У. Эко (1932 г.)

Имя Умберто Эко неразрывно связано с постмодернизмом, который на протяжении двух последних десятилетий обозначает новую стадию в развитии искусства.

Роман «Имя розы» (1980), удостоенный итальянской премии Стрега в 1981 г. и французской премии Медичи в 1982 г., представляет новый, «современный» жанр романа, который является аналогом современного знания. Для выполнения этой задачи Умберто Эко мобилизует все возможности современного знания - экзистенциализм, фрейдизм, марксизм, семиотику. Художественное пространство романа представляет коллаж цитат, обращение к чужому слову, включение в новый текст заимствований и реминисценций из текстов мировой культуры, обыгрывание классических мотивов. Ирония, эклектика, игра приобретают ключевую позицию в поэтике романа, а принцип развлекательности становится одним из основных эстетических принципов. Роман о средневековье, действие которого происходит в XIV веке, в неком бенедектинском аббатстве, построен по образцу классического детективного романа, напоминающего эпос о Шерлоке Холмсе. Имена главных героев, францисканского монаха Вильгельма Баскервильского и его ученика Адсона порождают реминисценции со знаменитым сыщиком и его верным помощником. Первый же эпизод проявления «дедуктивного метода» Вильгельма Баскер-вильского - не только его безошибочное описание внешности убежавшей лошади, но и моментальное определение ее место-нахождения - пародийная цитата из Шерлока Холмса. У. Эко стремится убедить читателя, что перед ним средневековый детектив, а герой призван распутать целый ряд преступлений, совершившихся в аббатстве. Автор затевает тонкую игру с читателем, разыгрывая его до конца. Вильгельму Баскервильскому, несмотря на его безупречный «дедуктивный метод», не удается ни распутать, ни предотвратить ни одно из преступлений: гибнут монахи. Сгорает в адском пламени пожара аббатство и библиотека с бесценными рукописями.

У. Эко выбирает детективную фабулу, т.к. история догадки и тайны всегда привлекательна. Но детективная фабула в романе - особого свойства, проникнутая метафизическим и философским смыслом. Абстрактной моделью догадки является лабиринт. Лабиринт - один из основных символов романа, его эмблема. Цикл романов о Шерлоке Холмсе построен по типу классического лабиринта. Шерлок Холмс решает все загадки и искореняет зло. Мир, в котором обитает Вильгельм, порождает ассоциации с другим типом лабиринта - ризомой: в нем нет центра, нет периферии. Нет выхода, каждая дорожка имеет возможность пересечься с другой. Пробираясь по лабиринту догадок, Вильгельм через придуманную им апокалиптическую схему искал организатора всех убийств, а на самом деле его и вовсе не было». Вильгельм предполагал логику в замысле «извращенного сознания», а замысла никакого не было. Он должен был признать, что все его ошибки - цепь неразгаданных убийств - проистекали от того, что он гнался за видимостью порядка, в то время как никакого порядка в мире нет. У. Эко обыгрывает классический мотив детектива с позицией знаний и культуры XX века. Утверждение относительности истины, уподобление жизни лабиринту вызывает аллюзии и с французским экзистенциализмом, и с романом Роб-Грийе «В лабиринте», и с «Улиссом» Джойса. Писатель создает такой детектив, в котором мало что выясняется, а его герой - средневековый Шерлок Холмс - очередной розыгрыш, очередная пародия. Вильгельм не сыщик, он ученый, комбинирующий и создающий различные логические конструкции и схемы, опираясь на понятие знака, которому в романе дается семиотическое определение. Для Вильгельма единственный ориентир в мире «ризомы» - это знак, но знак тоже видимость порядка, т.к. он не может быть понят вне знаковой системы, эмблемой которой является относительность истины.

У. Эко, скрываясь за маской Вильгельма, вступает в важный для культуры XX века спор об абсолютной и относительной истине, о вечной динамике становления и завершенности формы, об иронии как «абсолютной негативности», служащей фундаментом для созда-ния нового. История в романе, как детективная фабула, тоже рас-смотрена в «философском смысле». Средние века, которые У. Эко называет «нашим детством», были, с его точки зрения, благодатной почвой «анамнеза» современной культуры. Для большей досто-верности писатель использует «обнаженный прием», стереотипный зачин любого исторического романа (в данном случае он ссылается на роман Мандзони «Обрученные»): автор держит в руках интересную старинную рукопись, интересную по содержанию, но написанную на варварском языке. Авторское слово спрятано внутри трех других повествовательных структур: «Я говорю, что Валле говорит, что Мабийон говорил, что Адсон сказал». Эта ироническая авторская позиция - очередная игра. Роман пронизывает эхо интертекстуальности. Прежде всего, построение замкнутого пространства, концентрического универсума аббатства, где жизнь размерена каноническими часами, вызывает реминисценции с «Волшебной горой» Т. Манна и «Улиссом» Джойса. Повествование восьмидесятилетнего Адсона о том, что он пережил, будучи 18-летним, его комментарий событий с позиций зрелого возраста напоминает Серениуса Цейтблома, хрониста Адриана Леверкюна. Это сопоставление открывает возможности для пародии: Серениус Цейтблом, alter ego писателя, комментирует события. Адсон лишь их фиксирует, не понимая этих событий даже стариком. Пародируя «интеллектуальный роман» Т. Манна, У. Эко стремится обнажить условность позиции автора - создателя собственного мира худо-жественного вымысла. Используя все «аксессуары» исторического романа - точно указано время действия (1327 г.), введены исто-рические лица (Убертин Казальский и Михаил Чезенский), вос-произведена борьба за папский престол, отражен основной социальный конфликт эпохи о бедности и богатстве, о ереси и еретических сектах, - писатель обыгрывает и пародирует этот традиционный жанр. История еретика Дольчино, поднявшего массы «простецов» на борьбу за равенство и братство - это история утопии, реализуемая в потоках крови. У. Эко реконструирует события XIV в. с позиций современной философии и культуры, акцентируя внимание на «нравственном» содержании исторического действия; возникают аллюзии с «Бунтующим человеком» А. Камю и со всем спектром культурной традиции, для которой был неприемлем фанатизм и насилие. Основой романа и его интеллектуальным стержнем является поединок старца Хорхе и Вильгельма, которые символизируют две противоположные ориентации культуры. Средневековый мир жил под знаком высшей целостности. Единство мысли, дух догм воплощает Хорхе, который, несмотря на слепоту, обладает уникальной памятью. Его память - модель, на которой он строит свой идеал библиотеки по типу ризомы. Для Хорхе библиотека - некий спецхран, недоступный для чтения и знания. Если Хорхе создает лабиринт, то Вильгельм разгадывает тайны выхода из него. Для него библиотека - это огромный фонд знаний и генерирования новых идей. Мир Хорхе - это мир Абсолютной истины, в которой нет места сомнению. Недаром он запрещает смех, утверждая неподвижность порядка в мире. Поэтому в основе интеллектуального поединка Вильгельма и Хорхе лежит вторая часть «Поэтики» Аристотеля. В тексте много цитат из Аристотеля: о шутках и словесных играх как средствах наилучшего познания истины, о значении смеха в откровении истины. Проблема смеха непосредственно связана с философской структурой романа.

В тексте романа ирония, смех и смеховая культура рас-сматриваются с позиции философии Киркегора, экзистенциализма, теории Бахтина. У. Эко выделяет две основные структуры твор-чества: смех и мятеж. Современник Бахтина, он считает стихию карнавала связанной с энергией вечного становления и обновления мира. Мир Хорхе - это мир без смеха, вера без иронии. Это идеал не только средневекового аскетизма, но и современного тоталитаризма, это мир неплодотворных форм, застывших истин.

За бесконечными масками гениального мистификатора У. Эко обнаруживается, наконец, его истинная цель и замысел. Роман о средневековье, насыщенный цитатами из широкого круга текстов как предшествующей, так и современной культуры, представляет собой роман, главным героем которого является слово. Роман начинается цитатой из Евангелия от Иоанна: «В начале было слово», и заканчивается цитатой из средневековой поэмы Бернарда Морландского: «Роза при имени прежнем с нагими мы впредь именами».

По-разному служат слову Хорхе и Вильгельм: люди создают слова, а слова управляют людьми. Слово в начале (которое у Бога) и слово в конце - имя розы, которое только осталось, образует параболу, в которую вписывается история нашей культуры.

Роман «Имя розы», являясь реализацией идеи «современной литературы», аналога современного знания - свидетельство форми-рования универсального, синтезирующего художественного языка.