3298

–использование химических и биологических технологий

вравной мере увеличивает и производительные возможности общества, и опасности для него.

Мы находимся в самом начале эпохи применения так называемых глобальных производственных средств и технологий. Трудно сейчас было бы сколько-нибудь конкретно говорить об отдаленном будущем: мы для этого мало знаем и, с учетом парадокса развития, отнюдь не всегда можем предвидеть. Однако общая философская постановка вопроса о возможном возрастании потенциальной нестабильности равновесия социального и природного кажется нам достаточно обоснованной. Если при этом еще и не абсолютизировать только закономерное в деятельности, считая случайное тоже неизбежным, то мы пока не видим решающих контраргументов относительно столь осторожной трактовки отдаленного будущего взаимодействия общества и природы.

Б. Развитие общественных отношений необходимо включает в себя и развитие противоречия общества и личности. Не будучи антагонистичным, это противоречие, вместе с тем, не может быть и снято: оно сущностно для человеческого бытия, для социальной формы движения материи.

Потенциальные границы целеполагания личности всегда шире границ реального существования индивида: тенденцией такого целеполагания является приближение границ целей индивида к целям общества в целом. Однако совпасть эти цели не могут, так как социальное время и социальное пространство индивида лимитированы его биологической стороной. Отсюда – необходимость выбора целей индивидом, необходи-

мость самоограничения.

Социальное развитие увеличивает возможности выбора индивидом направлений своей жизнедеятельности, однако при этом качественно возрастает и число тех потенциальных направлений жизнедеятельности, которые индивид вынужден добровольно отвергать. При этом характер выбора предопределяется

351

как объективными факторами, так и субъективными. Причем сознание создает потенциальную возможность иллюзорных (в том числеиасоциальных) направленийсамореализациииндивида.

Философ должен ясно представлять себе противоречие личности и общества, его общий сущностный характер, предполагающий и разрешение конкретно-исторических форм этого противоречия, и его воспроизведение в более «высокой» форме на более высокой ступени развития. Субъектные свойства человека сущностно противоречат его объектным свойствам, и история не может окончательно снять это противоречие.

Мы живем в начальные периоды новой эпохи истории, когда через научную (предвидение) и организационную (планирование) деятельность существенно возрастает роль субъектного начала в социальном процессе, когда какие-то субъектные посылки могут превращаться в конце концов в какие-то новые объектные свойства. Роль субъектного компонента, если еще не стала решающей, то, во всяком случае, существенно, решительно возросла. Сегодня у нас нет необходимых знаний для проецирования и этой проблемы на отдаленное будущее.

Несколько выводов:

1.Отсутствие конкретного, аргументированного знания относительно будущего развития общественной жизни на Земле не позволяет априори истолковывать отдаленное будущее ни в пользу исторического «пессимизма», ни в пользу исторического «оптимизма». И в том и в другом случаях мы имели бы дело лишь с разными вариантами финалистской, провиденционалистской точки зрения.

Никакие прямые экстраполяции из прошлого в отдаленное будущее (такие экстраполяции самим своим существованием ставят под сомнение парадокс развития) не помогут в решении проблемы направленности социального развития.

2.Диалектико-материалистическая концепция развития предполагает общую тенденцию движения материи от низшего к высшему, однако такая общая концепция не может:

352

–трактоваться провиденционалистски относительно ка- кого-либо конкретного объекта, поскольку не может быть и речи о механической обязательности реализации этой тенденции в каждом конкретном случае и о невозможности обратного движении в том или ином конкретном случае;

–включать в себя какие-либо категорические утверждения о «верхнем» пределе развития общества в связи с отсутствием пока позитивного знания.

Диалектика, если ее лишать конкретного содержания, необходимо будет трансформироваться в схоластику, поэтому диалектико-материалистическая концепция развития всегда

связывает развитие с определенными условиями.

3. Независимость человека относительно природы не может быть абсолютизирована, так как человек не только относится к природе как к среде своей деятельности, но и сам представляет собой феномен природы, является ее компонентом. Внеприродное существование человека и человеческого общества – бесплодная фантазия. Обособленное от общества существование личности (равно как и обособление общества от личности) обладает не бóльшим реальным, практическим смыслом, чем обособление общественного человека от природы.

Противоречивое взаимодействие общества и природы, индивида и общества выступает одновременно и как источник развития, и как его ограничение. Прогнозировать развитие этого противоречия, как механическое сохранение равновесного соотношения противоположностей, столь же методически неправомерно, как и произвольно отдавать предпочтение каким-либо апокалиптическим прогнозам.

Что касается единства общества и природы, личности и общества, то они должны рассматриваться конкретно, исторично и на основании позитивного научного знания. Абсолютизация роли какой-либо одной стороны этого единства – грубое отступление от научной методологии.

353

** *

Вархиве З.И. Файнбурга и Г.П. Козловой сохранился и проспект книги на эту же тему. Книга не была написана, обсуждение вопросов предполагаемого ее издания в архиве не обнаружено. Мы сочли возможным привести этот проспект вместе с текстом статьи.

КВОПРОСУ О НАПРАВЛЕННОСТИ СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ (проспект)

1. Природа феномена «направленность». Два уровня целей социального развития: 1) глобальный, когда цели носят настолько обобщенный характер, что отражают в превращенном виде лишь общие объективные тенденции социального процесса; 2) локальный, когда цели содержат в себе существенный элемент субъективного, вариативного, случайного. Проблема диалектической взаимосвязи двух уровней целеполагания в социальном развитии. Критика концепции внешних целей социального процесса. Проблема общеисторической цели социального процесса: понятие «самосохранения в среде». Противоположность зоологического и социального контекста понятия самосохранения (вграницах их диалектическогоединства).

2. Специфика самосохранения в среде, свойственная социальным объектам. Зоологическая адаптация как относительно пассивная адаптация к среде, воспринимаемой на уровне: а) ее состояния в каждый данный момент; б) ее непосредственных проявлений (т.е. на уровне явления). Социальная адаптация как активное отношение к среде, включающее и целенаправленное преобразование этой среды. Восприятие среды обществом: а) с учетом тенденций закономерного развития среды, т.е. ее будущих состояний; б) с учетом ее глубинных, сущностных свойств, т.е. на уровне свойственных этой среде объектив-

354

ных законов. Труд как центральная форма социальной адаптации в среде (адаптации общества к природе).

3.Труд как основная форма взаимодействия общества с природой. Труд как единство: а) изготовления и применения орудий; б) сознания; в) социальной организации бытия и деятельности. Труд как активное, преобразующее воздействие на среду. Сознание как форма «соединения» деятельности, преобразования с законами бытия и развития объекта этой преобразующей деятельности, как способ придания адаптивной деятельности целенаправленной «встроенности» в закономерности развития объективного мира. Планомерность как адекватная феномену сознания форма развития, форма организации социальных объектов. Предвидение как обще-социальная форма «соединения» труда и сознания. Внутренние противоречия труда как процесса взаимодействия общества с природой.

4.Самосохранение общества как процесс, развертывающийся в историческом времени. Развитие общества как процесс повышения уровня его организации, как «усложнение» и «упрочение» его положения относительно природы, повышение «устойчивости» существования общества в природной среде. Внешние и внутренние аспекты самосохранения и развития «единицы» разума («единицы» социального бытия). Космический (всеобщий) и земной (единичный) аспекты существования общества и человека. Закономерность извечного существования социальной формы движения материи на уровне космического (всеобщего) в его данной физической форме. Проблема глобальной космической метаморфозы как внешняя для характеристики существования социальной формы движения материи. Элемент субъективного, случайного и т.п. по отношению к единичному (земному) феномену существования социального. Взаимодействие космического (всеобщего) и земного (единичного) в условиях особенностей социальной формы движения материи.

355

И.В. Кондаков

«МЫСЛЕЙ МНОГО», ДА «МЫСЛИ НЕ ТЕ» (ВОСПОМИНАНИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ О З.И. ФАЙНБУРГЕ)

Приводятся воспоминания о З.И. Файнбурге как неординарном человеке и выдающемся ученом. Описываются различные начинания, советы, методология работы и отношения к реальности Захара Ильича. Всё это дается в ретроспективном видении и в тесной увязке с развитием культурологии и работами автора.

Ключевые слова: марксизм, культурология, философия, история, социология, литература, культ личности, научная фантастика.

I.V. Kondakov

“THERE IS A LOT OF THOUGHTS” BUT “A THOUGHT NOT THOSE” (MEMOIRS AND REFLECTIONS ABOUT Z.I. FAYNBURG)

Memories of Z.I. Faynburg as about the extraordinary person, and as about the outstanding scientist are given in the article. Various undertakings, recommendations, methodology of work and the attitude towards Zakhar Ilyich's reality are described. All this is given in retrospective vision and in close coordination with development of cultural science and works of the author.

Keywords: marxism, cultural studies, philosophy, history, sociology, literature, cult of personality, science fiction.

1

Более полувека назад, еще школьником, я познакомился с Захаром Ильичом, войдя в его дом в качестве нового друга его сына. Влияние, которое он оказал на меня, на строй моих мыслей, на смысл разрабатываемых мной концепций и на мою научную судьбу, было определяющим. И даже сейчас, спустя

356

25 лет после его ухода, я чувствую его направляющую руку, его руководящий ум, его отеческую заботу..., ибо мы с ним составляем неразрывную связку: учитель и ученик.

Но Захар Ильич Файнбург не был моим научным руководителем. Я не работал на его кафедре и в его лаборатории. Я не участвовал в возглавляемых им социологических исследованиях и коллективных научных и научно-методических изданиях. Я не слушал его блестящих лекций (кроме одной, про научную фантастику, которую он прочел в Пермском университете). Он не редактировал моих статей, не видел моих книг. Я даже не уверен, читал ли он внимательно автореферат моей кандидатской диссертации, который я ему посылал в 1983 году с просьбой написать отзыв… Но и я не читал, к сожалению, многих его произведений, хотя те, что я прочел, убеждали меня (и убедили) в его правоте. Я не подхватывал и не развивал его любимых идей, его научных построений, не цитировал его труды, не ссылался на открытые им подходы к осмыслению социальных и культурных явлений, хотя всегда понимал их ценность и новизну. Наконец, я никогда не чувствовал себя (пожалуй, и не чувствую) социологом или экономистом, как ощущал и представлял себя Захар Ильич…

И тем не менее я являюсь его учеником и считаю его

своим учителем.

Когда-то, очень давно, еще до моего поступления в аспирантуру МГУ, Захар Ильич мне сказал: «Ты должен заниматься философией. Ты должен защищаться по теории культуры». И я, филолог по базовому образованию, защитив в 1983 году кандидатскую диссертацию по филологии, в 1998 году защитил докторскую диссертацию по философии (специальность – именно «теория культуры»).

Это он советовал мне критически изучать современную литературу. И первая моя книга – «От Горького до Солженицына», вышедшая в 1994 году, была посвящена советской литературе и критическому (во всех смыслах) взгляду на нее [1].

357

Вообще, З.И. научил меня интересоваться современностью, осмыслять и анализировать ее, несмотря на всю ее незавершенность и текучесть. Захар Ильич часто говорил, что никак не может перестать теоретизировать по поводу любых окружающих социальных и культурных явлений, чем бы он ни занимался и где бы ни находился.

Единственным способом отрешиться от непрерывной рефлексии окружающей реальности, от ее последовательной социологизации он считал рыбалку. Только когда следишь за поплавком, забываешь о социологии, – говорил он изредка. И в то же время он любил часто повторять важнейшее для истинного ученого правило: «Во всем главное – методология» (в том числе в кулинарии, которой он увлекался не только теоретически, но и практически). И я, начиная с первых своих публикаций (1969), старался взглянуть на изучаемые мной предметы именно с методологических позиций социокультурного анализа. Подзаголовок моей кандидатской диссертации был «Вопросы методологии». Впрочем, когда я занимаюсь готовкой (увы, довольно редко), я вспоминаю эту фразу: во всем главное – это методология. И это никогда не подводит.

И когда я читаю ту или иную научную книгу, диссертацию, когда я участвую в какой-то научной дискуссии, круглом столе или конференции, я мысленно сверяю свои впечатления от прочитанного или услышанного с тем, как бы это прочел и оценил Захар Ильич, ставший для меня образцом служения науке, научной принципиальности, идейной стойкости, философской глубины. Я до сих пор продолжаю у него учиться.

Захар Ильич был и навсегда остался верным марксистом, творческим марксистом, убежденным марксистом, истинным марксистом. Я думаю, он разделял ленинскую сентенцию: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно» [2], кажущуюся мне сегодня казуистикой. Сегодня мне трудно признать себя приверженцем марксизма или последователем Маркса (хотя я не отрицаю его значения и его гениальности). И тем не ме-

358

нее я прошел хорошую марксистскую школу и счастлив, что я ее глубоко усвоил, прежде чем овладевать другими, более современными философскими и социальными учениями. Марксизм дает систему знаний, идейный кругозор, метод осмысления общественных явлений, понимание историзма и социального детерминизма как основы любого гуманитарного знания, которых так не хватает современным гуманитариям. И даже выходя за рамки марксизма, даже изменяя в чем-то существенном ему, я остаюсь учеником марксиста З.И. Файнбурга, не изменяя своему учителю в главном – в научной честности.

Это значит, что Захар Ильич как мыслитель, как исследователь социальных процессов, как педагог в системе общественных наук был шире любых схем, был глубже господствовавших в позднесоветское время банальностей и трюизмов официального обществоведения. И научил подобному мышлению окружавших его и внимавших ему людей. Научил ломать стереотипы, избегать простых решений, не поддаваться дешевой конъюнктуре, искать ключ к пониманию сложных явлений, не останавливаться в своем развитии и помогать развиваться другим. Даже лекции по научному коммунизму (З.И. возглавлял в Пермском политехническом институте кафедру научного коммунизма, за которую большинство из обществоведов не взялись бы) З.И. Файнбург, по его собственному признанию, читал как лекции по социологии.

Прецедент был, как я понимаю сегодня, весьма опасным: лекции по социологии Ю.А. Левады, читанные им на факультете журналистики МГУ, были запрещены, а их публикация, подготовленная ИНИОНом в малотиражном реферативном издании (1969), была немедленно отправлена в спецхран и стала для читателей недоступной. Сам Ю.А. Левада, с которым был дружен З.И., был подвергнут опале и травле, надолго отлучен от публикаций и публичных выступлений.

Ведущий в социологии Институт конкретных социальных исследований АН СССР был лишен притязаний на социальную

359

теорию и обоснование особой научной дисциплины, ими призван был заведовать только «исторический материализм», мало изменившийся со времени сталинского «Краткого курса».

На расправу с рождающейся социологией был поставлен переехавший из Свердловска в Москву М.Н. Руткевич, успешно справившийся с партийным поручением по разгрому прекрасного научного коллектива талантливых ученых. Репрессии против социологии непосредственно совпали по времени с Пражской весной и вторжением советских танков в Чехословакию. Социологическая «весна» было до самой перестройки заморожена. Захар Ильич сильно рисковал, особенно в политически консервативной провинции. Пермский обком КПСС зорко и бдительно следил за социологическими исследованиями, проводившимися под руководством З.И. Файнбурга. Но глава пермских социологов смело плыл против течения, увлекая за собой и своих коллег по кафедре. Тем самым он обосновывал и создавал собственное течение, перебарывающее тусклый и трусливый официоз, чурающийся самого слова «социология».

Но это всё я осознал потом…

2

А познакомился я с Захаром Ильичом как бы невзначай. 5 декабря 1963 года, в канун своего дня рождения, я пришел в гостикГрише Файнбургу, своему однокласснику по 9-йшколе,

где я только три месяца как начал учиться в 9-м классе. Я чувствовал себя в новой, респектабельной школе, с модной специализацией «радиоэлектроника и телемеханика» (о которой я имел самое смутное представление, хотя всё лето готовился к ней, читая какие-то популярные книжки о телевидении и электронике) «чужаком». Все «свои», учившиеся в 9-й школе едва ли не с 1-го класса, держались вместе, дружно и весело, по отношению к «пришлым» несколько высокомерно, как к людям второго или даже третьего сорта.

360