«...процесс производства выступает не как подчиненный непосредственному мастерству рабочего, а как технологическое применение науки. Поэтому тенденция капитала заключается в том, чтобы придать производству научный характер, а непосредственный труд низвести до всего лишь момента процесса производства. ...Средство труда делает рабочего самостоятельным, превращает его в собственника. Система машин — в качестве основного капитала — делает рабочего несамостоятельным, делает его присвоенным»[1:46:210].

Вообще анализ применения машин нужен Марксу для установления пропорций различных компонент производства прибавочной стоимости, т. е. он проводится в политэкономических категориях: «При применении машин имеет место увеличение прибавочного труда и абсолютное уменьшение необходимого рабочего времени.» [1:46:336]. От обывательского взгляда на технику («Природа не строит ни машин, ни локомотивов, ни железных дорог, ни электрического телеграфа, ни сельфакторов, и т. д. Все это — продукты человеческого труда, природный материал, превращенный в органы человеческой воли, властвующей над природой, или человеческой деятельности в природе. Все это — созданные человеческой рукой органы человеческого мозга, овеществленная сила знания» [ 1:46:215] ) Маркс впоследствии отказывается. Все эти продукты, органы и силы становятся глубоко враждебными человеку, и Маркс ищет способ вновь помирить человеческую природу и мир результатов деятельности его рук и мозга. Каким образом? Понятно, что ни Руссо, ни луддиты, ни ремесленный труд — не идеалы для Маркса. Ответ таков: система машин не обязательно капитал, ниоткуда «...не следует, что подчинение капиталистическому общественному отношению является для системы машин наиболее адекватным и наилучшим общественным отношени-ем»[1:46:207], «...капитал работает над разложением самого себя как формы, господствующей над производством» [1:46:208]. Вывод ясен: коммунизм снимает отношение О. между работником и системой машин, прежде всего за счет изменений отношений собственности.

163

Значит ли это, что отношения собственности все же сыграли основную роль в возникновении и развитии феноменов О.? Ответ остается не до конца ясным, так как собственник орудий производства, по мысли Маркса, не страдает от О. Тут дело не просто в собственности, а в ее особом качестве — капитале: именно капитал отчуждает жизненные силы от носителя жизни, заставляет их становиться абстракцией, существующей в качестве рабочей силы, свободного времени, прибавочного труда — как бы самой по себе, вне человека-работника. Итак, вопрос о технике, ее социальной роли упирается в вопрос о том, возможна ли экономика без капитала. Мы его обсуждать не будем.

Тезис, что О. можно «снять» коммунизмом, говорит о том, что О. носит социально-исторический характер, а не коренится в самой структуре деятельности, и хотя и связано с овеществлением, опредмечиванием, овнешнением, отстранением и подобными феноменами деятельности, к ним не сводится. Вот в чем, видимо, разница между ранними и более поздними работами Маркса. Социальные отношения власти, эксплуатации, продажа части человека в виде его рабочей силы, институциализация капиталистических отношений во враждебный человеческой природе общественный строй, господство над человеком «превращенных форм» его былой целостной природы — необходимые социальные условия для О.

5. Самореализация

Надо подчеркнуть совершенно разные контексты, возникающие в этой дискуссии в зависимости от географии, времени и страны. Для Эллюля скука современного технизированного мегаполиса противоположна культуре, для советского социолога какой-нибудь агроном или счетовод в колхозной конторе — представитель культуры, потому что носит галстук.

Самый общий вопрос стоит так: существует ли вообще на самом деле конфликт культуры и цивилизации, культуры и техники? Если этот разговор имеет смысл, то при каких условиях? Может быть, это вообще не разговор, а сборник псалмов: одни славят Аполлона, другие — Диониса? Разговор о кризисе современной культуры не прекращается с тех пор, когда люди стали вздыхать о Золотом веке, канувшем в далекое прошлое. С тех пор кризис этот все нарастает, и непонятно, как он до сих пор не придавил все человечество. Причем, что удивительно, кризис видится не в войнах, не в насилии и произволе, не в угнетении и небрежении судьбами Ближних. Нет, кризис усматривают либо в нарастании цивилизационных отложений в культуре (Руссо), либо в стилистике и нравах новых поколений (Ницше), либо в институционали-

зации общественных связей. И конечно, в засилии техники.

Немало потрудился над этим мифом О. Шпенглер (Der Mensch und die Technik), утверждавший, что в фаустовской культуре цивилизационная стадия запечатлевается во всеобщей технизации мира, губящей все творческое и живое. Считается, что Шпенглер был первым, указавшим на универсальность научнотехнического отчуждения.

Г. Марсель тоже противопоставляет культуру и цивилизацию. Цивилизация оправданна тем, что закрепляет господство духовного начала над примитивными инстинктами. Но, предупреждает Марсель, цивилизационный процесс заключает в себе опасность превращения индивида в хорошо «обработанный» инструмент покорения мира, анонимную производительную силу, и в этом отношении может идти вразрез с задачей культурного самосовершенствования личности. Цивилизация превращается в разрушительную силу вместе с атрофией в ней духовного начала, забвением высших ценностей. Тогда цивилизационный