Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ БИБЛИОТЕКИ.doc
Скачиваний:
37
Добавлен:
12.04.2015
Размер:
285.7 Кб
Скачать

3.5.2. Диалогические практики: межкультурный тренинг

Каковы же главные механизмы диалогических практик, которые применяет поликультурная библиотека?

Интерактивные методы межкультурной коммуникации — это непосредственное совместное участие, взаимодействие с партнером(ами), в процессе которого не только излагаются различные точки зрения, но и задаются вопросы, достигаются общие цели и происходит личностная самореализация.

Если мы перечислим все формы такой коммуникации, то не увидим ничего особенно нового. Это уже упоминавшиеся нами читательские конференции, обсуждения книг, семинары, вечера, выставки, совместные проекты библиотеки с заинтересованной аудиторией; это обучающие мероприятия: школы, курсы, семинары. Однако все соответствующие акции следует рассматривать (и, соответственно, организовывать) как основной метод социализации читателя, как его вовлечение в деятельность по приобретению опыта межкультурного взаимодействия. Иными словами, они должны иметь вид тренинга межкультурной компетентности.

В чем заключается подобный тренинг, и чем он отличается от обыденного диалогического общения?

В обыденном диалогическом общении часто проявляется импульсивная, иррациональная основа, заключенная в устной речи. Л.П. Якубинский поясняет это ярким примером, связанным с реакцией аудитории на научную лекцию: «Люди были воспитанные, собирались именно для того, чтобы заслушать доклад, однако это заслушивание, особенно когда оно действительно бывало внимательно, постоянно превращалось в сплошное прерывание докладчика; его монолог постоянно прерывался репликами, переходившими в общий разговор, особенно, если докладчик не протестовал; прения после доклада превращались во взаимное прерывание; хотя собеседники и старались говорить по очереди, но "очередь" как искусственное построение ничего не могла поделать с естественным стремлением к диалогу. Даже если кто молчал, то по лицу бывало видно, как хочет говорить; иногда начинает, — уже губы двигаются, — но подавляет естественное стремление усилием и молчит; иногда молчащие переглядываются и мимируют, слушая другого; иногда что-то "промыкивают" про себя: до такой степени звук "лезет изо рта"»1. «Естественной» установкой беседующих таким образом людей управляет подспудное иррациональное желание не выслушать собеседника, а высказать «свое собственное» мнение по обсуждаемому вопросу. В этом случае даже и в условиях «диалогической обстановки» мы сталкиваемся не с диалогом, а с монологами прерывающих друг друга собеседников. Желание высказаться преобладает над желанием слушать.

Умение слушать — это то, что превращает спонтанный обмен репликами в истинный диалог. «Чтобы вести разговор, нужно уметь слушать. Разговор является совместным трудом раскрытия. Пропускает мимо ушей и неверно слушает тот, у кого уши постоянно забиты теми речами, с которыми он непрестанно обращается к самому себе, следуя своим влечениям, преследуя свои интересы, — до такой степени, что он не способен услышать другого»2.

Умение слушать, таким образом, раскрывает перед нами необходимость осознать различие между «Я» и «Другим», сделать над собой усилие по «отречению» от себя во имя «Другого», чужого, инородного. Именно это сознательное усилие и делает возможность понимания в диалоге.

Но и одного умения слушать мало, оно является лишь первым шагом диалогических отношений, его прелюдией. Итогом успешного диалога является не «переход на точку зрения» оппонента, а «слияние горизонтов участвующих в диалоге», возникающее в

процессе общения общее понимание одной и той же ситуации, когда из разных мнений складывается нечто третье — понятное всем сторонам.

Поэтому второе следствие успешного диалога — это изменение самого человека: мы выходим из диалога не такими, какими вошли в него, мы изменяемся в нем, развиваемся, расширяем свои представления и тем самым меняем свою сущность: «Разговор, если он удался, оставляет что-то нам, он оставляет что-то в нас, и это "что-то" изменяет нас»1, — подчеркивает по этому поводу Гадамер.

Процедуры, с помощью которых мы достигаем успешного диалога, успешной коммуникации, являются, таким образом, ограничениями нашей спонтанности и нашей «монологичности». Они регулируют общение, навязывая ему свойства «культурности». Без этих искусственных установок плодотворное общение становится невозможным. Однако понимать их можно по-разному.

Можно, как это делается в образовательных учреждениях или тех же «просвещенческих» библиотеках, создавать формальные рамки общения, например, устанавливать количественные и адресные ограничения аудитории (нельзя говорить со всем миром, но можно — с конкретными рецепиентами: участниками конференции, тренинговой группы, читательским активом библиотеки и т.п.), вводить регламент, ограничивающий вступающих в диалог по очередности и времени, всячески пропагандировать этикет — соблюдение «вежливости», «приличия в выражениях». Этот способ широко используется в практике многих библиотек и может быть обозначен как организация цивилизованного коллективного разговора — диспута. С диспутом мы имеем дело всякий раз, когда проводим официальную конференцию, профессиональный семинар. Диспут активно использует диалог как средство общения, однако всегда и везде обставляет диалогические практики дополнительными условиями формального социального контроля.

А можно выстроить весь тренинг межкультурной компетентности как ролевую игру.

Классическое определение характерных свойств игрового начала в культуре, как известно, принадлежит Йохану Хейзинге: «Мы можем назвать игру свободной деятельностью, которая осознается как "невзаправду" и вне повседневной жизни выполняемое занятие, однако она может целиком овладеть играющим, не преследуя при этом никакого прямого материального интереса, не ищет

пользы, — свободной деятельностью, которая совершается внутри намеренно ограниченного пространства и времени, протекает упорядочение, по определенным правилам и вызывает к жизни общественные группировки..., подчеркивающие свое отличие от прочего мира...»1.

Первое условие игры, таким образом, состоит в том, что она является привилегированным местом человеческой свободы, а посему предполагает безусловную добровольность участия. К участию в игре нельзя принудить, «игра по приказу уже больше не игра»2. Поэтому диалогические мероприятия в «поликультурной» библиотеке должны базироваться на механизме «вовлечения», аттракции, и никогда не рассматриваться как принудительные и обязательные. Подобно тому, как публика по своей собственной воле идет на спектакль в театре, она должна прийти на мероприятие библиотеки, привлеченная, заинтригованная возможностью поучаствовать в интересном действе, которое «нельзя пропустить».

Второе условие игры — то, что она не является обыденной жизнью, это всегда — некое вклинивающееся в реальную жизнь самостоятельное временное действие, охваченное собственным пространством, в котором действуют собственные законы и правила: «игра обособляется от "обыденной жизни" местом действия и продолжительностью... Внутри игрового пространства царит собственный, безусловный (volstrekt) порядок»3.

Порядок игры коренным образом отличается от формального порядка реальной действительности и порядка, организуемого диспутом. С одной стороны, «в несовершенном мире и сумбурной жизни она [игра] создает временное, ограниченное совершенство»4, т.е. по-своему упорядочивает хаос бытия, не связывая его вместе с тем с официозом и принуждением, а с другой — создает условия соревновательности, некую возможность достичь чего-то, что в реальном мире может быть невозможно. Всем известно, что потенциал человека практически безграничен, однако осуществляя свободный выбор в процессе принятия решений, мы всякий раз реализуем в своем поведении лишь одну из множества предоставляемых нам возможностей, тем самым отметая, исключая все прочие. Но потенциальные возможности не исчезают, дают о себе знать в экзистенциальной тяге к реализации. Именно этим, помимо прочего, объясняется таинственная сила сновидений или тяга к отождествлению себя с героями литературных произведений. Этим же объясняется и наше стремление участвовать во всякого рода играх, представлениях, где можно хотя бы на время «стать» теми, кем мы не являемся в реальной жизни. Азарт игры, т.е. степень увлеченности ею, связан, помимо прочего, и с осознанием ее «невсамделишности» и, таким образом, «несерьезности возможных потерь». Игра в этом случае обладает безусловной притягательностью, ибо «предоставляет шанс», не влекущий за собой серьезных последствий.

Но шанс этот достижим лишь тогда, когда игроки держатся предписанных правил. Правила игры предполагают обязательное распределение ролей и выполнение свойственных этим ролям функций. Любая игра — это, в определенной степени, ситуация взаимодействия «своих» и «чужих», в процессе которого осуществляются «победы» и «поражения». При этом важно, что игроки способны отходить от своих реальных жизненных положений и установок столь далеко, что могут примерять «маски», «личины», совершенно не свойственные данному человеку. Осуществляется в прямом смысле слова «перевоплощение» индивида, «олицетворение» им роли (классический пример — детская игра в «казаков и разбойников»). При этом степень успешности принятой на себя роли впрямую зависит от успешности вживания в нее. Принимая на себя роль, игрок буквально обязан слиться с новой функцией, сделать ее «своей», ибо только это гарантирует «победу».

Для целей межкультурной коммуникации и использования игровых методов в диалогических практиках именно это свойство игры представляет особую ценность. «Формы протекания всякого разговора можно описать понятием игры, которая наполнена духом лёгкости, свободы, радости и удачи — и эти состояния заполняют играющих»1. По мнению Гадамера, игра менее, чем официальная формальная установка, зависит от первоначальной заданности, представляет как бы самостоятельное явление, способствующее свободному «перетеканию "Я" в "Ты"» в процессе задавания вопросов и получения ответов на них, формированию «общего языка». «Это не просто внешний процесс подгонки инструментов; неверно даже сказать, что собеседники приспосабливаются друг к другу; скорее, в получающемся разговоре они оказываются во власти самой истины обсуждаемого ими дела, которая и объединяет их в новую общность»1.

То же качество объединяющей силы игры подчеркивает и Хейзинга: «объединяющее партнеров по игре чувство, что они пребывают в некоем исключительном положении, вместе делают нечто важное..., — это чувство сохраняет свою колдовскую силу далеко за пределами игрового времени»2.

Обычная игра организуется спонтанно, заранее не планируется, может происходить в самых различных местах. В отличие от нее межкультурный тренинг с использованием элементов ролевой игры является подготовленным и тщательно спланированным мероприятием, которым занимается специальная команда, обладающая навыком проведения подобных действ согласно соответствующим методикам. Методики эти в чем-то близки механизмам социальных технологий, всякого рода социологических тренингов, однако принципиальным отличием от последних является установка не на манипуляцию сознанием и не на формирование устойчивого навыка (ибо всякий навык формирует новый стереотип), а на всемерное раскрепощение человека, свободу от любых стереотипов, понимание их культурной обусловленности, а, следовательно, ограничительной, сковывающей инерции.

Больше всего межкультурный тренинг в «плюралистической» библиотеке похож на драматический, театральный диалог, однако не в его традиционном, классическом понимании, а в той форме, которую он приобретает в некоторых видах современного перформанса (здесь это выражение употребляется несколько в ином смысле, чем то, с которым мы уже встречались в трактовке Ирвинга Гофмана). «Перформанс объединяет как равноправные различные визуальные виды искусства: музыку, видео, поэзию и кино. Действие разыгрывается не в театре, а в музеях или в художественных галереях.... Это «калейдоскопический многотемный дискурс» (А. Верт)... В перформансе подчеркивается скорее сам процесс творчества, нежели завершенность произведения искусства. "Перформер"... поочередно ... становится рассказчиком, художником, танцовщиком и, в силу того, что необходимо его личное присутствие, сценическим автобиографом, который имеет прямое отношение к представляемым объектам и ситуациям высказывания»3. Классическими видами перформанса являются «устные рассказы» Ираклия Андроникова (автобиографическое представление, где артист «в лицах», перевоплощаясь в различных персонажей, рассказывает о реальных событиях своей жизни), многие авторские телевизионные программы современных западных и российских телеведущих, к примеру, знаменитое шоу Михаила Швыдкого «Культурная революция».

Особая форма перформанса используется в Центре искусства и медиатехнологий в Карлсруэ, где всякая «деятельность» подчинена закону интерактивной ролевой игры: «Посещение музея новых медиа похоже на прогулку по электронному тематическому парку или футуристической игровой площадке для взрослых, где миниатюрные театры, видео и гигантские изображения трансформируются, танцуют, отвечают на вопросы и приглашают посетителей совершить фиктивные путешествия ... Хотя многие инсталляции задают трудные вопросы о серьезных вещах, этот музей просто отметает барьер между искусством и развлечением... Художников приглашают на какое-то время работать в лабораториях, экспериментируя со зрительными образами и со звуком... Медиа-искусство создало первое всемирное сообщество художников... в этой области практически каждый знаком с каждым»1.

Специфической формой современного перформанса должны стать и диалогические практики и мероприятия в «плюралистической» библиотеке.

Прежде всего, такие мероприятия должны иметь временную и тематическую привязку, образовывать собой отдельную программную деятельность, стержнем которой является поликультурный календарь, а внутри него — общезначимые «памятные даты» и «горячие темы». Поликультурный календарь и «памятные даты» задают отсчет событиям в рамках календарного года, обеспечивая связь с памятью и прошлым, «горячие темы» связывают мероприятия с наиболее актуальными и значимыми для общественного сознания проблемными областями. Эти проблемные области подсказываются непосредственной текущей действительностью, связывая тем самым «спектакль» с жизнью, «игру» — с реальностью.

Главными темами нашей современности являются: расовая нетерпимость, терроризм, глобализация, соблюдение принципов демократии, правовая защита всех категорий граждан, свободный доступ к информации, свобода совести и др. На первый взгляд, эти проблемы могут показаться слишком абстрактными, не соотносимыми с конкретными нуждами отдельных членов общества, и уж тем более — посетителей библиотеки. Однако это впечатление глубоко неверно. Узость взгляда «просвещенческой» библиотеки на человека как только на «читателя» игнорирует реальные интересы и запросы пользователей. Культура в современном понимании — это не только, и не столько чтение литературы. Это потребность в полноценных формах активной культурной деятельности — зрелищных, видимых, осязаемых, предполагающих личную вовлеченность. Это потребность не только в самореализации, но и в социальной защите — получении прав на образование и самообразование, занятость, обеспечение духовных интересов. Многие из этих потребностей не находят реализации и являются проблемой для современного человека, который приходит с ней в библиотеку.

Ответ на конкретный, четко сформулированный вопрос, читатель действительно может найти в книге, однако все то, что пока еще не осознано, существует в виде неявной неудовлетворенности, может быть обнаружено лишь на иных уровнях — при просмотре кинофильма, посещении выставки, праздника, презентации, семинара, участии в конкурсе, тестировании — тогда, когда он столкнется с «иным» видением или подходом к вещам.

Первое следствие, которое ощутит участник этих мероприятий, — осознание того, что его проблема существует: он увидит людей, у которых имеются сходные потребности, он поймет, что для решения его проблемы есть различные возможности, он освободится от оков, которые накладывают на него стереотипы восприятия, и его покинет чувство растерянности, недоумения, гнева и бессилия — всего того, что может сопровождать непонимание. Иными словами, библиотека предложит людям «опыт и переживание, которого они прежде не знали и потому не могли хотеть — до тех пор, пока не убедились, что это существует»1.

Теперь проблема может быть выведена на уровень ситуаций, подлежащих разрешению, что значительно упростит ее реализацию и в самой действительности. Для этого библиотека предложит читателю ряд возможностей: встречу с писателем, разговор со специалистом на конференции или культурной «тусовке», участие в интеллектуальной или игровой дискуссии, тренинг. Все это поможет выработать личностные мотивации для разрешения коммуникативных конфликтов, возникающих в процессе межличностного общения, а в дальнейшем — по той же модели — восприятие любой новой ситуации, мысли, незнакомой культуры.

Таким образом, постоянный межкультурный тренинг: повышение уровня образования, интеллектуальной, правовой и культурной компетенции, знаний, умений, творческих способностей, поощрение индивидуальных склонностей, в конечном счете — самореализацию в течение всей жизни в постоянном контакте с «памятью мира» и в живом общении с себе подобными — вот что может предложить публичная «поликультурная» библиотека любому своему посетителю независимо от его пола, возраста, образовательного и социального уровня, расы, языка, национальной принадлежности.

Все это достижимо именно тогда, когда библиотека ставит своей целью не сохранение идеалов прошлых эпох, а удовлетворение реальных проблем и запросов своих пользователей, когда она стремится обнаружить, обнажить общезначимые проблемы, сосредоточить на них внимание; предоставить свои помещения, информационные ресурсы и каналы связи для организации современных «переговорных площадок» с максимальным количеством сервисов для диалога; разработать сценарии мероприятий, которые могли бы «разыграть» эти проблемы на простых примерах в типичных ситуациях межличностного и группового общения; обеспечить максимально заинтересованную аудиторию (не только слушающих, «играющих», воспринимающих, но и экспертов в данной области, специалистов, актеров, писателей, представителей власти и бизнеса — всех, кого эти проблемы касаются и от кого зависит их возможная конкретная реализация); перенести, перевезти, распространить, тиражировать эти мероприятия за пределы библиотеки во множестве выездных акций — в регионах и за рубежом — для «глобализации» обсуждений и расширения количества участников.

Сильным местом подобных практик в библиотеке является еще и то, что она обладает возможностью построить диалог, вовлекая в него в качестве оппонентов и соучастников не только конкретных людей, но и могучий арсенал своего книжного фонда, внутренних и внешних электронных ресурсов, справочных пособий, выставочных материалов, СМИ: всем этим средствам библиотека предоставляет право голоса наряду с «живыми» участниками и всемерно «анимирует» их благодаря контактам с реальными человеческими проблемами.

Итогом такого общения является не «истина в последней инстанции», а возникающее в процессе общения чувство сопричастности и своего рода «катарсис», снятие напряжения, снятие барьеров непонимания. В отличие от театра — «школы жизни», «поликультурная» библиотека прежде всего — «школа общения» наподобие древнего римского Форума, куда приходили по своей собственной воле, чтобы поговорить, пообщаться, узнать о чем-то новом и нужном из всех заранее собранных в этом месте источников, услышать различные точки зрения, найти сторонников, выслушать оппонентов, показать свои знания, увидеть, что могут другие, посостязаться с ними в аргументации и красноречии, — одним словом, свободно, без принуждения поучаствовать в едином «общественном спектакле», извлечь для себя из этого всю возможную эстетическую и познавательную пользу.

На подобных площадках и в подобных акциях ненавязчиво и естественно осуществляется преодоление границ между различными социальными и национальными группами, между представителями разных культур. Барьеры непонимания процветают лишь тогда, когда у разъединенных групп людей нет информации друг о друге, когда они судят об окружающих не на основе собственного опыта, а сквозь призму сформулированных другими «мнений», когда они лишены возможности общаться с себе подобными «с глазу на глаз», «лицом к лицу», когда они не включены в обсуждение общих проблем. Если же существуют специально организованные пространства, предоставляющие им такие возможности, природное любопытство, интерес к общению, жажда новизны неизбежно вовлекают людей в диалог, из которого они выходят иными, обогащенными новыми знаниями и сформированными в процессе общения личными впечатлениями.

«Культура — это не факультативная сфера, не роскошь, которую мы можем себе позволить после того, как покончили с серьезными общественными делами. Культура — это фундамент человеческого существования. Но чтобы добиться эффективности, культура в ее организованном виде должна задавать себе самой трудные вопросы. И она не может ни просто отмахиваться от тех, кто бросает ей вызов или пытается измерить ее ценность, ни возводить крепостные стены вокруг устаревших понятий, форматов и способов действия»1.

Если библиотеки как важнейшие институты культуры сумеют отречься от собственных стереотипов мышления, преодолеть свой культурный монологизм, воплотить в своей деятельности «дыхание современности», осознать свою роль творцов и медиаторов поликультурного сознания в новом мире, они обеспечат не только собственное будущее, но и будущее миллионов своих читателей — членов грядущего сообщества мировых культур.