книги из ГПНТБ / Кузнецов, Б. Г. Этюды об Эйнштейне

1

Если бы поэзия передавала науке свои умоза­ ключения, она бы лишила науку достоверности; если бы наука отдавала поэзии свое позитивное

содержание, свои выводы, поэзия теряла бы при этом свою проникающую силу, трансформирующую стиль интеллектуальной и эмоциональной жизни че­ ловечества. В действительности поэзия дает науке не элементы знания, а импульсы, зависящие не столько от представлений поэта о мире, сколько от особенностей его художественного творчества. Не­ посредственный эффект влияния поэзии (она здесь представляет искусство в целом) на науку — не науч­ ные концепции, а подход ученого к миру, не содер­ жание научной теории, а черты научного темперамен­ та. Наука соответственно служит для поэзии не скла­ дом тем для дидактического изложения, а источни­ ком импульсов, причем таким источником служат не столько позитивные результаты, сколько стихия по­ исков, апорий, нерешенных проблем — драматиче­ ская и наиболее эмоциональная сторона науки. Тако­ го рода взаимодействие не может быть явным; в нем существенную роль играет интуиция. Поэтому и ана­ лиз подобного взаимодействия не может претендо­ вать на исчерпывающую однозначность.

Существует классический во многих смыслах при­ мер связи между наукой и поэзией, который говорит на первый взгляд о другом.

82

Поэма Лукреция «О природе вещей» многим ка­ залась, да и сейчас кажется, каноческим изложением позитивных концепций Эпикура. В свою очередь ее влияние на науку иллюстрируется множеством за­ имствований из текста поэмы, вышедших непосредст­ венно или через опосредствующие звенья в содер­ жание научных трактатов средневековья и Возрож­ дения. Можно показать, однако, что поэма Лукреция была не столько рифмованным изложением резуль­ татов Эпикура, сколько поэтическим обобщением жи­ вых апорий античной атомистики. Можно также по­ казать, что для наиболее близких по духу мыслите­ лей поэма Лукреция была источником не сведений

оприроде, а импульсов для поисков новых сведений. Остановимся сначала на идеях Эникура, а потом

перейдем к Лукрецию.

Идеал Эпикура — жизнь, свободная от страданий. Главная причина страданий — вера в богов. Счастье достигается освобождением от религии. Такому осво­ бождению служит атомистическая система мира. Эпи­ кур утверждал, что сам он достиг спокойной и радо­ стной гармонии духа. Накануне смерти, уже чувствуя ее приближение, он начал письмо Идоменею словами: «В этот счастливый и, вместе с тем, последний день моей жизни пишу вам следующее...» Затем речь идет о болезни и тяжелых физических страданиях. «Но всему этому противоборствует душевная радость при воспоминании бывших у нас рассуждений» *.

Существует легенда о Демокрите, который осле­ пил себя, чтобы чувственные впечатления не мешали абстрактному мышлению. Маркс в своей юношеской

83

диссертации о натурфилософии Демокрита и Эпику­ ра говорит: «В то время, наконец, как Демокрит, от­ чаявшись в знаниях, лишает себя зрения, Эпикур, чувствуя приближение смерти, садится в теплую ван­ ну, требует чистого вина и рекомендует своим друзь­ ям остаться верными философии»

Демокрит разработал весьма цельную концепцию природы, пользуясь понятиями «бытия» — гомоген­ ного вещества и «небытия» — пустоты. Многокрасоч­ ность чувственного мира должна была стать феноме­ нологическим занавесом, через который просвечива­ ют движения частиц, отличающихся лишь величиной и формой. Вместе с тем Демокрит чувствовал за­ труднения и противоречия замкнутой системы миро­ здания. Как и другие мыслители древней Греции, Демокрит включал в свои натурфилософские пост­ роения то динамическое, обращенное в будущее ощу­ щение незаконченности своей системы, то гениальное предвосхищение принципиально иных закономерно­ стей, которое так характерно для подлинной, не высушенной последующей канонизацией античной мысли.

Для Эпикура антидогматическое предвосхище­ ние границ данных закономерностей и возможности иных закономерностей было необходимой основой моральных выводов философии, т. е. главной цели его учения. Для Эпикура счастье человека невоз­ можно без свободы. Но полная обусловленность дви­ жений частиц привела бы к естественнонаучному

84

«кисметом» восточных религий'. Фаталистическая детерминированность природы кажется Эпикуру худ­ шей модификацией традиционной религии. «В самом деле, — говорит Эпикур в письме к Менекию, — луч­ ше было бы следовать мифу о богах, чем быть рабом физиков (естествоиспытателей), миф дает намек на надежду умилостивления богов посредством почита­ ния их, а судьба заключает в себе неумолимую необ­ ходимость» 2.

И вот на сцене появляются знаменитые clinamen — микроскопические спонтанные отклонения частиц от прямолинейных траекторий. Эта идея про­ бивает оболочку механического фатализма, и в обра­ зовавшуюся брешь входят понятия и образы, дале­ кие от цельной и замкнутой механической картины мира. Далекие во времени. Тому, что отличало Эпи­ кура от универсального механического понимания природы, предстояло в течение двух десятков веков дожидаться собственно физических эквивалентов.

Атомы Эпикура сталкиваются, и в краткие проме­ жутки между столкновениями они обладают одной и той же постоянной скоростью. Такая концепция вы­ сказана в письме Эпикура Геродоту. Постоянная скорость имеет конечную, но очень большую величи­ ну. Эпикур приравнивает ее скорости мысли («...атом будет иметь движение с быстротой мыс­ ли...»). С подобной скоростью атомы движутся вниз под влиянием собственной тяжести и с той же ско­ ростью — в стороны под влиянием толчков.

Таким образом, толчки изменяют не абсолютную

85

следует, что скорость атома в течение сравнительно большого интервала времени (т. е. на усередненной траектории) может иметь любое значение, в том числе нулевое, но всегда меньшее, чем скорость на микроскопическом прямом отрезке между двумя со­ ударениями и на составленной из таких отрезков пройденной атомом ломаной линии.

Движение атома на микроскопическом отрезке между соударениями или спонтанными отклонения­ ми недоступно чувственному восприятию. Чувствен­ ным образом в принципе можно воспринять лишь ре­ зультирующее смещение на сравнительно значитель­ ное, макроскопическое расстояние. Когда Эпикур говорил о фундаментальной скорости — постоянной скорости элементарных сдвигов (они были названы «кинемами»), как о скорости, равной скорости мыс­ ли, то речь шла не только и даже не столько о пред­ полагаемой колоссальной скорости мыслительного процесса. Речь шла о предельной скорости, пости­ гаемой мыслью и непостигаемой по своей величине непосредственным наблюдением.

Нам сейчас нетрудно понять, что результирующая макроскопическая скорость атома зависит от симмет­ рии отдельных кинем. Если число кинем в одном нап­ равлении будет равно числу кинем в противополож­ ном направлении, результирующая скорость окажет­ ся равной нулю. Если диссимметрия будет весьма значительной, результирующая скорость приблизится к максимальной скорости — скорости движения на микроскопических отрезках.

Поскольку отдельные кинемы, связанные со спон­ танными отклонениями, носят случайный характер, речь должна идти о вероятностях тех или иных на­ правлений. Если вероятности кинем противоположно­

86

го направления мало отличаются одна от другой, результирующий макроскопический сдвиг и результи­ рующая макроскопическая скорость окажутся незна­ чительными и, вообще говоря, они пропорциональны диссимметрии вероятностей. Подобного статистиче­ ского представления о наблюдаемых движениях у Эпикура, насколько нам известно, не было. Оно, быть может, сыграет некоторую роль в современных концепциях движения элементарных частиц. Но что важно для рассматриваемой здесь проблемы — это то, что Лукреций через два с лишним столетия пос­ ле Эпикура, излагая идеи греческого мыслителя, сде­ лал шаг в сторону подобной концепции.

Об этом будет сказано немного позже, в связи с поэмой Лукреция. Возвращаясь к Эпикуру, следует подчеркнуть связь понятия кинем и постоянной мак­ симальной скорости (исотахии) с концепцией диск­ ретного пространства и времени.

Эпикур говорит о непрерывном времени, состоя­ щем из недоступных восприятию интервалов, в тече­ ние которых происходят прямолинейные сдвиги ато­ мов. Расстояния, проходимые атомами, соответствен­ но делятся на дискретные элементы — расстояния, проходимые в течение минимальных интервалов вре­ мени. Но наблюдаемое время, так же как наблюдае­ мое пространство, непрерывно. Такая непрерыв­ ность зависит не только от того, что мы рассматри­ ваем движение в течение сравнительно большого срока. Она возникает также в силу больших прост­ ранственных размеров наблюдаемых тел. В макро­ скопическом, наблюдаемом мире мы видим тела, ко­ торые движутся в одном направлении, несмотря на беспорядочные движения составляющих эти тела атомов. «Даже в самый малый период непрерывного

87

времени атомы в сложных телах несутся к одному месту». Иначе говоря, пока речь идет о чувственнопостигаемых пространственно-временных областях, случайные блуждания отдельных атомов остаются несущественными для наблюдаемой картины.

Какой своей стороной, благодаря каким особенно­ стям концепция Эпикура кажется направленной в бу­ дущее?

Эпикур отнюдь не противопоставляет объективную картину дискретного движения субъективному впе­ чатлению непрерывного движения тел с различными скоростями. Нет, обе эти картины имеют объектив­ ный характер, соответствуют объективной истине. «...Истинно только все то, что мы наблюдаем чувст­ вами или воспринимаем умом путем постижения»,

Из этой идеи, существенно опередившей механиче­

и дискретного движения, а также существование объективной связи между теми и другими. Скорость

средних значений и вероятностей последних. Мы это знаем после Максвелла, Гиббса, Больцмана, после появления статистической физики и статистических теорий вообще. Было бы неправильно модернизиро­ вать взгляды Эпикура и приписывать ему статисти­ ко-вероятностную концепцию движения. Речь идет не о близости ответов Эпикура, т. е. его позитивных идей, к позитивным идеям современной науки. Речь

88

Именно эта обращенная в будущее, «вопрошаю­ щая» сторона науки чаще и больше всего служит ка­ тализатором художественного творчества. Особенно в такие моменты, когда художественное творчество защищает свободу и разум человека от авторитарно­ го принуждения.

Вподобный исторический момент Лукреций изло­ жил систему Эпикура в поэме «О природе вещей».

ВI в. до н. э. римское общество переживало тя­ желую полосу своей жизни. Жестокая диктатура Суллы, кровавое подавление восстания Спартака, граж­ данская война, небывалое до того усиление прави­ тельственного произвола и с другой стороны, мистицизм, направленный против претензий разума. Религия и система мелочной религиозной регламен­ тации воплощали обе эти тенденции. Общественная оппозиция тянулась к образцам свободной греческой

адресованной не только уму, но и чувству.

И как всегда (или почти всегда), отражение кол­ лизий сегодняшнего дня приводило к созданию бес­ смертных произведений, остающихся близкими лю­ дям всех последующих исторических эпох. Художест­ венная литература отвечает на вопросы современни­ ков с такой широтой обобщения, что ее ответы сохраняют свое значение и тогда, когда о первона­ чальных вопросах давно забудут. А так как широта обобщения в какой-то мере пропорциональна общест­ венному темпераменту художника (коэффициентом пропорциональности является его талант), то полу­ чается на первый взгляд противоречивое соотноше­ ние: злободневные интересы служат катализаторами подвигов гения, создающего вечные ценности. Для

89