36 См.: Парин а. Дон Жуан — Да Понте — Моцарт. “Опера опер” на сценах Запада в наши дни // Культура. 1991, 7 дек.

[195]

ле содержательно-фигуративного плана, подчинено сверх­задаче диалога с историей культуры, мыслимой как обра­тимый континуум, возрождения традиционной культурной ауры и эстетических ценностей. Такой подход к искусству мыслится как живая альтернатива модернистской “тради­ции новизны”. Противопоставляя иерархичности плюра­листический взгляд на культуру, постмодернистская эсте­тика способствует равноправному диалогу “старых” и “но­вых”. Инновация мыслится не как разрыв с прошлым, но как добавление нового звена к классической цепи, каче­ственно меняющее ее подобно тому, как новое здание ме­няет архитектурный ансамбль. Вновь создаваемые произ­ведения, а также новые интерпретации классики оценива­ются исходя из их соотнесенности с транскультурными эстетическими и художественными ценностями. Прообра­зы такого синтеза прошлого и настоящего — “Афинская школа” Рафаэля, где смещение времен позволяет встре­титься Гераклиту, Платону, Аристотелю, Эвклиду, Лео­нардо, Микеланджело, самому Рафаэлю, или “Зал наград” П. Делароша в парижской Школе изящных искусств, ал­легорически объединяющий четыре эпохи истории культу­ры — Афины, Рим, Средние века и Возрождение. Ожив­шее прошлое по-новому ставит вопрос о порядке и форме в искусстве, а также персональном, личностном аспекте художественного творчества, чей расцвет связывается со спецификой поэтики постмодернизма.

Отличительной особенностью постмодернистской по­этики является ее гибридность, совмещение классических и модернистских канонов, в ряде случаев дающее иннова­ционный эстетический эффект. Это относится прежде все­го к постмодернистской концепции красоты и композиции. Классическая гармония и модернистская дисгармония вы­ступают здесь в снятом виде как дисгармоничная гар­мония, красота диссонансов. Ее художественным выра­жением является стилевой плюрализм, эклектизм и коллажность артефактов, правомерность их многообразных симультанных интерпретаций. Другой существенный при­знак поэтики постмодернизма — эмпатийность, сублими­рованный антропоморфизм, свидетельствующий о стрем-

[196]

лении гуманизировать искусство. Интерес к содержатель­ности, возврат к фигуративности, монументализму, де­коративности, нарративности, внимание к контексту создают уникальный интертекстуальный фон, позволяю­щий извлечь новые смыслы из творческой интерпретации традиций. Постмодернистская специфика интерпретации состоит в ее двойном коде: иронически-пародийном пере­осмыслении традиций не как совокупности эстетических революций, но как эволюционного пути развития культу­ры, не чуждого компилятивности. Вытекающая отсюда по­ливалентность поэтики постмодернизма способствует си­нестезии, выдвигает на первый план такие художествен­ные приемы, как парадокс, оксюморон, эллипс, придавая им универсальное значение. Идея “присутствия отсут­ствия”, ностальгия по утраченному центру, культурной це­лостности создают предпосылки их свободного художе­ственного поиска и одновременно рефлексии по поводу результатов постмодернистских путешествий, системати­чески вновь открывающих Америку вместо Индии. Однако те культурно-исторические связи, которые укрепляются на этом пути, и являются, быть может, основным, а не по­бочным эстетическим эффектом постмодернистской рет­роспекции.

Эстетика и поэтика постмодернизма имеют на Западе как своих сторонников, так и принципиальных критиков. Последовательным оппонентом “континентального ниги­лизма” выступает классический оксфордский рациона­лизм. Критика с позиций “высокого модернизма” в наибо­лее отчетливой концептуальной форме выражена Ю. Хабермасом, упрекающим постмодернизм за реакционный пассеизм, неоконсервативную направленность, тягу к сим­метрии, помпезному монументализму, вызывающую ассо­циации с тоталитарной эстетикой.37

Американский эстетик-неомарксист Ф. Джеймисон критикует постмодернизм как эстетику потребительского общества, существующую в “вечном настоящем”, подме­нившую чувство истории иллюзорным псевдоисторизмом,

37 См.: Habermas J. Op. cit.

[197]

мимикрией, пастишем, слепой иронией, что ведет к атро­фии новаторского потенциала искусства, дезиндивидуализации творчества, шизофренизации культуры.38 Философ­ское фиаско постмодернизма он видит в игнорировании личности с ее чувствами, эмоциями, тревогой, патология­ми, бывшими в центре модернистских течений в эстетике и искусстве — фрейдизма и экзистенциализма, сюрреализ­ма и абсурдизма и т. д. Интровертность сменилась экстравертностью, в результате чего на первом плане оказалась бесчувственность, получившая свое концентрированное выражение в порнографии. Культурно-эстетический изъян постмодернизма Джеймисон усматривает в расширитель­ном толковании культуры и искусства, лишающем их от­носительной автономности. В результате культура, по его мнению, растворяется в политике, идеологии, экономике, приобретает театрализованный, псевдобытийный харак­тер, утрачивая при этом критическую дистанцию по отно­шению к социальной действительности, а следовательно, и возможность воздействовать на нее. Доминантой эсте­тического сознания художника и его аудитории становит­ся чувство потерянности, утрата идентичности, погруже­ние в реально-ирреальный мир, символом которого могут служить коммерческие каналы американского телевидения с их калейдоскопом рекламы, видеоклипов, ускоренно-механическим ритмом. Критическими аргументами служат также признаки роботизации творчества, чисто количе­ственного ложного плюрализма, асоциальности, свободы от ответственности, конформизма, установки на коммерчес­кий успех.

Не только полемические колкости, но и многие замеча­ния теоретического характера, сформулированные оппо­нентами постмодернистов, имеют под собой реальную поч­ву. Однако это не дает, по нашему мнению, оснований счи­тать постмодернизм “раком” современной культуры, художественным тупиком и т. д. Объективный анализ это-

38 См.: Jameson F. Postmodernism and Consumer Society / / Postmodernism and its Discontents. Theories, Practices. L.; N. Y.. 1988. Р. 15-28.

[198]

го эстетического феномена в его оригинальном, а не кари­катурном варианте, позволяет судить как об издержках переходного этапа в развитии культуры, связанных преж­де всего с эклектизмом, вторичностью художественных приемов и принципов, так и о присущем ему возвращении в эстетику и искусство языка эстетического чувства, кра­соты как реальности, контекста мировой культуры и по­вседневной жизни.

ПОСТМОДЕРНИЗМ В НАУКЕ

Эстетизация науки

Постмодернистская ситуация включает в свою орбиту не только культуру, эстетику и искусство, но и науку. Пост­модернизм в науке — одна из магистральных тем западной эпистемологии 80-90-х годов. Философское осмысление достижений квантовой физики, термодинамики, инфор­матики, теории игр, теории катастроф привело к выводу об изменении типа рациональности. Постнеклассическая рациональность, с которой и ассоциируется постмодер­низм в науке, характеризуется повышением субъективно­сти, гуманистичности, самокритичности научного позна­ния, пересмотром таких его классических критериальных оценок, как объективность, истинность. Если в классиче­ском типе рациональности основные критерии научного познания таковы, что они сосредоточивают внимание ис­следователя исключительно на характеристиках объекта, не принимая в расчет то, что связано с субъектом позна­ния, а неклассическая рациональность учитывает отнесен­ность характеристик объекта к средствам и операциям, ис­пользуемым в процессе исследования, то постнеклассический ее тип соотносит знания об объекте не только со

[200]

средствами, но и с ценностно-целевыми структурами дея­тельности.1

Специфика постнеклассической науки стимулировала интерес к междисциплинарным исследованиям и, в первую очередь, к изучению взаимовлияний между постмодерниз­мом в науке и эстетике. Заключение об эстетизации совре­менной науки явилось логическим развитием выводов о возраставшей на протяжении 60-80-х годов эстетизации философии и политики. Основанием для такого заключе­ния служат теоремы Гёделя и Тарского в математике, тео­рия неопределенности Гейзенберга, парадоксы в теории множеств, законы термодинамики, в частности теория эн­тропии, метод научного программирования Лакатоса, ос­новные постулаты квантовой механики о волновой функции как носителе максимально полной информации о физи­ческой системе, открытие роли ДНК в передаче наследст­венной информации, обеспечивающей устойчивость видов и равновесие в геобиоценозе.

Существенное влияние на эстетику постмодернизма оказали идеи И. Пригожина и его брюссельской школы физиохимии и статистической механики о новом челове­ческом качестве науки, ее внутренней плюралистичности и демократизме. Критика Пригожиным не только класси­ческой научной картины мира как царства тотального де­терминизма и каузальности, связанного с единственной моделью действительности и ее становлении во времени, но и квантово-релятивистского неклассического естество­знания первой половины XX века, способствовала выра­ботке представлений о постнеклассическом научном и ху­дожественном творчестве как вероятностных системах с низким коэффициентом вероятности, соответствующих современному образу мира как совокупности нелинейных процессов. Его концепция нового диалога человека с при­родой в контексте фундаментального пересмотра взглядов на науку и научную рациональность, связанная с термоди­намикой неравновесных процессов и синергетической те-