Uchebnik_Yaroslavskaya_yuridicheskaya_shkola

ней Руси»148. С. М. Шпилевский одним из первых русских ис­ ториков обратил внимание на активное участие «выборных лю­ дей» в работе Земского собора 1648 г., в составлении Уложе­ ния149. С. М. Шпилевский занимался также исследованием яро­ славских древностей. Немалый интерес представляют его работы «Старые и новые города и борьба между ними в РостовСуздальской земле», «Великий князь Смоленский и Ярослав­ ский Федор Ростиславович Черный». Последняя из работ пред­ ставляет собой речь, произнесенную 19 сентября 1899 г. перед общественностью Ярославля по поручению Губернской ученой архивной комиссии в день шестисотлетия годовщины смерти князя Федора. В этом труде раскрывается историческая роль одного из виднейших ярославских князей, выдающегося поли­ тического деятеля своего времени. Миротворческая миссия Фе­ дора Ростиславовича, канонизированного православной церко­ вью, заслуживает благодарной памяти потомков. Благодаря ди­ пломатическим способностям, личному обаянию и родству с татарским ханом, Федору удавалось отводить многие беды от родной земли. С. М. Шпилевским акцентируется внимание на примечательном факте русской истории на княжении в Яро­ славле, пусть и не продолжительном, женщин: вдовы князя Ва­ силия Всеволодовича Ксении и ее дочери Марии. Этот факт, по мнению ярославского историка, служит подтверждением уста­ новления после распада княжеского рода на отдельные ветви нового правового порядка, согласно которому каждая из ветвей самостоятельно владела своей волостью150.

Исследование С. М. Шпилевского содержит упоминание о существовавших на Руси, подпавших под татаро-монгольское иго, в конце XIII в. вечевых вольностях. Описывая один из эпи­ зодов политической биографии князя Федора, автор подчерки­ вает, что жители Переславля «живя без князя, действовали как один человек и ставили свою волю наравне с волею князей»151.

С. М. Шпилевский также был широко известен как археолог.

148Шпилевский С. М. Об источниках русского права в связи с разви­ тием государства до Петра I. Казань, 1862. С. 77.

149Черепнин JL В. Земские соборы Русского государства в XVIXVII вв. М., 1978. С. 297.

150См.: Шпилевский С. М. Великий князь Смоленский и Ярослав­ ский Федор Ростиславович Черный. Ярославль, 1899. С. 10.

151Там же. С. 30-31.

271

В центре научных интересов работавшего свыше двадцати лет в лицее Мариана Александровича Липинского находилось историческое прошлое г. Углича и Угличского уезда. Им вве­ дены в научный оборот Угличские писцовые книги, дающие много ценных сведений о социально-экономических процессах, характерных для XVII в. России, о становлении крепостничест­ ва. В трудах М. А. Липинского весьма рельефно выступает ис­ торический облик одного из самых «знатных» провинциальных центров средневековой России. Они содержат много интерес­ ных данных о городских сооружениях, угличских церквях и монастырях, их священных реликвиях. В писцовых книгах со­ держится подробное описание всех улиц Углича XVII столетия.

Интересна в методологическом плане вступительная лек­ ция М. А. Липинского «Историческое изучение права»152.

Непродолжительное время работавший в лицее Федор Ва­ сильевич Тарановский провел исследование актов угличской провинциальной канцелярии и в 1908 г. по его результатам опубликовал в Москве труд «Акты угличской провинциальной канцелярии (1719-1726)». Он автор прекрасной статьи (некро­ лога) о М. Ф. Владимирском-Буданове, имевшей значение серь­ езного научного труда.

Историко-правовые исследования представителей спе­ циальных юридических наук. Серьезный вклад в научную раз­ работку истории русского права внесен профессорами лицея, специализировавшимися в области гражданского, уголовного, государственного, административного, финансового, церковно­ го права и др. Многие из них заявили о своем вхождении в большую науку именно историко-правовыми исследованиями применительно к своей специализации.

К числу ценнейших трудов по истории русского права от­ носится магистерское сочинение Николая Львовича Дювернуа «Источники права и суд в древней России: Опыты по истории русского гражданского права». В этом труде он сумел поновому осветить многие стороны юридического быта Древней Руси, раскрыть тесную взаимосвязь между состоянием источ­ ников права и формами процесса. В своем исследовании в со­ ответствии с воззрениями исторической школы права

Демидовского юридического лицея. Ярославль, 1879. Кн. 18. С. 211-251.

272

H. Jl. Дювернуа исходит из понимания права как исторического продукта общественной жизни, обязанного появлением своим, обретением основных начал и действенной силы не перу зако­ нодателя, а мудрости человеческого общения.

«История права, - пишет он, - начинается гораздо раньше появления каких-либо законодательных актов.

...Если мы обратимся к нашему древнему праву, то уви­ дим, что деятельность законодателя, его влияние на развитие права чрезвычайно слабо, и между тем стоит сравнивать любое московское или новгородское завещание XV в. с теми положе­ ниями о наследстве, какие мы находим в "Русской Правде" или безсудной Мстиславской грамоте для того, чтобы убедиться, что была другая деятельная сила, которая давала движение и жизнь праву, которая ничем не уступала в продуктивности последующему законодательному процессу» . 153

Развивая мысль немецкого юриста Г. Пухты, Н. Л. Дювер­ нуа утверждает, что господствовавший в младенческом состоя­ нии общества юридический обычай не есть дело простой при­ вычки поступать в известных случаях известным образом, а плод убеждения, порождающего те или иные действия. Убеж­ дение составляет причину, а практикапоследствие. Обычай являет собой историческую форму проявления права. В эпоху его господства «сложились все те начала, которые потом долж­ ны были перейти в законодательства»154. Возражая Б. Н. Чиче­ рину, отрицавшему наличие правовых начал в жизни древне­ русского общества, видевшего в нем царство хаоса и личного произвола, Н. Л. Дювернуа подчеркивает, что «последующая деятельность законодательства заключалась не в "законном оп­ ределении того, что до тех пор представлялось произволу", а в законном определении того, что прежде было выработано на­ родной жизнью в форме обычного права»155.

В отличие от Б. Н. Чичерина, в глазах которого личность являлась символом разрушения, он видит в ней начало творче­ ское, созидательное, а в общественном укладе Древней Руси благоприятную для самовыражения личную сферу. «... Нельзя признать, - пишет Н. Л. Дювернуа, - что никогда так легко ли­

153Дювернуа Н. Источники права и суд в древней России: Опыты по истории русского гражданского права. М., 1869. С. 4.

154Там же.

155См.: Там же.

273

цо не открывает себе новых путей, ... как в это время. Если пра­ во гражданское, как мы его себе представляем, есть, сущест­ венным образом, объективный организм свободы, то прежде чем образовались диспозитивные положения, которые состав­ ляют его содержание, в гражданском обороте, в юридических сделках лицо само устанавливает те нормы, по которым должно быть обсуждаемо его юридическое отношение. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно взять любую закладную грамоту XV в., припоминая, что никакой законодательный акт не опре­ деляет, что следует чинить по договорам заклада или залога. Лицо является в этих актах как бы само устанавливающим для себя закон»156.

Эти частные акты, по мнению Н. Л. Дювернуа, составляют для законодательной эпохи самый могущественный двигатель развития юридической жизни. Законодатель, создавая нормы диспозитивного права, имеет дело уже с готовым материалом.

Давая высокую оценку Русской Правде, характеризуя ее как весьма искусно выработанную догму действовавших начал права, Н. Л. Дювернуа считает, что она «не может заменить первообразных актов юридического быта, сделок с их формами и содержанием, процесса со всеми его живыми чертами»157.

При анализе Русской Правды, ученый особое внимание уделяет ее древнейшей редакции - «Правде Ярослава», во­ бравшей в себя нормы обычного права. Н. Л. Дювернуа считает и отмечает слабое обособление в ней закона и суда. «Русская Правда в древнейшем ее составе, - утверждает он, - обращена в доисторическую глубину народной жизни. В ней мы находим истинные законы отцов и дедов. Закон и суд не различены, как мы их различаем»158.

Совершенно в духе исторической школы права Н. Л. Дювернуа оценивает древнерусские, широко представлен­ ные в Русской Правде, институты холопства и заложничества. Об­ ращение в рабство за долги получает у него естественное оправ­ дание необходимостью обеспечения торжества правды и права: «Странно осуждать такие явления ... И если произносить одобри­ тельное или неодобрительное суждение об явлениях исторической

Дювернуа Н. Указ. соч. С. 11-12.

157См.: Там же. С. 13.

158См.: Там же. С. 30.

274

жизни, то, конечно, месть лучше безнаказанности убийства, раб­ ство должника лучше неисполнения обязательства»159.

С полной уверенностью можно утверждать, что до Н. Л. Дювернуа, да и после него никто с такой глубиной и об­ стоятельностью не исследовал происхождение и роль послушества, не раскрыл так широко правовое значение этого древней­ шего народного юридического института. Согласно его версии, термин «послух» происходит от русского слова «слатися», т. е. это лицо, на которое «шлются», ссылаются в процессе стороны. «Первоначальный вид послушества при сделках, - полагает Н. Л. Дювернуа, - несомненно, составляло свидетельство всей общины. На нем должна была покоиться непререкаемая сила акта, как в отношении к его действительности, так и в отноше­ нии к его содержанию»160. Послух, в понимании Н. Л. Дювер­ нуа, это не только свидетель доброй славы, на чем сходятся многие исследователи юридического быта Древней Руси, но прежде всего - борец за право и за правду, против неправды. Его миссия состоит в том, чтобы свидетельствовать в пользу одной стороны, в правоте которой он уверился, не только в поддержке ее притязаний в данном деле. Послушество имеет «значение поддержки самого существа права, которое выводит­ ся на суд»161. Послух не должен и не может быть ни к чему вы­ нуждаем. Иначе утратится весь смысл послушества. Как добро­ вольно возложивший на себя обязанность защищать одну из сторон, послух должен принять вызов противника, взяться за оружие, если потребуется разрешить спор путем судебного по­ единка (поле). «От послуха, - считает необходимым подчерк­ нуть Н. Л. Дювернуа, - следует отличать наймита, который то­ же бьется за чужое дело, но за деньги. Свободный муж защи­ щает другого на суде бескорыстно»162.

Ученым всесторонне освещается и особая роль послухов, вы­ ступавших в качестве суда 12 мужей, перед которыми должен ид­ ти «на извод» ответчик, если «почнет запираться» (ст. 14 Краткой редакции «Правды»), Эти люди, стоявшие у сделки, не свидетели, а лица, призванные к акту. Они своим присутствием не просто удостоверяют факт. «Их присутствие, - пишет Н. Л. Дювернуа, -

159Дювернуа Н. Указ. соч. С. 109.

160/~л 'т

См.: 1ам же.

161См.: Там же. С. 179.

162См.: Там же. С. 398.

275

сообщает юридическую силу таким действиям, которые без того остались бы просто фактом...»163. Без этих свободных послухов нет никакой сделки, никакого иска. В случае возникновения спора о праве, послухи, его утвердившие при заключении сделки, вы­ ступают в качестве полноправных судей. Показывая распростра­ нение послушества во всем его широком значении на судопроиз­ водство Новгородской и Псковской республик, Н. Л. Дювернуа с сожалением констатирует полную утрату его первоначального смысла в Московском законе.

Подробно останавливаясь на анализе особенностей древне­ русского судопроизводства, Н. Л. Дювернуа акцентирует вни­ мание на его простоте, демократичности, сильном, а подчас и определяющем, особенно по гражданским делам, влиянии об­ щества на отправление правосудия. Древнерусское право не знало различия в процессуальном положении сторон, не при­ знавало «теории предпочтения и взвешивания достоинства сви­ детельских показаний, какая выработалась в средневековом ка­ ноническом процессе»164. «... Публичность суда, - подчеркивает Н. Л. Дювернуа, - входит как органический элемент в тогдаш­ нее судопроизводство и судоустройство»165. Автор проводит сравнение древнерусского процесса с древнегерманским. Для последнего было характерно господство формальных доказа­ тельств. В судопроизводстве древней России они выступали лишь как пособие. В древнегерманском процессе, отмечает Н. Л. Дювернуа, худородный не мог свидетельствовать против благородного. «Русская правда» не знала такой нормы. Она до­ пускала свидетельство закупа против боярина.

Капитальный труд Н. Л. Дювернуа содержит много и дру­ гих интересных сведений и выводов, представляющих непрехо­ дящую ценность для историка русского права.

Автор очерка о Н. Л. Дювернуа в «Новом энциклопедиче­ ском словаре» Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона А. И. Каминка характеризует «Источники права и суд в древней России» как «блестящую работу, пролившую свет на многие стороны исто­ рии нашего права, как основной труд по данному вопросу»166. Еще более подробный анализ достоинств этого труда был дан в

163Дювернуа Н. Указ. соч. С. 100.

164См.: Там же. С. 105.

165См.: Там же. С. 90.

166 Новый энциклопедический словарь. СПб., Б. д. Т. 17. С. 98.

276

некрологе учеником Николая Львовича (по Петербургскому университету) А. Э. Но льде. «Источники права и суд в древней России» оцениваются им как первая и смелая попытка проник­ нуть в глубину древнего права, охватить то, что составляет его сущность. «Это стремление, - развивает свою мысль А. Э. Нольде, - вызвало ряд вопросов, которые без такой поста­

новки исследования никогда не родились бы .... и лучшее дока­ зательство тому, насколько удачны характеристики, обоснован­ ные Николаем Львовичем, - это то, что и теперь многие из них повторяются как нечто само собой разумеющееся и бесспор­ ное»167. Н. Л. Дювернуа, подчеркивает автор некролога, была написана «не сухая история каких-то безжизненных граждан­ ских законов, а была воссоздана целостная картина древнего юридического быта»168. Иными словами говоря, в этом труде Н. Л. Дювернуа выступил не как узкий специалист, а как пол­ ноценный историк права, и всем последующим представителям этой науки пришлось считаться с его постановкой вопросов.

«Можно только пожалеть, - посетовал А. Э. Нольде, - что Николай Львович не продолжил далее своих изысканий по ис­ тории русского права, которую он так блестяще начал»169.

Историческими исследованиями в области русского права занимались в той или иной мере почти все профессора лицея, являясь специалистами по государственному, административ­ ному, финансовому, церковному, уголовному праву. Но этими учеными, в отличие от Н. Л. Дювернуа, исследовалось истори­ ческое движение институтов русского права с определенным уклоном в специфику изучаемой ими науки.

Исследованию древнерусских правовых порядков посвя­ щена также работа цивилиста А. И. Загоровского «Историче­ ский опыт займа по русскому праву до конца XIII столетия». Автор не ограничивается рассмотрением правового материала, связанного с функционированием названного института, но вы­ сказывает свои научные суждения по самым различным явле­ ниям общественно-правовой жизни Древней Руси. Признавая за факт существование в древнерусском обществе определенных привилегированных групп населения, А. И. Загоровский усмат­

167 Нольде А. Э. Дювернуа Н. JL: Некролог // Журнал Министерства народного просвещения: Новая серия. СПб., 1906. Ч. 4. С. 105.

168 Там же. С. 106.

169 'т

1ам же.

277

ривает эту привилегированность не в особом сословном их по­ ложении, а в близости к князю.

«Исходным пунктом такой привилегированности, - пишет А. И. Загоровский, - была большая или меньшая близость к особе князя и притом независимо от того, на какой посредствующей функции основывалась эта близость, на заведовании отрядом вой­ ска или княжеской конюшней - все равно: и в этом и в другом случае приближенные были княжими мужами и пользовались одинаковым почетом друг к другу, но преимуществом перед ос­ тальным составом населения - людинами. Однако эта привилеги­ рованность не шла дальше преимущества чести: она не оказывала никакого воздействия на гражданские права нашего тогдашнего аристократа. Княж муж, как и простой смерд, подлежали в этом отношении одинаковой ответственности перед законом и за неис­ полнение частной сделки могли лишиться не только своего при­ вилегированного положения, но даже и свободы»17".

Солидируясь в оценке правового статуса послухов с Н. Л. Дювернуа, он рассматривает их как исполнителей весьма

существенной функции «представителей общественной автономии» 171

В монографии А. И. Загоровского «О разводе по русскому праву» исследуется историческая судьба институтов развода, начиная с первых времен христианской церкви.

Выдающийся вклад в разработку историко-правовой науки внесен административистом Ильей Яковлеви­ чем Гурляндом (1868после 1921).

Как награжденный за конкурсное со­ чинение золотой медалью после окончания Демидовского юридиче­ ского лицея в 1890 г. он был оставлен для приготовления к профессорскому званию. В период преподавательской деятельности в лицее он защитил ма­ гистерскую и докторскую диссерта­

ции по полицейскому праву. Препо-

И. Я. Гурлянд

170Загоровский А. И. Исторический опыт займа по русскому праву до конца XIII столетия. Киев, 1875. С. 20-21.

171Там же. С. 31.

278

давание и научную деятельность успешно сочетал с занятиями литературой и публицистикой. Им были опубликованы в ос­ новном в столичных журналах и газетах сотни рассказов, очер­ ков, репортажей и рецензий. В конце 90-х гг. XIX в. в Москве вышли его пьесы: «Каприз», «Карьера» и «Особый мир».

В 1904 г. доктор полицейского права И. Я. Гурлянд посту­ пил на службу в центральный аппарат МВД. Являясь главой Совета при министре внутренних дел произведен в действи­ тельные статские советники. С 1915 г. руководил правительст­ венным официозом «Россия», входил в число ближайших по­ мощников П. А. Столыпина. Именно И. Я. Гурляндом подго­ товлены многие из знаменитых речей этого крупного реформатора. В 1915 г. он становится директором бюро печати, с 1916 г. - главой всей информационной службы России.172 По­ сле Октябрьской революции эмигрировал во Францию.

И. Я. Гурлянд свои основные труды посвятил проблемам исторического становления органов управления на Руси.

Весьма замечательно в этом отношении его магистерское сочинение «Ямская гоньба в Московском государстве до конца 17 в.». Труд этот издан в Ярославле в 1900 г. Целью своего ис­ следования через изучение исторического развития ямской гоньбы И. Я. Гурлянд поставил выяснение основных начал взаимоотношений между властью и населением, т. е. того глав­ ного и преимущественного, что «характеризует собой строй внутреннего управления»173. Монография И. Я. Гурлянда имела то преимущество перед другими работами, посвященными во­ просу о ямской гоньбе, что в ней это учреждение рассматрива­ лось исторически, в контексте изменений, происходивших в русском обществе и государстве со второй половины XV в. до конца XVII в. В этом исследовании с достаточной полнотой сгруппированы основные данные по истории развития и орга­ низации ямского строя, чем восполнен значительный пробел в изучении вопроса. Выясняя ход постепенного развития ямских учреждений, значение и организацию их, И. Я. Гурлянд пред­ принимает попытку определить те социально-бытовые условия, которые сложились на почве этих учреждений. Автором вос­

172См.: Чукарев А. Г., Егоров С. А. Профессор И. Я. Гурлянд: исто­ рия взлета и падения //Ярославская старина. 1997. Вып.4. С. 33-41.

173Гурлянд И. Я. Ямская гоньба в Московском государстве до конца

17 в. Ярославль, 1900. С. 1.

279

создается целостная историческая картина ямской гоньбы. Ее история им подразделяется на три периода: 1) от второй поло­ вины XV в. до середины XVI в.; 2) от середины XVI в. до Смутного времени; 3) от избрания Михаила Романова до конца XVII в. Подчеркивая недопустимость смешения издавна суще­ ствовавшей на Руси подводной повинности с ямской гоньбой, И. Я. Гурлянд обосновывает самостоятельное значение послед­ ней как организованной системы сообщения, «где ранее заго­ товленные подводы всегда на известных пунктах ждут требова­ ния и где существуют специальные лица, ведающие распорядок по этому делу»174. Хотя первое упоминание о яме относится к последней четверти XIII в., т. е. в разгар татарского гнета, в яр­ лыке хана Монгутимира, это обстоятельство, по мнению авто­ ра, не является свидетельством введения татарами ямской гонь­ бы. Первоначально на Руси, утверждает он, татарским словом «ям» обозначали не гоньбу по ямам, а особый сбор, налог, ко­ торый платили в орду. Татарам не было необходимости вводить ямскую гоньбу «так как обязанность давать подводы, - пишет И. Я. Гурлянд, - была известна у нас много раньше татарского нашествия, то и нужды татар в средствах сообщения должны были найти достаточное удовлетворение в этой уже известной повинности. Татарам не было к тому же никакой выгоды на­ стаивать на введении в русской земле регулярной гоньбы по образу татарской, так как откуп от нее мог охватить все населе­ ние, в то время как исполнение повинности в натуре осуществ­ лялось бы и без того в виде подводной повинности, но главным образом падало бы на придорожное население»175. Возникнове­ ние особого ямского сбора в пользу русских князей также не дает, считает И. Я. Гурлянд, основания полагать начало регу­ лярной гоньбы. Ее появление он связывает с объединением русских земель вокруг Москвы, с централизацией внутреннего управления. Только Иваном III, утверждает ученый, ямской гоньбе было придано «административное значение и ... только с этого времени она начала складываться в систему»176. Появля­ ется особая должность ямского дьяка. Ямская гоньба, утвер­ ждает автор, является учреждением, созданным властью не для

Гурлянд И. Я. Указ. соч. С. 28.

175Там же. С. 39-40.

176Там же. С. 48.

280