ПОЗИЦИЯ 6.5.

КУЛЬТУРНЫЕ ПРАКТИКИ СОПРОТИВЛЕНИЯ ДИКТАТУРЕ ПУБЛИЧНОСТИ — Тищенко П.Д. - Концепты: публичность, смерть, сопротивление публичности

ПУБЛИЧНОСТЬ

1. Власть публичности над бытием в культуре

Слова «публика» и «публичность» обременены многими смыслами, которые играют разную роль в разных контекстах. Наиболее общий смысл указывает на некое пространство открытости, в котором частное лицо, социальная группа или государственный институт обнаруживают себя перед взглядом другого. В современной культуре это обнаружение обычно имеет форму «публикации». Любопытно, что работа по подготовке некоторого материала к публикации обычно завершается резолюцией ответственного лица — «В свет». П. поэтому есть некоторый про-свет коммуникабельности, пространство обнаружения себя и другого в некоторых «лицах». В различных социальных контекстах П. как просвет имеет свою специфическую конфигурацию. К примеру, в политических контекстах о публике и сфере П. говорится как своеобразном открытом пространстве в противопоставлении закрытым от посторонних взглядов сферам государственного администрирования и частной жизни. В литературе и искусстве публикой называют ту часть общества, которая участвует в специфичных для каждого вида искусства ритуалах восприятия произведений: заполняет зрительные залы, становясь «зрителями», а концертные залы — «слушателями». Покупая и читая литературное произведение, человек становится «читателем» как частью специфической «публики». Причем роль публики — не только в восприятии произведения, но и в его критике — своеобразном «суде», вердикты которого означают призна-

318

ние или не признание создателя произведения в качестве мастера, а самого произведения в качестве «достойного внимания».

В философии Канта публичное применение человеческого разума рассматривалось как собственно аутентичное — универсальное или истинное. Причем эта универсальность и истинность выступали как результат «критики» или суда сообщества «ученых» — универсальных разумов (граждан «республики ученых»), публично со-общающихся через произведения. В этом смысле «публика» ближайшим образом представала в роли «человечества в моем лице». Мысля даже «про себя», я вы-ступаю (совершаю экзистенциальный экстаз) из тьмы случайной субъективности в просвет универсальной субъектности. В свою очередь, Гегель видел в публичном применении разума его профанацию, ориентированную прежде всего на риторическую находчивость и убеждение толпы невежд. В политэкономии Маркса публичное пространство преобразуется в рыночное. Всеобщность труда, воплощенного в товаре (а следовательно, и всеобщность самого человека — про-из-водителя) об-наруживается в стихии актов купли-продажи. В.В. Розанов видел в «публичности» литературы (как и других видов общественной активности) разновидность «проституции», называя литератора «проститутом». Ролан Барт, как бы развивая розановскую тему, писал, что текст должен свидетельствовать читателю авторское «я тебя хочу».

Отмеченное выше многообразие смыслов слов «публика» и «публичность» — лишь небольшой фрагмент из того, что встречается в современном речевом обиходе. Причем прежде чем «начать» это движение, следует не упустить из виду, что оно уже начато. Что бы ни было сказано ниже «о П.» сказывается в ритуале самой П. Перебирающий компьютерные клавиши уже находится в ситуации письма, предназначенного к публикации, смысл которой может быть «прояснен» как желание найти истину через публичное обсуждение, добиться признания, заработать деньги, вызвать аффект «удовольствия от чтения» и т. д. Как мне представляется, за всеми этими смыслами стоит центральный проект самоидентификации или само[о]созна-ния западноевропейской культуры — желание «узнать себя в качестве автора», ведущего диалог через произведения с «другими» как читателями-со-авторами. Наиболее обстоятельно в философии эта, по происхождению бахтинская, идея культуры проработана B.C. Библером. Однако, несмотря на очевидные достоинства, в библеровской интерпретации отсутствует именно рефлексия на публичную основу произведения. Акт публикации или «выхода в свет»

опускается как не относящаяся к существу вопроса «техническая деталь». Думаю, в этом — серьезный промах.

Подойду к вопросу о роли П. в культурном процессе с несколько иных позиций. П. вводит фундаментальный разрыв между Ego пишущего и его Alter Ego читателя-со-автора. Все, о чем столь прекрасно написано у B.C. Библера, имеет два важных пред-условия. Два дара, над которыми пишущий не властен. Это дар внимания и дар признания.

Привлеку ваше внимание к фундаментальной важности первого дара — начального события «захвата читательского внимания». «Одно и то же — внимание и бытие», — правит в одной из своих работ традиционный перевод Парменида A.B. Ахутин. Захват читательского внимания, его оккупированность текстом есть результат некоторой агрессии, которая и составляет центральное событие публичного