Малашевская М.Н. Дипломатия Японии в отношении России люди и идеи в эпоху перемен. 2022

как и люди, прилагающие усилия, чтобы заполучить такого рода боны для своих покупок, — это не что иное, как проявление порочного, преступного ревизионизма.

<…> Московские валютные магазины соответствовали универмагу «Дружба» в Пекине. Универмаг «Дружба» — это трехэтажный торговый центр, и меня глубоко потрясло то, что расплачивался я юанем, что подходит государству, опирающемуся на собственные силы, а когда поднимаешься с первого этажа на третий, то видишь товары китайского производства, и их качество было достойное. Вот, к примеру, туалетная бумага… Мне приходилось слышать, что коллеги-дипломаты были вынуждены заказывать ее за рубежом, но два года назад японские туристы уже покупали ее в универмаге «Дружба», так что самые необходимые товары можно было легко найти в Пекине. Плохо дела обстояли с зубными щетками и пастой — японское посольство закупало их в Гонконге.

Когда я заселился в новую квартиру в Москве, занавески пришлось везти из Стокгольма, в Пекине такой проблемы не было — все это имелось в «Дружбе». <…>

Последнее, на что мне хотелось бы обратить внимание читателя, это то, что больше всего удивляло и веселило — в «Дружбе» обслуживались дипломаты из СССР и Восточной Европы. И дело тут в том, что товары, лежавшие на полках «Дружбы», были по качеству несоизмеримо лучше товаров из Советского Союза и стран Восточной Европы, и пользовались спросом. В СССР и КНР много говорили о революционных годах, о них помнили, и в обоих обществах на старую культуру наложилось современное общественное устройство. Видимо, культура потребления китайцев по сравнению с российскими традициями испытала влияние прошлого и находилось на более высоком уровне, хотя однозначно об этом судить нельзя. <…>

Японская политика СССР и японская политика КНР. Если рассмотреть поведение Советского Союза и Китая в отношении Японии, то, как мне кажется, Китай намного умнее ведет свою политику. А если взглянуть на ситуацию, учитывая чувства японцев по отношению к СССР

и Китаю, то Китай имеет априори преимущество, и это так, пусть даже с определенными оговорками.

Действия советской дипломатии мало способствовали укреплению национальной гордости японцев, скорее эти действия били по нашей гордости. Приведу пример. Министр иностранных дел Громыко прибыл с визитом в Японию. Во время переговоров [1972 г.] на очередном совещании он нас манкировал со словами: «Я очень занят». Это было сказано представителям страны, которая была тогда расположена к СССР и с которой надо было вести себя деликатнее. По поводу визита Брежнева и Косыгина

вЯпонии можно сказать то же самое. И когда планировался визит Подгорного на Всемирную выставку в Японию [1970 г.], то его отменили из-за состояния здоровья советского политика. Если сравнить статьи о Японии

в«Известиях» и «Правде» со статьями в «Жэньминь жибао», то в совет-

320

ской прессе больше фальсификаций, статьи полны сарказма. В «Жэньминь жибао» не пишут о «японском империализме» или «японо-американском военном союзе», а в «Правде» и в других советских газетах до сих пор об этом говорят… Сейчас в китайской прессе ведут себя сдержанно, понимая, что Китаю, как развивающейся стране, есть чему поучиться у Японии. Там есть те, кто поддерживает японскую кампанию по «северным территориям», и это вызывает симпатии со стороны простых японцев.

Впереговорах с такими тоталитарными государствами, как СССР

иКНР наша демократическая страна обычно занимает невыгодное положение. У них нет такого парламентаризма, как у нас, нет, как правило, таких свободных СМИ. Тем не менее у них есть долгосрочная стратегия, опирающаяся на продолжительный исторический опыт. Когда мы ведем переговоры с Китаем, то у нас в стране отсутствует согласие, и даже оппозиционные партии сталкиваются между собой по этому вопросу. Что касается прессы, то в некоторых наших газетах наблюдается прокитайская риторика. В глазах Китая, общественное мнение в Японии — весьма подвижное и разнородное. Для нас большое значение имеют переговоры внутри нашей страны, ведущиеся параллельно с Китаем и о Китае. Разве проводимая нами политика в отношении Китая не зависит от внутренней ситуации?.. Я особенно остро испытал это во время переговоров об авиасообщении в 1974 г.

Действия японского правительства, с точки зрения МИД, к сожалению, диктуются имеющимися в данный момент условиями. Требуется глубоко вникать в политическую ситуацию, никогда не исключая возможности, что ситуация может внезапно перемениться еще до того, как МИД успеет во всем разобраться до конца, в итоге его действия запаздывают.

Вэтом смысле Китай всегда находился в более выгодном положении, превосходящем позицию СССР. Именно поэтому китайская дипломатия куда более хитроумна и продумана, а в СССР все обстоит совершенно иначе, и чтобы вести с конструктивный диалог, необходимо еще глубже понимать ситуацию внутри нашей страны.

Как начальник Департамента договоров, я был ответствен за перевод соглашения по безопасности и территориям во время переговоров о передаче островов Окинава. У меня появилась возможность оценить дипломатические отношения с США в тот непродолжительный период. Три направления — американское, советское, китайское, — если их ранжировать (здесь приходится говорить о комфортности ведения переговоров, а не о сложности или важности отношений), то легче всего было вести дела с Китаем, затем с США и Советским Союзом. Последний был самым неудобным партнером по переговорам.

Я бы сказал, что в некоторых наших СМИ царят прокитайские настроения, многие поддерживали Китай как партнера по переговорам, многие имели хорошие отношения в политических и чиновничьих кругах (согласно нашим внутренним правилам, сегодня мы можем быть вынуждены говорить нашим партнерам «нет», а завтра со слезами на глазах

321

говорить им, что «это неизбежно и нужно сделать»). С этими партнерами мы не всегда находили взаимопонимание, они не понимали наших чувств, не понимали чисто по-человечески.

О США могу сказать, что тут все наоборот. Наши СМИ проявляют антиамериканские настроения (порой, мы использовали их в качестве оружия против американцев во время переговоров с ними), однако куда сильнее эти СМИ были настроены против японского правительства. И все же эта критика, вне зависимости от наших действий, дальше нелестных оценок не распространялась.

В отношении диалога с Китаем у нашего народа и оппозиционных партий сложился своего рода консенсус. Помимо этого, успокаивало то, что мы вели переговоры с американским правительством, всецело ему доверяя, и принимая особенности их национального характера, так что во время переговоров никакой неприязни не было.

Что же касается СССР, то тут японский народ, правящая партия и оппозиция придерживались единого мнения, и в этом отношении, неприязнь являлась незначительным фактором. Наиболее серьезной проблемой в отношении СССР было то, что проблема состояла в самом партнере по переговорам, постоянно сохранялось чувство тревоги, обусловленное жесткостью, неприязнью, желанием найти в наших словах подвох. Согласие достигалось большим трудом и даже в этом случае мы не могли быть уверены, что русские будут верны данному слову. Приходилось зорко следить, не появится ли у них возможность уйти от буквы договоренностей. Все это вызывало досаду. Кроме того, мы придерживались непреклонной линии [по территориальному вопросу], но понимали, что когда-нибудь этот спор себя исчерпает, и, не нанося ущерба позиции правительства по «северным территориям», мы время от времени поднимали в диалоге с СССР вопрос о расширении областей сотрудничества. Однако от состояния решения территориальной проблемы зависели и другие аспекты взаимодействия.

Стоит обратить внимание еще на одно обстоятельство: мне приятнее, в некотором смысле, вести переговоры с представителями СССР или КНР — с теми, с кем я уже работал прежде. Видимо, это из-за того, что, повстречавшись раз с советским человеком, я уже знал, что и как он может сказать, но есть еще более глубинная причина. Дипломатам из «американской школы» МИД Японии доводилось попадать с нами, советологами, на встречи с представителями СССР, и они видели, как мы кричим друг на друга во время встречи. Коллег повергало в совершеннейший шок то, что я могу сказать советским дипломатам, все что думаю о них. С китайцами все обстоит совершенно иначе. Почему же я испытываю по отношению к китайцам такую симпатию? Видимо, у меня существует какая-то психологическая предрасположенность, уходящая далеко в прошлое. А может быть такие чувства вызывает не только и не столько внутреннее состояние, сколько укоренившееся веками благоговение перед китайской культурой.

Ипоследнее. Если сравнивать государственных служащих из КНР

иСССР, то в Китае проводится государственный экзамен на должность,

322

благодаря которому китайские чиновники знают военные хитрости и стратагемы. Мне доводилось наблюдать, как в нужный момент движение в китайской внутренней политике происходит то ли сверху вниз, то ли снизу вверх, и вся информация до мельчайших деталей с невероятной быстротой растекается по всей стране. В 1969 г. во время визита министра иностранных дел Айти Киити в СССР непосредственно перед его отъездом случился пренеприятный инцидент, когда японское рыболовецкое судно было потоплено советским патрулем. Японское общество негодовало, а когда во время переговоров с председателем Совета министров

СССР Косыгиным в Кремле министр Айти затронул этот инцидент, тот

сбезразличным выражением лица повернулся к министру иностранных дел Громыко и послу СССР в Японии Трояновскому и спросил: «О чем речь?» Я не могу себе представить такого в Китае. Премьер Государственного совета КНР неожиданно для нас всегда оказывался осведомлен о текущих делах. На встрече с заместителем премьера Госсовета КНР Дэн Сяопином и премьером Госсовета Чжоу Эньлаем в январе 1975 г. Дэн Сяопин цитировал статью из еженедельного журнала «Сюкан гэндай» и вел

снами дискуссию по ее поводу. Это всего лишь один из примеров высокого профессионализма китайских дипломатов, о который я могу судить29.

Таким образом, японский дипломат говорит о своем видении особенностей жизни и взаимодействия с партнерами в КНР и СССР.

Бытовая сторона жизни превалирует в его тексте над политической. Даже говоря о дипломатических встречах, Тамба обращает внимание на поведенческий аспект переговоров, а не на их содержание. Он критикует социалистическую систему, ищет сходное и различное в обоих государствах и находит традиционные корни различий. Страны социалистического лагеря и СССР в большей мере показаны в его тексте как неполноценные, особенно в области экономики. Идеальной моделью в данном случае выступает западная капиталистическая система, на фоне которой рассматриваются социалистические страны. Тем не менее дипломат заметил в начале эссе, что его коллегам важно обмениваться свежей информацией и впечатлениями, в чем и заключена интенциональность данного сочинения. В первую очередь автор заинтересован в передаче знаний коллегам и молодому поколению дипломатов. Поэтому так важны для него тактики переговоров, бытовые трудности при совершении покупок в обеих социалистических столицах. Токио был значимым партнером как для Москвы, так и для Пекина, однако советское и китайское правительства не всегда симметрично видели в японском правительстве значимого и равного партнера, воспринимая японских

29 Тамба М. Нитиро гайко: хива. С. 101–129.

323

дипломатов как представителей вражеского государства, что и показано в книге Тамба Минору.

Того Кадзухико и история японской дипломатии

После отставки, находясь в «вынужденной эмиграции» в Нидерландах, Того Кадзухико погрузился в академическую работу, читая лекции по международным отношениям и российско-японским связям в Лейденском университете. Еще в середине 1990-х гг. он имел опыт чтения лекций перед московскими студентами, но после скандала 2002 г. активность бывшего дипломата в общественном пространстве основательно переориентировалась в данное русло. К настоящему моменту Того Кадзухико опубликовал более десяти монографий, периодически выступает как эксперт на телевидении и в прессе, является автором научных и публицистических статей, далеко выходящих за рамки проблематики истории японской дипломатии и российско-японских отношений. Среди его работ можно выделить четыре основные публикации, глубокие и основательные, которые востребованы читателями и широко цитируются специалистами.

1.Изданная на английском языке в голландском издательстве «Бриль» (Лейден, 2005) монография «Внешняя политика Японии в 1945–2003 годах: В поисках активной роли»30, которая написана на основе лекций, прочитанных Того Кадзухико

вЛейденском университете.

2.Главная концептуальная книга автора «Тайные хроники переговоров по вопросу “северных территорий”. Пять упущенных возможностей», изданная впервые в 2007 г. на японском языке в Токио31 и защищенная в виде диссертации на соискание докторской степени в Лейденском университете под тем же названием32.

3.Глава монографии под названием «Стратегическое мышление

вЯпонии во второй половине 1990-х годов», вошедшая в книгу «Стратегическое мышление Японии в отношении Азии» («Japanese strategic thoughts toward Asia»), изданную под редакцией известных американских специалистов по Восточной

30Togo K. Japan’s Foreign Policy 1945–2003.

31Того К. Хоппо: рё:до ко:сё: хироку. Токио, 2007.

32Togo K. The inside story of the negotiations on the Northern territory: Five lost windows of opportunity: Doctoral thesis. URL: http://hdl.handle.net/1887/13810 (дата обращения: 19.12.2020).

324

Азии Г. Розмана и Дж. Фергюсона, а также самого Того Кадзухико33.

4.Глава, посвященная российско-японскому диалогу в 1990-х гг.,

вколлективной монографии «Российско-японские отношения

вформате параллельной истории» под редакцией А.В. Торкунова и М. Иокибэ34.

Его перу принадлежат такие небольшие работы, как «Переговоры о возвращении территорий: свет и тень Окинавы и “северных территорий”» (Токио, 2017) и «Переосмысливая историю: храм Ясукуни, женщины из спецперсонала, территориальные вопросы» (Токио, 2013), где осмысливаются наиболее болезненные для японского общества дипломатические проблемы с соседними странами, доставшиеся в наследство от предыдущих эпох и, в первую очередь, от Второй мировой войны. Эта война и ее последствия живы в памяти японского народа и политического истеблишмента, став одним из архетипов национальной исторической памяти. Того Кадзухико, с одной стороны, не отходит от центральных идейных постулатов японской дипломатии и включен в общепринятый политологический дискурс, с другой стороны, его глубокое знание предмета — России — позволило сформулировать оригинальную концепцию пяти упущенных возможностей, которая значительно расширила рамки оценки событий российско-японского диалога в конце ХХ в.

Концепция Того Кадзухико, посвященная истории японской послевоенной дипломатии, начала оформляться благодаря курсу лекций, которые дипломат представил в 1995–1996 гг. в МГИМО и на юридическом факультете МГУ. В 1996 г. была издана на русском языке, а в 2000 г. переиздана в Японии небольшая по объему монография «50 лет японской дипломатии (1945–1995)»35, в основу которой легли материалы прочитанных лекций. В 2005 г. опубликован основательный труд японского дипломата на английском языке, посвященный послевоенной истории японской дипломатии. В нем подробно изложены взгляды автора на формирование японской внешней политики второй половины XX в., отмечены основные проблемы, перед которыми оказалась японская политика в годы холодной войны и по-

33 Togo K. Japan’s strategic thinking in the second half of the 1990s // Japanese strategic thought toward Asia / G. Rozman, K. Togo, J. P. Ferguson (еds). New York, 2007. Р. 79–108.

34Того К. Японо-российские отношения в 90-е годы ХХ века // Российскояпонские отношения в формате параллельной истории / под общ. ред. А. В. Торкунова, М. Иокибэ. М., 2015. С. 769–795.

35Того К. 50 лет японской дипломатии (1945–1995). 2-е изд. М., 1996.

325

сле крушения СССР36. В его основе лежат материалы, методология

иидеология «Голубой книги» Японии по дипломатии, дополненная личными воспоминаниями автора.

Совместно с видными американскими специалистами по международным отношениям в Восточной Азии Г. Розманом и Дж. Фёргюсоном Того Кадзухико стал соавтором и соредактором двух коллективных монографий: «Japanese strategic thought toward Asia»37

и«Russian strategic thought toward Asia»38.

Того Кадзухико принадлежит авторство нескольких монографий по истории советско-японских и российско-японских отношений. В 1993 г. вышла небольшая работа на японском языке «Стремление к новой эпохе в японо-российских отношениях: требуется ключ для прорыва»39, где кратко представлено видение экс-дипломата относительно истории двустороннего диалога и оценены перспективы взаимодействия двух стран в начале 1990-х гг. с большим вниманием к идее «прорыва», который предполагался в сфере территориальных разногласий. Автор детально описал методы и приемы, которые применяла японская дипломатия в эпоху М. С. Горбачева и в начале ельцинского правления. Однако наиболее оригинальная концепция истории российско-японских отношений 1980–2000-х гг. изложена

внескольких работах на японском и английском языках, изданных им после 2002 г. Она заключается в череде упущенных возможностей, предоставлявшихся японской внешней политике с конца 1980-х гг.

вдвусторонних отношениях. Того стоит на упомянутой позиции до настоящего времени. Наиболее подробно концепция представлена

визданной в 2007 г. книге «Тайные хроники переговоров по вопросу “северных территорий”. Пять упущенных возможностей»40. Воспоминаниям о семье, о развитии карьеры в МИД, профессиональной автобиографии в этом издании уделено значительное место.

Того Кадзухико придерживается геополитического подхода в анализе региональных процессов и подчеркивает, что опирается на исторический реализм. Того предельно конкретен в своих высказываниях и выводах: он пользуется одним из излюбленных приемов японских международно-политических и политологических исследований, а именно оценивает деятельность конкретных политиков,

36Togo K. Japan’s Foreign Policy 1945–2003.

37Japanese strategic thought toward Asia / G. Rozman, K. Togo, J. P. Ferguson (еds). New York, 2007.

38Russian strategic thought toward Asia / G. Rozman, K. Togo, J. P. Ferguson (еds). New York, 2006.

39Того К. Нитиро: синдзинай э но дзёсо: дакай но каги о мотомэтэ. Токио, 1993.

40Того К. Хоппо: рё:до ко:сё: хироку. Токио, 2007.

326

вовлеченных в процесс двустороннего и многостороннего взаимодействия. Он отмечает не только влияние политических элит на дипломатическую деятельность, но признает за народом особую роль

вформировании внешнеполитического курса — то, что именно народ призван одобрить или отвергнуть решения, принятые политиками. Это трактуется как основообразующий фактор стабильности

вгосударстве41. Как и Тамба Минору, Того Кадзухико не смог обойти вопрос влияния общественного мнения на процесс принятия внешнеполитических решений в Японии в рамках квазидемократической схемы реализации этих решений. Влияние исторического наследия и интерпретации исторических событий на современное положение дел в международных отношениях он оценивает в качестве еще одного важного аспекта японской дипломатии.

Автор подчеркивает, что историческая память играет ведущую роль в послевоенный период отношений Японии со странами Восточной и Юго-Восточной Азии, пострадавшими от японской агрессии в годы войны на Тихом океане. Несколько текстов Того Кадзухико неизменно начинаются анализом итогов и последствий Второй мировой войны для Японии. Он догматически подчеркивает, что страна, оказавшаяся в руинах после американских бомбардировок, смогла уцелеть лишь благодаря воле императора и стремлению японского народа к миру и демократии. Основополагающими принципами или новыми ценностями Японии стали мир, демократия и сохранение императорской системы, что отражено в послевоенной конституции 1946 г. Впоследствии он добавил еще одну «новую ценность» — экономическую реконструкцию и развитие42, что вполне соотносится с активностью Японии

всфере экономической дипломатии и поддержании устойчивого развития путем международного сотрудничества в Азии. Бывший японский дипломат считает Японию уникальной страной, добровольно отказавшейся от войны и вооруженных сил для решения внешнеполитических задач как основного инструмента влияния на международный порядок, хотя японской армии удалось сохраниться в виде сил самообороны43.

Возвращение Японии на международную арену было обусловлено подписанием в 1951 г. Сан-Францисского мирного договора и принятием его резолюции. Того выдвигает следующую классификацию внешнеполитической деятельности Японии после данного события:

41Того К. Японо-российские отношения: прошлое и перспективы. С.41–42.

42Togo K. Japan’s Foreign Policy 1945–2003. Р. 35.

43Ibid. P. 42.

327

1)Японо-американские отношения;

2)Японо-китайские отношения;

3)Япония и страны Корейского полуострова;

4)Япония и Россия;

5)Япония и Западная Европа;

6)Япония и страны Ближнего Востока;

7)Япония и развивающиеся страны;

8)экономическая дипломатия Японии в рамках международных организаций;

9)политика Японии в рамках международных организаций. В целом данное видение и градация региональных партнеров отражена в официальной позиции государства, сформулированной в ежегодной «Голубой книге» МИД.

Японо-американские отношения стоят на первом месте в классификации Того Кадзухико, поскольку эти связи носят стратегический характер для Японии. Он писал, что события внутри Японии во второй половине 1940-х гг. привели к неизбежности стратегического альянса с США, который был выражен в старом «Договоре безопасности» (1951 г.) и определил стратегический курс страны на последующие 60 лет. Такая апологетическая концепция распространена

всовременных японских работах по дипломатии послевоенного времени44. Того разделяет диалог с США с начала 1950-х гг. на два основных направления: политические связи и торгово-экономиче- ские отношения.

Структура этих отношений и их наполнение были скорректированы и окончательно сформировались в 1960 г. в ходе подписания нового «Договора о взаимном сотрудничестве и гарантиях безопасности». До конца 1960-х гг., то есть до старта переговоров о передаче островов Рюкю, Япония, как пишет бывший дипломат, занимала неравноправное положение «младшего брата» в этом союзе45. Вместе с решением проблемы принадлежности островов Окинава

в1969–1972 гг. на принципиально новый уровень вышли японоамериканские торгово-экономические связи. Того подчеркивает, что итоговым переговорам по суверенитету Рюкю предшествовали долгие многолетние переговоры на уровне министра иностранных дел и главы госдепартамента США: это была сложная игра со множеством переменных и дипломатических приемов, завершивших

44См. например: Нихон но гайко:. Дай 2 кан.

45Togo K. Japan’s Foreign Policy 1945–2003. Р. 71.

328

в итоге для Японии послевоенный период46. На переговоры о статусе и суверенитете Японии над островами Окинава Того Кадзухико смотрел через призму семейного опыта, поскольку его отец, американист Того Фумихико, был участником этих переговоров, как и переговоров о подписании нового Договора безопасности в 1960 г.47 Он особенно подчеркивает, насколько болезненной была территориальная тема для министерства и его дипломатической семьи, а решение проблемы принадлежности Рюкю сбалансировали диалог с США, который отец Того Кадзухико рассматривал в качестве важнейшего для интересов Японии.

В понимании Того Кадзухико, Япония стремилась стать равноправным партнером США с конца 1960-х гг., что привело к торговым разногласиям («торговые войны»). Автор книги «Внешняя политика Японии в 1945–2003 годах: В поисках активной роли» охарактеризовал экономическое взаимодействие Японии и США после 1945 г. как «полвека торговых конфликтов», которые сменялись периодами урегулированности («гармонии»):

1.Торговый конфликт с 1969 г. по середину 1970-х («Текстильная война»).

2.Торговый конфликт 1975–1981 гг., связанный с дисбалансом в двусторонней торговле в пользу Японии.

3.Экономические отношения 1980-х гг. на фоне рейганомики, стабилизировавшей торговый дефицит на уровне 20 млрд долл., и Плазского соглашения.

4.Торговые конфликты рубежа 1980-х и 1990-х гг., разворачивавшиеся на фоне бума и падения японской экономики и ряда макроэкономических негативных явлений в США.

5.Экономические отношения первой половины 1990-х гг., характеризующиеся нарастанием экономических трений в годы президентства Б. Клинтона, когда две стороны поддерживали активный диалог по вопросам экономического сотрудничества, но компромиссов достичь не удавалось.

6.Япония на рубеже ХХ и ХХI вв., когда после коллапса «экономики мыльного пузыря» японская экономика в глазах американских партнеров утратила мощь и возможность оказывать влияние на США48.

46Того К. Хэнкан ко:сё:. Окинава, хоппо: рё:до но «хикари то кагэ». Токио, 2017. С. 42–53.

47Там же. С. 10–11.

48Togo K. Japan’s Foreign Policy 1945–2003. P. 89–118.

329