Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

книги / Язычество древних славян

..pdf
Скачиваний:
3
Добавлен:
20.11.2023
Размер:
26.92 Mб
Скачать

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. РОЖДЕНИЕ БОГИНЬ И БОГОВ

401

Ладуванье (Болгария) — гадание о женихе; Ладино хоро (Болгария) — весенние хороводы; Ладино коло (Болгария) — весенние хороводы 12°.

Вне календарных рамок песни с упоминанием Лады поются или во время гаданий о замужестве (большею частью новогодних), или во время свадеб. В Болгарии девушки под новый год проводят гадание, называемое «ладуванием». Для гадания доставали «немую воду» (т. е. взятую молча), ставили ее на ночь под звезды, а затем бросали в нее свои перстеньки. При извлечении пеостней пелись песни с припевом «Тай-Ладо!» 1210

Брачная тематика часто присутствует и в песнях календарного цикла,

переплетаясь с аграрной.. Таковы, например,

песни сербских «кральиц»

и «лазариц», исполняемые весной в Лазареву

субботу,

на

Юрьев день

(23 апреля) и около троицына дня 122 Рефренами этих

песен являются

Ладо и Лельо. Песни аграрно-магического

содержания,

обращенные

к Ладе или ставящие ее имя в припев, как это выявлено еще исследова­ телями XIX в., поются только во время весенне-летнего обрядового цикла. Так как христианский календарь с его подвижной пасхой и зависящими от нее праздниками сильно расшатал и нарушил древнюю языческую календарность, то нам теперь трудно восстановить первоначальную прикрепленность определенных обрядов и песен к тем или иным фазам солнечного и хозяйственного календаря.

Песни в честь Лады исполняются в следующие сроки (или около них):

9

чВ числе»

 

По пасхе

марта («сорок мучеников»)

Масленица

25

марта

(благовещение)

Середина

великого поста

23

апреля (юрьев день)

Лазарева

суббота

1—2 мая

(Иван Купала)

Фомина

неделя («красная горка»)

24

июня

Семик

 

29

июня

(петров день)

Троицын день

 

 

 

Духов день

Иногда отмечается, что особо выделяется период с 25 мая по 25 июня, т. е. зеленые святки 123 В целом обряды и песни, связанные с Ладой, ох­ ватывают март, апрель, май и июнь. Они не исполняются зимой (за исклю­ чением гаданий о женихе) и не исполняются в момент окончательного созревания колосьев и жатвы (июль—август). Нет их и во время урожай­ ных празднеств. Первые песни в году с обращением к Ладе поются во вре­ мя «закликания весны». Разрешение закликать весну испрашивали, как мы видели, у Лады, или у богородицы, или у бога. Образ весны, сменяющей бесплодную зиму, всегда окружен аграрными аксессуарами: зеленью, сохой, бороной.

120 Фаминцын А. С. Божества древних славян, с. 255—258; Календарные обычаи и

обряды... Зимние праздники, с. 275—287.

121Календарные обычаи и обряды... Зимние праздники, с. 275—276.

122КулишиН Ш., Петрович П. Ж ., ПантелиК Н. Српски митолошки речник, с. 173—

191.

123Фаминцын А. С. Божества древних славян, с. 256, 257.

402

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИСТОКИ СЛАВЯНСКОЙ МИФОЛОГИИ

Едить весна, едить На золотом кон и В зеленом саяни

На сосе (сохе) седючи Сыру-землю аручи (вспахивая), Правое рукой сеючи

Да поможи, божа, Вясну закликати На тихая лето, На ядряно жито, Жито и пшаницу

Усякаю пашницу 124

Заклинание весны и пение веснянок производилось на высоких местах: люди выходили га вершины холмов, влезали на деревья, по угловым тор­ цам влезали на крыши изб и оттуда приветствовали весну.

Все остальные обряды с исполнением песен в честь Лады неразрывно связаны с весенне-летним аграрно-магическим циклом молений о дожде, праздников зелени, первых всходов, первых колосьев и т. п. Замыкается этот цикл периодом колошения яровых хлебов в июне месяце. Последним сроком являются купальские празднества летнего солнцестояния; после этого молитвенные обращения к Ладе прекращаются.

Интересным примером игры-обряда, во время исполнения которой пе­ лись песни с обязательным упоминанием Лады, может служить общеиз­ вестная игра «А мы просо сеяли», подробно проанализированная Н. Н. Тихоницкой 125*4 Здесь аграрно-магическая сущность прочно переплетается с брачной символикой, составляя единство, отражавшее как весенние полевые работы, так и весеннее свадебное время (пасхальный мясоед). Важно отметить, что игра и сопровождающие ее песни распространены у всех восточных славян от Украины до Архангельской обл. и от Бело­ руссии до Сибири. Песни необычайно архаичны; в них встречаются такие слова времен «Русской Правды», как «куны», «белая куница», «гривна», «веверица», «орать» (пахать) и др.12в

За долгую историческую жизнь классический припев «Ой-дид-Ладо» видоизменялся по мере забвения первоначального смысла. Получались также варианты: ,

Ой-дид-Ладо... (исконная форма)

Ой дид со Ладою...

Ай де младо...

Ай же младо...

Ой диди Ладо...

Диди Лада...

Та владу ладом... и др.

Н. Н. Тихоницкая, изучив всю совокупность песен, пришла к выводу, что они отражают, во-первых, магический обряд, связанный с пахотою й севом, а во-вторых, сватовство и выдачу девушек замуж.

124 Аничков Е. В. Весенняя обрядовая песня..., ч. I, с. 89; Фаминцын А . С. Богиня

весны и смерти..., с. 150.

125 Тихоницкая Н. Н. Русская народная игра «Просо сеяли».— СЭ, 1938, № 1, с. 145. 124 Тихоницкая Н. Н. Русская народная игра... с. 161. Сохранились и более поздние

исторические наслоения; в воронежском варианте одна партия играющих спра­ шивает другую: «Кто же с нами под Казанью воевать?» (с. 162). Речь идет о Казан­ ских походах 1468—1552 гг.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. РОЖДЕНИЕ БОГИНЬ И БОГОВ

403

Календарно игра «А мы просо сеяли» приурочена к «красной горке» (Фомина неделя после пасхи) или к троицыну дню. Вели игру раньше толь­ ко девушки. Две шеренги играющих попеременно то шли навстречу одна другой, то отступали назад. Местом игры был холм («красная горка»).

Сельскохозяйственный аспект песен тоже полон архаики, как и их лексика. Здесь ярко представлено подсечное земледелие с его росчистью леса или кустарника:

А мы сечу чистили, чистили,

А мы пашню пахали, пахали,

Ой-диди-ладу чистили,чистили!

Диди-Лада пахали!

А мы просо сеяли, сеяли,

А мы нивку орали, орали,

Ой-диди-ладу сеяли, сеяли!

Та в ладу ладом орали.

Иногда в песнях представлен не только весенний этап, но и весь цикл земледельческих работ:

А мы чищобу чистили, чистили,

А мы просу пололи, пололи,

Диди-Лада чистили!

Диди-Лада

пололи!

А мы пашню пахали, пахали,

А мы просу жинали, живали,

Диди-Лада пахали!

Диди-Лада

жинали!

А мы просу сеяли, сеяли,

А мы снопы вязали, вязали,

Диди-Лада сеяли!

Диди-Лада

вязали! 127.

Заслугой Тихоницкой является то, что она выяснила первоначальную сущность песни, которая в своем позднейшем виде выглядела как противо­ борство двух играющих партий: одни пели о посеве проса, а другие о том, что «мы просо вытопчем». Но оказалось, что вытаптывание было не враж­ дебным актом по отношению к свежим посевам, а завершением всего цикла — обмолотом.

Обмолот проса производился в старину путем топтания его ногами; нередко для этой цели применялись кони: «...снопы раскладывали на гум­ не, потом ездили по ним вокруг на лошадях или на волах» 128

А мы просо вытопчем, вытопчем, Ой-дид-Ладо вытопчем, вытопчем.

Да чем же вам вытоптать, вытоптать? Ой-дид-Ладо вытоптать, вытоптать.

А мы коней выпустим, выпустим...129

Противопоставление двух играющих партий появилось тогда, когда аграрно-магическая сущность обряда была оттеснена второй идеей весен­ него игрища — идеей сватовства и выдачи девушек замуж. Две шеренги играющих символизировали два разных рода, два села, соединенных эк­ зогамными связями. Невольно вспоминается знаменитый рассказ лето­

127Тихоницкая Н. Я. Русская народная игра..., с. 152.

1282,е1епЫ Б. Киз8 18 сЬе (озЫа-ййвсЬе) Уо1квкип<1е. Ьегргщ, 1927, 8. 48.

129Тихоницкая И. Н. Русская народная игра..., с. 154.

404 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИСТОКИ СЛАВЯНСКОЙ МИФОЛОГИИ

писца о брачных обычаях славян, когда устраивали «игрища межю селы...

и ту умыкаху жены собе...». Коней, вытоптавших просо (поздний вариант, подразумевающий посев), «перенимают», а владельцы коней хотят их вы­ купить. Выкуп — «девица». Сторона, сеявшая просо, выбирает из участт ниц другой стороны девушку и поет: «В нашем полку прибыло, прибыло...». Исследовательница отмечает связь игры со свадебными обрядами 13°.

Лада или

Диди-Лада (Великая Лада?) объединяет, как это мы видели

и на многих

других примерах, весеннюю аграрную обрядность с обряд­

ностью брачной 1310 Имя Лады в большинстве случтев сопровождается дополнительными

словами, за которыми, по мнению средневековых авторов, стоят особые божества, в силу чего они требуют специального рассмотрения. Известны сочетания: Дид-Лада (вариант Диво-Лада), Мати-Лада, Лель, Лель-По- лель; средневековые источники добавляют загадочное имя, которое в ла­ тинской транскрипции выглядит как 1азза или 1еззе, где удвоение з долж­ но соответствовать славянскому шипящему. Следовательно, фонетически это должно выглядеть примерно как «Яша» («Яжа») или «Еше» («Еже»). Попытка Длугоша объяснить это слово как имя Юпитера-Зевса настолько отпугнула всех последующих исследователей, что они обходили его мол­ чанием. А между тем в нашем распоряжении есть некоторые данные, поз­ воляющие приблизиться к раскрытию смысла. Дело в том, что в Польше, Белоруссии и на Украине существовали легенды о змеях, которые, прожив дважды по семь лет, превращались в особых кровожадных существ, назы­ ваемых по-польски «смоками», а по-украински — «яжами». К. Мошинский сам записал такую легенду о «яже» Оаге), пожирающем людей. Особен­

но

много

подобных легенд

в окрестностях Кракова и

в самом Крако­

ве

132.

мы можем снова

вспомнить ту детскую игру

(упомянутую во

 

Теперь

вводной главе), где Яша, или Ящер, роль которого исполняет мальчик, сидит в центре хороводного круга и выбирает себе девочку-жертву. В ка­ кой связи змей или ящер упомянут рядом с Ладой, сказать трудно. Быть может, это было только локальным явлением в отрогах Карпат: ченстоховские поучения XV в. против Лады, Леля и Яжи писались всего в трех днях пути от Кракова с его знаменитым смоком.

Дид-Ладо объяснено еще в прошлом веке при помощи литовского языка как Великая Лада, Великое божество (БесИз Бе-ше) 133

Необходимо учесть, что русские песни с припевом «Ой, Дид-Ладо!» распространены в том широком поясе, где в праславянское время расселя­ лись многочисленные балтские племена, позднее ассимилированные сла­ вянами. Это очень хорошо объясняет восприятие славянами архаичного балтского ритуального возгласа: «БесИз Ьайо!», т. е. «Великая Лада!». Идол Бода, поставленный, по легенде, на Лысой горе рядом с идолами

130Тихоницкая II. II. Русская народная игра..., с. 165.

131Фаминцын, А. С. Богиня весны и смерти..., с. 153.

132МовгупзЫ К. Ки11ига 1ис1о\«а 81о\«1ап, з. 585.

133Фаминцын А. С. Божества древних славян, с. 256. (Со ссылкой на Стрыйковского.)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. РОЖДЕНИЕ БОГИНЬ И БОГОВ

405

Лады и Лели, не поддается истолкованию. Предполагают описку и вместо «Бода» читают «Баба». Это осмысленнее, но не яснее 134

Самым устойчивым и широко распространенным у в-^ех славян являет­ ся Лель или Леля как сопутствующее Ладе слово (божество?). Это слово в большей степени подверглось «закону припевности» и нередко встречает­ ся с повторами: «Лель-люли», «Лель-полель» и др. С подобными повторами мы очень часто встречаемся в фольклорном материале: «стар-старичок», «млада-младешенька», «горе-горькое» и т. п. Но основу все же составляет то, что было записано поляками еще в XV в .,— 11е1у (сербское «льельо», хорватское «1]е1]0», русское «лель», «Ляля», «лёля» и т. п.).

Здесь опять,

как и в случае с

Ладой, приходится решать вопрос

о мужском или

женском естестве

этого персонажа. А. Н. Островский

и Н. А. Римский-Корсаков своей «Снегурочкой» убедили публику в том, что Лель — юноша, однако это так же далеко от истины, как и превраще­ ние кочевников-берендеев в архаических славян. Целый ряд записей гово­ рит о Леле (Лёле) в женском роде. Большой интерес представляет бело­ русская аграрно-заклинательная песня, обращенная к Ляле:

Дай нам житцу да пшаницу, Ляля, Ляля, наша Ляля!

В агародзе, сеножаце, Ляля, Ляля, наша Ляля!

Ровны гряды, ровны зряды, Ляля, Ляля, наша Ляля! 135.

Особенно показателен обряд-игра, посвященный только этому персонажу'Щ подробно описанный Фаминцыным 136 Обряд наблюдайся у укра­ инцев и белорусов юго-западного края России. Проводился он в канун юрьева дня, 22 апреля; эти дни назывались «красной горкой», что отлича-

134 Если бы было надежное чтение «Баба», то можно было бы сближать с греческим Ваи^ы — богиня борозды, близкая к Деметре. В этнографии широко известны «Житные бабы». Завиш Каландра высказал интересную мысль, что славянская «Баба» (житная, пшеничная, ячменная) может быть полностью сопоставлена с Деметрой («Ячменной матерью»), а ее дочерью, соотносимой с Корой, он считает «Ячменную невесту»— последний сноп на поле. См.: КаЫнЯта '/ЛгчИ. Сезкё роЬапз1- VI. РгаЬа, 1947, з. 469. Все это было бы хорошо приложимо к трем лысогорским

идолам, если бы мы были уверены в том, что имя «Вос1а» непременно означает «Баба».

135 Древлянский. Белорусские народные предания, с. 105. Цитирую по А. С. Фамин-

цыну («Божества древних славян», с. 295).

136 Во время раскопок в с. Гочеве Курской обл. в 1939 г. мне и другим участникам экспедиции довелось видеть, как «играли Лёлю». Точный день предстоящего игри­ ща заранее не был известен; о нем узнали только накануне. Под вечер на большой площади собралось несколько десятков старух, женщин и девушек (включая под­ ростков) в особых, хранимых для этого случая, белых одеждах. Они все образовали огромный, очень торжественный хоровод и, подняв руки к небу и медленно притоп­ тывая, двигались по кругу. При этом пелись свадебные песни. Мужчин вокруг хоровода не было даже в качестве зрителей. Календарно это празднество не совпа­ дало с весенним циклом (июль) и, очевидно, соответствовало по смыслу проводам Лёли.

40В ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИСТОКИ СЛАВЯНСКОЙ МИФОЛОГИИ

лось от обычного наименования «красной горкой» фоминой, послепасхаль­ ной недели.

Девичий праздник назывался «Ляльник». Девушки выбирали из своей среды самую красивую, и она исполняла роль Ляли. Для Ляли изготав­ ливалась особая дерновая скамья, которая, очевидно, должна была симво­ лизировать землю с начавшей прорастать растительностью. На середину скамьи садилась увенчанная венком Ляля, а по сторонам от нее на скамью укладывались приношения: по одну сторону — хлеб, а по другую — кув­ шин с молоком, сыр, масло, яйца и сметана. У ног Ляли лежали сплетен­ ные венки. Девушки водили хоровод вокруг торжественно восседавшей Ляли, прославляя ее как кормилицу и подательницу урожая. По оконча­ нии хороводной пляски и пения Ляля наделяла девушек венками. Этот ве­ сенний праздник с угощением Ляли продуктами земледелия и скотовод­ ства, связанными с растительной вегетативной силой (хлеб и молочное), проводился накануне другого очень важного празднества славян — перво­ го выгона скота в поле, обставленного множеством заклинательных обря­ дов, знаменитого юрьева дня 23 апреля.

Если перед древней масленицей, когда в природе устанавливалось ве­ сеннее равноденствие и солнце побеждало зиму, люди «закликали весну», приглашали ее, то в юрьевские дни, когда уже появлялась первая трава, когда распускались деревья, можно было уже праздновать приход весны, ее ощутимое присутствие. Этот весенний праздник «рптауега», первой зелени действительно очень напоминает по своей сущности античные элевсинские мистерии, связанные с весенним возвращением Персефоны.

Персефона-Кора — дочь Деметры; второе имя подчеркивает дочерний, юный характер весенней богини. Напомню, что анонимный русский автор XVII в., сочинение которого использовал Гизель, прямо называет Ладу матерью Леля и Полеля. В этом указании на материнство Лады автор, очевидно, опирался только на современный ему этнографический мате­ риал, так как у него нет никаких параллелей с античной мифологией и он не упоминает ни Цереру, ни Прозерпину, что делали польские авторы. Мужской род детей Лады также условен. Материнство Лады явствует и из тех песен, где при закликании весны к ней, Ладе, обращаются за разре­ шением: «Благослови, мати Ладо, весну закликати!». У русского этно­ графа XVII в. были все основания считать Ладу матерью.

Отбросим Полеля как песенное повторение, примем женский род для Лады и Лели (к чему нас обязывает фольклорный материал), и мы полу­ чим архаичную пару: мать и дочь — богини оживающей и рождающей при­ роды. Эта пара много древнее, так сказать, исконнее, чем античные мифы или фольклорные реминисценции, и она ведет нас к паре охотничьих рожаниц, тоже являющихся матерью и дочерью. Но здесь мы имеем дело с рожаницами уже аграрными, связанными не с приплодом зверей, а с ве­ гетативной силой весеннего расцвета растительности вообще и хлебных злаков в частности.

Дочерняя сущность Лели-Ляли явствует из целого ряда близких к это­ му мифологическому имени слов: «ляля», «лялька» — ребенок, дитя, кук­ ла, игрушка; «лелеять» — бережно носить ребенка; «люлька» — детская

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. РОЖДЕНИЕ БОГИНЬ И БОГОВ

407

----------------------------- 71-------------------

1------------------------------------------------------------

 

колыбель; «лелека» — аист, с которым связано поверье о том, что он при­ носит детей, и многое другое. «Леля», «Ляля» могло быть почти нарица­ тельным обозначением «дочери», подобно тому как Персефона, дочь Деметры, именовалась просто «Корой», т. е. тоже «дочерью».

С праздником Лели и Лады в юрьевские дни (22 и 23 апреля), с пас­ хальными днями и с более ранними, масленичными обрядами связано во многих местах разведение костров. Сербы разжигали огромные общесель­ ские костры, высота которых достигала 7 м. Пепел из костра считался свя­ щенным: им посыпали семена, священник в церкви мазал этим пеплом крест на лбу прихожан, ему приписывались целебные свойства. Иногда вокруг основного костра разводилось 12 малых, что означало общегодовую значимость обряда 137 Ритуальные костры носили интересные названия: «лила», «олеле», «олала», «олали)а».

Сербские «лилы» явно связаны с магией плодородия и со скотоводст­ вом — во время горения костра разбрасывали горящую бересту («лилу») и пели:

Лила, гори, жито, роди!

...Весело нам, лиле, горе да нам краве добре веде!

Большие костры палили из соломы («гомиле сламе»), а также жгли огни в особой решетке, высоко поднятой четырьмя мужчинами на четырех длинных шестах 138 Такие же масленичные костры из целых копен соло­ мы разжигали на высоких местах вне села и болгары, устраивая вокруг огня хороводы. В Болгарии эти костры называли также «олелии», «ойлалия». Не было ли перенесено еще в древности название праздника в честь весенней Лели (по польским записям XV в. «ИеИ», «Пе1у») на сопровож­ давший празднество костер, символизировавший разгоравшееся тепло природы?

Итак, из многообразного общеславянского фольклорного материала вычленяются две мифологические фигуры: Лада — великая богиня весен­ не-летнего плодородия и покровительница свадеб, брачной жизни — и ее дочь (?) — Леля, Лёля, Ляля, олицетворяющая весну, весеннюю зелень, расцвет обновленной природы.

А. С. Фаминцын, писавший о богине весны и сопоставивший русско­ украинский фольклор с мифом о Деметре и Персефоне, во второй своей работе несколько сместил объекты внимания: он ни слова не говорит о Ладе и Леле, просто не упоминает их, а сближает с погибающей Персефоной купальскую Морену, Мару, Кострому и т. п. Обряд уничтожения (рас­ терзания, сожжения и утопления) соломенных кукол, действительно, очень близок к мистериям, изображающим похищение Персефоны, но в славянских материалах мы совершенно не ощущаем единства весеннего

137 Календарные обычаи и обряды... Весенние праздники, с. 252—262.

138 КулишиН Ш., ПетроеиН П. Ж., ПантелиН II. Српски митолошки речник, С. 194.

408 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИСТОКИ СЛАВЯНСКОЙ МИФОЛОГИИ

божества с фигурой, трагически завершающей свой годичный путь в по­ хоронных обрядах Купалы или петрова дня. Нигде не хоронят ни Ладу, ни Лелю, хотя проводы последней можно видеть в приведенном выше опи­ сании гочевской «игры в Лёлю». Быть может, это связано с тем, что широко распространенное слово «морена» («шаггапа») означало не славянскую Персефону, а живую девушку, которую в древности приносили в жертву в момент кульминации созревания урожая?

Освобожденные от пренебрежительно-ученого критицизма, многочис­ ленные сведения о Ладе позволяют нам считать ее общеславянским бо­ жеством с функциями богини растительного плодородия (в чем она как-то соприкасается с Макошью, как Деметра соприкасалась с Геей, Артеми­ дой и др.) и богини брака.

Исходя из такого взгляда на Ладу, мы должны снова обратить внима­ ние на Збручского идола: там изображены две богини. Одну из них я отож­ дествил с Макошью, верховным женским божеством, попавшим даже в великокняжеский пантеон, а вторая оставалась неразгаданной. Напом­ ню, что атрибутом второго божества является небольшое кольцо, пер­ стень, четко обозначенный в рельефе. Богиня держит кольцо в правой руке и как бы показывает его зрителю. Думаю, что у нас есть все основания признать эту вторую богиню збручской композиции Ладой 139 Тогда вся композиция будет расшифровываться так: в центре, на главной лицевой стороне четырехгранного идола, изображена Макошь с рогом изобилия

вруке; по правую руку от нее, на соседней грани, скульптор изобразил Ладу, богиню брака, семейной жизни, символом чего является перстень

вее руке. Вспомним «ладувание» (или «Дай-Лада») — обряд, во время которого в святую воду девушки бросали перстни и цветы. По левую руку главной богини на другой грани находился бог-воин с конем и мечом. Та­ ким образом, по сторонам Макоши находились божества обеих половин рода человеческого — справа Лада, покровительница девушек и женщин,

ислева вооруженный Перун, бог мужей воинов 14°.

Признание второго женского божества Ладой удревняет наши досто­ верные сведения об этой общеславянской богине доязыческих, дохристиан­ ских времен, так как Збручский идол датируется IX —X вв. н. э. Но, разумеется, широчайшее распространение имени Лады в славянском и ли­ товско-латышском фольклоре заставляет нас опустить время возникнове­ ния мифологического образа и имени этой богини не только на прасла­ вянскую глубину, но и на глубину славяно-балтской близости.--

Х39 Близ области, где был найден Збручский идол, на Буге и в Межибожье, сохрани­ лись интересные этнографические данные о почитании «Великой Лады». Ее чество­ вали в песнях целый месяц — от 25 мая до 25 июня. См.: Фаминцын А . С. Божества

древних славян, с. 257.

140 Раз речь зашла о композиции в целом, то, опережая доказательства (которые будут даны ниже), хочу высказать предположение, что подземный бог, несущий на своих руках землю, очевидно, Велес, связанный и с плодоносностью земли, и с миром умерших предков.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. РОЖДЕНИЕ БОГИНЬ И БОГОВ

40»

*

Рано записанная античная мифология, представляющая по существу контаминацию множества древних локальных племенных мифов, постоян­ но служит неким общим мерилом, при помощи которого легче определя­ ются и классифицируются мифы других народов. Уже Геродот использовал это мерило, приравнивая скифского Папая к Зевсу, а Гойтосира к Апол­ лону. Наивное уравнивание славянских божеств с римскими у Яна Длугоша и у автора Густынской летописи было, вероятно, не столько жела­ нием утвердить их действительное тождество, сколько стремлением переве­ сти славянские мифологические образы на международный язык античной мифологии.

Во многих случаях установленного сходства античные имена прикры­ вали собой результат конвергентного развития первобытного мышления у разных народов, выполняя лишь эту «переводческую», истолковательную функцию. Но особый интерес представляют те мифы, которые по геогра­ фическому признаку, по месту действия богов и героев связывают грече­ скую мифологическую систему с той или иной местной, не греческой сре­ дой и иноплеменной мифологией, где сходные черты могут быть объяс­ нены не только конвергенцией, но и общностью происхождения.

Возможно, что одним из таких случаев является культ богини Лато, так пышно представленный в крито-микенское время и вытесненный впо­ следствии, во-первых, культом ее дочери Артемиды, а во-вторых, культом южной пары богинь — Деметры и Персефоны.

Многократно подчеркнутая мифами связь богини Лато (позднее Лето)

ссеверными народами обязывает нас рассмотреть сопоставительно культ греческой Лато и славяно-балтийской Лады.

Для права на такой поиск мы располагаем пока лишь двумя призна­ ками близости: «мать Лада», богиня плодородия, выступает в паре со своей дочерью Лелей точно так же, как Лато с дочерью Артемидой, богиней плодородия; имя богини-матери у греков (Лато, Лето) и римлян (Латона) созвучно балто-славянской форме Лада, Ладо. Этих данных было бы недо­ статочно для утверждения о единстве происхождения мифологических образов Лато и Лады, если бы в нашем распоряжении не было сведений об ареале культа Лады у северных племен, с одной стороны, и устойчивых упоминаний о связи Лето с северными племенами в греческих мифах —

сдругой.

Необходимо детально разобрать географию этих загадочных северных народов и выяснить их взаимоотношение с областью балто-славянских поклонников «матери Лады».

Напомню еще раз, в чем выражается связь Лато с Севером:

1.Лато происходит из земли гиперборейцев.

2.Мужем Лато некоторые мифы считают гиперборейца Описа.

3.Лато бежала от гнева Геры на о. Делос из земли Гиперборейцев.

4.Сын Лато, Аполлон, ежегодно отправляется на зиму в страну ги­ перборейцев («аподемия»).

5.В стране гиперборейцев Аполлон хранит свои стрелы.

410ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИСТОКИ СЛАВЯНСКОЙ МИФОЛОГИИ

6.Гиперборейцы ежегодно посылают дары в делосские храмы детей

Лато — Аполлона и Артемиды.

Связь с Севером, как видим, достаточно прочная и даже наследствен­ ная. Теперь все дело сводится к уточнению понятия «гиперборейцы». Обилие различных мнений как у древних, так и у современных ученых привело к отказу от решения этой давней загадки. В книге, названной «Знания древних о северных странах», нет разбора мнений о гиперборей­ цах, нет ни одного посвященного им параграфа — автор просто объявил их мифическим, никогда не существовавшим народом 141

Мне кажется, что дело обстоит не так уж безнадежно. Следует только учесть, что название «гиперборейцы» является не именем народа, а нари­ цательным обозначением: «самые северные». А так как граница познания Севера все время отодвигалась дальше и дальше от Греции, то и народы, подпавшие под это греческое искусственное обозначение, менялись.

В гомеровское время и вплоть до Геродота северным пределом ойкуме­ ны представлялся балтийский (южный) берег континента. Скандинавия и Британия еще не были известны. В полном согласии с этим Геродот писал о том, что гиперборейцы заворачивали свои дары далеким южным божествам в пшеничную солому, а это говорит о племенах, обитавших в зоне земледелия, в которую входило южное побережье Балтики и Северного моря.

Переворот в географических познаниях древних произвело плавание Питея из Массилии (современный Марсель) в северные моря, открывшего Британию и заглянувшего, по-видимому, в Балтийское море, где «за Гал­ лией непосредственно к северу от Скифии» находился остров, богатый янта­ рем. Питей плавал в 330—320 гг. до н. э. 142 После этого, когда кругозор расширился, математик Эратосфен(Ш в. дон. э.), исходивший из шарооб­ разности Земли, предсказал, что «самым северным» будут считать народ, обитающий у Северного полюса.

У последующих компиляторов произошло смешение ранних рассказов о реальных северных земледельческих племенах со сведениями о жизни за Полярным кругом, куда научная мысль отодвинула «самых северных». Помпоний Мела в первой половине I в. н. э. писал, что гиперборейцы «живут на крайнем севере по ту сторону Рипейских гор, под самой Поляр­ ной звездой... День продолжается у них шесть месяцев, и столько же ме­ сяцев тянется ночь». Далее компилятор описывает плодородные земли и счастливый быт гиперборейцев, соединяя явные несовместимости 143. В подобных поздних сочинениях гиперборейцы выглядят не столько ми­ фическим, сколько утопическим народом явно литературного происхож­ дения.

Нас в Связи с нашим архаичным религиозным сюжетом интересуют не тенденциозные вымыслы о счастливом северном' несуществующем на-

141 Елъницкий Л. А. Знания древних о северных странах. М., 1961, с. 37 («мифические

народы гиперборейско-амазонского толка...»; см. также с. 38, 54, 60, 152).

142Хенпиг Р. Неведомые земли. М., 1961, т. I, с. 178.

143Античная география. М., 1953, с. 225—226.