Какой модерн. Том 1 (Научное издание)-2010

А л е к с а н д р М а м а л у й

и признаем правомерную несоизмеримость их подходов? По мнению Р. Рорти, Маркс и Ницше, вернее, артикулируемые первым общественная справедливость и солидарность, а вторым – личностное самосозидание и совершенство, так же мало нуждаются в синтезе, как, например, малярная кисть и лом. «Обе стороны правы, но нет никакой возможности заставить их говорить на одном языке»71. Да и нет в этом особой нужды, ибо именно их разноязыкость постоянно поддерживает и пролонгирует открытое обсуждение без претензии на его увенчание ниве- лирующе-общеобязательной истиной для всех.

В этом отношении Ницше может дополнить Маркса акцентированным истолкованием свободы как индивидуального самоосвобождения. Без вкуса и готовности к внутренней свободе внешнее освобождение оборачивается новым рабством. Грозным предостережением звучат слова Ницше о страшной опасности безоглядного предоставления, нет, лучше сказать: взваливания свободы на тех, кому не по плечу ее бремя. «Свободным называешь ты себя? Твою господствующую мысль хочу я слышать, а не то, что ты сбросил ярмо с себя. Из тех ли ты, что имеют право сбросить ярмо с себя? Таких не мало, которые потеряли свою последнюю ценность, когда освободились от рабства. Свободный от чего? … Твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?»72

Этому предостережению прошедший век не внял, что повлекло за собой невиданные кровавые трагедии. Достаточное ли это основание, чтобы требование всеобщего освобождения было снято с повестки дня? Или дело в другом – в еще более настоятельной необходимости превращения самого процесса освобождения в самоосвобождение?

71Рорти Р. Указ. соч. С. 19.

72Ницше Ф. Соч. В 2 т. Т. 2. С. 45.

158

К а р л М а р к с и Ф р и д р и х Н и ц ш е

Еще раз предоставим слово Р. Рорти: «Марксизм был предметом зависти всех последующих интеллектуальных движений, поскольку некоторое время казалось, что он показывает, как синтезировать самосозидание и социальную ответственность, языческий героизм и христианскую любовь, отрешенность созерцателя и запал революционера… Я считаю, что эти противоположности могут быть соединены в жизни, но не в теории. Нужно прекратить искать преемника марксизму…»73. Если имеется в виду теория, которая освобождает нас от индивидуальных усилий в поиске сочетания этих противоположностей, то с этим суждением стоит согласиться. Но вряд ли Маркс был столь девственно наивен и безапелляционен в своем подходе к этой проблеме. Да и помнится, Р. Рорти сам говорил, что обе стороны правы, нет только нужды подводить их под общий знаменатель.

73 Рорти Р. Указ. соч. С. 159-160. Ср.: «Мы не видим никакого основания, почему недавние общественные и политические процессы или последние достижения философской мысли должны удержать нас от нашей попытки построить космополитическое мировое сообщество, воплощающее тот же тип утопии, что увенчивал собою христианские, просветительские и марксистские метанарративы освобождения» (Rorty R. Objectivity, relativism and Truth: Filosophical Papers. Vol. 1. Cambridge University Press, 1991. P. 198199. Цит. по: Грей Д. Поминки по Просвещению: Политика и культура на закате современности. М.: Праксис, 2003. С. 330-331).

159

АВТОРСТВО (ТРАНС)ДИСКУРСИВНОСТИ

Концепция «трансформации» Карла Маркса была все-таки усвоена, – если и не целиком, то по большей части, – в интерпретации, в интерпретации мира как самопроизводства Субъекта истории и Истории как субъекта.

Ж.-Л. Нанси

В своей получившей широкую известность работе «Что такое автор?» Мишель Фуко говорит об особом, весьма своеобразном типе автора, появившемся в Европе в ХIХ веке. Его «не спутаешь ни с “великими” литературными авторами, ни с авторами канонических религиозных текстов, ни с основателями наук». Кокетничая «некоторой долей произвольности», он называет их сначала (fondateurs) «основателями», а затем – (instaurateurs) «учредителями», «установителями» дискурсивности1. Они – не просто ав-

© Мамалуй А.А., 2002, доп. и испр., 2010

1 Фуко М. Что такое автор?// Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М.: Касталь, 1996. С. 31. Различение «основателя», с одной стороны, и «установителя-учреди- теля», с другой, оправдано тем специфическим контекстом, в котором необходимо подчеркнуть относительность, неригидность начала – в смысле, скорее, установления, подверженного постоянным, но незаданным и нелинейным трансформациям, нежели незыблемого основания, призванного утвердить себя систематически и тотально.

160

А в т о р с т в о ( т р а н с ) д и с к у р с и в н о с т и

торы своих текстов, книг или произведений, создание которых может быть вполне оправданным и индивидуальным образом им атрибутировано. К тому же этих новых носителей авторства следует отличать, – что, надо признать, не так-то просто и потому это делается не столь уж часто2, – и от авторов, которые, по определению Фуко, находятся в «транс-дискурсивной» позиции3. Ведь одно дело быть автором, пребывающем в трансдискурсивной ситуации, и совершенно другое – быть основателем, установителем, учредителем, т.е. собственно автором (транс)дискурсивности.

Первая форма авторства – феномен столь же древний, как и наша цивилизация. Им охватываются все, кто в качестве авторов-зачинателей открытий, учений, теорий, дисциплин, традиций, движений культивировал почву, на которой могли разместиться другие авторы со своими произведениями, текстами, идеями, акциями или артефактами. Ко второй, гораздо более поздней, форме авторства М. Фуко относит тех, кто создает «нечто большее»: открывает не только возможность, тональность или парадигмальные правила образования других текстов, но и устанавливает «некую бесконечную возможность дискурсов»4, многообразных дискурсивных практик, по-разному – от консеквентного проведения до непримиримого отторжения – соотносящихся с исходной версией авторского позиционирования.

Фуко считает первыми и наиболее значительными «учредителями дискурсивности» К. Маркса и З. Фрейда. На его взгляд, именно они авторизуют современную трансди-

2 К примеру, подобного различения явно недостает весьма информативной статье «Транс-дискурсивность», параллельно продублированной в двух недавно вышедших фундаментальных справочных изданиях: Новейший философский словарь. Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001 и Постмодернизм. Энциклопедия. Мн.: Интерпрессервис, Книжный Дом, 2001. (Заметим попутно, что на с. 1050 и с. 844 соответственно первого и второго указанного издания упомянутое выше слово «instaurateur», к сожалению, искажено двумя досадными опечатками).

3 Фуко М. Указ. соч. С. 30.

4 Там же. С. 31.

161

А в т о р с т в о ( т р а н с ) д и с к у р с и в н о с т и

скурсивность в противоположность прежней5. Они открывают не только возможность следовать им (и за ними), но и «пространство для чего-то отличного от них и, тем не менее, принадлежащего тому, что они основали»6, релевантного ему. «Когда … я говорю о Марксе или Фрейде как об “учредителях дискурсивности”, – замечает Фуко, – то я хочу сказать, что они сделали возможным не только какоето число аналогий, они сделали возможным – причем в равной мере – и некоторое число различий»7. В отличие от основания определенной науки или научной дисциплины, установление дискурсивности не составляет и не определяет содержания своих последующих трансформаций, не является их частью и не придает им формальную общность; оно гетерогенно им. И, тем не менее, оно очерчивает их контуры своими первичными координатами, одновременно продолжая очерчиваться ими. Вследствие этого «теоретическую валидность того или иного положения определяют по отношению к работам этих установителей»8. Отношение к автору-основоположнику становится критерием причастности к трансдискурсивному полю во всем разнообразии проявлений последнего. Поэтому здесь вступает в силу требование некоего «возвращения к истоку» после различного рода разрывов, непониманий, отходов, отказов, отступлений, забвений или даже опровержений. Но эти «возвращения к» – необходимая и действенная работа, составляющая часть самой ткани дискурсивных полей, способ существования дискурсивности, беспрестанного ее видоизменения и преобразования9. Вот почему Маркс для марксистов и Фрейд для психоаналитиков не могут умереть. Труд траура и печали не может ни свер-

5 Там же. С. 44.

6 Там же. С. 32.

7 Там же.

8 Там же. С. 34.

9 Там же. С. 35-37.

162

А в т о р с т в о ( т р а н с ) д и с к у р с и в н о с т и

шиться, ни увенчаться гегелевским «снятием» (Aufhebung)10. Любопытный факт. Ж. Лакан, творчество которого, как известно, проходило под девизом «Назад к Фрейду!», выступая на заседании Французского философского общества в порядке обсуждения доклада М. Фуко «Что такое автор?», очень одобрительно отозвался именно об этом фукианском «возвращении к», охотно признав его «совершенно уместным»11.

Обращение М. Фуко к фигуре «автора-установителя дискурсивности» осуществлялось в контексте поисков новой методологической модели исторического знания, результаты которых нашли отражение в его «Археологии знания». Не случайно, она увидела свет (в 1969 году) практически одновременно с «Что такое автор?». Если для классической истории всякого рода проявления прерывности исторического процесса были хаотизирующими аномалиями и «как бы знаком темпоральной разлаженности», то для новой исторической науки, безусловно, характерно превращение прерывности из навязанной и нежелательной неизбежности в необходимый, хотя и парадоксальный концепт, из подлежащего преодолению препятствия в неотъемлемый компонент практического дискурса историка12. В первом случае глобальное историческое описание, исходя из некоего единого начала или основания, «собирает все феномены – принцип, смысл, дух, видение мира, формы совокупности – вокруг единого центра»13; тогда как во втором – тотальная история предстает иначе: «не в незыблемости развертывающегося основания, а в той трансформации, которая принимается в качестве основы обновления основ», взыскуя и множа всевозможные дискретности, разрывы,

10См.: Романов И.Ю. Анализ прерванный и непрерывный // Психоанализ в развитии. Екатеринбург: Деловая книга, 1998. С. 154.

11См.: М. Фуко. Указ. соч. С. 45.

12См.: Фуко М. Археология знания. К.: Ника-Центр, 1996. С. 12.

13Там же. С. 13.

163

А в т о р с т в о ( т р а н с ) д и с к у р с и в н о с т и

прерывности, смещения, флуктуации, рассеивания, децентрации14. Констатируя незавершенность наметившихся эпистемологических изменений истории, Фуко вместе с тем отмечает, что их появление «можно без труда связать с Марксом», поскольку он добился переворота в понимании истории, «анализируя производственные отношения, детерминанты экономики и классовой борьбы»15. В том же ключе другой современный французский исследователь Э. Балибар (уже в наши дни в книге «Философия Маркса», изданной во Франции в 1993 году и – в переводе на английский – в Лондоне и Нью-Йорке в 1995 году) уточняет: «Значимость Маркса состоит в том, что, несомненно, впервые со времени conatus (“усилия”) Спинозы вопрос об историчности (или “дифференциале” движения, нестабильности и напряженности в настоящем, ведущими его к трансформации) поставлен как элемент практики, а не сознания, на основе производства и условий производства, а не репрезентации и жизни разума»16.

«Учреждение» (авторство) трансдискурсивности и его особенности в различных аспектах осмысливались и после М. Фуко. Примечательны в этом отношении соображения Славоя Жижека. Он, в частности, считает попытки установить звенья, связующие марксизм и психоанализ, вполне оправданными, прежде всего, в силу параллели между марксистским социально-политическим движением и фрейдовским психоаналитическим движением.17 Как и Фуко, он подчеркивает бросающуюся в глаза незаменимую роль личности основоположника движения – в одном случае К. Маркса, в другом – З. Фрейда. В отличие от традицион- но-классического взгляда на познание истины как обезличенного процесса развертывания объективного содержа-

14Там же. С. 9. (Курсив мой. – А.М.).

15Там же. С. 15, 16.

16Balibar E. The philosophy of Marx. London; New York: Verso, 1995. P. 102.

17См.: Жижек С. Метастази насолоди. К.: Альтернативи, 2000. С. 155.

164

А в т о р с т в о ( т р а н с ) д и с к у р с и в н о с т и

ния знания, здесь мы имеем дело с парадоксом нетрадиционной формы просвещенного познания, основывающейся на трансферном отношении к непревзойденной фигуре родоначальника, на переносе на его личность своего отношения приятия и признания, на удостоверении собственной причастности, верности или преданности его делу. В этом случае знание, в котором внутренне присутствует элемент личностной заинтересованности, прогрессирует не только и, может быть, даже не столько посредством его поступательного приращения и дальнейшего уточнения либо опровержения и переформулирования первоначал, сколько через постоянную соотнесенность с основополагающими авторитетными текстами и многократный процесс «возвращений» соответственно к Марксу или Фрейду. Авторство здесь приобретает особую авторитетность.

Включенность в познавательный процесс субъективного, личного отношения к революционному начинанию, предпринятому основателем движения, акцентирует оценочный момент, обусловливая и особую ценность добытой истины, и – как следствие последней – боязнь ошибки, заблуждения, отступничества, а также болезненную чувствительность, крайнюю настороженность к новациям, вообще ко всякому стремлению быть оригинальным, − не правильнее ли сказать? – к инакомыслию. Они, как правило, воспринимаются не то чтобы неравнодушно, а обостренно, ревниво, чаще с большей или, реже, с меньшей непримиримостью. «Предварительные попытки» здесь не являются чем-то внешним по отношению к истинному знанию или чем-то таким, что можно отбросить после достижения истины, оставив их прошлому и, в лучшем случае, сохранив за ними право на чисто исторический интерес. Если в естествознании «заблуждения», точнее, историческая форма истины или, говоря несколько шире, извилистые пути, которыми шли к истине, не включаются в корпус современного состояния знания, то в марксизме и психоанализе иначе –

165

А в т о р с т в о ( т р а н с ) д и с к у р с и в н о с т и

здесь в обоих случаях истина чуть ли не буквально возникает и формируется через посредство прерывания постепенности, «отступления», «сбоя», «разрыва», «ошибки», поскольку, таким образом, реализуется, «пробивается» или отстаивается способность очередной интерпретационной версии отлиться в особую форму с собственным авторством и специфическим отношением к первоавтору.

Отсюда ясно, почему феномен ревизионизма, его сложные отношения с ортодоксией входят в качестве неотъемлемой составной части в само теоретическое и практическое движение18. По отношению к марксизму, социалистическому и коммунистическому движению, – это общеизвестно. Впрочем, здесь не следует ограничиваться привычной обоймой имен ревизионистов в ленинском смысле: Э. Бернштейн, К. Каутский и т.д. Интересно с этой точки зрения взглянуть на фигуру «ревизиониста» более широко, без сугубо негативных коннотаций, как на автора всякой ревизии, т.е. пересмотра марксистских положений, возможно, выстраивая некую типологию. В ней бы нашлось место и для В.И. Ленина, и для Ф. Энгельса, и, как это ни парадоксально, и для самого Маркса (например, хотя бы в версии «двух Марксов», но не только). В этом же ряду «возвращений к» и «пересмотров», но в еще более усложненном варианте, связанном с перипетиями массового сознания и обще- ственно-исторической конъюнктурой, социально-экономи- ческим положением масс и остротой антагонизмов – известные «приливы» и «отливы» популярности Маркса, его периодически возобновляющиеся ренессансы и развенчания.

Важно понять, что трансдискурсивное «возвращение к» настолько многообразно, что никак не может быть ограничено лишь «pro», «да», «за», «нео», «пост», «after-пост» со всеми их бесчисленными вариациями, реминисценциями и нюансировками; оно необходимо провоцирует, «вызывает на се-

18 См.: Жижек С. Указ. соч.

166

А в т о р с т в о ( т р а н с ) д и с к у р с и в н о с т и

бя» и постоянно сопровождается не менее диверсифицированными «contra», «нет», «против», «анти». Причем, как первое, так и второе проявляется не только в сфере идей и теорий, в которой их с большим или меньшим трудом можно так или иначе выявить и проследить, но и в почти не эксплицируемой или, правильнее сказать, вовсе не эксплицированной на сей счет сфере практики или, как принято говорить на (пост)современном плюралистическом языке, практик. Эхо постдискурсивности не ограничено ни во времени (видимого будущего), ни в пространстве (социальном и культурном). Поясняя, в каком смысле история «психоаналитического рассеяния» позволила М. Фуко отнести З. Фрейда к авторам трансдискурсивности, И. Романов верно подчеркивает, что здесь имеется в виду «не только многообразие собственно психоаналитических школ и теорий (да и где критерий их “аналитичности”?), но все те “движения отхода” от психоанализа, которые возникли при его жизни или после смерти, все исходящие из психоанализа или отталкивающиеся от него подходы в психотерапии, психологии или медицине, которым он дал точку опоры или отталкивания, все его культурные влияния и взаимодействия от сюрреализма до сексуальной революции»19.

Еще один важный момент новой дискурсивности, который отмечает С. Жижек вслед за Л. Альтюссером, – это то, что последний назвал topique, топическим характером мысли. «Коротко говоря, “топическая теория” полностью признает короткое замыкание между теоретическим каркасом и элементом внутри каркаса: сама теория является моментом той тотальности, которая служит ее объектом»20. Топичность марксизма, как и психоанализа, заключается в том, что их теоретические выводы и идеи непременно включены в качестве внутреннего компонента в ту связь,

19Романов И.Ю. Указ. соч. С. 154.

20Жижек С. Указ соч. С. 156.

167