Imagery in Translation

тельница», «товарищ Демина» — all of them within practically one sentence. The emphasised "female properties" make this im­age yet more though altogether mild grotesque.

The translators preferred to omit most of the terms as re­dundant and with them omitted the emotional background of the character; besides, she has lost her "female properties" to become "chairman", "delegate", "comrade" as if it were a matter of fact.

The same metamorphosis happens with her speech: it is neutralised and lacks that rough and tough manner which is so peculiar in the source text: «мы им рога обломаем» — "we'll show them"; «мы этим по шапке» — "we'll get rid of them»; «некуда рассовать людей» — "we don't know where to put them"; etc.

Task for comparison:

Московское становище — Moscow Bivouac

МОСКОВСКОЕ СТАНОВИЩЕ (из романа «ДОКТОР ЖИВАГО»)

Прошедшие опрос и обыск жильцы один за другим возвращались в теплых платках и шубах в неотапливаемое помещение бывшего яичного склада, теперь занятое домко­мом.

В одном конце комнаты стоял конторский стол и не­сколько стульев, которых, однако, было недостаточно, чтобы рассадить столько народу. Поэтому в придачу к ним кругом поставлены были наподобие скамей длинные, перевернутые вверх дном пустые ящики из-под яиц. Гора таких ящиков до потолка громоздилась в противоположном конце помещения. Там в углу были кучей сметены к стене промерзшие струж­ки, склеенные в комки вытекшей из битых яиц сердцевиной. В этой куче с шумом возились крысы, иногда выбегая на сво­бодное пространство каменного пола и снова скрываясь в

стружках.

— __

Практикум по художественному переводу

Каждый раз при этом на один из ящиков с визгом вска­кивала крикливая и заплывшая жиромжилица. Она подбира­ла уголок подола кокетливо оттопыренными пальчиками, дроб­но топотала ногами в модных дамских ботинках с высокими голенищами и намеренно хрипло, под пьяную, кричала.

• Олька, Олька, у тебя тут крысы бегают. У, пошла, поганая! Ай-ай-ай, понимает сволочь! Обозлилась. Аяяй, по ящику ползет! Как бы под юбку не залезла. Ой боюсь, ой боюсь! Отвернитесь, господа мужчины. Виновата, я забыла, что теперь не мужчины, а товарищи граждане. — На шумев­ шей бабе был расстегнутый каракулевый сак. Под ним в три слоя зыбким киселем колыхались ее двойной подбородок, пышный бюст и обтянутый шелковым платьем живот. Вид­ но, когда-то она слыла львицею среди третьеразрядных куп­ цов и купеческих приказчиков. Щелки ее свиных глазок с припухшими веками едва открывались. Какая-то соперница замахнулась на нее в незапамятные времена склянкой с кис­ лотою, но промазала, и только два-три брызга протравили на левой щеке и в левом углу рта два легких следа, по малоза­ метности почти обольстительных.

• Не ори, Храпугина. Просто работать нет возможно­ сти, — говорила женщина за столом, представительница рай­ совета, выбранная на собрании председательницей.

Ее еще с давних времен хорошо знали старожилы дома, и она сама их хорошо знала. Она перед началом собрания неофициально вполголоса беседовала с теткой Фатимой, старой дворничихой дома, когда-то с мужем и детьми ютив­шейся в грязном подвале, а теперь переселенной вдвоем с дочерью на второй этаж в две светлых комнаты.

— Ну так как же, Фатима? — спрашивала председа­ тельница.

Фатима жаловалась, что она одна не справляется с та­ким большим и многолюдным домом, а помощи ниоткуда, потому что разложенной на квартиры повинности по уборке

двора и улицы никто не соблюдает. __