семинар 1 (17 января) / Литература / Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада

Глава VI

ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ И ВРЕМЕННЫЕ СТРУКТУРЫ

(X—XIII ВВ.)

Когда юный Тристан, сбежавший от норвежских купцовпиратов, высадился на побережье Корнуолла, «он поднялся с ве­ ликим усилием на утес и увидел перед собой пустынную песча­ ную долину, за которой простирался бесконечный лес». Но вот из этого леса внезапно появилась группа охотников, и юноша присоединился к ней. «Тогда они пустились, беседуя, в путь, пока не достигли наконец роскошного замка. Его окружали луга, фрук­ товые сады, рыбные садки, тони и пашни».

Страна короля Марка — вовсе не легендарная земля, со­ зданная воображением трувера. Это физическая реальность сред­ невекового Запада. Огромный покров лесов и ланд с разбросан­ ными по нему возделанными плодородными прогалинами — таков внешний облик христианского мира. Он подобен негатив­ ному отпечатку мусульманского Востока — мира оазисов посре­ ди пустынь. Там, на Востоке, лес — редкость, здесь он в изоби­ лии; деревья там — признак цивилизации, здесь — варварства. Религия, рожденная на Востоке под кровом пальм, расцвела на Западе в ущерб прибежищу языческих духов — деревьям, кото­ рые безжалостно вырубались монахами, святыми и миссионе­ рами. Любой прогресс на средневековом Западе был расчисткой, борьбой и победой над зарослями, кустарниками и, если нужно было и если техническое оснащение и храбрость это позволяли, над строевым, девственным лесом — «дремучей чащей» Персеваля, selva oscura Данте. Но реальное сосредоточение бьющей­ ся жизни — это совокупность более или менее обширных

159

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

прогалин, экономических, социальных и культурных ячеек ци­ вилизации. Долгое время средневековый Запад оставался скоп­ лением поместий, замков и городов, возникших среди невозде­ ланных и пустынных пространств. Лес, впрочем, и был тогда пустыней. Туда удалялись вольные или невольные адепты бег­ ства от мира (fuga mundi): отшельники, любовники, странству­ ющие рыцари, разбойники, люди вне закона. Это св. Бруно и его спутники в «пустыне» Гранд-Шартрез или св. Молем и его уче­ ники в «пустыне» Сито, Тристан и Изольда в лесу Моруа («„Мы вернемся в лес, который прикроет и защитит нас. Идем, милая Изольда!" <...> Они идут через высокие травы и вереск, и вот уже деревья смыкают над ними свои ветви, и они скрываются за густой листвой») или предтеча, а может быть, и модель Робина Гуда, искатель приключений Эсташ Монах, который укрылся в начале XIII в. в лесу Булонэ. Мир убежища, лес имел и свои при­ влекательные черты. Для рыцаря это был мир охоты и приклю­ чений. Персеваль открыл там «красивейшие вещи, какие только могут быть», а некий сеньор советует Окассену, заболевшему из-за любви к Николет: «Садитесь на коня и поезжайте в лес. Вы там развеете свою печаль, увидите травы и цветы, услышите, как поют птицы. И, может статься, вы услышите там заветные слова, от которых вам станет легче на душе».

Для крестьян и вообще мелкого трудового люда лес был источником дохода. Туда выгоняли пастись стада, там набирали осенью жир свиньи — главное богатство бедного крестьянина, который после «откорма на желудях» забивал свою свинью, и это сулило ему на зиму если не обильную пищу, то средство к суще­ ствованию. Там рубили лес, столь необходимый для экономики, долгое время испытывавшей нужду в камне, железе и каменном угле. Дома, орудия труда, очаги, печи, кузнечные горны существо­ вали и действовали только благодаря дереву и древесному углю. В лесу собирали дикорастущие плоды, которые были основным подспорьем в примитивном рационе сельского жителя, а во вре­ мя голода давали ему шанс выжить. Там же заготовляли дубо­ вую кору для дубления кож, золу кустарников для отбеливания или окраски тканей, но особенно — смолистые вещества для факелов и свечей, а также мед диких пчел, столь желанный для мира, который долгое время был лишен сахара. В начале XII в.

160

Глава VI Пространственные и временные структуры

обосновавшийся в Польше французский хронист Галл Аноним, описывая достоинства этой страны, называет сразу же после целебного воздуха и плодородия почвы обилие богатых медом лесов. Пастухи, дровосеки, углежоги («лесной разбойник» Эсташ Монах, обрядившись в углежога, совершил один из самых удач­ ных своих грабежей), сборщики меда — весь этот мелкий люд жил лесом и снабжал его дарами других. Он также охотно зани­ мался браконьерством, но дичь была прежде всего продуктом заповедной охоты сеньоров. Эти последние, от мельчайших до самых крупных, ревниво оберегали свои права на лесные бо­ гатства. Особые служащие сеньоров, «лесные сержанты», повсе­ местно выслеживали расхитителей-вилланов. Сами государи были крупнейшими лесными сеньорами в своих королевствах и энергично стремились оставаться таковыми. Со своей сторо­ ны и восставшие английские бароны навязывали в 1215 г. Иоан­ ну Безземельному наряду с Великой хартией вольностей особую Лесную хартию. Когда в 1332 г. Филипп VI Французский распо­ рядился составить перечень прав и владений, из которых он хо­ тел образовать «вдовью долю» королевы Жанны Бургундской, он приказал расписать отдельно «оценку лесов», дававших треть общих доходов этого домена.

Но из леса исходила и угроза — он был средоточием вы­ мышленных или действительных опасностей, тревожным гори­ зонтом средневекового мира. Лес обступал этот мир, изолиро­ вал его и душил. Это была главная граница, «ничейная земля» (no man's land) между сеньориями и странами. Из его страшного «мрака» внезапно появлялись голодные волки, разбойники, ры­ цари-грабители.

В Силезии в начале XIII в. двое братьев несколько лет удер­ живали лес Садлно, откуда они периодически выходили, чтобы брать в плен на выкуп бедных крестьян округи, и препятствова­ ли герцогу Генриху Бородатому основать там хотя бы одну де­ ревню. Синод в Сантьяго-де-Компостеле должен был обнародо­ вать специальный устав, чтобы организовать охоту на волков. Каждую субботу, кроме кануна Пасхи и Троицы, священники, рыцари и не занятые на работах крестьяне были обязаны уча­ ствовать в истреблении волков и ставить капканы; отказавших­ ся подвергали штрафу.

161

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

Из этих прожорливых волков воображение средневеково­ го человека, опираясь на фольклорные образы незапамятных времен, легко делало чудовищ. В каком огромном количестве житий святых встречаем мы чудо приручения волка, подобное тому, как св. Франциск Ассизский приручил свирепого зверя Губбио! Из всех этих лесов выходили человековолки, оборотни, в которых средневековая дикость смешивала животное с полу­ варваром-человеком. Иногда в лесу прятались еще более крова­ вые чудовища — например, провансальский тараск1, проклятый св. Мартой. Леса были, таким образом, не только источником реальных страхов, но и универсумом чудесных и пугающих ле­ генд. Это Арденнский лес с его чудовищным вепрем, убежище четырех сыновей Аймона, где св. Губерт превратился из охот­ ника в отшельника, а св. Тибальд Провенский — из рыцаря в от­ шельника и углежога; лес Броселианд, место чародейств Мерли­ на и Вивианы; лес Оберон, где Гуон Бордоский поддался чарам карлика; лес Оденвальд, где под ударами Гагена окончил свою трагическую охоту Зигфрид; Манский лес, где печально бродила Берта Большеногая, а позже сойдет с ума несчастный француз­ ский король Карл VI.

Однако если для большинства людей средневекового Запа­ да горизонт ограничивался подчас всю их жизнь кромкой леса, то вовсе не следовало бы представлять себе средневековое об­ щество как мир неподвижных домоседов, привязанных к свое­ му окруженному лесом клочку земли. Напротив, нас озадачива­ ет чрезвычайная мобильность средневековых людей.

Она объяснима. Собственность как материальная или пси­ хологическая реальность была почти неизвестна в Средние века. От крестьянина до сеньора каждый индивид, каждая семья име­ ли лишь более или менее широкие права условной, временной собственности, узуфрукта. Каждый человек не только имел над собой господина или кого-то обладающего более мощным пра­ вом, кто мог насильно лишить его земли, но и само право при­ знавало за сеньором легальную возможность отнять у серва или

1 Сказочный дракон, персонаж провансальских легенд, обитавший вблизи Тараскона. — Примеч. персе.

162

Глава VI Пространственные и временные структуры

вассала его земельное имущество при условии предоставления ему эквивалента, подчас очень удаленного от изъятого. Норманн­ ские сеньоры, переправившиеся в Англию; немецкие рыцари, водворившиеся на востоке; феодалы Иль-де-Франса, завоевав­ шие феод в Лангедоке под предлогом крестового похода против альбигойцев или в Испании в ходе Реконкисты; крестоносцы всех мастей, которые выкраивали себе поместье в Морее или в Свя­ той земле, — все они легко покидали родину, потому что вряд ли она у них была. Крестьянин, поля которого представляли собой более или менее обратимую концессию со стороны сеньора и часто перераспределялись сельской общиной, согласно правилам севооборота и ротации полей, был привязан к своей земле толь­ ко волей сеньора, от которого он охотно ускользал сначала бег­ ством, а позже путем правовой эмансипации. Индивидуальная или коллективная крестьянская эмиграция была одним из круп­ ных феноменов средневековой демографии и общества. Рыцари и крестьяне встречали на дорогах клириков, которые либо со­ вершали предписанное правилами странствие, либо порвали с монастырем (весь этот мир монахов, против которых напрас­ но издавали законы соборы и синоды, находился в постоянном коловращении). Они встречали студентов, идущих в знамени­ тые школы или университеты (разве не говорилось в одной по­ эме XII в., что изгнание, terra aliéna, есть непременный жребий школяра), а также паломников, всякого рода бродяг.

Не только никакой материальный интерес не удерживает большинство из них дома, но самый дух христианской религии выталкивает на дороги. Человек лишь вечный странник на сей земле изгнания — таково учение церкви, которая вряд ли нуж­ далась в том, чтобы повторять слова Христа: «Оставьте все и сле­ дуйте за мной». Сколь многочисленны были те, кто не имел ни­ чего или мало и с легкостью уходил! Их скудные пожитки поме­ щались в котомке пилигрима; тот, кто побогаче, имел при себе несколько мелких монет (а деньги тогда долгое время были ред­ костью); самые же богатые — ларец, куда складывали большую часть своего состояния, немного драгоценностей. Когда путе­ шественники и пилигримы начнут брать с собой громоздкий багаж (сир де Жуанвиль и его спутник, граф Сарребрюк, отпра­ вились в 1248 г. в крестовый поход со множеством сундуков,

163

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

которые доставили на телегах в Оксон, а оттуда по Соне и Роне в Арль), тогда не только выветрится дух Крестовых походов, но и ослабеет вкус к путешествию и средневековое общество ста­ нет миром домоседов. Средние века, эпоха пеших и конных стран­ ствий, вплотную приблизятся тогда к своему концу — не пото­ му, что позднее Средневековье не знало странствия, но потому, что начиная с XIV в. странники становятся бродягами, окаянны­ ми людьми. Прежде они были нормальными существами, тогда как впоследствии нормальными стали домоседы. Но до тех пор, когда придет пора этой дорожной усталости, Средневековье ки­ шело путниками, и они постоянно встречаются нам в иконогра­ фии. Вооружившись посохом в форме греческой буквы тау (он быстро станет символом), согбенные, они идут по дорогам — отшельники, паломники, нищие, больные. Этот беспокойный народ символизировали также слепцы, такие, какими их описы­ вает одно фаблио: «Однажды по дороге близ Компьена брели три слепца без поводыря и провожатого. На них была ветхая одежда,

иимели они одну деревянную плошку на троих. Так шли они дорогой в Санлис». Церковь и моралисты относились к стран­ никам с недоверием, и даже само паломничество, за которым часто скрывалось простое бродяжничество, суетное любопыт­ ство — средневековая форма туризма, — легко вызывало подо­ зрение. Гонорий Августодунский в начале XII в. был склонен его осуждать или по крайней мере воздерживаться от рекомендации. «Есть ли заслуга в том, — спрашивает в „Светильнике" ученик, — чтобы идти в Иерусалим или посетить другие святые места?» И учитель отвечает: «Лучше отдать деньги, предназначенные для путешествия, бедным». Гонорий допускает единственный вид паломничества — ради покаяния. В самом деле, очень рано —

иэто знаменательно — паломничество стало не актом доброй воли, но покаяния. Им наказывался любой тяжкий грех, оно было карой, а не воздаянием. Что касается тех, которые предпринима­ ли его «из любопытства или мелкого тщеславия», как говорит тот же учитель в «Светильнике», то «единственный профит, ко­ торый они из него извлекают, состоит в том, что они смогли уви­ деть красивые места, прекрасные памятники да потешили свое тщеславие». Странники были несчастными людьми, а туризм — суетностью.

164

Глава VI Пространственные и временные структуры

Жалкая действительность паломничества — не доходя до трагических случаев с крестоносцами, умершими в пути от го­ лода или истребленными сарацинами, — это часто история того бедного человека, о котором рассказывает «Золотая легенда»: «Около 1100 года от воплощения Господа некий француз отпра­ вился с женой и сыновьями в Сантьяго-де-Компостелу, отчасти чтобы бежать от заразной болезни, которая опустошала тогда его страну, отчасти же чтобы увидеть могилу святого. В городе Памплоне жена его умерла, а хозяин постоялого двора отнял у него все деньги и даже кобылу, на которой он вез детей. Тогда бедный отец посадил двоих сыновей на плечи, а остальных повел за руку. Но некий человек, проезжавший мимо на осле, сжалился над ним и отдал ему своего осла, чтобы он мог посадить на него детей. Придя в Сантьяго-де-Компостелу, француз увидел святого, ко­ торый спросил у него, узнал ли он его, и сказал ему: „Я апостол Иаков. Это я дал тебе осла, чтобы ты мог прийти сюда, и даю его снова, чтобы ты вернулся домой"».

Но сколько паломников осталось без помощи чудесного осла...

У путешественников не было недостатка ни в испытаниях, ни в препятствиях. Конечно, речной путь использовался повсю­ ду, где это было возможно. Но оставалось много земель, которые нужно было пересечь. Однако почти исчезла разрушенная втор­ жениями и неподдерживаемая великолепная сеть римских до­ рог; впрочем, она была мало приспособлена к нуждам средневе­ кового общества. Для этого пешего и конного народа, перевозки которого производились главным образом на спинах вьючных животных или на допотопных телегах и который никуда не то­ ропился (путники охотно делали круг, чтобы обойти замок ры­ царя-разбойника или, напротив, чтобы посетить святилище), римская дорога, прямая, вымощенная, предназначенная для сол­ дат и чиновников, не представляла большого интереса. Средне­ вековый люд шел по тропам, дорожкам, по запутанным путям, которые блуждали между несколькими фиксированными пунк­ тами: ярмарочными городами, местами паломничества, моста­ ми, бродами или перевалами. Сколько препятствий нужно было преодолеть: лес с его опасностями и страхами, изборожденный, однако, следами (Николет, «идя по заросшей тропинке в густом

165

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

лесу, вышла на большую дорогу, где скрещивались семь других дорог, ведущих в разные концы страны»); бандиты, будь то ры­ цари или вилланы, засевшие в засаде на краю леса или на верши­ не утеса (Жуанвиль, спускаясь по Роне, заметил «Ла-Рош-де-Глюн, тот самый замок, который король приказал разрушить потому, что его владелец по имени Роже был обвинен в грабеже палом­ ников и купцов»); бесчисленные пошлины, взимаемые с купцов, а иногда и просто с путешественников у мостов, на перевалах, на реках; скверное состояние дорог, где повозки тем легче увяза­ ли в грязи, чем более управление быками требовало профессио­ нального навыка.

Какой-нибудь персонаж шансон-де-жест (жеста) вроде Бер­ трана из «Нимской телеги», племянника Гильома Оранжского, выставляет себя в смешном виде, когда хочет переодеться в воз­ чика. Средневековая дорога была удручающе долгой, медленной. Если мы проследим за путешественниками из числа самых за­ нятых, за купцами, то заметим, что дневные этапы варьирова­ лись в зависимости от характера местности от 25 до 60 км. Тре­ бовалось две недели, чтобы попасть из Болоньи в Авиньон, путь

сшампанских ярмарок в Ним занимал 22 дня, из Флоренции

вНеаполь — от 11 до 12. И однако, средневековое общество было охвачено, по словам Марка Блока, «своего рода броуновским дви­ жением, одновременно и постоянным и переменчивым». Почти все люди Средневековья противоречиво эволюционировали между двумя измерениями: ограниченными горизонтами про­ галины, где они жили, и отдаленными горизонтами всего хрис­ тианского мира, где каждый мог внезапно отправиться из Анг­ лии в Сантьяго-де-Компостелу или в Толедо, как английские уче­ ные XII в., жаждавшие приобщиться к арабской культуре; из Орийака (Южная Франция) в Реймс, Вик (Каталония), Равенну и Рим, как это сделал в конце X в. Герберт (будущий папа Сильверстр II); из Фландрии в Сен-Жан-д'Анжели (Сирия), как мно­ жество крестоносцев; с берегов Рейна на берега Одера и Вислы, как многочисленные немецкие колонисты. Единственными под­ линными искателями приключений в глазах средневековых хри­ стиан были те, кто пересекал границы христианского мира: мис­ сионеры или купцы, которые высаживались в Африке и в Кры­ му, проникали в Азию.

166

Глава VI Пространственные и временные структуры

Более быстрым был путь по морю. При попутном ветре корабль мог делать до 300 км в сутки. Но опасности здесь были еще большими, чем на земле. Достигнутая волей случая быстро­ та продвижения могла быть сведена на нет безнадежными шти­ лями, встречными ветрами и течениями.

Отправимся с Жуанвилем в Египет. «На море с нами про­ изошла удивительная вещь: мы оказались перед горой круглой формы у берегов Берберии. Был час сумерек. Мы плыли весь ве­ чер и думали, что сделали добрых пятьдесят лье, когда назавтра вновь очутились перед той же горой. И так происходило два или три раза». >

Но эти задержки были мелочью, если вспомнить о пиратах

ибурях. Жуанвиль скоро убедился, что «купцы-авантюристы» должны обладать бешеной отвагой: «Я поразмыслил над тем, насколько безрассуден тот, кто осмеливается подвергать себя та­ кой опасности, присваивая чужое добро или вводя самого себя

всмертный грех, ибо он ложится спать, не зная, не очутится ли наутро на морском дне».

Ничто не имело большего успеха в Средние века, нежели избитый, но живо передающий реальность образ корабля, за­ стигнутого бурей. Ни один эпизод не повторяется с такой регу­ лярностью в житиях многочисленных святых, как плавание по морю, реальное или символическое, которое фигурирует на ог­ ромном числе миниатюр и витражей. Никакое чудо не было рас­ пространено более, нежели вмешательство святого, который успокаивает бурю или воскрешает потерпевшего кораблекруше­ ние. Так поступает св. Николай в «Золотой легенде» Якова Ворагинского. «Однажды матросы, оказавшиеся в опасности, слезно взмолились: „Николай, слуга Господний! Если то, что говорят нам

отебе, правда, сделай так, чтобы мы это сейчас проверили на себе". Тотчас же перед ними предстал некто в облике святого и сказал им:„Вы меня позвали — и вот он я!" И он принялся помогать им управляться с парусами, с канатами и другими корабельными снастями, и буря немедленно прекратилась».

Атеперь нужно постичь, благодаря каким «пружинам» лес, дорога и моря возбуждали чувства средневековых людей. Они воздействовали на них не столько своими реальными аспектами

иподлинными опасностями, сколько символами, которые они

167

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

выражали. Лес — это сумерки или, как в «детской песне» минне­ зингера Александра Странника, век с его иллюзиями; море — зем­ ной мир и его искушения; дорога — поиски и паломничество.

Сдругой стороны, люди Средневековья входили в контакт

сфизической реальностью через посредство мистических и псев­ донаучных абстракций.

Природа для них — это четыре элемента, которые образу­ ют Вселенную и человека, Вселенную в миниатюре, микрокосм. Как объясняет «Светильник», телесный человек сотворен из че­ тырех элементов, «а посему его называют микрокосмосом, то есть уменьшенным миром. В самом деле, он составлен из земли (плоть), воды (кровь), воздуха (дыхание) и огня (теплота)».

Одно и то же видение Вселенной спускается от самых уче­ ных до самых невежественных. Христианизация, подталкивае­ мая в той или иной мере старыми символами и языческими ми­ фами, персонифицировала силы природы в странную космогра­ фию: четыре реки рая, четыре ветра на бесчисленных розах вет­ ров в рукописях вставляют свой образ — по образцу четырех элементов — между природными реалиями и человеческим чув­ ствованием. Людям Средневековья предстояло проделать, как мы увидим, долгий путь, чтобы встретить по другую сторону экра­ на символизма физическую реальность мира, в котором они жили.

Размах всех этих движений, миграций, волнений, путеше­ ствий был на самом деле в высшей степени ограничен. Геогра­ фический горизонт был одновременно и духовным горизонтом христианского мира. Поражает неточность ученых в области кос­ мографии: обычно допускали, что Земля круглая, неподвижная и находится в центре Вселенной; затем вообразили, вслед за Ари­ стотелем, систему концентрических сфер, а начиная с XIII в. — более сложную и близкую к действительности систему движе­ ния планет по Птолемею. Но еще поразительнее фантазия сред­ невековой географии за пределами Европы и Средиземномор­ ского бассейна. Особенно примечательной была та теологиче­ ская концепция, которая вдохновляла до XIII в. христианскую географию и картографию. Как правило, расположение Земли определялось верованием, что ее «пупом» является Иерусалим

168