семинар 1 (17 января) / Литература / Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада

Глава V Генезис

ния. Еще св. Иероним подал пример таких колебаний. Обильно цитировавший, как всегда, античных авторов, которым был обя­ зан своим образованием не менее, чем Библии, он однажды услы­ шал во сне, как Господь воззвал к нему и строго сказал: «Цицеронианство это, а не христианство». Алкуину было такое же видение по поводу Вергилия. Иероним остановился на компромиссе, как и Августин: христианские авторы поступают с языческими по­ добно евреям в книге Второзакония, которые своим пленницам брили головы, стригли ногти, обряжали их в новое платье, а за­ тем брали в жены.

На практике у средневековых клириков было много спосо­ бов использовать языческих авторов, так чтобы удовлетворить свой интерес с малыми издержками. Так, в Клюни монах, кото­ рый в библиотеке брался за чтение рукописи античного автора, должен был пальцем почесать за ухом наподобие собаки, «ибо неверного по праву можно сравнить с этим животным».

Остается сказать, что этот компромисс оберегал некоторую преемственность античной традиции, но он неоднократно нару­ шался в пользу последней, когда интеллектуальная элита испыты­ вала потребность в возврате к древним истокам. Так происходили возрождения, которыми отмечено все Средневековье, в каролинг­ скую эпоху, в XII в. и, наконец, в эпоху великого Возрождения.

Особенно важно заметить, что двоякая потребность раннесредневековых авторов и в использовании незаменимого духов­ ного наследства греко-римского мира, и в его переплавке в гор­ ниле христианства благоприятствовала досадным интеллектуаль­ ным приемам: это систематическое искажение мысли древних авторов, постоянные анахронизмы, выдергивание цитат из кон­ текста. Античная мысль выжила в Средние века лишь в разо­ дранном, искаженном и униженном христианством состоянии. Вынужденное прибегать к услугам своего поверженного врага, христианство сочло необходимым отнять у своего пленника па­ мять и заставило его работать на себя, забыв о своих традициях. Но тем самым оно и само оказалось вовлеченным в эту вневременность мысли. Ведь истины могут быть только вечными. Свя­ той Фома Аквинский в XIII в. сказал, что мало значит то, что хотел автор сказать, важно то, что он сказал и что может быть использовано. Благодаря идее «передачи» (translatio) Рим как бы

139

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

уходил из Рима, и начиналось великое средневековое смешение всего и вся. Но этот синтез был условием возникновения нового мироустройства.

Клонившийся к упадку античный мир облегчил труд хри­ стианских ученых первых веков Средневековья. Дело в том, что Средневековье узнало лишь то из античной культуры, что оно получило от Поздней империи, которая настолько перемолола, упростила и разложила греко-римскую литературу, мысль и ис­ кусство, что варваризированному раннему Средневековью лег­ ко было их усвоить.

Ученые раннего Средневековья позаимствовали програм­ му образования не у Цицерона или Квинтилиана, а у карфаген­ ского ритора Марциана Капеллы, который в начале V в. опреде­ лил семь свободных искусств в поэме «Бракосочетание Мерку­ рия и Филологии». Они искали познаний в географии не у Пли­ ния или Страбона, которые, впрочем, были уже ниже Птолемея, а у посредственного компилятора III в., века начала упадка, Юли­ ана Солина, который передал Средневековью картину мира, на­ селенного чудесами, чудовищами и дивами Востока. Воображе­ ние и искусство от этого, правда, выиграли, но наука несла убыт­ ки. Средневековая зоология была зоологией «Физиолога», алек­ сандрийского сочинения II в., переведенного на латынь в V в., где наука растворена в поэзии басенного стиля и в нравоучени­ ях. Животные здесь превращены в символы. И Средневековье извлекло из этого материал для своих бестиариев, так что и зоо­ логические познания эпохи оказались на грани невежества. Эти позднеантичные риторы и компиляторы научили средневековых людей обходиться крохами познаний. Словари, мнемонические стишки, этимологии (ложные), флорилегии — вот тот прими­ тивный интеллектуальный материал, который Поздняя империя завещала Средневековью. Это была культура цитат, избранных мест и дигест.

И разве не то же самое произошло и с христианской частью культуры? Христианское учение — это прежде всего и по суще­ ству Священное Писание. Оно было основой всей средневеко­ вой культуры. Но между текстом и читателем возник двойной экран.

140

Глава V Генезис

Текст считался очень сложным, более того, столь богатым

иисполненным тайны, что нуждался в толкованиях нескольких уровней в зависимости от заключенных в нем смыслов. Отсюда целая серия подходов, комментариев и глосс, за которыми терял­ ся оригинал. Библия утонула в экзегетике. И Реформация XVI в. ощущала вполне понятное чувство ее обретения.

Затем необходимо было путем долгого труда сделать ее до­ ступной всем в отрывках, в виде цитат или парафраз. Библия, таким образом, превращалась в собрание максим и анекдотов.

Сочинения отцов церкви также были тем материалом, из которого хорошо ли, плохо ли извлекали суть учения. Настоя­ щими источниками христианской мысли в Средние века стали такие второстепенные и третьестепенные трактаты и поэмы, как «История против язычников» ученика и друга св. Августина Орозия, превратившего историю в вульгарную апологетику, или «Психомахия» Пруденция, низведшего моральную жизнь до борьбы пороков и добродетелей, или «Трактат о созерцательной жизни» Юлиана Померия, наставлявшего в презрении к миру

имирской деятельности.

Просто констатировать этот упадок интеллектуальной культуры было бы недостаточно. Гораздо важнее понять, что он был вызван необходимостью приспособить ее к условиям той эпохи. Эта эпоха, конечно, оставляла за аристократами, язычниками и христианами, как Сидоний Аполлинарий, сво­ боду предаваться игре в культуру — может быть, и рафиниро­ ванную, но ограниченную узкими рамками умирающего клас­ са. Писатели же варваризировавшиеся работали на иную пуб­ лику. Как справедливо писал Р. Р. Болгар по поводу систем об­ разования св. Августина, Марциана Капеллы и Кассиодора, «са­ мым большим достоинством новых теорий было, возможно, то, что они предлагали разумную альтернативу системе Квинтилиана. Ведь мир, в котором процветало ораторское искусство, был близок к смерти, а новая, идущая ему на смену цивилизация не хотела иметь дела с народными собраниями и форумами. Люди будущих столетий, чья жизнь должна была сосредоточиться в поместьях и монастырях, были бы сильно обескуражены, если бы им был предложен непонятный идеал традиционной системы

141

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

образования и если бы Августин и Капелла не сменили бы Квинтилиана».

Наиболее образованные, выдающиеся представители но­ вой христианской элиты вызывают удивление именно тем, что они, сознавая недостатки своего образования перед лицом вели­ ких предшественников, тем не менее отказывались даже и от того запаса утонченной культуры, которым они еще владели или мог­ ли бы овладеть, ради того чтобы стать понятными своей пастве.

Опроститься, чтобы завоевать сердца, — таков был их выбор. И если он нам кажется не совсем удовлетворительным, то все же он производит впечатление. Это прощание с античной словес­ ностью, совершавшееся вполне осознанно, было эмоциональным моментом самоотвержения главных христианских наставников раннего Средневековья. Епископ Вьеннский Авит писал своему брату в начале VI в. в предисловии к новому изданию своих по­ этических сочинений, что он решил отказаться в будущем от это­ го жанра, поскольку «слишком малому числу людей понятен сил­ лабический слог». В те же времена Евгиппий колебался, стоит ли публиковать «Жизнь св. Северина», ибо он боялся, что «непо­ нятное для толпы красноречие помешает ей постичь чудесные деяния святого». Схожие идеи развивал Цезарий Арелатский: «Я смиренно прошу, чтобы слух ученых людей снес без жалоб деревенские выражения, к коим я прибегнул, дабы вся паства Господня могла бы восприять на простом и заземленном языке духовную пищу. Поскольку люди непросвещенные и простые не способны подняться до образованных, то пусть образованные снизойдут до невежества. Ведь ученые могут понять то, что ска­ зано простакам, тогда как последние не способны воспользовать­ ся сказанным для ученых». И он повторил слова св. Иеронима: «Проповедник должен вызывать скорее стоны, нежели рукоплес­ кания». Несомненно, и рукоплескания и стоны нужны были, чтобы подчинить людей и иметь возможность управлять ими. Но при переходе от античности к Средневековью произошла смена средств и путей достижения цели, и эти перемены в чув­ ственном строе жизни и в пропаганде дали знать о появлении нового общества.

В то же время это были и перемены в интеллектуальной сфе­ ре жизни, где, несмотря на варваризацию, шел поиск ценностей

142

Глава V Генезис

не менее важных, чем ценности греко-римского мира. Когда св. Августин заявлял, что он предпочитает «терпеть упреки знатоков грамматики, нежели оставаться непонятным народу», и что вещи, реалии имеют преимущество перед словами, то он выражал суть средневекового утилитаризма и даже материализ­ ма, который, возможно, к счастью, ослабил в людях античную склонность к словопрениям. Средневековые люди мало забо­ тились о состоянии путей, лишь бы они к цели привели. И тот путь, по которому они брели, плутая, то в грязи, то в пыли, вел к мирному убежищу.

Предстояло выполнить огромную работу. Когда читаешь юридические тексты, постановления синодов и соборов, пени­ тенциарии раннего Средневековья, то поражаешься широте за­ дач, вставших перед руководителями христианского общества. Материальная скудость, жестокость нравов, нехватка всех благ, и экономических, и духовных, создавали ту великую тяжесть ли­ шений, снести которую могли только люди сильные духом, пре­ зирающие какую-либо изысканность и жаждущие лишь успеха.

Слишком часто забывают о том, что это было также время великих еретических движений или, скорее, великих доктринальных колебаний, ибо ортодоксия была еще далека от законченно­ сти, и если она нам подчас кажется уже сложившейся, то это лишь иллюзия. Здесь не место вопросу о том, какие были бы послед­ ствия, если бы победили такие мощные течения, как арианство, манихейство, пеласгианство или присциллианство, не говоря уже о более мелких религиозных движениях, будораживших Запад в V—VI вв. Можно, в общем, сказать, что триумф ортодоксии был успехом «среднего пути» между примитивностью арианства или манихейства и сложностью пеласгианства или присциллианства. Пробным камнем, кажется, было отношение к свободе воли и благодати. Склонись в свое время христианство вместе с манихеями перед доктриной предопределения — и тяжкий груз божественного детерминизма навалился бы на плечи Запада, и он оказался бы в полной власти не имеющих противовеса гос­ подствующих классов, которые не преминули бы провозгласить себя единственными толкователями всемогущей божественной воли. А если бы восторжествовало пеласгианство, установив верховенство свободной индивидуальной воли человека, то мир,

143

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

несомненно, оказался бы перед угрозой анархии. Понятно, что Запад сделал верный выбор, когда предпочел средний путь. Бла­ годаря этому в тех условиях, когда рабство исчерпало свои воз­ можности и необходимо было привлечь массы народа к труду, человек смог осознать, несмотря на слабость технического осна­ щения труда и скромность своих притязаний, что он обладает некоторой властью над природой. Столь хорошо отражавшее дух той эпохи монастырское устройство соединило презрение к миру с хозяйственной и духовной организацией жизни. Установивше­ еся равновесие между природой и благодатью было следствием ограниченности возможностей, бессилия людей раннего Сред­ невековья. Но оно оставляло открытую дверь будущим преоб­ разованиям.

Раннесредневековое общество, приуготовлявшееся к све­ топреставлению, само того не замечая, придало себе организа­ цию, способную обеспечить в нужный момент подъем западно­ го мира.

Облик цивилизации изменился отнюдь не сразу же после Великого переселения народов. Несмотря на грабежи и разруше­ ния, традиционные очаги культуры лишь в редких случаях быст­ ро угасали и переставали излучать свой свет. Города, ставшие первой жертвой нашествий, в той или иной мере еще сохраняли жизнь.

Своей жизненной силой они иногда были обязаны связан­ ной с ввозом предметов роскоши торговле и наездам восточных купцов, которых называли сирийцами, но которые по большей части были евреями, а иногда — притоку паломников. Но наи­ более крупными центрами становились городские резиденции новых варварских королей или же епископов, а также места по­ пулярных паломничеств.

Королевские и епископские дворы притягивали разнооб­ разных ремесленников, особенно производивших предметы рос­ коши, как ткачи, ювелиры, каменщики, но в сокровищницах ко­ ролей и епископов хранились преимущественно заморские вещи, в первую очередь византийские. Тем не менее такие королевские столицы, как Павия при Лиутпранде (712—744), Монца при королеве Теоделинде на рубеже VI и VII вв., Толедо в царствова-

144

Глава V Генезис

ние Реккареда (586—601 ) и до мусульманского завоевания в 711 г., Париж и Суассон при Меровингах, привлекали мастеров и со­ здавали благоприятные условия для их работы, на которой, прав­ да, ощутимо отражался всеобщий упадок экономики, техники

иэстетического вкуса. Оскудение проявлялось во всем. Дома чаще всего строили деревянные, а если возводили каменные по­ стройки, то очень небольшие и камень обычно брали из разва­ лов древних зданий. Эстетические усилия при этом были направ­ лены на декорирование, дабы скрыть техническое несовершен­ ство строений. Тесание камня, резьба по камню и изготовление объемной скульптуры, человеческих фигур — все эти искусства почти полностью исчезли. Вкус варваров к роскоши и блеску мишуры удовлетворялся мозаиками, изделиями из слоновой ко­ сти и драгоценных металлов, дорогими тканями — иначе гово­ ря, произведениями искусства, которые можно хранить как со­ кровища в дворцах, церквах, а затем погребать в усыпальницах. Это был триумф малых форм искусства, давших, впрочем, нема­ ло шедевров, свидетельствующих о мастерстве и вкусе ремеслен­ ников-варваров, их тяготении к стилизованным мотивам искус­ ства степей. Но эти шедевры оказались недолговечными, по боль­ шей части они не дошли до нас, и только редкие фибулы, пряж­ ки и головки рукояток мечей достались нам в качестве ценных

ипрекрасных свидетельств искусства той поры. К ним нужно еще прибавить и такие уникальные ценности, как короны вест­ готских королей, медный венец Агиульфа и меровингские сар­ кофаги в Жуарре.

Но многие короли, в частности Меровинги, предпочитали жить в своих сельских поместьях, откуда исходило большинство их указов. Если верить епископальным спискам, то города в те­ чение более или менее длительного времени оставались и без епископов. Тем не менее Галлия VI в., судя по описанию Григо­ рия Турского, обладала еще довольно густой сетью городов, среди которых выделялись богатые епископальные центры: Суассон, Париж, Сане, Тур, Орлеан, Клермон, Пуатье, Бордо, Ту­ луза, Лион, Вьенн, Арль. В вестготской Испании ярким очагом городской жизни была Севилья во времена епископата братьев Леандров (579—600) и Исидора (600—636). Однако наиболее крупными центрами раннесредневековой цивилизации были

145

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

монастыри, причем монастыри сельские, изолированные от городов. В своих мастерских монастырь сохранял прежние ре­ месла и искусства, в скрипториях и библиотеках он поддержи­ вал интеллектуальную культуру, а благодаря своим земельным владениям, сельскохозяйственной технике и труду монахов и за­ висимых крестьян он был важным центром производства и об­ разцовым хозяйством, будучи, конечно, в то же время средото­ чием религиозной жизни и привлекая верующих обычно моща­ ми какого-либо святого.

Было бы неразумно отрицать большую силу притяжения монастырей и их воздействие на общество. Необходимо подчерк­ нуть, что, пока в диоцезах шла организация новых христианских городских общин, группировавшихся вокруг епископов или рас­ пределявшихся по приходам, и пока земельная и военная арис­ тократия еще не обзавелась в поместьях собственными часов­ нями, сложившимися в частную феодальную церковь, именно монастыри медленно внедряли христианские ценности в сель­ ском обществе, в том мире постоянства и устойчивых традиций, который доселе был менее всего затронут новой религией и ко­ торому суждено было сыграть столь важную роль в средневеко­ вой жизни. В этом позволяет нам убедиться агиография и ико­ нография, часто более поздняя. Во времена христианизации го­ родов главным актом, который свершался теми, кто обращал

вновую веру, было разрушение идолов, то есть статуй богов

вхрамах. В период же с V по XI в., когда шла евангелизация сель­ ских местностей, это было уже разрушение идолов естественных: вырубание священных дерев, освящение источников, размеще­ ние крестов в сельских языческих алтарях.

Понятно, что преобладание монастырей свидетельствует о незрелости западной цивилизации в раннее Средневековье. Это была еще цивилизация отдельных очагов жизни и оазисов куль­ туры среди пустошей, лесов и заросших полей, цивилизация сель­ ского общества, которого едва коснулась монастырская культу­ ра. Развал системы коммуникаций и связи античного мира вер­ нул большую часть Запада к примитивному состоянию, которое характерно для традиционных сельских цивилизаций почти до­ исторических времен, правда, с легким налетом христианства. Стали возрождаться древние обычаи иберов, кельтов и лигуров.

146

Глава V Генезис

Там, где монахи победили греко-римское язычество, они созда­ ли благоприятные условия для воскрешения гораздо более древ­ них верований и более хитрых демонов, которые лишь внешне подчинялись христианскому закону. Запад вернулся к состоянию дикости, которая давала о себе знать и прорывалась на протяже­ нии всего Средневековья.

Важно представить себе эффективность и пределы деятель­ ности монастырей. Для этого обратимся к нескольким прослав­ ленным агиографией и историографией обителям и монаше­ ским движениям: к Лерену времен христианизации городов, к Монтекассино и развитию бенедиктинского ордена в эпоху на­ чала обращения в христианскую веру сельского мира и к эпопее ирландского монашества, чтобы показать, какими путями шло распространение христианства в раннее Средневековье. Наконец, остановимся на роли монастырей в возобновлении евангелизации на границах западного мира в VIII—IX вв., благодаря чему была продолжена деятельность ирландских монахов.

Лерен был теснейшим образом связан с развитием религи­ озной жизни в Провансе, представлявшем собой в V—VI вв. важ­ ный центр христианства. Пьер Рише недавно напомнил, что

вЛерене прежде всего учились аскетизму, а не наукам. Видные духовные лица, на тот или иной срок поселявшиеся там, желали приобщиться к библейской культуре, «состоявшей не столько

вученой экзегезе, сколько в духовной медитации на библейские темы». Своей религиозной атмосферой он обязан был первому аббату Гонорату, выходцу с Востока, и прибывшему оттуда же Кассиану, который позднее стал основателем монастыря СенВиктор в Марселе. С 430 по 500 г. через Лерен прошли почти все крупные прелаты провансальской церкви — Сальвиан, Евхерий Лионский, Цезарий Арелатский, Фавст из Рие, бывшие вдохно­ вителями провансальских синодов, на которых были выработа­ ны глубоко запечатлевшиеся в западном христианстве каноны.

Влияние св. Бенедикта Нурсийского, обосновавшегося около 529 г. в Монтекассино, оказалось гораздо более сильным — прежде всего благодаря личности самого Бенедикта, чудесам ко­ торого Григорий Великий посвятил целую книгу своих «Диало­ гов», пользовавшихся необычайным успехом на протяжении всего Средневековья и приобщавших людей к жизни этого

147

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

святого. Изложенные в этом житии Бенедикта скромные чудеса, которые он творил своей повседневной деятельной и созерца­ тельной жизнью, помогали всем постигать сверхъестественное. По этой причине, а особенно потому, что св. Бенедикт написал устав или, скорее, вдохновил на создание устава, именующегося с VII в. бенедиктинским, он стал истинным основателем запад­ ного монашества. Не игнорируя, тем более не отвергая тради­ ций восточного монашества, он все же отказался от его чрезмер­ ного аскетизма. Нормы поведения, духовной жизни и чувство­ вания, благодаря ему вошедшие в устав, на диво умеренны и урав­ новешенны. Бенедикт добился гармонии между ручным, интел­ лектуальным трудом и собственно религиозной деятельностью в монастырской жизни. Таким образом, он указал бенедиктин­ скому монашеству, история которого отмечена блестящими успехами в VI—XI вв., путь соединения хозяйственной деятель­ ности с интеллектуально-художественной активностью и духов­ ной аскезой. После него монастыри стали центрами аграрного производства, мастерскими по изготовлению и иллюминации ру­ кописей и яркими очагами религиозной жизни. Он стремился умерить власть аббатов, требуя мягкости и братских чувств в об­ ращении с общиной, дабы тем самым облегчить управление ею. Он предписывал простоту, но не впадал в крайности, когда дело касалось самоотрешения или одеяния. «Если случится, — гласит устав, — что брату предпишут тяжкие или невыполнимые обя­ занности, то пусть он примет их со всей кротостью и смирением. Однако если он сочтет, что тяжесть их превосходит его возмож­ ности,™ пусть объяснит это старшему, но сделает это при удоб­ ном случае и со смирением, не проявляя ни гордыни, ни воз­ мущения, ни упрямства». «Пусть поступают согласно словам: „И каждому давалось, в чем кто имел нужду" (Деян. 4:35). Мы не хотим этим сказать, что следует действовать лицеприятно, ибо это не угодно Богу, но нужно принимать во внимание челове­ ческие нужды. Нуждающиеся в меньшей мере пусть возблаго­ дарят Господа и не сокрушаются, а сильнее нуждающиеся пусть смирятся со своей слабостью и не гордятся проявляемым к ним милосердием. Таким образом все члены тела обретут мир». Осо­ бенно настоятельно он предписывает проявлять «скромность, которая является матерью добродетелей». Так античная tempe-

148