Малашевская М.Н. Дипломатия Японии в отношении России люди и идеи в эпоху перемен. 2022

участниками переговоров. Сато утверждал, что политического веса Судзуки было достаточно для решения сохранявшихся с Россией проблем, а также получения финансовой помощи. В этом он убеждал своих партнеров по переговорам в Москве конца 1990-х.

Для продвижения решений, выгодных японской стороне, требовались «каналы связи» среди политической элиты России, и Сато Масару пишет об уникальной возможности, которая ему представилась. Аналогичную отелям Акасака роль в политической жизни в Москве играют, как отмечено у экс-дипломата, специальные закрытые рестораны для своих. И если на политическом жаргоне Токио подобные заведения получило название «внутренняя деревня», то аналогичное понятие, принятое в русской политической культуре 1990-х гг., — это «узкий круг» (инна:са:куру). Сато не расшифровывает значение этого выражения, но по сюжету главы, раскрывающей его, становится ясно, что под узким кругом подразумевается ограниченная группа представителей правительственной и предпринимательской элиты, принимающая решения в стране и стремящаяся отгородиться от лишних контактов со внешней средой. Площадкой для контактов служит не ресторан в фешенебельной гостинице, а отдельно построенное здание с садом, куда разрешен вход только для своих и по рекомендации. Сато вспоминает, что японская сторона в период переговоров при премьер-министре Обути занималась поиском прояпонского лоббиста в российской власти, на установления контактов с представителями которой были брошены значительные силы. Еще во время учебы в МГУ Сато Масару познакомился с одним противником советской власти, впоследствии вошедшим в команду президента России. Это был некий известный адвокат, имя которого не называется. По словам Сато, адвокат был связан как со спецслужбами, так и с чиновничьим миром, и именно он пригласил Сато в ресторан, о существовании которого дипломат, живший в Москве с 1987 до 1995 г., не подозревал. Он был скрыт от посторонних глаз за огромными металлическими воротами наподобие тех, что фигурируют в фильмах о шпионах и злодеях мирового масштаба. Ресторан располагал большим садом, где разгуливали разные птицы12. С одной стороны, Сато явно проводит аналогию между культурой переговоров и статусом властных персон в России и Японии, однако прагматичная функция данного фрагмента —

12 Сато М. Косё:дзюцу. С. 182–183. — Ресторан, как пишет Сато, принадлежал мэру столицы Ю. М. Лужкову. Ему вменяют в вину злоупотребления в области строительства, но в основном эти эпизоды касаются 2000-х гг. Про конкретный ресторан с садом и птицами нам обнаружить информацию не удалось.

300

доказательство своей высокой роли в качестве важнейшего «канала связи» между Москвой и Токио. Сато стремится подчеркнуть то, что он вхож в российский политический мир, что он располагает широкими дипломатическими возможностями и связями, полезными для японских национальных интересов.

Экс-дипломат рассказывает, что имел разговор с влиятельными политиками, которые предложили ему предоставить России финансовую помощь в период экономического кризиса конца 1990-х гг. в размере 2–3 млрд долл. в обмен на лоббирование вопроса о Курилах в российском парламенте. По версии Сато, США и Германия опережали Японию по степени вовлеченности в российские дела при помощи прямых финансовых вливаний. Сато писал о поставленном перед ним выборе, и он предпочел отказаться от подобной сделки, поскольку она, по его определению, «преступна». Он не рассказал об упомянутом разговоре Судзуки Мунэо по той причине, что этот маститый политик употребил бы все свое влияние для продвижения подобного решения13. Предложение, о котором пишет автор, сложно подтвердить или опровергнуть, поскольку открытых данных и доказательств предоставить невозможно, но здесь интересно другое — характеристика, данная Сато японскому и российскому переговорному поведению, которому присущи закрытость, неформальность, поиск выгоды, налаживание диалога при помощи доверенных лиц.

Сато Масару играет с читателем, поскольку до указанных выше двух фрагментов он говорил о финансовых обвинениях, предъявленных ему, и тут же рисует в глазах читателя свой образ действий, незапятнанный аморальными действиями. Чуть ранее он признается в том, что участвовал в махинациях с волютой в СССР конца 1980-х, но поскольку ему по этому эпизоду советское руководство и страны Варшавского договора не стали бы предъявлять претензии за прекращением своего существования в качестве социалистических государств, то он не испытывал опасений за подобные признания. Сато намеренно сближает политическую культуру России и Японии, показывая, что в обоих случаях принятие решений проводится политиками из узкого и закрытого круга. Важнейшая задача — установить контакты с этим кругом, на что указывали также Того Кадзухико и Эдамура Сумио, говоря о ведении диалога «лицом к лицу» и посредством «каналов связей». Сато себя видит таким каналом.

Его сведения разрозненны и не представляют стройной системы. Тем не менее нарратив изобилует деталями. Важнейшим ин-

13 Там же. С. 184–185.

301

струментом политической борьбы в обеих странах, вращающихся

с1990-х гг. в едином пространстве глобальных переговорных традиций, является преднамеренная утечка информации и огласка. В российской и японской политических традициях на современном этапе публичность является неминуемой, но нежелательной переменной, мешающей взвешенному развитию переговоров внутри общества и с иностранными партнерами (фактор популизма демократических политиков и иных официальных лиц и оказываемого на них общественного давления). Автор обращается к сюжету, связанному с утечкой информации в ходе переговоров Ельцина и Хасимото в Красноярске в 1997 г., когда сразу после встречи СМИ стало известно об основных договоренностях лидеров. Сато обвиняет дипломата Тамба Минору в намеренном распространении информации14. В этом выразилось несогласие МИД Японии с проводимой Сато, Того и Судзуки линией. Затем последовал конфликт

спредставителем Японии в Организации экономического сотрудничества и развития Нисимура Муцуёси, в который вмешался Судзуки Мунэо, обвинив дипломата в предательстве групповых интересов и лжи (это свидетельствует о давлении на органы исполнительной власти со стороны власти представительной)15. Сато передает, что разговор с Нисимура прошел на повышенных тонах: встреча проводилась кулуарно, в ресторане, что позволяло демонстрировать личные негативные эмоции и открыто предъявлять друг другу обвинения. Сато писал, что японские политики склоны к бурному выражению эмоций, но за пределами парламента, то есть вне публичного поля. Открытый конфликт в условиях столкновения интересов потенциальных претендентов на пост премьер-министра в 2002 г. (по образному выражению Сато, «война министра Танака и депутата Судзуки») привел к тому, что из игры выбыли оба, что соответствует дихотомии «хоннэ» и «татэмаэ». При этом негативные оценки в отношении Обути Кэйдзо — политического патрона Судзуки и Сато — отсутствуют, его деятельность критике не подвергается. Таким образом, Судзуки и Сато остаются верны интересам своей группы до конца, поскольку отход от такой поведенческой стратегии вызвал бы резкое непонимание со стороны японского общества.

Переговорный процесс подчинен пирамидальной иерархии, где наивысшим уровнем становится кулуарный закрытый диалог представителей высокостатусных инсайдерских групп, состоящих в основном из политиков и представителей бизнеса. Другие, более

14Сато М. Косё:дзюцу. С. 207, 210.

15Там же. С. 213.

302

низкие, уровни также вовлечены в процесс, но на вопросы национального масштаба их мнения мало влияют. Сато дает обзор универсальных структур общества, не имеющих различий в Японии

иРоссии, когда власть и принятие решений закрыты от глаз обывателей и ограничены «внутренней деревней», то есть кругом «своих». Сато Масару ставил задачу установление «канала связи» между «внутренними деревнями» Нагататё и Кремля. Личная роль лидеров стран в переговорном процессе велика, и диалог с Россией давал для таких основания для таких выводов. Желания и предпочтения лидеров должны прочитываться дипломатами других стран, если они намерены вести продуктивный диалог. Однако «внутренняя деревня» — заветный уголок, вокруг которого разворачивается острая борьба между группами политиков разного регионального происхождения и партийной принадлежности. Сато Масару показывал, какие формы борьбы имеют место в Японии (на опыте Судзуки Мунэо) и в России, когда и та и другая сторона в своих интересах ведет внутриполитические переговоры и привлекает мафиозные структуры, желая добиться успеха. Успех в борьбе за власть — главный критерий истины и подтверждение правильности предпринятых действий. Однако Сато и Судзуки повествуют читателю об опыте собственной неудачи, пытаясь ее подробно разобрать и представить не как неудачу, а как стечение обстоятельств в ожесточенной борьбе за власть и национальные интересы.

Сато Масару принципиально настаивает на универсальности процессов формирования властных отношений и поведенческих стратегий политиков, наблюдаемых во всех обществах мира. Он даже подвергает критике концепцию известного американского антрополога Рут Бенедикт, написавшей хрестоматийную книгу «Хризантема

имеч». Бывший дипломат оспаривал специфику японской культуры, заключающейся, как утверждает Р. Бенедикт, в «культуре стыда» (хадзибунка), в то время как в западных странах функционирует «культура вины» (цумибунка): «Настоящие культуры стыда, в отличие от настоящих культур вины, полагаются на внешние санкции за хорошее поведение, а не на внутреннее признание в грехе. Стыд — это реакция на критику других людей»16. Сочетание двух указанных типов культуры он видит у всех народов мира — в Европе, Японии, на Ближнем Востоке17. Сато настаивал на том, что обнародование информации у представителей любого общества вызывает чувства,

16Бенедикт Р. Хризантема и меч: Модели японской культуры. М., СПб., 2013.

С.157.

17Сато М. Косё:дзюцу. С. 235.

303

похожие на феномен «потери лица» у японцев или китайцев. Но прагматика его теоретических выкладок заключается в том, что он переходит к обвинению конкретного оппонента, «лишенного стыда

исовести», дипломата Нисимура Муцуёси, который «предал» позицию «группы Судзуки». Для подтверждения своей позиции Сато использует не только квазитеоретические обоснования, но и воздействует на читателя эмоционально (например, «бессовестный человек никогда не плачет»). Сато подчеркивает, что помимо неискренности его оппоненту во время внутриминистерских и международных переговоров свойственна даже готовность унизиться18. Его антиподом выступает Судзуки Мунэо: Сато пишет, что как политик Судзуки тяготеет к социал-демократии по международному стандарту, а в японских терминах — к «охране корней японской травы» (нихон но куса но нэ но хосю), то есть к исконным японским демократическим ценностям и гражданским правам. Движение по поддержке демократии снизу в Японии появилось в конце 1990-х гг. Было создано общество «Цукуру кай» (Общество «Сделай»), продвигающее идеи равенства, равных прав между мужчинами и женщинами по демократической европейской модели19. Сато представляет Судзуки истинным апологетом самых современных идейных демократических течений, а также в качестве человека высокоморального20.

Самопрезентация Сато и презентация им Судзуки при помощи апологии его деятельности в области переговоров с российским

ияпонским истеблишментом представляет интерес не столько своим содержанием, сколько демонстрацией глубокого конфликта и взаимного неприятия в стенах МИД на рубеже 1990-х и 2000-х гг. Обнажившийся конфликт, сыгравший свою роль в скандале 2002 г., привел к тому, что от Сато, Того и Судзуки отвернулись сослуживцы, и во время скандала они не получили от них поддержки. Глубина разногласий сохраняется вплоть до настоящего времени, судя по эмоциональным оценкам по отношению к Сато и Судзуки, данным Того Кадзухико и Кавато Акио в интервью автору настоящего текста в 2017 г. Эти разногласия продолжают влиять на приоритеты политики и оценку роли конкретных политиков и дипломатов в процессе развития диалога с Россией. Высказывания Сато говорят об определенной этике

иэлементах культуры переговоров, принятых в стенах МИД: например, излишняя уступчивость на примере Нисимура Муцуёси оцени-

18Сато М. Косё:дзюцу. С. 235

19См.: Судзуки А. Куса но нэхосю но дандзё: кё:до: санкаку хантай ундо: — айтикэн ни окэру дзэнда: фури: о мэгуру ко:бо: // Нэмпо:нингэнкагаку. 2013.

№34. С. 23–38.

20Сато М. Кокка то ками то марукусу. Токио, 2007. С. 34–35.

304

вается как слабость, а умение получить доступ к «внутреннему кругу» является залогом успеха в переговорах. О транспарентных и открытых переговорах в стиле западных демократий речь в данном случае не идет, поскольку излишнее участие общественности пагубно влияет на процесс принятия решений (подтверждение тому — преднамеренная утечка информации на «встречах без галстуков» Ельцина и Хасимото оценена негативно как деструктивная, поскольку политические решения принимаются узким кругом в закрытом режиме).

Среди работ Сато Масару обращает на себя внимание небольшой сборник «Государство, бог и Маркс», вышедший в 2007 г. Книга представляет собой собрание эссе, размышлений, аналитических статей, фрагментов интервью. В ней задействуется классический для китайской и японской литературной культуры прием беседы с учителем интересующегося, но несведущего ученика. Сато выступает в роли такого ученика, разговаривающего с видными учеными, журналистами. Эссе в основном были написаны в период тюремного заключения Сато Масару. Они объединены тематическим единством высказываний автора о борьбе за власть между Судзуки Мунэо

иКоидзуми Дзюнъитиро. Эта работа, как и значительное число других публикаций, обращена к волнующей автора теме столкновения интересов политиков и поражения одной из сторон. В тексте отсутствует четко очерченная хронологическая логика, это своего рода записки, сделанные по ходу рассуждений на самые разные темы, высвечивающие мозаичную картину политических взглядов Сато: о власти, государственном устройстве, идеологии, национализме, генезисе марксизма и капитализма, месте бога в системе государственных отношений. Анализ текста показывает, что Сато невозможно причислить к сторонникам ни одной из идеологий, кроме как националистической, поскольку он опирается в своих взглядах на японские традиционные ценности и национальные интересы Японии. В тексте отдельно отмечена роль марксизма в государственном строительстве, хотя она упоминается и анализируется весьма фрагментарно и ситуативно. Автора как дипломированного религиоведа

ихристианина волнует влияние религии (христианства) на формирование государственной идеологии и становление нации в рамках капиталистической, конституционалистической и марксистской матриц. Сато обильно цитирует западных теоретиков, «вписывая» свой текст в западную интеллектуальную традицию, но не обходит вниманием и японских ученых, публицистов и писателей, работы которых вызвали у него отклик и стали почвой для размышлений.

Сато Масару отмечает, что как теоретический подход марксизм часто применяется среди разведчиков по всему миру, в том числе и

305

взападных странах21. По его мнению, такая популярность возросла

сраспадом СССР, когда исчезновение коммунистической державы сняло все идеологические препоны для чтения и переосмысления марксистских текстов, в особенности «Капитала» К. Маркса22.

Всвязи с этим Сато рассуждает о взаимосвязи между национализмом (патриотизмом) и марксизмом, которому свойственно создавать «государственные мифы»23. Государству свойственно чувство самосохранения. Сато связывает философские основы государственной политики с немецкой философией Гегеля, в частности, интерпретируя его понятие «хитрость разума», как непременный нерефлексируемый атрибут государственного мышления (напомним, что немецкий философ придерживался мысли о целеполагании в деятельности человека, движимого частными целями в процессе создания новой реальности). Рассуждения Сато затрагивают также философию истории: важнейшим движителем истории становится герой, создаваемый той же историей и являющийся выразителем наиболее важных тенденций времени (всемирно-историче- ские личности). Примерами у Сато служат Александр Македонский и Наполеон, как отмечено и в «Философии истории» Гегеля. Такая историческая личность действует иррационально, подчиняя себя полностью поставленной цели, «обнаружению всеобщего», а «хитрость разума» заключается в том, что «она заставляет действовать для себя страсти, причем то, что осуществляется при их посредстве, терпит ущерб и вред»24. Таким образом, японский дипломат вновь подводит читателя к мысли, что деятельность Судзуки Мунэо была проникнута замыслом истории и всемирного разума, прямо называет его «исторической личностью» (рэкиситэки кодзин), опираясь на гегелевские постулаты. А столкновение Судзуки Мунэо и Коидзуми Дзюнъитиро — это не что иное, как историческая необходимость.

Чувство неприятия со стороны автора вызывают проблемы национализма. С точки зрения Сато Масару национализм — наиболее опасное явление для функционирования государства и жизни его граждан. Он отталкивается от размышлений по поводу неприемлемости поведения японских политиков, демонстративно посещающих храм Ясукуни, где почитаются герои Второй мировой войны, и военного музея Юсюкан, что вызывает резко негативную реакцию

21Сато М. Кокка то ками то марукусу. С. 42.

22Там же. С. 43–44.

23Сато Масару весьма критичен в отношении мифов, характерных для японской политической мысли 1930-х гг. Например, миф о непобедимости Японии был развеян после ее фиаско во Второй мировой войне (Там же. С. 190).

24Гегель Г. В. Ф. Лекции по философии истории. СПб., 1993. С. 84.

306

со стороны общественности Республики Корея и КНР. Однако бывший дипломат намеренно подчеркивает, что данное явление не уникально в мировой практике, вписывая проблему японо-корейских

ияпоно-китайских отношений в ряд аналогичных проблем, носящих глобальный характер. В качестве примера Сато Масару приводит Азербайджан, Латвию, в которых возникли военные музеи, где события Второй мировой войны подвергаются пересмотру, а действия Советского Союза в эту эпоху критикуются как направленные против интересов народов данных стран25. Сато поддерживает необходимость сохранять память у молодого поколения о печальных событиях военного прошлого. И такие музеи, как Юсюкан, не уникальны — они имеются и в России, и в Израиле, и в Китае, и в Корее; там рассказывается патриотическая «повесть» (моногатари). По Сато Масару такая «повесть» должна рассказываться государством для патриотического воспитания молодого поколения нации.

Вконце книги Сато Масару вновь возвращается к проблеме власти и проводит параллель между Сталиным (по его мнению, не очень умелым догматиком в отличие от Ленина, но способным концентрировать в своих руках всю полноту власти) и Коидзуми Дзюнъитиро, «пять лет занимавшего кресло премьера»26. Думается, нельзя считать это заявление справедливым, поскольку мировой авторитет

иважность поставленных перед этими политиками задач несоизмеримы. Однако с точки зрения конструирования имиджа Японии как влиятельной политической державы умозрительное возвышение Коидзуми Дзюнъитиро до уровня политика, участвующего в принятии решений глобального масштаба, может создать в Японии иллюзию его действительно влиятельного положения среди глав ведущих стран мира. Но демонизированный таким образом Коидзуми Дзюнъитиро необходим для апологии Сато Масару. Основой рассуждений и главным источников вдохновения экс-дипломата на политические темы является политика Судзуки Мунэо, которого автор видит мудрым и талантливым организатором.

Именно через призму жизненного опыта и знакомство с «внутренней деревней» политического мира Сато Масару выстраивает свою картину происходящей в японской политической элите борьбы за власть. Он ярко очерчивает «хороших» и «плохих» политиков: первые в лице Судзуки Мунэо, Обути Кэйдзо и Мори Ёсиро, кото-

25Сато Масару отмечает, что разделяет чувства граждан, испытывающих чувство скорби, и если национализм или патриотизм проникнут эмоциями простого человека, пострадавшего от военных действий, то он не может не проникнуться их переживаниями и не прислушаться к ним.

26Сато М. Кокка то ками то марукусу. С. 237.

307

рые симпатизировали Сато и Судзуки, вторые — в лице Коидзуми Дзюнъитиро, Танака Макико и других оппонентов. Сато Масару стремится показать универсалии политической культуры разных народов, много рассуждает на темы западной философии и политической мысли, вписывая Японию и ее интеллектуальный потенциал в глобальную политическую и мировоззренческую систему. Тексты Сато в основном носят публицистический характер. Бывший дипломат стремится убедить читателя в собственной правоте эмоциональными посылами, опираясь на личную осведомленность

иопыт. Доказательная же база, которая строилась бы на источниках

иконкретных данных, в его работах практически не представлена, что ставит выводы автора под сомнение. Последние несколько лет творческие интересы Сато Масару сосредоточились на анализе политической культуры и политической системы Японии, а российская тема ушла на второй план.

Тамба Минору против социализма

Посол Японии в России в 1999–2002 гг., активный участник переговоров «без галстуков» Ельцина и Хасимото, уроженец Карафуто (Южный Сахалин) Тамба Минору в 2012 г. опубликовал книгу воспоминаний «Тайные переговоры между Россией и Японией». Содержание книги сводится в основном к профессиональной автобиографии, написанной после выхода автора в отставку. Она занимает свое скромное место в ряду аналогичных сочинений представителей «русской школы». Жанр автобиографий дипломатов — весьма распространенное явление в современной японской литературной практике. В последние годы такие сочинения дополняются сборниками по устной истории — интервью политиков, предпринимателей, общественных деятелей (например, устная история Накасонэ Ясухиро и Кайфу Тосики27). Выбранный нами текст, не обладая, с одной стороны, стилистическими особенностями на фоне аналогичных произведений, и тем более не обладающий концептуальными мировоззренческими новшествами, представляет интерес как источник уточнения деталей переговорного процесса между

СССР/Российской Федерацией и Японией в течение длительного периода (1960–2000-е гг.). Текст изобилует оценочными суждениями относительно повседневной жизни в СССР и России, деятель-

27 Накасонэ Ясухиро га катару сэнго нихон гайко: / Я. Накасонэ (тё:), Т. Накасима но хока (хэн). Токио, 2012; Кайфу Т. (мото найкаку со:ридайдзин) о:рару хисутори: дай 2 кан. C.O.E. о:рару сэйсаку кэнкю: пуродзэкуто. Гэ кан. Токио, 2005.

308

ности и характерах политиков, экономической системе и наполнен критическими суждениями по отношению к социализму, являя собой типичный пример борьбы либеральной идеологии против социалистической.

Зачином текста служит яркий эпизод российско-японских переговоров последнего десятилетия ХХ в. — переговоров 1997–1998 гг.

вформате «за закрытыми дверями» между Б.Н. Ельциным и Хасимото Рютаро и московские переговоры 1998 г. Тогда же произошли столкновения между Тамба Минору и членами «группы Судзуки»,

врезультате чего они оказались по разные стороны баррикад. Определенный интерес представляет критика социалистической системы, представленная в пятой главе, названной «Служба в Москве и Пекине». Как утверждает автор, она была написана не постфактум через четыре десятилетия, а по горячим следам. Вероятно, этот фрагмент в большей степени отражает имевшиеся у автора взгляды и оценку советской и китайской повседневности конца 1960-х — середины 1970-х гг. В основном эта часть, занимающая всего 35 страниц, посвящена повседневной жизни в столицах КНР и СССР, представленной с точки зрения иностранного наблюдателя, придерживающегося западных ценностей.

Текст Тамба Минору высвечивает следующие характерные особенности антагонистичной политико-экономической системы: вопервых, это экономическая система и механизмы обеспечения потребительскими товарами и услугами. СССР представлен у Тамба Минору, как и у других авторов, например Эдамура Сумио, в качестве страны-антипода, уступающей Японии и странам Запада в разнообразии и доступности товаров и услуг, ущемляющей граждан

вправах, свободах и возможностях пользоваться благами современных технологий, в то время как центр функционирования «нормальной» экономической системы расположен на Западе, с которым сравниваются страны социалистического лагеря не в их пользу. Пекин, с точки зрения автора мемуаров, значительно выигрывает

вплане качества и доступности тех же самых товаров и услуг. Наибольший дискомфорт японский дипломат испытывал от нехватки туалетной бумаги, зубных щеток и зубной пасты в московских «валютных» магазинах.

Во-вторых, как и многие дипломаты «русской школы» МИД, например Того Кадзухико и Сато Масару, Тамба Минору критикует стратегию работы органов госбезопасности СССР и КНР, оказывавших на иностранцев мощное давление. Однако дипломат отметил существенную разницу в испытываемом им давлении. Как он пишет, в советской столице действовала намного более жесткая, гне-

309