2815.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 3. Новое время (От Ле

ставшие объектом европейских дискуссий. “Уроки” были вскоре переведены на немецкий и испанский языки и на французский язык; как сказал один венецианский просветитель, Дженовези был тогда “самым славным гением Италии”. Другие работы Дженовези: “фило­ софские раздумья о религии и морали” (1758), “Логика” (1766), “Ме­ тафизические науки” (1766), “Дицеозина, или Наука справедливого и честного”(1776).

3.2. Фердинандо Галиани: автор трактата “О деньгах”

Близок к Дженовези по обсуждаемым проблемам Фердинандо Галиани. Он родился в Кьети в 1728 г. и умер в Неаполе в 1787 г. Его воспитанием занимался дядя, монсиньор Челестино. “Будучи открыт влиянию, просветительские схемы он дополнил живым чувством истории Вико и Бартоломео Интьери”. Еще очень моло­ дым, в 1751 г. он опубликовал трактат “О деньгах”. Это сочинение в пяти книгах, где, среди прочего, критикуется меркантилистская доктрина, согласно которой богатство нации заключается во владе­ нии драгоценными металлами (к изложенным в нем идеям впослед­ ствии неоднократно обращался в “Капитале” Карл Маркс). В первой книге трактата Галиани обсуждает ценность вещей, которая, по его мнению, зависит прежде всего от их пользы и редкостности, а также от количества и качества труда и времени, затраченного на их производство. Ценность, по Галиани, это “соотношение между владением одной вещью и владением другой в представлении чело­ века”. Другие книги трактата касаются различных видов денег, их подделки, импорта и экспорта и т. д. “Идеи Галиани о денежном обращении весьма интересны; их движение и рост соотносятся с сельскохозяйственной продукцией, промышленным производством и числом населения” (А. Сантуччи). В 1759 г. Галиани послан Кар­ лом III в Париж в качестве секретаря неаполитанского посольства. В Париже, благодаря своим блестящим манерам и острому уму, он оказался в высшем свете. Его связывала дружба с выдающимися представителями французского Просвещения, среди которых — Дидро. До нас дошла его интереснейшая переписка с французскими просветителями.

3.3. Гаэтано Филанджери: разумные и универсальные законы должны учитывать состояние нации

Другая выдающаяся фигура неаполитанского Просвещения — Гаэтано Филанджери (1752—1788). Прервав военную карьеру, он

посвятил себя занятиям под руководством епископа Тривентского, Николы де Лука. В 1774 г., уже будучи адвокатом, написал “Поли­ тические размышления о последнем государственном законе, касаю­ щемся справедливого правления". В своем сочинении Филанджери присоединяется к защитникам права, полагая, что гражданская свобода опирается на законы, а не на суждение того, кто их интер­ претирует. Вскоре, однако, Филанджери оставил адвокатуру, заняв­ шись наукой. Его “Наука законодательства” (1780—1783), в четырех частях, имела большой успех. Бенджамин Франклин познакомил с ней Америку, а позже Бенджамин Констант написал к ней коммен­ тарии. Основа законодательства — спокойствие и защита граждан; цель — счастье. Законы, разумные и универсальные, и, следователь­ но, общие для всех наций, нельзя применять без учета “состояния нации, которая их принимает”. Противник феодальных и церковных привилегий и деспотизма, Филанджери считал, что законы должны способствовать увеличению населения, предупреждать обнищание и порчу нравов. Постоянному войску следует предпочесть народную армию. “Промышленность, торговля, предметы роскоши, искусст­ во ... раньше ослаблявшие государство... сегодня являются наиболее крепкой опорой процветания народов”. Находясь под влиянием Беккариа в том, что касается реформы судопроизводства, Филанд­ жери уделял большое внимание проблемам воспитания, которое он хотел бы видеть “общественным, универсальным, а не рутинным”. Нужны “трудолюбивые и изобретательные граждане в мирное время; стойкие защитники во время войны; хорошие супруги и прекрасные отцы, исполненные чувством уважения к законам и собственного достоинства”. Соединявшая идеи Монтескье, Гельвеция и Руссо, “Наука законодательства” Филанджери “сегодня представляет собой документ реформистских устремлений Италии XVIII в.”.

ности в науке. Равнодушный к богатству и славе, он отказался от кафедры в Галле, где барон фон Цедлиц назначил ему жалование в три раза большее, чем в Кенигсберге. После напряженного поиска в 1781 году вышла в свет “Критика чистого разума ”, вслед за ней в 1788 — “Критика практического разума”, а в 1790 — “Критика способности суждения”. Последние годы жизни философа отмечены двумя событиями. В 1786 году умер Фридрих II, покровитель просветителей, его преемник Фридрих Вильгельм II выразил не­ удовольствие по поводу кантианской “Религии в пределах только разума”. Кант счел за благо подчиниться, памятуя, что не все то истина, что о себе кричит.

Другое событие связано с интерпретацией критицизма в духе спиритуализма Фихте, чему Кант пытался оказать сопротивление, но, едва поняв необратимость такого развития, замкнулся в себе. На исходе жизни Канта настигла худшая из бед — слепота. Память и ясность ума предательски замутились, превратив его почти в при­ зрак. В 1804 году Канта не стало.

В заключении к “Критике практического разума” Кант писал: “Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне”.

1.1. Сочинения Канта

Обширная литературная продукция Канта обычно делится на два раздела — докритический и критический. Серия докритических работ заканчивается “Диссертацией” 1770 года, с 1781 года вызревает доктрина критицизма. Сочинения докритического периода:

1746 “Мысли об истинной оценке живых сил”

1755 “Всеобщая естественная история и теория неба”

1755 “De igne” (“Об огне”), диссертация

1755 “Principiorum primorum cognitionis metaphysicae nova delucidatio” (“Новое освещение первых принципов метафизического по­ знания”)

1756 “О причинах землетрясений”

1756 “Теория ветров”

1756 “Физическая монадология”

1757 “План лекций по физической географии”

1759 “Опыт некоторых рассуждений об оптимизме”

1762 “Ложное мудрствование в четырех фигурах силлогизма”

1763 “Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога”

1763 “Опыт введения в философию понятия отрицательных ве­ личин”

1764 “Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного”

1764 “Исследование степени ясности принципов естественной теологии и морали”

1765 “Уведомление о расписании лекций на зимнее полугодие 1765/1766”

1766 “Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика”

1770 Защита диссертации “О форме и принципах чувственного и интеллигибельного мира”.

Сочинения критического периода:

1781 “Критика чистого разума”

1783 “Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей потаиться как наука”

1784 “Идеи всеобщей истории во всемирно-гражданском плане”

1784 “Ответ на вопрос: Что такое Просвещение?”

1785 “Основы метафизики нравственности”

1786 “Метафизические начала естествознания”

1788 “Критика практического разума”

1790 “Критика способности суждения”

1793 “Религия в пределах только разума”

1795 “К вечному миру”

1797 “Метафизика нравов”

1798 “Спор факультетов”

1802 “Физическая география”

1803 “О педагогике”

1.2. Духовная перспектива докритического периода

“Метафизика, в которую мне суждено было влюбиться”, — таким видел Кант свое призвание. Была ли это история счастливой любви? Ведь цель философа — оснастить метафизику научным фундаментом — так и не была достигнута.

В университете, будучи студентом, Кант заслушивался лекциями Мартина Кнутцена, излагавшего начала Ньютона и Лейбнице-волъ- фианскую метафизику, — две оси, вокруг которых стала вращаться тематика сочинений докритического периода. Колебания, переос­ мысление и углубление этой тематики медленно приведут к пози­ ции критицизма. Убеждение в том, что новая наука (особенно, ньютоновская физика) настолько окрепла, что готова отпочковать­ ся от метафизики, привело Канта к мысли, что и метафизика должна быть переосмыслена в самой основе и методологически, чтобы достичь той строгости и конкретности результатов, которых достигла физика. Путь к этому выводу был непрост: он снова и снова изучал возможность совместимости физики и метафизики, обращаясь к анализу предельных оснований метафизики — позна­ ния — из чего и родилась в конечном счете “Критика чистого разума " Стала знаменитой гипотеза Канта, обоснованная в работе

“Всеобщая естественная история и теория неба” (1755), согласно которой универсум возник из некой туманности. Переформулиро­ ванная Лапласом в “Изложении системы мира” 1796 года, то есть сорок лет спустя после Канта, она нашла немало сторонников. Поскольку работа Канта вышла анонимно, гипотеза стала назы­ ваться теорией Канта—Лапласа. Попытка Канта объяснить возник­ новение мира механистически оставалась в рамках физики: меха­ ника не в состоянии объяснить “рождение гусеницы или травчатого листа”, но все это вместе взятое не только не отрицает Бога, а напротив, предполагает Творца. Ведь изначальная туманность не рождается из ничего, она вызвана к жизни творческим божествен­ ным актом, подобно рациональным законам, управляющим миром. В своей диссертации 1755 года Кант пытается пересмотреть осно­ воположения Лейбнице—вольфианской метафизики.|Он опирается на два принципа: принцип тождества (которому подчинен принцип непротиворетая) и 2. принцип достаточного основания. Впрочем, этот второй принцип он вновь пытается доказать так: всякое случайное событие предполагает некий антецедент, пред­ шествующую причину, ибо, если бы ее не было, то из этого следовало бы, что случайное — причина самого себя. Но это невозможно, ведь тогда случайное было бы необходимым. К этому Кант добавляет два других момента: 1. принцип последования (согласно которому изменение не может иметь места там, где нет взаимной связи), 2. принцип сосуществования (согласно которому каждая вещь может быть связана с другими, если есть общая зависимость от первоначала). Таковы были попытки Канта найти предельные основания метафизики. Очевидна линия развития кан­ тианской мысли в публикациях 1756 года, где научная тематика

( “О причине землетрясений ", “Теория ветров”) объединена програм­ мой: “Применение связанной с геометрией метафизики в философии природы"; первая диссертация “Физическая монадология". Кант не­ устанно подчеркивает ценность метафизики в выяснении последних оснований реальности. Он корректирует монадологию Лейбница в целях обоснования ньютоновской физики метафизикой, предлагая заменить монаду духовную монадой физической, действием которой “мини-пространство” через взаимодействие с другими монадами трансформируется в пространство как таковое. Кроме того, Кант убежден, что геометрия и опыт не мыслимы без поддержки метафизики .'Кант еще остается, как видим, лейбницеанцем, разделяя мнение о том, что пространство как феномен выводимо из метафеноменальной реальности. Влияние Лейбница заметно и в сочи­ нении “Об оптимизме ". Землетрясение в Лиссабоне стало поводом для Вольтера высмеять взгляд на наш мир как на “лучший из миров”. Кант парировал, что здесь не срабатывает оптика частного: что кажется абсурдным с одной точки зрения, может обрести смысл с позиции целого. Чтение работ Юма, по признанию самого Канта, пробудило его от “догматической спячки”. Красноречивые свиде­ тельства тому мы находим в сочинениях “Ложное мудрствование в четырех фигурах силлогизма ", “Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога", “Опыт введения в философию понятия отрицательных величин". В этих работах (особенно, в первой и последней) Кант подчеркивает различие между традиционной формальной логикой и логикой реальной действи­ тельности: первая, занятая игрой тонких формальных оттенков, не схватывает бытия. Стало быть, принцип тождества не в состоянии обосновать реальность, как она есть. Вместо логических абстрак­ ций, этих “воздушных замков”, не лучше ли обратиться к данным частных наук? Метафизика кажется Канту “бездонной пропастью”, “безбрежным океаном без маяков”. Известные доказательства су­ ществования Бога критики не выдерживают, поэтому он предлагает доказательство “от возможного”. Провидение не пожелало передать истину столь значимую изощренному рассудку, а доверило ее “природному разуму людей”. Возможно не только то, что непро­ тиворечиво: это лишь формальное условие возможности. Анало­ гично, необходимо не только то, обратное чему формально невоз­ можно, но еще — и главным образом — то, противоречащее чему невозможно и действительно. Невозможно, говорит Кант, чтобы все было невозможным. Но возможное предполагает бытие как его условие. А если это так, то существует нечто абсолютно необходимое. Таким образом, возможное структурно предполагает необходимое как его условие, а это не что иное как Бог. “Иссле­

дование степени ясности естественной теологии и морали ” и “На­ блюдение над чувством прекрасного и возвышенного” были опубли­ кованы в 1764 году. В первой работе Кант видит метафизику не иначе как выстроенной по образцу ньютонианской физики: следует искать правила опытной проверки с участием геометрии. Любо­ пытно, что здесь Кант отделяет этику от метафизики: способность к теоретическому познанию истины не та же самая, что способ­ ность к добру. Благо мы улавливаем “моральным чувством”, на что первыми указали Шефтсбери и Хатчесон. Так обозначился путь к “Критике практического разума” и “Критике способности суждения ”. В “Уведомлении о расписании лекций на зимнее полугодие 1765/66 годов” Кант пишет о необходимости прекратить препода­ вание философии в духе догматизма, как, впрочем, и в духе скептицизма. Важнее научить людей думать, философствовать кри­ тически. В 1766 г. публика увидела трактат Канта “Грезы духовидца,

поясненные грезами метафизика ”, аллюзию на сочинение Сведен­ борга “Arcana coelestia” (“Небесные тайны”), где рассказывалось об общении с духами умерших. Ну разве не безобразие, негодовал Кант, выдавать свои сновидения за науку: сны — потому и сны, что принадлежат лишь тому, кто их видит, оставаясь в сфере личного, а потому непередаваемого. И метафизики уподобляются Сведенборгу (не то же ли самое царство духов лейбницианская монадология?), напротив, ньютонианская наука общественно зна­ чима и объективна. Этика не нуждается в метафизике, ибо опи­ рается на моральное чувство. А метафизика уже не кажется Канту наукой о ноуменах, скорее, ее долг выяснить пределы разума. Именно здесь Кант признался: это метафизика, влюбиться в которую мне суждено судьбой.

1.3. “Великий свет” и “Диссертация” 1770 года

1769 год стал для Канта годом так называемой новой “коперниканской революции” в преодолении рационализма и эмпиризма, догматизма и скептицизма. “Революцией” в познании обычно на­ зывается радикальное переосмысление всей философской пробле­ матики. На конкурс по кафедре логики и метафизики в 1770 году Кант подготовил диссертацию “De mundi sensibilis atque intelligibilis forma et principiis”(“О форме и принципах чувственного и интелли­ гибельного мира”). Здесь мы находим пропедевтику к метафизике, понятой как наука о принципах чистого разума. Кант устанавливает разницу между познанием чувственного и познанием умопостигае­ мого. Первая обязана воспринимающей чувственности субъекта, аффекты которого свидетельствуют о существовании объекта Чув­