_________________

ны разные ограничения правоспособности в области частного пра­ ва (к примеру, в области завещаний), затрагивавшие еретиков, отступников, иудеев и т.д.

§ 25. Дееспособность

От правоспособности следует четко отличать так называемую дееспособность.

Если первая представляет собой способность быть адресатом объективного права (т.е. становиться носителем субъективных прав и адресатом обязательств), то вторая есть конкретная или факти­ ческая правоспособность проявлять волю, имеющую юридические последствия, а значит, вообще говоря, осуществлять юридические действия.

Римляне признавали дееспособность в области частного права за физическим лицами вне зависимости от того, обладают они юридической правоспособностью или нет. Поэтому совершать дей­ ствительные юридические акты способны также и filius familias, и лицо, находящееся in тапи (под властью мужа) или in mancipio (в манципированном состоянии), и раб. Правда, неизменно дей­ ствует правило: их действия, согласно ius civile, рассматриваются в качестве имеющих силу, лишь если они не причиняют ущерба имуществу того субъекта, по отношению к которому они находят­ ся in potestate, in тапи или in mancipio, так что они оказываются лишь органами приобретения для такого субъекта.

§26. Причины, исключающие или ограничивающие способность совершать действия лиц sui iuris

А) Возраст

Само собой разумеется, что новорожденный не обладает спо­ собностью осуществлять свои права и не может нести ответствен­ ность за свои действия. Он приобретает эту естественную способ­ ность, а с ней и «дееспособность», когда завершит свое физичес­ кое и умственное развитие, что, согласно римским представлениям, совпадало с достижением половой зрелости. А поскольку этот мо­ мент по вполне очевидным причинам различен у каждого человека и зависит от местности, в которой он проживает, древняя юрисп­ руденция полагала, что половую зрелость следует удостоверять в каждом конкретном случае на основании того, как выглядит тело, habitus corporis. Этому мнению, которого еще в эпоху империи придерживалась школа сабинианцев, возражали прокулианцы, отстаивавшие общее правило, в соответствии с которым достиже­ ние половой зрелости следует связывать в среднем с 14 годами для мужчины и с 12 — для женщины. Последнее мнение и возобладало в юстиниановском праве.

44

Римское право подразделяет людей в зависимости от их возра­ ста на impuberes (неполовозрелые) и puberes (половозрелые).

Несовершеннолетний в первые годы его жизни определяется как малолетний, infans, т.е. тот, кто «fari поп potest» (буквально: «не может говорить», в том смысле что не в состоянии вынести самостоятельного суждения). Никакие способности понимать и желать что-либо за ним не признавались, а потому у него не было и дееспособности. Поэтому в таком возрасте все действия за ребен­ ка выполняет опекун (§127).

Приблизительно с семи лет ребенок рассматривается как infantia maior (превзошедший малолетство, старше младенческого возрас­ та), он уже обладает ограниченной способностью понимать и же­ лать, и потому право признает за ним ограниченную дееспособ­ ность. Поскольку цель состоит в том, чтобы защитить несовершен­ нолетних, допускается, что они могут совершать как имеющие силу лишь те действия, которые идут им во благо (влекут для них выгоды), но не те, которые повлекли бы ущерб или создали бы для них фактическое или возможное обязательство. Для соверше­ ния этих последних действий несовершеннолетние нуждаются в помощи опекуна (auctoritatis interpositio, привлечение авторитета, §127). В области незаконных деяний правопорядок иной раз рас­ сматривал в качестве подлежащего ответственности ребенка, еще не достигшего половой зрелости, если он, однако, подошел к по­ ловой зрелости, pubertati proximus.

По достижении половой зрелости индивидуум обретает полную дееспособность. Опека, за исключением установленной в отноше­ нии женщин (§131), прекращается.

Однако с развитием общественной жизни, ввиду многослож­ ности и запутанности делового оборота показатель половой зрело­ сти должен был показаться недостаточным для того, чтобы гаран­ тировать молодых людей от искушенности и хитрости предприни­ мателей, отличавшихся неразборчивостью в средствах. Поэтому в начале Ив. до н.э. появился lex Laetoria (или Plaetoria), вводивший «популярный» (т.е. когда процесс может начать любой гражданин, §79) штрафной иск против того, кто обманул молодого человека, достигшего половой зрелости, однако моложе 25 лет, умышленно склонив его к совершению невыгодной сделки. Впрочем, сделка, совершенная таким образом, не отменялась.

Впоследствии претор в своем эдикте обещал, что предоставит всем лицам моложе 25 лет, которые понесли ущерб, возможно, даже без умысла другой стороны, эксцепцию (exceptio, процессу­ альная оговорка, §78) и restitutio in integrum (восстановление в предыдущее состояние, §80) в связи с возрастом, propter aetatem, т.е. средства, которые могли сделать невыгодную сделку недей-

45

ствительной. Однако такая restitutio не могла иметь места, если несовершеннолетний действовал с помощью назначенного ему магистратом попечителя, curator (§132), поэтому его присутствие было надежной гарантией для третьих лиц, заключавших сделку с несовершеннолетним. Так возникло представление, в соответствии с которым человек, не достигший 25 лет, несмотря на то что, согласно ius civile, он был вполне дееспособен, рассматривался «на практике», всякий раз как он действовал без помощи попечи­ теля, наделенным ограниченной дееспособностью, поскольку тре­ тьи лица испытывали к нему недоверие и мало на него полагались.

В последнюю эпоху империи был введен институт «снисхожде­ ния к возрасту», venia aetatis. Это была возможность для тех, кому не исполнилось 25 лет, если они о том попросили и получили соответствующее разрешение, свободно управлять собственным имуществом и свободно вести собственные дела. Константин ус­ тановил, что venia aetatis может быть предоставлена лишь тем, кто достиг 20 лет— для мужчин и 18 лет— для женщин.

§ 27. Б) Женщины

Принадлежность к женскому полу, помимо того что она была, как уже говорилось (§ 22), причиной ограничения правоспособно­ сти, являлась также основанием, ограничивающим дееспособность. И в самом деле, в то время, как мужчина sui iuris по достижении им половой зрелости оказывался в соответствии с ius civile полно­ стью дееспособным и потому выходил из-под опеки, женщина, хотя и достигшая половой зрелости, продолжала рассматриваться частично недееспособной по причине своего природного «легко­ мыслия», levitas animi, и поэтому, выйдя из-под опеки в связи с несовершеннолетием, подпадала под специальную опеку (tutela mulierum, §131).

Правда, утверждение сделки опекуном, auctoritatis interpositio, было необходимо для женщины при совершении не любых актов, но лишь наиболее важных: например, при необходимости высту­ пать в суде, отчуждать манципируемые вещи (res mancipi, §35), составлять завещание.

Основанные на изначальной патриархальной структуре римс­ кой семьи ограничения дееспособности женщин с течением време­ ни шаг за шагом становились менее значительными, пока не сде­ лались исключительно формальными и не были практически уп­ разднены в юстиниановском праве (§131).

§28. В) Болезнь

Как правило, римское право не предполагает такого основа­ ния ограничения дееспособности, как физические недостатки. Од-

46

нако в отношении некоторых актов, по самой природе требующих особых физических качеств, неправоспособными считаются те лица, которые не располагают ими вследствие болезни. Например, глу­ хонемые не могут оставлять завещательного распоряжения в уст­ ной форме, как и совершать любые иные действия в вербальной (словесной) форме, verbis.

Куда важнее вопрос относительно душевной болезни, которую римское право называло furor (бешенство) или dementia (умалишенность). Поскольку в основе дееспособности лежит способность субъекта понимать и желать, очевидно, что за умалишенным, furiosus, наличие такой способности признано быть не может и потому за него действия должен совершать попечитель {curator furiosi, §132).

Однако недееспособность умалишенного не возникала на ос­ нове формального юридического акта (как это происходит сегод­ ня — посредством вынесения решения об «отдаче под опеку»), фик­ сировавшего начало и конец такой неспособности. Поэтому она появлялась и сохранялась, пока относительное душевное нездоро­ вье фактически имело место. Так что со временем акты, совершен­ ные furiosus в период «просветления», стали признаваться дей­ ствительными и даже обязывающими его.

§ 29. Г) Расточительство

Уже начиная с XII таблиц расточитель (prodigus) не мог со­ вершать такие действия, которые ухудшали бы его имущественное состояние, что поначалу относилось к имуществу, доставшемуся ему без завещания (ab intestato, §318), а впоследствии— ко всему имуществу, как бы оно ни было приобретено. Таким образом, рас­ точитель находился в положении, схожем с положением несовер­ шеннолетнего, близкого к достижению половой зрелости (§26). Была предусмотрена формальная «отдача расточителя под опеку» (по­ становление претора, запрещавшее ему совершать сделки), так что в отношении его в отличие от умалишенного не допускалось наличие каких-либо периодов «просветления». Таким образом, уп­ равление имуществом расточителя возлагалось на куратора, curator (§132).

§ 30. Юридические лица. Соображения общего характера

Естественный субъект права — физическое лицо. Однако, как уже говорилось (§14), наряду с личностью человека правопорядок признает личность, т.е. качество субъекта права, также и за абст­ рактными сущностями, называемыми юридическими лицами.

Потребность в том, чтобы появилось юридическое лицо, может возникнуть в связи с двумя типами явлений: подпадающих под

47

понятие «компания» (т.е. совокупность лиц, объединившихся для достижения общей цели) и подпадающих под понятие «фонд» (т.е. совокупность имущества, объединенного постоянным предназна­ чением одной цели).

§31. Корпорации

Воснове жизни общества — принцип ассоциации, в силу кото­ рого отдельные индивидуумы объединяются в организации, чтобы добиться общих целей, недостижимых для одиночек. И вот, в опре­ деленных случаях и при исполнении определенных требований, правопорядок полагает целесообразным рассматривать эти орга­ низации в качестве самостоятельных субъектов права, отдельных от тех физических лиц, которые их составляют.

Такая необходимость не была оставлена в римском праве без внимания и реализовывалась различным образом.

Первую группу юридических лиц, образованных на коллек­ тивной основе, составляют политические организмы (само госу­ дарство, называемое populus Romanus, municipia, coloniae).

Считалось, что они либо существуют изначально (как в случае populus Romanus, извечно рассматривавшегося в качестве субъек­ та права и потому наделенного собственной правоспособностью), либо возникают в связи со специальным мероприятием (напри­ мер, в отношении колоний это был lex, на основании которого они учреждались). Однако хотя populus Romanus неизменно обла­ дал правоспособностью в области одного лишь публичного права, так что отношения, в которые он вступал, регулировались исклю­ чительно и неизменно ius publicum, municipia и coloniae были на­ делены правоспособностью и в частном праве, так что они имели возможность быть субъектами ситуаций, регулируемых ius privatum.

Напротив, sodalitates (братства) и collegia являлись юридичес­ кими лицами в области одного лишь частного права. Первые были объединениями, преследующими главным образом культовые цели; вторые были направлены на общественно полезные (как похорон­ ные общества) или профессиональные (творческие и производ­ ственные корпорации) цели.

Признание их существования происходило в разные истори­ ческие периоды по-разному. На смену абсолютной свободе объеди­ нений, провозглашенной в XII таблицах, пришли различные ог­ раничения, введенные в последний период республики, что вызы­ валось распространением (в связи с политической обстановкой того времени) ассоциаций, преследовавших под прикрытием доз­ воленных целей тайные политические задачи. После нескольких вмешательств государства, имевших ограниченный характер и срок действия, во времена Августа был наконец издан lex Iulia de collegiis

48

(который, возможно, подтверждал предшествовавшие распоряже­ ния Цезаря). В соответствии с ним распускались все существую­ щие collegia, за исключением тех, которые могли сослаться на наиболее древние традиции, и было решено, что новые collegia могут быть признаны лишь по постановлению сената (к которому впоследствии было приравнено непосредственное признание со сто­ роны принцепса). Этот регламент оставался в силе на протяжении всего существования империи. В христианскую эпоху (начиная с Константина и дальше) возвратились к формам, хотя и ограни­ ченным, признания ассоциаций на общих принципах: лицо было признано за похоронными обществами, collegia funeraticia, и за церковными учреждениями как таковыми теперь уже не вслед­ ствие индивидуальной оценки конкретных целей каждой такой орга­ низации.

Организационная структура sodalitates и collegia зависела, на­ чиная с XII таблиц, от устава объединения (lex collegii). Вообще говоря, частные объединения предусматривали органы управления по образцу юридических лиц публичного права. Например, как правило, имелись собрание членов (populus collegii), более узкий совет (ordo decurionum), а также особые органы, носившие раз­ личные названия (magistri, curatores, quinquennali и т.д.).

В юриспруденции был выработан принцип, согласно которому не может существовать компания, в которой не будет объединено множество членов, и их минимальное число было определено в количестве трех («tres faciunt collegium»).

Правоспособность объединений касалась имущественных прав в широком смысле слова, но подчас они признавались в качестве субъектов прав, имеющих также и личное содержание (как патро­ нат, §94).

§ 32. Фонды

Физическое лицо может задаться благотворительной целью, имеющей продолжительный или постоянный характер, и напра­ вить на ее достижение определенное количество имущества или сумму денег, стараясь сделать так, чтобы эти материальные цен­ ности оказались прочно связаны с данной целью, в том числе и после смерти самого лица. Чтобы обеспечить исполнение такой воли навсегда, современное право подчас отделяет имущество от личности того, кто им распоряжается, или от личностей тех, кто исполняет его волю, и наделяет это имущество собственной жиз­ нью, персонифицируя его. Таким образом, само имущество начи­ нает рассматриваться в качестве субъекта, имеющего своей целью стремление к осуществлению того, что было установлен учредите­ лем, так что последовательные приращения и убыли, права и обя-

49

Глава III.

Объекты права. Имущество. Вещи

§ 33. Понятие «объект» права. Вещи

Субъективные права находят свое оправдание в «интересе» (т. е. наличном в носителе права сознательном стремлении по отношению к определенной сущности), который почитается со стороны правопо­ рядка достойным защиты. Такой интерес субъект может обнаруживать своим поведением или он лишь предполагается на основании id quod plerumque accidit (т. е. того, что обычно происходит при определенных условиях), как в отношении субъектов, не способных на проявление сознательных желаний (дети, умалишенные и т. д.).

Определенная принадлежащая внешнему миру сущность, на кото­ рую обращается интерес, признаваемый юридической нормой, обра­ зует «объект» права, каковым могут являться как лицо (например, сын, объект patria potestas; подопечный или женщина, объекты соответству­ ющих tutelae), так и вещи, т. е. сущности, отличные или рассматривае­ мые в качестве отличных от лиц, — как материальные и вследствие этого воспринимаемые чувствами (например, земельный участок, раб, рабочий скот), так и нематериальные и потому воспринимаемые толь­ ко умом (например, орегае, т. е. трудовая деятельность человека или животного).

Если говорить о сущностях внешнего мира, подпадающих под оп­ ределение «вещи» (в римской терминологии «res»), то следует подчер­ кнуть, что объект права образуют не все из них, а лишь те, которые имеют имущественную ценность, т. е. те, которых человек в состоянии достичь и использовать для хозяйственных целей. Поэтому звезды, воздух или вода в открытом море res в смысле объектов права не явля­ ются.

Таким образом, с данной точки зрения понятие «вещи» как объект права не совпадает с их понятием в естественно-природном смысле. Мало того, несовпадение это объясняется также и иными причинами: с естественно-природной точки зрения вещами являются, например, как земля, так и земельный участок, и дерево, и его части (листья, плоды, ствол, корни), и еще меньшие части этих самых частей (кора, черенки листьев, семена плодов). Однако не всегда вышеперечислен­ ные вещи образуют самостоятельные объекты права, взятые сами по себе: зачастую бывает так, что определенное право, распространяясь на одну из этих «вещей», охватывает в ней и все образующие ее части. Так что для хозяина участка «вещью» является прежде всего земля со всеми своими плодами, однако если он продает то, что на земле про-

51

изросло, самостоятельными «вещами», объектами права для покупа­ теля становятся ветки назначенного на вырубку леса, или плоды, или цветы, или семена.

Итак, мы бы сказали, что право видит «вешь» в той части приро­ ды, которая рассматривается социально-экономическим сознанием в качестве независимого объекта, подпадающего под самостоятельное имущественное отношение применительно к отдельному праву, кото­ рое в связи с этой вещью должно установиться.

§ 34. Понятие «имущество».

Res corporales (вещи материальные) и incorporales (нематериальные)

Наиважнейшим для понимания воззрений римлян на сферу ве­ щей, res, оказывается представление, которое они имели относитель­ но имущества, «patrimonium», имевшего важное практическое значе­ ние в ряде правовых ситуаций (например, наследственное преемство, § 268; ответственность за неисполнение обязательств, § 217; и т. д.).

Согласно римской юриспруденции, «pathmonium» есть совокупность элементов (Ьопа, добро), дающих частному субъекту экономические выгоды.

Согласно Гаю, patrimonium образуется из res corporales и res incorporales. Первые представляют собой материальные вещи (quae tangi possunt, которых можно коснуться) — такие, как земельный участок, раб, золото, серебро и бесчисленные иные вещи, вторые представля­ ют собой субъективные юридические ситуации {quae tangi поп possunt) — такие, как право узуфрукта, сервитута, требование по обязательству и т.д.

Различие, сформулированное в такой форме, не производит впе­ чатление полной четкости: строго говоря, следовало бы, с одной сто­ роны, противопоставить все материальные вещи, а с другой — собрать вместе все права и при этом прежде всего включить в res incorporales имущественное право в наиболее общем значении, т. е. право собствен­ ности. Между тем, согласно представлениям Гая, такое право отожде­ ствляется со своим объектом (который является res corporalis) и пото­ му самостоятельного значения не имеет. Поэтому в качестве res incorporales рассматриваются исключительно имущественные права, отличные от права собственности (вещные права на чужую вещь, § 170 слл.; обязательства, § 190).

Тем не менее предложенное Гаем различение нельзя упускать из виду, поскольку, лишь отталкиваясь от него, к примеру, удается по­ нять тот факт, что res corporales могут быть приобретены в patrimonium также и посредством физических действий — таких, как traditio (пере­ дача) и occupatio (завладение), в то время как res incorporales (посколь­ ку они представляют собой явления, которые заключаются в праве,

52

quae iure consistunt, Gai. Inst. 2.14), как правило, могут входить в patrimoniwn лишь посредством специальных юридических действий или актов {mancipatio, in iure cessio, contractus, delictum, successio).

§35. Res mancipi (вещи манципируемые)

ипес mancipi (неманципируемые)

Под иным углом зрения римляне разделяли вещи, образующие имущественный объект, на res mancipi и res пес mancipi, в зависимости от того, требовался или нет для их приобретения специальный акт манципации, mancipatio (§ 148).

Из числа res corporales, как определяет Гай, res mancipi являлись земельные участки и недвижимость в городах, расположенных в Ита­ лии, рабы, тягловый и вьючный скот (быки, мулы, лошади, ослы); среди res incorporales — сельские сервитута (§ 171), разумеется, наибо­ лее древние (право прохода и проведения воды), но, возможно, также и все прочие.

Надо полагать, составление списка res mancipi corporales было за­ вершено в куда более древние времена: как отмечает сам Гай, хотя во времена императоров слоны и верблюды также использовались в каче­ стве тяглового и вьючного скота (римляне узнали их не ранее III в. до н. э.), они не входили в число животных mancipi, поскольку еще не были известны, когда осуществлялась классификация1. Кроме того, здесь мы имеем дело с юридической ориентацией, связанной с наиболее изначальными социальными условиями: особое значение, придавае­ мое с экономической точки зрения перечисляемым здесь вещам (о чем свидетельствует Гай, подчеркивая, что речь идет о «наиценней­ ших вещах», res pretiosiores), может быть понято лишь при условии, что все это соотносилось с земледельческим хозяйством и связанными с ним скромными требованиями в отношении имущественного обо­ рота в первые века существования Рима. В то же время режим оборота таких res, основанный на требованиях публичности (каким в mancipatio представляется увеличенное число свидетелей, § 148), может быть по­ нят лишь в контексте небольшой общины, когда Рим еще не был вов­ лечен в широкую торговлю и заморские контакты.

1 Сам Гай не сообщает о времени, когда список res mancipi оказался закры­ тым (этот вывод делают исследователи), но объясняет исключение слонов и вер­ блюдов из числа res mancipi тем, что они относятся к диким животным (!), хотя и используются как вьючный скот. Эта непростая для понимания логика римского юриста обычно игнорируется в современной учебной и даже в специальной ли­ тературе, хотя именно она позволяет выявить подлинные исторические основа­ ния данной классификации, которые отнюдь не сводятся к ценности вещей, хотя она и упоминается Гаем в качестве возможного критерия.

53