семинар 1 (17 января) / Литература / Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада

Глава VII Материальная жизнь

ревка. Повесь меня, потому что своей оплошностью я погубил добытые твоими хлопотами лесины, велев укоротить их на две пяди". Святой, разумеется, его ободряет и удлиняет чудесным образом бревна до нужного размера».

Лес, наряду с продуктами земли, являлся в Средние века столь драгоценным материалом, что он стал символом земных благ. «Золотая легенда» называет в числе душ, которые идут в чи­ стилище, тех, «кто уносит с собой лесину, сено и солому, то есть тех, кто привязан к земным благам больше, чем к Богу».

Хотя найти высокие стволы было трудно, лес, тем не менее, оставался на средневековом Западе самым обычным продуктом.

В«Романе о Лисе» говорится о том, что Лис и его товарищи, по­ стоянно рыская в поисках материальных благ, имеют в избытке один-единственный ресурс — лес. «Они развели большой огонь, потому что в дровах не было недостатка». Очень рано лес на сред­ невековом Западе стал одним из главных предметов экспорта.

Внем нуждался мусульманский мир, где деревья (кроме лесов Ли­ вана и Магриба) были, как известно, редкостью. Лес был самым великим «путешественником» западного Средневековья; его пе­ ревозили на кораблях и сплавляли всюду, где были водные пути.

Другим предметом экспорта на Восток с каролингской эпо­ хи было железо — вернее, франкские мечи, упоминаниями о ко­ торых изобилуют мусульманские источники раннего Средневе­ ковья. Но в данном случае речь шла о предмете роскоши* изде­ лии умелых варварских кузнецов, использовавших в технике металлообработки опыт, пришедший дорогой степей из Цент­ ральной Азии, этого мира металлов. Само же железо в проти­ воположность дереву было на средневековом Западе редкостью.

Не следует удивляться, что в VIII в. оно было еще настоль­ ко редко, что сен-галленский монах-летописец рассказывает о том, как лангобардский король Дезидерий, увидев в 773 г. со стен Павии ощетинившуюся железом армию Карла Великого, вскричал в изумлении и страхе: «О, железо! Увы, железо!» Но даже и в XIII в. францисканец Варфоломей Английский говорит в сво­ ей энциклопедии «De proprietatibus rebus» о железе как о дра­ гоценном предмете: «Со многих точек зрения железо более по­ лезно для человека, нежели золото, хотя скаредные души алкают золота больше, чем железа. Без железа народ не смог бы ни

249

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

защищаться от своих недругов, ни поддерживать господство общего права; благодаря железу обеспечивается защита невин­ ных и карается наглость злых. Точно так же и всякий ручной труд требует применения железа, без которого нельзя ни обра­ ботать землю, ни построить дом».

Ничто не доказывает ценность железа в Средние века луч­ ше, чем то внимание, которое уделял ему св. Бенедикт, настав­ ник в средневековой материальной и духовной жизни. В своем «Уставе» он отвел целую главу, двадцать седьмую, надлежащей заботе монахов о ferramenta — железных орудиях, которыми вла­ дел монастырь. Аббат должен был доверять их лишь тем мона­ хам, «образ жизни и руки которых обеспечат им сохранность». Порча или потеря этих инструментов являлись серьезным нару­ шением устава и требовали сурового наказания. Среди чудес св. Бенедикта, которые поражали душу средневекового человека с тех пор, как Григорий Великий заповедовал их в качестве фун­ даментального наставления, есть одно, о котором сообщает Яков Ворагинский. Оно бросает яркий свет на ценность железа в Сред­ ние века. Иногда это чудо приписывали Соломону, в чем нет ни­ чего удивительного, ибо тот слыл в Средние века великим зна­ током технических и научных секретов; в Ветхом Завете это чудо уже сотворил Елисей (4 Цар. 6: 5—7). Прочитаем рассказ «Золо­ той легенды»:

«Однажды, когда некий человек скашивал с Божьей по­ мощью колючки близ монастыря, с его косы соскочило лезвие и упало в глубокое озеро, и человек этот сильно сокрушался. Но св. Бенедикт сунул черенок косы в озеро, и лезвие тотчас же всплыло и само наделось на рукоять».

В хронике первых нормандских герцогов, написанной в се­ редине IX в., Дудон Сен-Кантенский говорит, что эти князья до­ рожили плугами с железным лемехом и установили примерные наказания за кражу этих орудий. В своем фаблио «Виллан из Фар­ ою» аррасский поэт Жан Бодель в конце XII в. рассказывает о том, как один кузнец положил у двери кусок раскаленного же­ леза в качестве приманки для дураков. Проходивший мимо кре­ стьянин велел своему сыну схватить его, потому что такой ку­ сок — удачная находка. При слабом производстве железа в Сред­ ние века большая его часть предназначалась для вооружения.

250

Глава VII Материальная жизнь

То, что оставалось для сошников, серпов, кос, лопат и других ору­ дий, составляло лишь небольшую часть дефицитной продук­ ции — хотя начиная с IX в. она постепенно росла. Но в целом для Средних веков остаются справедливыми указания каролинг­ ских описей, которые, перечислив поименно несколько желез­ ных орудий, обо всех остальных упоминают оптом под рубри­ кой «Ustensilia lignea ad ministrandum sufficienter» («Деревянные орудия в количестве, достаточном для производства работ»).

Следует отметить также, что большая часть железных ору­ дий служила для обработки дерева: скребки, топоры, буравы, садовые ножи. Не нужно забывать, наконец, что среди железных орудий преобладали инструменты небольших размеров и малой эффективности. Главным же орудием не только столяра или плот­ ника, но даже средневекового дровосека было тесло — очень ста­ рый, простой инструмент типа кирки, орудие великих средне­ вековых расчисток, которые были нацелены скорее на молодые поросли и кустарники, чем на строевой лес, перед которым сред­ невековый инвентарь оставался чаще всего бессильным.

Итак, нет ничего удивительного в том, что железо, как мы видели, пользовалось таким вниманием, что его наделяли чудо­ действенными свойствами. Ничего удивительного и в том, что кузнец в раннее Средневековье представлялся существом не­ обыкновенным, близким к колдуну. Таким ореолом он, несо­ мненно, был обязан прежде всего своей деятельности как оружей­ ника, умению ковать мечи. Традиция, которая делала из оружей­ ника, наряду с золотых дел мастером, сакральное существо, была унаследована средневековым Западом от варварского, скандинав­ ского и германского общества. Саги прославляют этих могуще­ ственных кузнецов: Альберика, Мима, самого Зигфрида, выко­ вавшего бесподобный меч Нотхунг, и Велюнда, которого «Сага о Тидреке» показывает нам в работе: «Король сказал: „Добрый меч" — и хотел взять его себе. Велюнд же отвечал: „Он еще недо­ статочно хорош, нужно, чтобы он стал еще лучше, и я не успо­ коюсь, пока не добьюсь этого". Велюнд вернулся в свою кузни­ цу, взял напильник, сточил меч в мелкую стружку и смешал ее с мукой. Потом он накормил этой смесью прирученных птиц, которых три дня держал без пищи. Он расплавил птичий помет в горне, получил железо, очистил его от окалины и снова выковал

251

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

меч размером меньше первого. Меч этот хорошо прилегал к руке; первые же изготовленные Велюндом мечи были больше обыч­ ных. Король, разыскав Велюнда, похвалил меч и заверил, что это самый острый и лучший из всех мечей, какие он когда-либо ви­ дел. Они спустились к реке. Велюнд взял клок шерсти толщиной в три пяди и такой же длины и бросил его в воду. Он спокойно погрузил в реку меч, и лезвие рассекло шерсть так же легко, как оно рассекало само течение...»

Следует ли искать символику в эволюции образа св. Иоси­ фа, в котором в раннее Средневековье склонны были видеть faber ferrarius, кузнеца, и который затем, в эпоху «деревянного» Сред­ невековья, стал воплощением человеческого существа — плот­ ником? Или же здесь нужно снова поразмыслить о возможном воздействии на техническую эволюцию некоей ментальности, связанной с религиозным символизмом? В иудаистской тради­ ции дерево — это добро, железо — зло; дерево — животворящее слово, железо — грешная плоть. Железо нельзя употреблять само по себе, его следует соединять с деревом, которое отнимает у него вредоносность и заставляет служить добру. Плуг, таким обра­ зом, — это символ Христа-пахаря. Средневековые орудия труда изготовлялись главным образом из дерева и были, следователь­ но, малопроизводительными и непрочными.

Впрочем, истинным соперником дерева в Средние века было не железо: его употребляли обычно в небольших количе­ ствах и лишь во вспомогательных целях (для изготовления ре­ жущих инструментов, гвоздей, подков, болтов и оттяжек, кото­ рыми укрепляли стены).

Соперником дерева был камень. Эта пара составляла осно­ ву средневековой техники. Архитекторов называли равным об­ разом carpentarii et lapidarii (плотниками и каменщиками), стро­ ительные рабочие часто именовались operarii lignorum et lapidum (рабочие по дереву и камню).

Долгое время камень по отношению к дереву был роскошью, благородным материалом. Начавшийся с XI в. мощный подъем строительства — важнейший феномен экономического разви­ тия в Средние века — состоял очень часто в замене деревянной постройки каменной; перестраивались церкви, мосты, дома. Владение каменным домом — признак богатства и власти. Бог

252

Глава VII Материальная жизнь

иЦерковь, а также сеньоры в своих замках были первыми обла­ дателями каменных жилищ. Но вскоре это стало также призна­ ком возвышения наиболее богатых горожан, и городские хрони­ ки старательно упоминали об этом. Не один средневековый хро­ нист повторял слова Светония о том, как гордился Август тем, что он принял Рим кирпичным, а оставляет мраморным. При­ лагая эти слова к великим строителям, аббатам XI и XII вв., хро­ нисты заменяли кирпич и мрамор на дерево и камень. Принять деревянную церковь и оставить ее каменной — успех, честь

иподвиг в Средние века.

Известно, что одно из крупных достижений в Средние века заключалось в том, что удалось вновь овладеть техникой возве­ дения каменных сводов и изобрести их новые системы. Но от­ носительно руин некоторых крупных сооружений XI в. по-преж­ нему возникает проблема: перешли ли уже тогда от деревянного покрытия к каменному своду? Так, аббатство Жюмьеж все еще остается с этой точки зрения загадкой для историков техники и искусства. Даже каменные здания со сводами сохраняли мно­ гие деревянные элементы, прежде всего стропила. Поэтому они были уязвимы для огня. Пожар, который в 1174 г. уничтожил со­ бор в Кентербери, возник на деревянном чердаке. Монах Жерве рассказывает, как огонь, тлевший под крышей, внезапно вырвал­ ся наружу: «Vae, vae, ecclesia ardet!» («Увы, увы, церковь горит!»), как плавились свинцовые плиты на крыше, обрушивались на хоры сгоревшие балки и огонь охватил скамьи. «Пламя, питае­ мое всей этой массой дерева, поднимается на пятнадцать локтей, пожирая стены и особенно колонны церкви». Ученые составили длинный перечень средневековых церквей, сгоревших из-за де­ ревянных стропил. Жюль Кишера отметил в одной только Се­ верной Франции кафедральные соборы Байе, Манса, Шартра, Камбре, монастырские церкви в аббатствах Мон-Сен-Мишель, Сен-Мартен в Туре, Сен-Вааст в Аррасе, Сен-Рикье в Корби и т. д.

Время, которое идеализирует все, идеализирует и матери­ альное прошлое, оставляя от него лишь долговечное и уничто­ жая преходящее, то есть почти все.

Средние века для нас — блистательная коллекция камней: соборов и замков. Но камни эти представляют только ничтож­ ную часть того, что было. Лишь несколько костей осталось от

253

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

деревянного тела и от еще более смиренных и обреченных на гибель материалов: соломы, глины, самана. Ничто не иллюстри­ рует лучше фундаментальную веру Средних веков в разделение души и тела и загробную жизнь одной лишь души. Тело Средне­ вековья рассыпалось в прах, но оно оставило нам свою душу, воплощенную в прочном камне. Но эта иллюзия времени не должна нас обманывать.

Самый важный аспект слабого технического оснащения обнаруживается в сельском хозяйстве. В самом деле, земля и аг­ рарная экономика являются основой и сущностью материаль­ ной жизни в Средние века и всего того, что она обуславливала: ботатства, социального и политического господства. А средне­ вековая земля скупа, потому что люди были еще неспособны много извлекать из нее.

Прежде всего потому, что имели дело с рудиментарным инвентарем. Земля плохо обрабатывалась. Вспашки были недо­ статочно глубоки. Долгое время в разных местах продолжали пользоваться ралом античного типа, приспособленным к по­ верхностным почвам и неровной местности средиземноморского региона. Его сошник симметричной формы, иногда окованный железом, но часто сделанный просто из затвердевшего в резуль­ тате обжига дерева, больше царапал землю, чем рассекал ее. Плуг с асимметричным сошником, отвалом и подвижным передком, снабженный колесами и влекомый более мощной упряжкой, ко­ торый медленно распространялся в течение Средних веков, являл собой весьма значительное достижение.

Тем не менее тяжелые глинистые почвы, плодородие ко­ торых зависело от качества обработки, оказывали средневеко­ вым орудиям труда упорное сопротивление. Интенсификация пахоты в Средние века — результат не столько усовершенство­ вания инвентаря, сколько повторения операции. Распростра­ нялась практика трехкратной пахоты, а на переломе от XIII к XIV в. — четырехкратной. Но оставались ведь необходимые вспомогательные работы. Часто после первой пахоты комья раз­ рыхляли руками. Прополку делали не везде, употребляя для уда­ ления чертополоха и других сорняков простейшие орудия: вилы и насаженный на палку серп. Борона, одно из первых изобра-

254

Глава VII Материальная жизнь

жений которой появилось на вышивке конца XI в., известной как «ковер Байе», получила распространение в XII и XIII вв. Время от времени приходилось также глубоко вскапывать поле лопатой. В итоге земля — плохо вскопанная, плохо вспаханная, плохо аэробированная — не могла быстро восстанавливать свое плодородие.

Это жалкое состояние инвентаря можно было бы в какойто мере компенсировать унавоживанием почвы. Однако слабость средневековой агрикультуры была в этой области еще более оче­ видной.

Искусственных химических удобрений, разумеется, не су­ ществовало. Оставались естественные удобрения. Они были крайне недостаточны. Главной причиной тому была нехватка ско­ та, вызванная отчасти второстепенными причинами (например, эпизоотиями), но прежде всего тем,что луга отходили на второй план по отношению к пашне, земледелию, потребности в расти­ тельной пище, тогда как источником мяса частично служила дичь. Впрочем, и среди домашних животных наиболее охотно разводили тех, которые паслись в лесу — свиней и коз — и навоз от которых большей частью пропадал. Навоз от других живот­ ных тщательно собирали — в той мере, в какой это позволяло делать блуждание стад, которые паслись обычно на открытом воздухе и редко запирались в стойла. Бережно использовался помет голубей. Сеньор подчас облагал держателя тяжелым по­ бором в виде «горшка навоза». Привилегированные агенты се­ ньоров получали, напротив, в качестве жалованья «навоз от одной коровы и ее теленка»; таковы были пребендарии, управ­ лявшие некоторыми поместьями, например в Мюнвайере в Гер­ мании XII в.

Значительным подспорьем служили удобрения расти­ тельного происхождения: мергель, истлевшие травы и листва, жнивье, оставшееся после пастьбы по нему животных. По мно­ гочисленным миниатюрам и скульптурным изображениям вид­ но, что злаки срезали серпом почти у самого колоса — во всяком случае, в верхней части стебля — таким образом, чтобы остав­ лять как можно большее количество соломы сперва на корм ско­ ту, а потом для удобрения. Наконец, удобрения приберегали для прихотливых и прибыльных культур: виноградников и садов.

255

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

На средневековом Западе бросался в глаза контраст между ого­ роженными маленькими парцеллами, отведенными под сады, которые обрабатывались самыми изощренными методами, и большими пространствами земли, отданной на произвол ру­ диментарной технике.

Результат этой убогости инвентаря и нехватки удобрений заключался прежде всего в том, что земледелие носило не интен­ сивный, но в значительной мере экстенсивный характер. Даже в тот период, XI—XIII вв., когда демографический рост повлек за собой увеличение площади обрабатываемой земли посред­ ством расчисток, средневековая агрикультура была особенно «странствующей», то есть переложной. К примеру, в 1116 г. жи­ тели одной деревни в Иль-де-Франсе получили разрешение рас­ чистить некоторые части королевского леса, но при условии, что «они их будут обрабатывать и собирать урожай только в продол­ жение двух жатв, а потом отправятся в другие части леса». На бедных почвах было широко распространено подсечно-огневое земледелие, что подразумевает некий аграрный номадизм. Сами расчистки зачастую приводили к появлению временных распа­ шек — заимок, которыми изобилует средневековая топонимика и которые так часто встречаются в литературе, когда речь идет о деревне: «Ренар пошел на заимку...»

Плохо обработанная и мало обогащенная земля быстро истощалась. Поэтому ей нужно было давать частый отдых для восстановления плодородия — отсюда широко распространен­ ная практика пара. Несомненный прогресс между IX и XIV вв. состоял в замене тут и там двухпольного севооборота трехполь­ ным, который приводил к тому, что земля оставалась бесплод­ ной только один год из трех вместо двух, или, точнее, позволял использовать две трети обрабатываемой поверхности вместо одной трети. Но трехполье распространялось, по-видимому, более медленно и не столь повсеместно, как это утверждалось прежде. В средиземноморском климате на бедных почвах долго держалось двухполье. Автор английского агрономического трак­ тата «Флета» благоразумно советовал своим читателям предпо­ читать один хороший урожай в два года двум посредственным в три. В таком районе, как Линкошир, нет ни одного достоверно­ го примера применения трехпольного севооборота до XIV в.

256

Глава VII Материальная жизнь

В Форэ в конце XIII в. были земли, которые давали урожай лишь три раза за тридцать лет.

Добавим к этому и другие факторы, которые влияли на сла­ бую производительность земли. Такова, например, тенденция средневековых хозяйств к автаркии, что было одновременным следствием экономических реалий и менталитета. Прибегать к помощи извне, не производить всего нужного — не только про­ явление бессилия, но и бесчестие. Для монастырских владений стремление избежать любого контакта с внешним миром прямо вытекало из духовного идеала уединения; экономическая изоля­ ция была условием духовной чистоты. Это рекомендовал даже умеренный устав св. Бенедикта. Его глава LXVI гласит: «Монас­ тырь должен, насколько это возможно, быть организованным таким образом, чтобы производить все необходимое, иметь воду, мельницу, сад и разные ремесла, дабы монахи не были вынужде­ ны выходить за его стены, что пагубно для их душ».

Когда цистерцианцы обзавелись мельницами, св. Бернар угрожал их разрушить, потому что они представляют собой цен­ тры сношений, контактов, сборищ и, хуже того, проституции. Но эти моральные предубеждения имели под собой материальную базу. В мире, где средства транспорта были дороги и ненадежны, а денежное хозяйство, отношения обмена развиты слабо, произ­ водить самому все то, в чем есть нужда, значило следовать здра­ вому экономическому расчету. Вследствие этого в средневековом сельском хозяйстве господствовала поликультура, а это означа­ ет, что земледелец был вынужден приспосабливаться к любым, даже самым жестоким географическим, почвенным и климати­ ческим условиям. Виноград, например, культивировали в самом неблагоприятном климате, далеко на север от его нынешних гра­ ниц. Его можно было встретить в Англии: крупным центром виноделия был парижский район, а Лан мог быть назван в Сред­ ние века «столицей вина». В обработку вводили плохие земли и даже непригодную почву заставляли производить тот или иной продукт.

Результат всего этого — низкая продуктивность сельского хозяйства. В каролингскую эпоху в королевском поместье Аннап (Франция, департамент Нор) урожай, по всей видимости, был близким к 1:2—2,7, а подчас едва превышал сам-один, то есть

257

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

всего-навсего возмещал семена. Заметный прогресс произошел между XI и XIV вв., но урожайность оставалась низкой. Соглас­ но английским агрономам XIII в., нормальным урожаем для яч­ меня следовало считать 1:8, для ржи — 1:7, для бобовых — 1:6, для пшеницы — 1:5, для овса — 1:4. Действительность, кажется, была не столь блестящей. На хороших землях Винчестерского епископства урожайность составляла 3,8 для пшеницы и ячме­ ня и 2,4 для овса. Для пшеницы правилом было, по-видимому, соотношение три или четыре к одному.

Непостоянство урожаев зависело в значительной степени от территории. В гористой местности их уровень мало отличал­ ся от каролингской эпохи (сам-два), в Провансе он возрастал до сам-три или сам-четыре; в некоторых илистых долинах, в Артуа например, он мог превышать сам-десять и доходить до восем­ надцати, то есть приближаться к современному урожаю на зем­ лях среднего качества. Еще более важно, что эти колебания мог­ ли быть значительными в разные годы. В Рокетуаре, в Артуа, пшеница давала урожай 1:7,5 в 1319 г. и 1:11,6 в 1321 г. Наконец, в одном и том же хозяйстве во многом разнилась урожайность отдельных культур. В маноре аббатства Рамсей урожайность ячменя колебалась между шестью и одиннадцатью, тогда как овес едва возвращал семена.

В области источников энергии явный прогресс сказывался по мере распространения мельниц (прежде всего водяной) и раз­ личных приложений гидроэнергии: в сукновальном деле, для обработки конопли, дубления кож, в пивоварении, для заточки инструментов. Следует, однако, быть осторожным, когда речь заходит о хронологии появления и распространения этих меха­ низмов. Этот процесс проходил отнюдь не синхронно. Напри­ мер, что касается сукновальной мельницы, то в XIII в. во Фран­ ции здесь был заметен регресс; Англия переживала подлинный расцвет лишь с конца XIII в., в этом видят признак самой насто­ ящей «промышленной революции»; в Италии такая мельница распространилась не сразу и не повсюду. Флоренция в XIII— XIV вв. отправляла свои сукна на мельницы в Прато; первое упоминание о сукновольной мельнице в Германии датируется только 1223 г. (в Шпайере), и, кажется, это был для XIII в. исклю-

258