Материализм и эмпириокритицизм

Точка зрения жизни, практики должна быть первой и [c.69] основной точкой зрения теории познания. И она приводит неизбежно к материализму, отбрасывая с порога бесконечные измышления профессорской схоластики. Конечно, при этом не надо забывать, что критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления. Этот критерий тоже настолько «неопределенен», чтобы не позволять знаниям человека превратиться в «абсолют», и в то же время настолько определенен, чтобы вести беспощадную борьбу со всеми разновидностями идеализма и агностицизма. Если то, что подтверждает наша практика; есть единственная, последняя, объективная истина, — то отсюда вытекает признание единственным путем к этой истине пути науки, стоящей на материалистической точке зрения. Например, Богданов соглашается признать за теорией денежного обращения Маркса объективную истинность только «для нашего вре­мени», называя «догматизмом» приписывание этой теории «надысторически-объективной» истинности («Эмпирио­монизм», книга III, стр. VII). Это опять путаница, Соответствия этой теории с практикой не могут изменить никакие будущие обстоятельства по той же простой при­чине, по которой вечна истина, что Наполеон умер 5-го мая 1821 года. Но так как критерий практики, — т. е. ход развития всех капиталистических стран за последние десятилетия, — доказывает только объективную истину всей общественно-экономической теории Маркса вообще, а не той или иной части, формулировки и т. п., то ясно, что толковать здесь о «догматизме» марксистов, значит делать непростительную уступку буржуазной экономии. Единственный вывод из того, разделяемого марксистами, мнения, что теория Маркса есть объективная истина, со­стоит в следующем: идя по пути марксовой теории, мы будем приближаться к объективной истине все больше и больше (никогда [c.70] не исчерпывая ее); идя же по всякому другому пути, мы не можем прийти ни к чему, кроме путаницы и лжи,( стр. 138-139)

Итак, человеческое мышление по природе своей спо­собно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каж­дого научного положения относительны, будучи то раз­двигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания.(стр. 131)

Диалектика, — как разъяснял еще Гегель, — вклю­чает в себя момент релятивизма, отрицания, скептицизма, но не сводится к релятивизму. Материалистическая диа­лектика Маркса и Энгельса безусловно включает в себя релятивизм, но не сводится к нему, т. е. признает относи­тельность всех наших знаний не в смысле отрицания объек­тивной истины, а в смысле исторической условности пре­делов приближения наших знаний к этой истине. (стр. 133)

Материя и движение

Материя исчезла, — говорят нам, — желая делать отсюда гносеологические выводы. А мысль осталась? – спросим мы. Если нет, если с исчезновением материи исчезла и мысль, с исчезновением мозга и нервной cnci исчезли и представления и ощущения, — тогда, значит, все исчезло, исчезло и ваше рассуждение, как один из образчиков какой ни на есть «мысли» (или недомыслия)! Если же — да, если при исчезновении материи предпола гается не исчезнувшей мысль (представление, ощущение и т. д.), то вы, значит, тайком перешли на точку зрения философского идеализма. Это именно и бывает всегда с людьми, из «экономии» желающими мыслить движение без материи, ибо молчаливо, просто тем самым, что они [c.71] продолжают свое рассуждение, они признают существование мысли после исчезновения материи. А это значит, что очень простой или очень сложный философский идеализм берется за основу: очень простой, если дело сводится открыто к солипсизму (я существую, весь мир есть только мое ощущение); очень сложный, если вместо мысли, – представления, ощущения живого человека берется мертвая абстракция: ничья мысль, ничье представление, ничье ощу­щение, мысль вообще (абсолютная идея, универсальная воля и т. п.), ощущение, как неопределенный «элемент»,, «психическое», подставляемое под всю физическую при­роду и т.д. и т.п. Между разновидностями философского идеализма возможны при этом тысячи оттенков, и всегда можно создать тысяча первый оттенок, и автору такой тысяча первой системки (напр., эмпириомонизма) различие ее от остальных может казаться важным. С точки зрения материализма эти различия совершенно несущест­венны. Существенен исходный пункт. Существенно то, что попытка мыслить движение без материи протаскивает мысль, отозванную от материи, а это и есть философский идеализм (Стр. 262-263).

Но диалектический материализм настаивает на приб­лизительном, относительном характере всякого научного положения о строении материи и свойствах ее, на отсутствии абсолютных граней в природе, на превращении движущейся материи из одного состояния в другое, по-видимому, с нашей точки зрения, непримиримое с ним и т. д. Как ни диковинно с точки зрения «здравого смысла» превращение невесомого эфира в весомую мате­рию и обратно, как ни «странно» отсутствие у электрона всякой иной массы, кроме электромагнитной, как ни не­обычно ограничение механических законов движения од­ной только областью явлений природы и подчинение их более [c.72] глубоким законам электромагнитных явлений и т. д., — все это только лишнее подтверждение диалекти­ческого материализма. Новая физика свихнулась в идеа­лизм, главным образом, именно потому, что физики не знали диалектики. Они боролись с метафизическим (в энгельсовском, а не в позитивистском, т.е. юмистском, смысле этого слова) материализмом, с его односторонней «механичностью», — и при этом выплескивали из ванны вместе с водой и ребенка. Отрицая неизменность извест­ных до тех пор элементов и свойств материи, они скатыва­лись к отрицанию материи, то есть объективной реаль­ности физического мира. Отрицая абсолютный характер важнейших и основных законов, они скатывались к отрицанию всякой объективной закономерности в природе, к объявлению закона природы простой условностью, «ограничением ожидания», «логической необходимостью» и т.п. Настаивая на приблизительном, относительном характере наших знаний, они скатывались к отрицанию независимого от познания объекта, приблизительно верно, относительно правильно отражаемого этим познанием. И т. д., и т. д. без конца. (стр. 256-257) [c.73]

(Хрестоматия по философии. Книга 6. Русская философия XIХ-ХХ вв. Часть первая. / Под редакцией проф. д.филос.н. Ивановой А.А. - Учебно-методическое пособие. - М: ИПЦ МИТХТ, 2004.)