Кириллова - Медиакультура

парадигм. А диалог автора и героя олицетворяет собой диалог (или борьбу?) модернистской (как более широкой)

иавангардистскойустановок.Иеще.Машинизированный человеквконтекстетеорииБахтина—этото,чтодано.Это мирчеловека,переживающегокризис.АБахтинпредлагает проекты его преодоления. Реализация его теории состоит преждевсеговпризнаниикаждымчеловекомсвоейнепов­ торимой индивидуальности. То есть предполагает осозна­ ниелюбогоиндивидуальногодействиякакответственного. Поэтому автор у Бахтина тотально сознателен. В этом и заключается бахтинское требование к человеку — стать автором. Автором своих поступков, своей жизни.

Исследуя культуру сквозь призму проблемы слова

ирассматривая поступок человека как «потенциаль­ ный текст», Бахтин предвосхитит многое из того, что станет темой философских исканий последних лет. Произведения данного цикла сближают его построения с герменевтической проблематикой, с теорией языка Г. Г. Шпета, социологически ориентированной лингвисти­ кой,атакжеструктурно семиотическимитеориями(включая

ипостструктурализм).ИвтожевремяБахтиностаетсяпро­ должателем классической традиции в философии языка.

Ключевым в учении Бахтина стало понятие «полифо­ нии», суть которого он дал в «Проблемах поэтики Досто­ евского».

«Полифония», означающая в музыке вид многоголо­ сия, основанного на равноправии голосов, определена Бахтиным как «множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний» и как «сочетание не­ скольких индивидуальных воль», «принципиальный выход за пределы одной воли». В понятии «полифонии» Бахтин закрепил основное онтологическое положение своей теории — архитектоническую двуплановость мира, его расщепление на «я» и «другого», точнее, на «я» и всех «других». Строго говоря, «Проблемы поэтики До­ стоевского» — единственное произведение, в котором взаимоотношения автора и героев Бахтин рассматривает

витсяличностью,когдасовершаетвыбор,перестаетплыть по течению».1

Но Бахтин предполагал другую альтернативу: бессо­ знательное и осознанное. Первое означает уход от ответс­ твенности,азначит,иотсвоейиндивидуальности.Илишь второе соответствует собственному «я».

Вот почему признать, по Бахтину, это значит «осоз­ нать», сделать нечто «осознанным». То есть сделать осоз­ наннымто,чтопозднееструктурализм,например,опустит в бессознательное: культурные языковые матрицы, тяго­ теющие над индивидуальным сознанием «общие места». Согласно такой точке зрения, ответственность  — это состояниенапряженнойосознанности,предполагающее...

осознание бессознательного, удержание его в сознании. Ответственность состоит как бы в переводе бессозна­ тельного в осознанное, другими словами — в осознании чужого слова во мне как слова чужого... И в этом — первая инициатива индивидуальной активности. В переводе на обыденный язык это требование к индивиду означало бы не принимать на веру, не «заглатывать» все, что могут предложить языки культуры, а попытаться сделать свой осознанный выбор. Так, ориентируясь в мире чужих слов, конкретное языковое сознание оказывается «перед необ­ ходимостью выбора языка».2

Бахтинская концепция «своего» слова оказалась свое­ образной метафорой постановки проблемы «авторской позиции» в ситуации «художник (личность) и власть».

Позиция самого Бахтина и его рецепт вполне опреде­ ленны: ответственное осознание чужого слова, размеже­ вание и отказ от слов авторитарных... Другими словами, даже в рамках организованного разноречия человек, по убеждению Бахтина, имеет шанс обрести свободу. При­ чем для героя бахтинской философии этот шанс явля­

ется единственной возможностью не потерять свое «я». Поэтому вывод Бахтина о необходимости выбора языка оказался не столько лингвистической, сколько этической проблемой. Введение в теорию языка этического изме­ рения привело философа к следующему заключению: простое воспроизведение авторитетного медиума избав­ ляет поступок от ответственности, делая случайным его результат  — созданное произведение.

При этом Бахтин не упоминает ни социокультурную ситуацию 1930 х годов, ни нового художественного ме­ тода  — социалистического реализма. Понятие «соцреа­ лизм», как явление XX века, укоренилось в культуре, и обойти его нельзя. Родоначальником этой теории счита­ ется М. Горький. Однако вопреки традиционной точке зрения Горький ориентировался скорее на ницшеанско экзистенционально персоналистские направления в фи­ лософии,чемнамарксизм.1  Инеслучайно,определяясуть нового творческого метода на Первом Съезде советских писателей,Горькийособоотметил,чтосоциалистический реализм «утверждает бытие как деяние, как творчество, цель которого — непрерывное развитие ценнейших инди­ видуальных способностей человека ради победы его над силами природы…»2

Интересно проследить в этой связи взаимоотношения соцреализма с одним из ведущих направлений в филосо­ фии XX века — экзистенциализмом.

Привсемихкажущемсянесходствеможнопринятьточ­ ку зрения Е. А. Богатыревой,3  что соцреализм с экзистен­ циализмом роднит интерес к «пограничным ситуациям», таккакпривсемсвоемоптимизмежанр«оптимистической трагедии» стал характерным для соцреализма. Доста­

точно вспомнить в этой связи не только одноименную пьесу В. Вишневского или «Любовь Яровую» К. Трене­ ва, но и «Жизнь Клима Самгина» М. Горького, романы М. Шолохова «Тихий Дон» и «Поднятая целина», «Раз­ гром» А. Фадеева и «Доктор Живаго» Б. Пастернака, про­ изведения Ф. Абрамова, В. Распутина, В. Шукшина и др. Сближает их и обращение к волевому аспекту сознания.

Для работ по теории соцреализма характерны пробле­ мы героя, героического, типического, авторская позиция в произведении. Несмотря на определенную простоту и незамысловатость соцреалистических текстов и выска­ зываний, представление о человеке в рамках этой теории более сложно и проблематизировано, чем это может по­ казаться на первый взгляд. Несмотря на декларируемую приверженность классической эстетике, в трактовке проблемы автора соцреализм продолжил построманти­ ческие традиции, вписавшись в характерную для первой половины нашего столетия парадигму. В соответствии с установками социологической школы соцреализм при­ знает, что художественное произведение — это проекция его автора со всеми особенностями и противоречиями внутренней жизни последнего.

В соответствии с теорией Бахтина можно сказать, что автор как бы превосходит собственную ситуацию (и диктуемую этой ситуацией «ограниченность») волевым усилием, основанием для которого должна служить ав­ торская же ответственность. В этом отношении соцреа­ листическую концепцию авторства вполне можно соот­ нести с экзистенциалистской теорией ангажированности Ж. П. Сартра, в которой особенно явно обнаруживает себя экзистенциалистская трактовка человека. В тео­ рии ангажированности речь идет не только о стратегии внешнего поведения автора, то есть не только о том, что писатель должен занять определенную позицию, но и об определенной технологии внутреннего самонастроя. Теория ангажированности задействует весь арсенал экзистенциалистских представлений о человеке: акт

творчества, как и любой другой поступок, связан с про­ блемойвыбора—основнойхарактеристикойприсутствия человека в мире. Кроме того, человек, по Сартру, «это такое существо, которое не способно просто созерцать ситуацию, не изменяя ее, поскольку сам взгляд его укреп­ ляет, разрушает, лепит либо, подобно вечности, изменяет объект как таковой».1

Это изменение осуществляется и в соответствии с определенной идеологической позицией: западной фило­ софии искусства ничуть не чужда мысль о политической ангажированностихудожника.Хотяангажированность  — понятие более широкое, означающее принципиальную включенность, вовлеченность автора в бытие. Художник «должен полностью ангажироваться в своих произведе­ ниях, воплощая в них не свою жалкую пассивность, когда выставляют напоказ пороки, несчастья и слабости, но твердую волю, выбор и то тотальное предприятие, кото­ рое называется жизнью и которое совершает каждый из нас…».2  Осознание языка как формы власти с неизбеж­ ностью вывело проблему присутствия (или отсутствия) автора в идеологический контекст.

Как бы там ни было, но бахтинская теория диалога за последние 10 — 15 лет, что называется, «на слуху», а спектр представлений о том, что такое «диалог», на­ столько широк, что включает в себя порой полярные представления. От точки зрения известного французско­ го философа П. Рикера, который, по словам Н. С. Авто­ номовой, «выразил свое несентиментальное отношение к диалогу, на который очень часто возлагают явно пре­ увеличенные надежды сторонники субъект субъектных отношений», в то время как структура диалога «в при­ нципе конфликтна, несимметрична, включает в себя возможность насилия, а значит, и зла»,3  до точки зрения