, в рамках каких то выделившихся крупных корпораций, европейских корпораций, влечет за собою и концентрацию научных ресурсов именно внутри этих корпораций. Это также особенность европейских корпораций, в отличие от Советского Союза, где основные функции по экспериментальным исследованиям или же по каким то иным научным разработкам лежали на союзных органах, на государстве как таковом. В Европейском союзе были созданы условия, когда функции фундаментальных исследований и научных разработок вообще шли вот в эти крупные корпорации. А уже сами корпорации, их становление было обеспечено европейской интеграцией.

Значит в рамках ЕС за счет концентрации производства и капиталов внутри крупных корпораций, происходила также и концентрация научно-технических ресурсов в рамках этих корпораций, и выход на новый технологический уровень, на уровень глобальных технологий этими корпорациями осуществляется только потому, что они сумели сконцентрировать в самих себе ресурсы всей Европы в технологических нишах. А отсюда и тот главный компенсатор, с помощью которого сторонники европейской интеграции постарались обеспечить некую устойчивость Европейского Союза на фоне появления этих монополистов. Этот компенсатор заключается в том, что европейские страны изначально запланировали перейти к более высокому качеству образования, которое дается собственным жителям и к боле высокому более мощному доступу к информации в рамках Европейского Союза. Принцип свободы доступа к информации в рамках ЕС это один из четырех базовых принципов Европейского Союза. Что это означает, несколько более детально.

Дело в том, что главная задача этих крупных корпораций, которые быстро сформировались в рамках Европейского Союза - это выживание на глобальном экономическом пространстве, это конкуренция на глобальном уровне. Но глобальная конкуренция может быть успешной только в том случае, если в рамках крупных европейских корпораций будут аккумулированы научно-технические, интеллектуальные ресурсы как минимум объединенной Европы. А потому любые инвестиции в образовательную сферу, в информационные технологии, прежде всего в информационную инфраструктуру, все эти инвестиции на самом деле укрепляют как раз те крупные европейские корпорации, которые получают просто в свое распоряжение более качественный рабочий материал, рабочую силу с более высоким уровнем квалификации, прежде всего.

Те инвестиции, которые за счет Европейского Союза были предусмотрены и вложены в образовательную сферу европейских государств, эти инвестиции создают хорошие возможности как бы для устройства молодежи в наукоемких сферах производства, то есть, прежде всего, так или иначе, вот в этих самых крупных корпорациях образовавшихся внутри Европы. Особенно разительные плюсы от европейской интеграции для слаборазвитых государств Европейского Союза или слаборазвитых регионов и депрессивных зон. Дело в том, что программы по преодолению безработицы, которые, так или иначе, реализуются в масштабе Европейского Союза, и программы выравнивания уровня развития стран регионов предусматривают, прежде всего, переквалификацию огромного количества народа или же обретения новой квалификации огромным количеством народа.

Новая квалификация, которая за счет Европейского Союза приобретается молодежью в той же Испании, Португалии или же во Франции, прежде всего, касается возможности работы на наукоемких производствах. Ни Греция, ни Португалия, ни Ирландия сами по себе были бы не в состоянии потянуть обеспечение того уровня образования в своих странах, который сейчас имеется у них, ибо им просто не было необходимости в столь качественном образовании для своей молодежи.

Европейский Союз своими вливаниями в систему образования, в той или иной форме в масштабе всей Европы создал особые условия для молодежи как ни странно именно в слаборазвитых государствах к быстрому карьерному росту за счет наукоемких производств.

Тем более что уровень жизни, уровень оплаты в слаборазвитых странах и регионах ниже, нежели в развитых странах и регионах, уровень инвестиций там ниже, нежели в развитых. Потому именно в слаборазвитых странах, в той же Ирландии стремятся разместить свои производства именно крупные производства. И, прежде всего те корпорации, которые работают на глобальном уровне, прежде всего корпорации, которые производят некую высокотехнологичную продукцию.

Рывок, который сейчас осуществляется в слаборазвитых странах регионах ЕС, напоминает то, что произошло в Белоруссии в послевоенный период, когда за деньги союзного центра были построены крупные высокотехнологичные по тем временам предприятия, а затем была подтянута образовательная сфера под обеспечение потребностей этого высоко технологичного комплекса. В результате мы получили один из самых высоких уровней образования в бывшем Советском Союзе и высоко квалифицированную рабочую силу.

Развитие технологий на их нынешнем уровне влечет за собой не только быстрый рост автоматизации производства, уменьшения доли и значения конвейерных рабочих на производстве, увеличения значения различного рода научных работников или же исследовательских структур для развития производства. Другой аспект для развития научно-технического прогресса в нынешнюю эпоху - это увеличение обслуживающих структур, увеличение сферы услуг как таковой. Ибо для успешной работы большого количества ученых, инженеров, исследователей необходима значительная обслуживающая их интересы сфера.

Потому в Европейском Союзе, в рамках европейской интеграции изначально предусматривался рост также и сферы услуг во всех странах участницах ЕС. То есть получается что, стандартизация системы образования в рамках Европейского Союза влечет за собой подтягивание уровня образования в слаборазвитых странах регионах Европейского Союза до уровня образования в высокоразвитых регионах, что, безусловно, выгодно слаборазвитым странам. И вот этот момент, вот это подтягивание уровня образования молодежи в слаборазвитых странах и регионах является главной компенсацией для этих слаборазвитых стран регионов с помощью которого население слаборазвитых стран, словно и не замечает потери своими экономиками технологической самостоятельности под воздействием крупных корпораций, возникших в масштабе Европы. Получившая лучшее образование молодежь имеет возможность сделать быстрые карьеры в рамках вот этих самых крупных европейских корпораций.

Другая часть населения оказывается втянутой в сферу услуг по обеспечению в общем то того меньшинства, которое делает быстрые карьеры на высокотехнологичных производствах и тоже в принципе довольно сложившейся жизнью. Надо отметить, что выравнивание уровня развития слаборазвитых стран регионов ЕС сопровождается не только формированием среднего класса двух типов, то есть научных работников и сферы услуг. Резкий скачок в развитии слаборазвитых стран сопровождается также очень быстрой урбанизацией в слаборазвитых странах регионах. Дело в том, что еще в конце 80-х гг. та же Португалия, Испания да та же Ирландия и Греция были не то, что неурбанизованными зонами - в той же Греции в городах уже тогда проживало достаточно заметное количество населения, однако доля сельского населения в Испании, Португалии, Ирландии еще была достаточно высока, гораздо выше, нежели в той же Германии. То же самое касается населения и в Южной Италии и в Южной Франции.

Под воздействием европейской интеграции не только ускоряется уход населения из деревень в города, но это население как бы перескакивает через один социальный слой. Люди в городах, переселяющиеся из деревень, молодежь в города уходит не на конвейерные производства, как было 30-40 лет назад, как их родители перешли на заводы из деревень, а уходят сразу же в средний класс. Через высокоразвитую систему образования молодежь быстро делает карьеры на высокотехнологичных производствах или же в соответствующей системе их обеспечения в том же образовании, либо, повторимся, идет в сферу услуг. Естественно, что при таких компенсаторах в слаборазвитых странах и регионах находится мало противников укрупнения европейских корпораций, тех европейских монополий, которые быстро возникли вслед за формированием единого европейского рынка.

Следует отметить, что хотя в целом фундаментальные исследования в Европейском Союзе концентрируются в рамках крупных корпораций, все же часть, в некоторых случаях значительная, фундаментальных исследований остается приоритетом либо национальных государств, либо Европейского Союза. По крайней мере, финансирование научных исследований в неких базовых отраслях фундаментальной науки осуществляется, прежде всего, через университеты, через систему грантов того же Европейского Союза. Особенно это касается исследований в области энергетики, прежде всего ядерной энергетики, биологии, да и радиоэлектроники.

В рамках ЕС выделяется целый комплекс научно-технических программ, которые финансируются Европейским Союзом. Однако все эти программы носят фундаментальный, а не прикладной характер, можно даже сказать глубоко фундаментальный характер. Производственные исследовательские программы, научные исследовательские конструкторские разработки, прежде всего, ведутся в рамках крупных корпораций.

Подводя небольшой итог изложенному, подчеркнем, что европейская интеграция призвана обеспечить переход от индустриального уровня развития европейских государств к постиндустриальному обществу. Призвана обеспечить постепенный отказ европейских экономик от конвейерного производства, где заняты большие массы индустриальных рабочих и переход к высокотехнологичному производству, где главной имеющейся силой является инженер, ученый. Слаборазвитые же страны и регионы совершают скачок в постиндустриальные сферы минуя индустриальную стадию развития. Отсюда главными интеграционными программами Европейского Союза в области экономики выступают программы по совершенствованию различного рода экономической инфраструктуры Европейского Союза и программы по совершенствованию качества рабочей силы, то есть программы по обучению и переобучению рабочей силы.

Безусловно, особое значение имеет программа всеобщей информатизации и создания единого информационного пространства ЕС. Возможно потому европейская интеграция наиболее популярна среди молодежи и среди тех социальных групп, которые напрямую связаны с высокотехнологичным производством или заняты в энергетике, на транспорте или системе образования. Соответственно противниками европейской интеграции, как правило, выступают те социальные группы, которые связаны с национальным рыночным пространством и страдают от конкуренции с крупными корпорациями, либо связаны с технологически отсталыми, иногда депрессивными регионами и отраслями промышленности. То есть европейская интеграция призвана обеспечить эффективный быстрый научно-технический прогресс в экономике объединенной Европы.

3.3. Формирование внешнеэкономической политики Беларуси с учетом особенностей и приоритетов отдельных стран-членов ЕС в соответствии с геополитическими интересами страны

Одна из особенностей внутренней политической и социоэкономической структуры Европейского Союза - это ось Франция-Германия. Именно эти две страны являются ведущими странами Европейского Союза, и именно эти два государства аккумулируют в себе основную экономическую мощь объединенной Европы. Именно от союза этих двух государств, от поведения этих двух обществ зависит процесс европейской интеграции. Подобно тому, как в бывшем Советском Союзе ядром всего Советского Союза и Восточного блока выступала Россия, так не ядром, а осью, европейской интеграции, Европейского Союза выступает Франция и Германия. Не Германия как таковая есть сердце Европейского Союза, а ось, Франция-Германия. В этом принципиальная особенность, принципиальное отличие ЕС от Советского Союза. Даже демографически это бросается в глаза: немцы в Европейском Союзе составляют около 20% населения, а русские в Советском Союзе составляли как-никак свыше половины населения. Европейский Союз это не есть большая Германия.

В рамках германо-французской оси и Германия и Франция в ходе европейской интеграции решают помимо неких общих или глобальных задач также и свои собственные национальные задачи и именно потому, франко-германский союз является устойчивым. Каковы же выгоды для Германии и для Франции от образования Европейского Союза? Германия благодаря образованию ЕС получила, во-первых, внешнеполитическую стабильность. Это особенно важно для Германии, ибо в течение 20-го века дважды с территории этой страны начинались мировые войны и естественно, что все европейские народы с подозрением смотрели на объединение Германий и на рост германского фашизма внутри этой страны, в конце 80-ых, начале 90-ых гг. Таким образом, образование Европейского Союза успокоило Европу и обеспечило Германии нормальные внешнеполитические условия для спокойного развития. За счет нормальных спокойных внешних условий для развития Германия получила возможность, прежде всего, решить проблему интеграции Восточной Германии в состав единого национального тела. Программа по интеграции бывшей Германской Демократической Республики в состав объединенной Германии, эта программа крайне дорогостоящая.

Стоимость этой программы оценивается разными экспертами по-разному, смотря, какая методика подсчетов применяется, однако, как правило, принято считать, что в течение 10 лет ежегодно Западная Германия на проблемы интеграции Восточной Германии тратит порядка ста миллиардов марок, по другой методике говорят – порядка ста миллиардов долларов. Таким образом, Германия уже потратила на интеграцию бывшей ГДР в свой состав порядка 600-800 миллиардов долларов. Можно себе представить, какие огромные средства вложены из ресурсов Западной Германии во всего лишь 16-ти миллионное по численности населения в бывшее восточно-европейское государство.

С одной стороны окончание холодной войны и поддержание мира в Европе, прежде всего силами большого НАТО в основе которого США, выгодно Германии, ибо высвобождает огромные ресурсы для мирных отраслей экономики. С другой стороны, Германия должна провести крупную широкомасштабную конверсию промышленности и конверсию всей своей экономики.

Немаловажным фактором является также то, что в результате европейской интеграции открылись особые возможности для роста ряда именно германских корпораций, которые получили возможность вырасти в рамках единого европейского рынка до уровня как минимум европейских корпораций. Но более внятно мы видим это на примере Фольксвагена, который в течение менее чем 10 лет, после Маастрихта превратился в фактического монополиста в своей производственной нише в рамках Европы из крупной германской корпорации, каковой он был до Маастрихта. Не во всех сферах Германия может стать базой для формирования крупных европейских корпораций, но в ряде ключевых для Германии отраслей это оказалось реально.

Таким образом, германские производители в рамках Европейского Союза получили возможность для дальнейшего роста, для дальнейшего развития, для дальнейших перспектив. Европейская интеграция влекла за собой еще один крайне выгодный для Германии момент. Поворот Германии на Запад от идей Балтийско-Черноморского Союза или же Нового Рапалло как союза Германии и России влек за собой неизбежное падение промышленного производства в Восточной Европе и в бывшем Советском Союзе, ибо именно Германия должна была быть главным инвестором на Востоке Европы или в России, в случае реализации идеи БЧС либо Нового Рапалло.

Однако те средства, которые могли прийти из Германии на Восток Европы, оказались скованы в ходе европейской интеграции внутренними европейскими интеграционными программами. А без инвестиций с Запада в производственную сферу, прежде всего, естественно, что в бывшем Восточном блоке и, прежде всего, в Советском Союзе настал экономический спад, и таким образом именно германские корпорации ощутили наибольшую выгоду от уничтожения конкурентов. Ибо не Франция граничила с высокоразвитыми в промышленном плане регионами Восточного блока, не Англия и не Италия, а Германия. Падение высокотехнологичных производств и просто крупной промышленности в Чехословакии, Польше, Венгрии, на Украине, в России открыли возможности и перспективы, прежде всего для германских производителей. Причем плюсы от появления целого комплекса стран на восточных границах Германии, которые оказались не в состоянии конкурировать с германской промышленностью, ощутили не только крупные германские корпорации, но и массы среднего и мелкого бизнеса Германии.

Наконец, падение перерабатывающей промышленности на территории бывшего Восточного блока открывало и исторические перспективы перед Германией на будущее, быть может на отдаленное будущее. Ибо единственный продукт, который Восток может дать постиндустриальному Западу Евразии, это промышленное сырье России и Средней Азии. А обойти территорию Германии в потоке промышленного сырья из России не в состоянии. Германия это тот регион Европейского Союза, который извлекает выгоды от наращивания экспорта русского сырья на Запад в первую очередь.

Только благодаря сохранению стабильности Германия сумела устранить от власти в Восточной Германии сложившийся в послевоенное время правящий класс и интегрировать ГДР в состав единой Германии на базе быстрого формирования нового, собственно германского правящего класса или, лучше сказать, за счет распространения власти на Восточную Германию тех правящих групп, которые сформировались в Западной Германии в послевоенный период.

Иными словами, маастрихтская интеграция позволила Германии в обмен на отказ от борьбы за статус сверхдержавы или просто мировой державы, в обмен на отказ за повышение своего политического статуса сконцентрироваться на внутренних экономических и прочих проблемах, связанных в первую очередь с интеграцией бывшей Германской Демократической Республики в состав объединенной Германии и на переходе к новому уровню научно-технического прогресса большей части своей промышленности. В некоем смысле Германия участием в Европейской интеграции в ее маастрихтском варианте просто оплатила Европе свое объединение.

Если Германия в конце 80-х - начале 90-х гг. имела какие-то серьезные варианты для не западной новой своей ориентации, то Франция таковых вариантов, в общем-то, не имела. И для Франции формирование единой Европы, заключение маастрихтских соглашений имело больше значений, имело больше плюсов, чем для Германии. Главный плюс для Франции заключается в том, что Европа не раскололась на прогерманскую и антигерманскую части вновь, как уже дважды было в 20-м столетии.

Однако европейская интеграция по маастрихтскому варианту имела некоторые специфичные плюсы, характерные, прежде всего для Франции, точнее плюсы, которые пожала прежде всего Франция. Дело в том, что инвестиционные ресурсы Германии, как более мощной экономической единицы, нежели Франция в Европе, экономические ресурсы Германии все 90-е гг., и вероятно ближайшие 5-10 лет, непременно будут скованы проблемой интеграции Германской Демократической Республики и деятельностью Германии в прилегающих к ней восточно-европейских государствах. В этом смысле германский капитал не представляет особо большой угрозы для французский корпораций в рамках единого европейского пространства.

Имеет значение также то, что и Франция и Германия являются основными донорами процесса европейской интеграции. Например, фонды, региональные программы Европейского Союза или тем более программа становления единой денежной единицы евро Европейского Союза финансируется в первую очередь Францией и Германией, примерно 30% бюджета ЕС обеспечивается Францией и около 30% Германией. Это означает, что Германия тратит огромные средства не только на интеграцию с Германской Демократической Республикой, но и на общую программу европейской интеграции. Франция же своей ГДР не имеет и тратится только на единую Европу.

Но к деятельности в рамках единого европейского экономического пространства французские корпорации оказались подготовлены, вероятно лучше, чем Германия или по крайней мере не хуже. Дело в том, что в отличие от Германии, Франция в конце 80-х гг. обладала социально-экономической структурой, которая была основана на господстве во французской экономике примерно 500 финансово-промышленных групп, разных видов. Франция представляет из себя унитарное государство, а не федеративное как Германия и потому степень концентрации производства во Франции в целом выше, нежели в Германии и степень связи производства с центральной политической властью во Франции также выше, нежели в Германии. В этом плане французские корпорации как более крупные оказывались в рамках открывающегося единого экономического пространства Европы в некоем смысле в лучшем положении, чем Германия, чем германские конкуренты, чем германское правительство.

Германская экономика была втянута в две очень дорогостоящие программы, а именно интеграция ГДР и финансирование единых европейских программ. Здесь можно также добавить и то, что Германия оказывала очень сильную экономическую помощь Советскому Союзу и России впоследствии, то есть оплачивала своим объединением не только Западу, но и Востоку. Французские корпорации в отличие от немецких все-таки имели в объединяющейся Европе и более мощный изначальный потенциал, и организационный, и имели у себя в тылу правительство, которое все-таки не было сковано столь тяжелыми задачами, которые стояли перед германским правительством по объединению страны и прочим территориальным проблемам. А значит, на едином европейском рынке французские корпорации имели шансы достичь монопольного положения в целом больше, нежели германские.

Кроме того, единые европейские интеграционные программы в той части, в которой они касались выравнивания уровня экономического развития слаборазвитых стран и регионов касались, прежде всего, тех территорий, которые входили или входят в сферу интересов именно французских корпораций. Ведь самыми слаборазвитыми регионами Европы являются Португалия, Испания, Греция, Ирландия, Южная Франция, Южная Италия. Бывшая ГДР в целом не подпадает под программы выравнивания уровня развития стран ЕС, ибо этот регион выравнивается, прежде всего, за счет усилий Западной Германии.

То есть германские и французские деньги на европейские программы способствуют улучшению уровня развития, прежде всего южно-европейских государств, прежде всего государств и регионов в акватории Средиземного моря, усиление емкости рынков Испании, Португалии, Греции открывает возможности для роста экспорта в эти регионы не германских корпораций, а прежде всего французских. Конечно процесс противоречив, но, прежде всего, выигрывают именно крупные французские корпорации, французские производители высоких технологий. То есть за счет денег Германии ставится на ноги то экономическое пространство в Южной Европе, на которое опираются в основном французские промышленные гиганты.

Не менее важен для Франции и, скажем так, внешнеевропейский аспект интеграции. Дело в том, что в отличие от Германии, Франция обладала и обладает значительной сферой влияния в странах третьего мира, и, прежде всего в тех государствах, которые ранее являлись колониями Франции. В целом крупный массив бывших французских колоний расположен в Африке, прежде всего в тропической Африке, и в южной и восточной частях побережья Средиземного моря. Формирование мощного Европейского Союза, или может быть лучше, предотвращение нового раскола Европы на германскую и антигерманскую части Европы, высвободило дополнительные французские ресурсы для усиления своей активности в Африке и в регионе Средиземного моря. Это имеет особое значение для Франции, ибо и в семидесятые годы, и в восьмидесятые, Франция столкнулась, прежде всего, в Африке с очень активной конкуренцией со стороны американских корпораций.

Европейская интеграция в Маастрихтском варианте, когда за счет немецких денег происходит усиление Южной Европы играет на руку Франции еще в большей степени, нежели просто гарантированная западная граница и стабильная безопасность в Европе, ибо немецкие деньги, или, может быть, их можно назвать панъевропейские деньги, не только усиливают экономически юг Европы, но и политически, так как те же богатые и сильные Греция, Италия являются не только зоной для особой активности французских корпораций, не только все более емким рынком, но и все более сильными политическими союзниками Франции в деле предотвращения исламских революций в мусульманских странах Северной и Тропической Африки.

Европейская интеграция позволила также французским корпорациям не только усилиться в Южной Европе, да и в масштабе всей Европы, но и усилить свои позиции в тропической Африке, то есть нарастить мощь нефтяных, прежде всего сырьедобывающих структур, таким образом, чтобы эти структуры, эти корпорации стали более явно конкурентами американских корпораций в масштабе всей планеты, и заметно, что после заключения Маастрихтских договоров в зоне влияния Франции, в Тропической Африке, не происходило серьезного усиления позиций США и американских корпораций: проамериканские перевороты в зоне влияния Франции в Африке в 90-х гг. не происходили и крупномасштабного вторжения американских корпораций в этот регион, в зону влияния Франции, в 90-х гг. не было, скорее, наоборот - Франция усилила свое влияние в части тех стран, где ранее было сильно влияние Советского Союза. Исключением можно считать только Руанду, Бурунди. Только в том регионе вспыхнули гражданские войны, которые сопровождались противоречивыми процессами усиления то французского, то американского влияния в регионе. Однако Руанда, Бурунди, Заир - это все-таки зона второстепенных интересов в Африке.

В ходе Маастрихтской интеграции Германия не получила возможностей к созданию собственных сырьевых корпораций и приобретению независимого от Франции, Англии или США ареала влияния в странах третьего мира или в добывающих регионах. Пока Германские деньги тратились на ГДР и на европейскую интеграцию, на удержание евро, к примеру, Франция могла сконцентрировать свои усилия на наращивании мощи своих нефтедобывающих корпораций и даже на восстановлении своих газодобывающих структур. Прежде всего, это усиление Франции связано с освоением алжирских месторождений газа. Освоение алжирских месторождений газа, проведение газопровода из Алжира через Марокко в Испанию, Португалию в Южную Францию является одним из приоритетных проектов ЕС в области топливно-энергетического комплекса, однако непосредственные выгоды от реализации этого проекта получает Южная Европа и, прежде всего Франция, ибо, во-первых, в Алжире активны, прежде всего, французские нефтяные корпорации, так же как и в Марокко активны французские компании самого разного типа. Плюс от прихода алжирского газа получает, прежде всего, Южная Европа и даже территория Франции. Наконец, вся объединенная Европа работает на предотвращение исламских революций в Алжире, Марокко, Тунисе, а выгоды имеет все та же Франция.

Алжирский проект принципиально отличается, например, от Ямальского проекта, когда два, а в будущем и более газопровода тянутся в Европу, и, прежде всего в Германию из России. Все-таки Алжир - это не Россия, или может быть Россия - это не Алжир и проведение газопровода через Беларусь, Польшу в Германию не адекватно в политическом плане проведению газопровода из Алжира во Францию. Все же Германия не в состоянии контролировать Россию, и Германия не садится силами своих корпораций на ямальские месторождения газа. То есть, политически контролируя Алжир, помогая правящему светскому режиму выстоять против исламского вооруженного подполья в ходе гражданской войны, что делает Франция в Алжире, французские корпорации садятся на газовые месторождения в Алжире и достаточно эффективно присутствуют в Марокко.

То есть проведение самых различных сырьевых трасс из России в Германию не влечет за собой обретение Германией национальной устойчивости, или устойчивости своего национального ТЭКа относительно кого бы то ни было.

Германия по-прежнему остается сборочным цехом, который отрезан от непосредственного доступа к источникам топливного сырья и энергии. А Франция сохраняет высокую долю своей экономии в рамках ЕС и даже за счет распространения своих корпораций на Южную Европу усиливает свою устойчивость, по сравнению скажем с Германией. Германии предстоит экспансия в страны германского сада, которые также не обладают собственным сырьем, то есть Германия просто в ближайшее время будет распространять свою мастерскую, свой сборочный цех, но новые восточноевропейские страны не обретают собственной геополитической устойчивости.

Еще один момент, выгодный именно Франции, в ходе европейской интеграции заключается в формировании единого энергетического комплекса ЕС и единого ТЭКа ЕС. Дело в том, что пока Германия тратит свои силы на интеграцию ГДР, а потом будет тратить еще большие силы на интеграцию восточноевропейских государств в составе ЕС и в составе своей экономики, прежде всего эти государства Восточной Европы не крупные, пока все это будет происходить, Франция за счет европейских программ поднимает уровень развития все-таки более стабильных и более высокоразвитых государств, нежели Чехия или Словакия, то есть поднимает развитие той же Испании, своей южной части, Португалии, Южной Италии, и тот энергетический комплекс, который концентрируется в Южной Европе вокруг Франции, оказывается в потенции более мощным, чем тот энергетический комплекс, который формируется вокруг Германии в Восточной Европе, по крайней мере, этот французский комплекс в рамках единой экономики ЕС имеет в некоторых аспектах лучшие перспективы для развития, нежели германский.

Та же региональная энергетическая устойчивость имеет шансы быть выше, чем в Германии и у германского сада, но самое главное - источники относительно легкодоступного сырья для Южной Европы, расположенные в странах южнее Сахары или Севернее Сахары, требуют меньших политических усилий, нежели обеспечение устойчивого доступа сырья в страны германского сада с территории России и регионов Средней Азии. То есть у стран Южной Европы во главе с Францией руки могут быть развязаны в большей степени для неких активных действий вне Европы, нежели у той же Германии. Германия будет вынуждена чаще оглядываться на Францию при обеспечении своей социально-экономической устойчивости, чем Франция на Германию. К тому же Франция активна, или же Испания, не только в Европе, не только даже в Африке, но и в других регионах мира, скажем усиление Испании как таковой под зонтиком Франции влечет за собою автоматически усиление действий испанских и французских корпораций или же больших европейских корпораций пользуясь испанскими возможностями или же португальскими возможностями в Латинской Америке.

У Германии же подобных перспектив меньше, хотя бы в силу того, что русское экономическое пространство, или же центрально-азиатское экономическое пространство, куда надо обратить внимание германским корпорациям, все же уступает по своей потенции той емкости или перспективам, которые имеют сегодня Латинская Америка или даже Африка. Слишком велик комплекс проблем, который надо решать в ближайшее время в Восточной Европе и на территории бывшего СССР, чтобы Германия могла рассчитывать на столь же легкие успехи как Франция, или просто Южная Европа в прилегающих к Южной Европе регионах.

Главная проблема Франции состоит сегодня не в сокращении исламских революций в Африке или в превращении малого раскола Европы. Главная проблема Франции сегодня - это конкуренция с США на глобальном уровне, ибо Германия еще долгое время будет концентрироваться, как уже было указано выше, на решении региональных задач, на экономическом росте в Средней Европе, распространяя опыт интеграции ГДР на все новые страны Восточной Европы, в то время как именно Французским корпорациям, именно Франции, придется нести на себе бремя европейской глобальной активности. В этом плане Франция сделала, вероятно, оптимальный выбор в 1991г., достигла, вероятно, одной из величайших своих дипломатических побед за всю свою историю, когда добилась заключения Маастрихтских соглашений. За 10 лет французские корпорации более менее подготовились к деятельности в условиях глобальной конкуренции с американскими корпорациями и Франция сумела сохранить свое лицо как индустриально высокоразвитой страны и обеспечить переход своей промышленности к постиндустриальной стадии развития.

Европейская интеграция, безусловно, формирует единую Европу, но в рамках единой Европы продолжают существовать как особые социокультурные и политические организмы - Германия и Франция, подобно тому, как существовали в качестве особых организмов в рамках большого Советского Союза Россия, Украина, Беларусь или Узбекистан. Пока не исчерпаются ресурсы сотрудничества Германии и Франции, до тех пор процесс европейской интеграции будет иметь внутреннюю несущую ось и будет продолжаться.

Пока же не просматривается каких-то серьезных проблем, которые могли бы вызвать раскол между Германией и Францией, ибо в течение 10 лет произошло формирование малого уровня сотрудничества европейских стран, формирование союзного центра, который выгоден и Франции, и Германии и многим другим странам. Обратим внимание и на эти другие страны, на их интересы и их место в европейской интеграции, ибо, несмотря на то, что в Европе есть единая ось, несущая ось европейской интеграции, есть в Европе и другие части локомотива.

Особое положение в рамках Европейского Союза занимает Великобритания. Естественно, что Великобритания в меньшей степени, нежели Германия, и в меньшей степени, нежели Франция втянута в континентальную экономику. Великобритания сохранила значительную зону своего влияния в своих бывших колониях, а также имеет очень тесные прямые отношения с США.

Великобритания обладает значительным комплексом корпораций, которые являются на деле транснациональными, не базируются в Великобритании, а действуют по всему миру. Многие из этих корпораций являются сырьедобываюшими корпорациями.

Геополитические и стратегические интересы Великобритании очень тесно связаны с интересами США. Хотя бы в силу того, что США также обладают значительными интересами в разных государствах мира в разных частях земного шара и очень часто интересы США и Великобритании в разных частях мира совпадают, скажем, в Гонконге или в Юго-Восточной Азии вообще.

Поэтому естественно Великобритания является государством, которое менее всего интегрировано в континентальные процессы на территории Европы. Великобритания является не просто страною, у которой значительные зоны влияния в странах "третьего мира" и которая имеет прекрасные отношения со своими бывшими колониями и целый комплекс глобальных транснациональных корпораций, Великобритания это еще и лидер организованной группы стран - Британского содружества наций, и эта группа стран является устойчивым, очень своеобразным образованием, внутри которого цементирующей силой в социоэкономическом плане выступают английские транснациональные корпорации.

Однако Великобритания - это не США и, несмотря на относительно низкий уровень интеграции в европейские дела, Великобритания все-таки находится в Европе, пусть и на окраине Европы. Опять же просто формирование несущей франко-германской оси без участия Великобритании угрожало вышвырнуть Великобритания вообще на периферию Европы. К примеру процесс роста крупных европейских корпораций в рамках единого рыночного европейского пространства, если бы в это пространство не вошла Великобритания, процесс формирования этих крупных корпораций очень быстро привел бы к появлению таких конкурентов английским корпорациям, которые могли бы оказаться более устойчивыми, нежели те же английские корпорации. Несмотря ни на какую близость к США по очень многим параметрам, что вполне естественно для Англии, Англия не могла бы компенсировать потери от той конкуренции, которая могла бы возникнуть между ее корпорациями и корпорациями европейскими, то есть англичанам по большому счету выбора не было. В начале 90-х гг. надо было обязательно вступать в ЕС, однако, вступление Англии в ЕС было продиктовано в первую очередь интересами геополитическими, но не социоэкономическими.

Англия просто не могла остаться вне процесса европейской интеграции, ибо остаться вне этого процесса означало остаться на периферии Европы.

Однако внутри ЕС Великобритания изначально занимала и занимает позицию максимально возможной самоизоляции. Великобритания в отличие от Франции или же Германии не является еще одним полюсом или еще одним центром некой власти внутри ЕС, центром влияния, Великобритания привнесла в ЕС всю свою огромную сферу влияния на планете, свои крупные ТНК, свои позиции в странах "третьего мира", свое Британское содружество наций, однако Великобритания естественно внутри ЕС стремиться сохранить максимально возможную степень своей автономии. И Великобритания не является той страною, которая выступает столь же важным донором европейской интеграции как Франция или же Германия, хотя Великобритания как развитое государство является страною, которая дает дотации ЕС на интеграционные программы.

Внутри ЕС Великобритания выступает лидером своего рода евроскептиков и сохраняет достаточно высокую степень собственной автономии. Принципиально важна для будущей европейской интеграции связь Великобритании и США, традиционно особые близкие отношения Великобритании и США. Развитие европейской интеграции на некой фазе обязательно поставит, да и уже ставит проблему взаимоотношений между объединенной Европой и объединенной Северной Америкой. И Великобритания с ее возможностями, с ее традиционными связями с США является одним из наиболее мощных гарантов нормальных близких отношений между объединенной Европой и объединенной Северной Америкой. В свою очередь, американский тыл и тыл Великобритании позволяет ей внутри ЕС сохранять весьма почетное положение, несмотря на то, что несущей осью ЕС продолжают оставаться отношения между Германией и Францией, между “германским садом” и “французским бассейном” если продолжать эту аналогию.

3.4. Экономическая политика объединенной Европы и ее влияние на выбор приоритетов в социально-экономическом развитии Республики Беларусь с учетом особенностей ее геополитического положения

В целом можно сказать даже более того – европейская интеграция по своим темпам и глубине превзошла те планы, которые были заданы на Маастрихтских соглашениях. В 1995г. произошло расширение ЕС, в 1997г. стало очевидным неизбежное расширение ЕС на Восток, и таким образом перед ЕС уже через 5-6 лет его образования возникла проблема внутреннего реформирования, дабы сделать всю объединенную Европу управляемым целым. Возникла, в общем-то, проблема углубления интеграции и реформирования ЕС. Вероятной причиной столь быстрых темпов европейской интеграции можно считать крайне удачную геополитическую ситуацию, которая сложилась на планете в 90-е гг., ибо в пользу европейской интеграции и североамериканской интеграции сыграло 2 колоссальных фактора - это падение производства в странах бывшего Восточного блока, особенно в СССР, а также азиатский кризис и как следствие его – падение мировых цен на сырье. Отметим между делом, что падение цен на нефть и газ крайне удачно укладывается в общую энергетическую стратегию ЕС по выносу за свои пределы ядерной энергетики и более широкому использованию в качестве энергоносителей газа.

Своего рода рубежным моментом, который отделяет маастрихтскую Европу от той следующей, более интегрируемой, которая должна прийти на смену Маастрихтского ЕС является введение евро. Ведь ЕС – это прежде всего единый рынок, а единому рынку нужна прежде всего единая финансовая система.

Евро - как единая валюта ЕС - есть основа единой устойчивой финансовой системы. Именно от успеха или неуспеха создания единой европейской валюты зависела и зависит судьба европейской интеграции.

1 января 1999г., что бы там ни говорили евроскептики и иные противники европейской интеграции, переход к единой валюте состоялся. Причем переход был осуществлен в рамках того графика, который был намечен еще в Маастрихте. В Маастрихте предполагалось, что введение единой валюты потребует заметного времени, будет вероятно самой дорогостоящей программой европейской интеграции и произойдет между 1997 и 1999 гг. Несмотря на расширение ЕС, происшедшее в 1995г., этот график не сорвался и в 1999г. единая валюта была введена. Хотя как обычно для всех европейских интеграционных программ разные страны с разной скоростью переходят к неким интеграционным проектам. Так и евро. Зона евро охватила прежде всего Францию и Германию, а также ряд наиболее близких к ним стран, в то время как Великобритания или Греция переходят к евро несколько позднее, после того, когда будет решен целый комплекс проблем по гармонизации отношений между межнациональными финансовыми системами некоторых стран и единой финансовой системой ЕС.

Тем не менее, евро введен. Европейская интеграция удалась. Введение евро сопровождалось целым комплексом скандальных моментов, анализ которых требует некоего времени. Пока проявившиеся тенденции закрепятся. В конечном счете, ведение евро привело не только к положительным явлениям для ЕС, для европейской интеграции, но и возникли очень внятные проблемы между евро и долларом. Эти проблемы в ряде случаев стали превращаться в не просто политические проблемы, а даже в геополитические: о возможности привязки своей валюты к евро, а не к доллару объявили в 1998г. – начале 1999г. многие азиатские государства, включая даже Китай и Казахстан.

Естественно, что в зоне евро изначально оказалась почти вся Африка, ибо в Тропической Африке едва ли не все страны в финансовом отношении привязаны к французской финансовой системе. Возникла реальная возможность вхождения в зону евро также и России, и возможно всего постсоветского пространства.

Геополитические последствия от реализации этих тенденций, если такое когда либо произошло бы, в частности уход в зону евро России и Китая, настолько велики, настолько грандиозны, что могут затмить собой даже распад Восточного блока, ибо переход в зону евро Евразии влечет за собой возникновение колоссальных проблем для США, чья финансовая система естественно не выдержала бы этих ударов, прежде всего наплыва огромной массы сливаемых различными странами долларов при уходе этих стран в зону евро.

В связи с этим одной из главнейших причин начла югославской войны и столь странной стратегии, которая была выбрана странами НАТО в ходе военного конфликта в Югославии - разрушение экономического потенциала этой страны, - многими аналитиками признается стремление США спасти доллар и понизить евро относительно доллара. Есть факт, что после начала войны в Югославии курс евро относительно доллара несколько упал и пока, по крайней мере, не произошло перехода в зону евро ни России, ни Китая, а восстановление разрушенной бомбардировками экономики Югославии, скорее всего, ляжет бременем на европейскую экономику, на ЕС и может привести к ослаблению европейской валюты по отношению к доллару надолго.

Однако с другой стороны те расходы, которые Европа будет нести на Балканах, если только там война не станет перманентной и излишне разрушительной, эти расходы относительно общих европейских интеграционных программ все-таки невелики. Да и в целом, те разрушения, которые были совершены на Балканах, оцениваются в сумму примерно равную той помощи, которую МВФ оказал одной только Южной Корее для преодоления последствий азиатского кризиса.

Впрочем, сразу оговоримся, что у тенденции к углублению противоречий между ЕС и США имеется несколько нейтрализующих моментов. Дело в том, что ЕС не может не расширяться, то есть не может не омертвлять значительные ресурсы на подъем уровня развития новых стран-участниц ЕС, стран-членов ЕС. И резерв для расширения за счет богатых стран в Европе уже исчерпан, не является членом ЕС из числа богатых государств только Швейцария, которая a priori не входит ни в какие международные организации, не состоит даже членом ООН, и не является членом ЕС, а также небольшая 4-х миллионная Норвегия. Все новые члены ЕС будут бедными относительно западноевропейских государств и будут нуждаться в значительных инвестициях нового союзного центра для выравнивания уровня развития своей экономики с высокоразвитыми государствами ЕС.

Остановить расширение ЕС на Восток практически невозможно. Во-первых, по той причине, что восточно-европейские государства достаточно целеустремленно стараются войти в состав ЕС и уже не первый год стучатся в эти двери, ломают эти стены и уже достигли значительного успеха на пути интеграции со странами ЕС. Во-вторых, не принять ЦВЕ в состав ЕС чревато возобновлением интеграционного процесса между Восточной Европой и Россией, что, безусловно, не может отвечать интересам ЕС, ибо сегодняшнее, практически монопольное положение ЕС на большей части Евразии, как наиболее притягательного центра технологий, инвестиций и даже политического влияния дает большие преимущества ЕС.

Наконец, невозможно остановить переориентацию экономик восточно-европейских государств на ЕС, на европейскую экономику из-за обычной географической близости и технологической зависимости восточно-европейских стран от стран ЕС. Чем мощнее становится ЕС, тем больше объективно вольно или невольно интеграционная волна даже на уровне мелкого и среднего бизнеса перехлестывает через границы ЕС прежде всего в те восточно-европейские государства, которые расположены в непосредственной близости от ЕС.

Недаром именно западные районы Чехии и особенно Польши, Хорватия, Словения испытывают экономический бум в отличие от тех стран, которые расположены несколько далее от границ ЕС.

В качестве некоего фонового момента, который играет заметное влияние на неизбежность интеграции восточноевропейских государств в западном направлении надо учесть культурную близость между восточноевропейскими народами и большинством западноевропейских наций. В Восточной Европе большинство наций являются католическими. Уже в силу этого культурный барьер между этими нациями и западноевропейскими нациями, прежде всего теми западноевропейскими нациями, которые расположены в западной части ЕС относительно невелик.

Восточноевропейские государства подобно западноевропейским нуждаются в получении сырья прежде всего от России и расположены на путях транзита сырья из России в Западную Европу. То есть, обойти восточноевропейцев в случае массированной эксплуатации российских источников сырья невозможно, значит в той или иной степени ЕС придется делиться с восточноевропейцами доходами от эксплуатации российских месторождений нефти, газа, металлов. И в основе этих новых оснований лежит парадигма: чем сильнее становится ЕС, тем слабее становится перерабатывающая промышленность России, тем больше сырья должно поступать в ЕС.

То есть восточноевропейские страны как транзитные привязаны так или иначе к общей геополитической тенденции усиления ЕС, являются просто тенью европейской интеграции. Выходит, что препятствий для интеграции восточноевропейских государств в состав ЕС собственно немного, а вот отрицательных последствий от искусственного сдерживания присоединения к объединенной Европе Восточной Европы есть шанс получить много в виде возрождения прежде всего мощного интеграционного процесса на Востоке Европы. Соответственно ЕС придется еще длительное время идти на финансирование дорогостоящих программ по подготовке восточноевропейских государств к интеграции в состав ЕС, то есть ЕС еще длительное время придется расширяться на Восток. Тем самым ЕС обречен еще на заметное время играть относительно слабую роль на планете в политическом отношении. Вот этот момент, концентрация Европы прежде всего на своих европейских проблемах является принципиальным для оценки степени напряженности в отношениях ЕС и США или лучше говорить всей объединенной Северной Америкой, ибо накал противоречий между Северной Америкой и объединенной Европой возможно не будет слишком велик и возможно ограничится прежде всего экономическими войнами. А экономические войны между Европой и Америкой вещь очень тривиальная, в послевоенное время этих войн было много.

Конечно, есть еще проблема глобальных технологий, глобального стандарта, роста экономического могущества ЕС в условиях новой волны научно-технического прогресса, что, безусловно, влечет за собой появление столь мощных европейских корпораций, которые выходят на уровень глобальных технологий и ставят в порядок дня проблему создания неких глобальных технологических систем, ориентированных прежде всего на тот стандарт, который создается этими европейскими, по региону базирования, корпорациями. На этом уровне будут неизбежно обостряться отношения с европейскими корпорациями, и, скажем так, американскими, однако проблема войны за глобальный стандарт в данном контексте может быть все-таки рассмотрена как элемент экономической войны.

Кроме того, возможно, глобальные корпорации, мощные корпорации, которые в состоянии создать в своей производственной нише глобальную технологическую нишу, следует рассматривать как явление, порожденное естественной североамериканской интеграцией, однако как явление достаточно автономное. Не исключено, что противоречия между глобальными корпорациями и ЕС или США могут иметь большие тенденции для конфликтного развития, нежели отношения между США и ЕС как некими геополитическим целыми.

Подчеркнем еще раз, что появление евро является переломным моментом в процессе европейской интеграции, практическим именно с начала реального перехода европейских стран на единую валюту завершилась Маастрихтская интеграция Европы и началась некая новая фаза существования объединенной Европы, новая фаза европейской интеграции.

Реальное появление единой валюты и нарастающая тенденция к расширению ЕС являются главными причинами, по которым страны-участницы ЕС приняли решение в 1997г. об очень глубоком реформировании всех структур ЕС. В 1997г. в Амстердаме был подписан новый договор о европейской интеграции, который принято называть Амстердамским договором.

Общей устойчивости белорусской социально-экономической и политической системы, вероятно, хватит до тех пор, пока процесс европейской интеграции перейдет в стадию внешней экспансии. Вот тогда, лет через 5-10, появится перспектива за счет новых европейских возможностей совершить быстрый технологический рывок на белорусских промышленных предприятиях, выйти за пределы индустриального развития в постиндустриальную стадию.

У Беларуси и Запада есть ряд сближающих эти совершенно разные экономические организмы моментов. Главный - Беларусь и Запад имеют аналогичные по своей структуре экономические отношения с Россией. Это отношения неэквивалентного обмена. И Беларусь, и Запад, каждый своими методами, навязывают России продукцию своей перерабатывающей промышленности, получая взамен необходимое промышленное сырье. Примерно такую же структуру товарообменов Запад имеет со странами третьего мира. То есть с одной стороны, Беларусь и Запад являются конкурентами на территории России, с другой - Беларусь и Запад заинтересованы в наращивании вывоза из России промышленного сырья. Причем Беларусь пожинает свои плоды от сырьевой трансформации России еще и в силу того, что именно через нашу страну пролегают основные транспортные артерии, по которым осуществляется вывоз сырья в Европу.

Теоретически можно говорить о предпосылках к формированию взаимоувязанной политической линии ЕС и Беларуси в России. Можно говорить даже о предпосылках к формированию отношений стратегического партнерства Беларуси и ЕС.

После начала в России экономического кризиса и маастрихтских договоров, Беларусь оказалась в сфере геополитического притяжения Запада. Интеграция России и Беларуси способствует выживанию в Беларуси наиболее передовых производств, которые в свою очередь будут действовать на рынках стран третьего мира и получать заметные скрытые и явные дотации со стороны западного капитала.