Arapov_D_Yu_-_Islam_i_sovetskoe_gosudarstvo_1917_1936__Sbornik_dokumentov_Vyp_2_-_2010

руках партии большевиков и в качестве «карающего меча диктатуры пролетариата» должно было бдительно охранять существующий государственный строй от всех внутренних и внешних угроз, в том числе конфессионального характера. [9, 38–71]

Разработкой «исламских дел» в системе советской госбезопасности в 1922–1929 гг. занималась специальная чекистская структура — Восточный отдел ОГПУ (ВООГПУ). Он ведал вопросами «в части, касающейся специфической восточной контрреволюции и восточного шпионажа». 3-е отделение Востотдела должно было «объединять» всю чекистскую работу на Кавказе, курировать деятельность «по исламу» территориальных ГПУ. [8, 431–432]

Наше внимание привлекла оценка состояния «мусульманского вопроса» на Северном Кавказе, данная в одном из разделов записки ВООГПУ от 13 сентября 1926 г., отправленной в ЦК ВКП (б): «Положение на Северном Кавказе характеризуется: а) все более возрастающей активностью антисоветского реакционного духовенства и концентрацией его вокруг влиятельных своих идеологов для борьбы с советским влиянием (Дагестан, Чечня, Кабардино-Балкария); б) стремлением реакционного духовенства захватить под свое руководство аул не только в религиозном отношении, но и общественно-политическом. Осуществление этого стремления проводится по следующим линиям: по линии борьбы за религиозную школу против советской; по линии жесткой борьбы с кресткомами [комитетами крестьянской общественной взаимопомощи. — Д. А.]; по линии агитационной деятельности против комсомола, женского и пионерского движения, народных судов; по линии укрепления и развития мюридизма;) наличием еще слабых прогрессивных тенденций [джадидского толка. — Д. А.] среди части духовенства, ищущего блока с соввластью (Адыгея–Черкесия, Дагестан), и наличием признаков прогрессивных тенденций в ряде других областей (Чечня, Осетия, Ингушетия, Кабардино-Балкария)». [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 171. Л. 79–80]

Заметный интерес представляет сравнение данного текста с другими чекистскими источниками. В этом плане для анализа состояния «исламского вопроса» на Северном Кавказе в 20-е гг. первостепенное научно-политическое значение имеют сведения, содержащиеся в вышедшем в 2001–2004 гг. совместном российско-финском издании «“Совершенно-секретно”: Лубянка — Сталину о положении в стране». [11] В этом фундаментальном труде, включающем 334 информационных обзора и сводки ОГПУ за 1922–1929 гг. представлена широкая панорама тогдашней социальной, политической и экономической жизни

СССР во всем ее многообразии. Эти чекистские материалы в основном были заимствованы в Архиве ФСБ, в некоторых случаях в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ).

Один экземпляр этих «совершенно секретных» информобзоров ОГПУ обязательно отправлялся персонально генеральному секрета-

рю ЦК ВКП (б) И.В. Сталину, остальные несколько десятков — другим руководителям партии и государства, членам коллегии ОГПУ и начальникам территориальных ГПУ. Следует учитывать известный антирелигиозно-политический субъективизм авторов этих текстов — сотрудников центральных и местных структур ГПУ. Чекисты, как и все члены партии, официально ориентировались на программу РКП (б) — ВКП (б), принятую на VIII съезде партии в 1919 г., где провозглашалось грядущее полное уничтожение «религиозных предрассудков», т. е. всех без исключения конфессий и культов. [3, 402] В то же время над работниками ОГПУ, как ранее и над сотрудниками царской политической полиции, довлели старые европоцентристские архаично-традиционные стереотипы восприятия мира ислама («магометанин» = «фанатик»), а также сложившиеся в императорской России на рубеже XIX–ХХ вв. страхи перед угрозой панисламизма. [5, 11]

Содержание и качество исполнения информобзоров ОГПУ свидетельствуют о том, что чекисты быстро освоили как приемы агентурной работы, свойственные царской политической полиции, так и методы систематизации собранных данных, применявшиеся охранной службой империи. [10, 36] Несомненно, попадавшие в ОГПУ сведения о северокавказских мусульманах носили зачастую неизбежно выборочный характер, в связи с чем встает вопрос о степени их полноты и репрезентативности. Нам представляется, что, несмотря на все возможные недостатки

ипросчеты, информобзоры ОГПУ являются в целом достаточно представительными источниками, адекватно отражающими общее состояние «исламского» дела в крае. Руководство ОГПУ хорошо знало, что читатель № 1 этих обзоров — И.В. Сталин, уверенно превращавшийся на протяжении 20-х гг. в единоличного лидера страны, — не терпел вранья в поступавших к нему документах. Генсек компартии в силу своего кавказского происхождения и многолетней партийной работы в регионе прекрасно представлял общее состояние северокавказских дел, в том числе и по исламскому вопросу, и хотел получать неприукрашенную информацию.

Как же выглядел северокавказский ислам 20-х гг. по данным информобзоров ОГПУ?

Чекистские доклады тех лет «наверх» в целом констатировали сохраняющуюся прочность позиций ислама во всех слоях «мусульманства» Северного Кавказа: и в зажиточной его части, и среди т. н. «средних» и бедных групп «коренного населения». Ислам, его догматы

иритуалы продолжали определять весь ритм жизни северокавказских мусульман. [11. Т. 1. Ч. 2, 552, 903; Т. 4. Ч. 1, 106–107; Т. 5, 255–257]. Большинство мусульман края составляли сунниты; лишь в некоторых городах и селах, прежде всего в Дагестане, проживали шииты, в 20-е гг. достаточно свободно отмечавшие свои праздники («шахсей-вахсей»

идр.) [11. Т. 4. Ч. 1, 545]

На Северном Кавказе 20-х гг. в суннитской среде весьма заметны, по оценке чекистов, были панисламистские настроения. До 1924 г.

они в основном связывались с верой в интегрирующую роль турецкого халифата Османов, а после его упразднения Кемалем Ататюрком и утверждения в турецкой официальной политике светского курса панисламистские веяния, шедшие из Турции, поддерживались прежде всего тамошней северокавказской эмиграцией, не терявшей связей с родными местами [11. Т. 1. Ч. 2, 900]. В этих условиях предпринимаемые большевиками попытки как-то снизить степень влияния ислама на Северном Кавказе особых успехов не приносили. Более того, чекисты зафиксировали в 1929 г. крайне опасную тенденцию создания своего рода блока, включавшего служителей культов обоих толков ислама (суннизма и шиизма), православия и иудаизма, направленного против коммунистической политики «безбожия» [11. Т. 7, 253].

Анализ материалов сборника «Совершенно секретно» показывает, что наиболее часто тревожившая ОГПУ информация по «магометанству» поступала из самых беспокойных районов Северо-Восточного Кавказа — Дагестана и Чечни. Аналогичные волнующие чекистов сведения шли и из областей Северо-Западного Кавказа (КабардиноБалкарии, Осетии, Адыгеи), но все же «исламский фактор» западнее Владикавказа проявлялся не столь остро.

При характеристике анализируемой информации представляется возможным условно выделить в ней три группы тем: I чисто конфессиональные вопросы и требования; II вопросы «смешанного» характера (в них исламская тема переплетается с политическими, национальными и др. сюжетами); III деятельность «мусульманского духовенства». Данное деление позволяет систематизировать содержащийся в информобзорах ОГПУ достаточно разнообразный материал по северокавказскому исламу.

I. Чисто конфессиональные вопросы

1) Вопрос о «свободе религии» и праве мусульман края жить по правилам веры, защита сохранения шариатского суда. В начале 20-х гг. советской властью было разрешено существование шариатских судов [2, 226–228]. Уже в середине 20-х гг. их структуры стали упраздняться

изаменяться советскими народными судами. Требование восстановления шариатских судов постоянно звучало в обращениях мусульманских кругов, оно являлось одним из главных лозунгов антисоветского восстания 1928 г. в Баксане (Кабардино-Балкария) и пунктом программы антисоветской организации в Дагестане, раскрытой ОГПУ в 1929 г. [11, Т. 4. Ч. 1, 106–107, 154, 156; Т. 5, 437–438; Т. 6, 339–342; Т. 7, 396, 550–551].

2)Расширение числа мусульманских начальных школ (мактабов)

имедресе и свертывание системы советских светских школ. [11. Т. 2, 157, 289–292; Т. 3. Ч. 1, 585; Т. 4. Ч. 1, 154; Т. 4. Ч. 2, 326; Т. 5, 328–329, 350–351, 576; Т. 6, 366; Т. 7, 307, 550–551].

3)Разрешение на ремонт старых и строительство новых мечетей [11. Т. 4. Ч. 2, 326, 899–900; Т. 5, 350–351; Т. 7, 253, 301, 396]

4)Свертывание политики, направленной на светское «раскрепощение женщин» [11. Т. 4. Ч. 1, 609; Т. 7, 120]. Одновременно исламские духовные круги старались использовать женщин в выступлениях в защиту мусульманских школ и мечетей [11. Т. 5, 437–438; Т. 7, 56].

5)Свободное паломничество в Мекку [11. Т. 6, 340–341]

II. Вопросы «смешанного» характера

1) Фиксация ОГПУ тесного переплетения исламского и этнического факторов в жизни северокавказских народов, роли ислама как формы политической антисоветско-антирусской интеграции (чего чекисты более всего опасались) [11. Т. 1. Ч. 2, 973; Т. 2, 289–292; Т. 5, 214]

2)Активное участие мусульманских духовных кругов в проведении «своих» людей в советы, профкомы, крестьянские комитеты и другие структуры большевистского режима [11. Т. 1. Ч. 2, 496–497; Т. 4, Ч. 1, 106–107; Т. 5, 150, 214; Т. 6, 487; Т. 7, 120]. В то же время ОГПУ постоянно констатировало, что и советские органы, и антисоветские круги были непрерывно раздираемы трайбалистскими кланово-местническими и «фамильно-семейными» противоречиями и склоками. Структуры советской власти, по оценке чекистов, были практически недееспособны, их работники постоянно предавались всевозможным порокам (пьянство, разврат, казнокрадство, взяточничество и т. п.) [11. Т. 1. Ч. 1, 466;

Т.3. Ч. 2, 721; Т. 4. Ч. 1, 246; Т. 5, 438]

3)«Комсомольский фактор». По вопросу о вступлении в комсомол большинство исламских духовных лиц обычно выступало против подобных намерений мусульманской молодежи Северного Кавказа. Однако в Чечне ряд имамов и шейхов одобряли членство своей подрастающей паствы в ЛКСМ — пребывание в комсомоле давало столь ценимую среди чеченцев легальную возможность обладать огнестрельным оружием [11. Т. 3. Ч. 2, 637]

III. Деятельность «мусульманского духовенства»

Словосочетанием «мусульманское духовенство» ОГПУ обозначало совокупность служителей исламского культа и ритуала: мулл, имамов, эфенди, шейхов и др. В обзорах чекистов констатировались следующие, наиболее заметные, на их взгляд, процессы и явления в жизни этой элитарной части исламской общины Северного Кавказа.

1) Наличие определенных противоречий внутри исламских духовных кругов в связи с отношением к советской власти. Так, многие мусульманские шейхи, обитавшие в равнинных местах Северо-Восточного Кавказа, относились к большевикам в целом лояльно, в горных же районах этой части края восприятие советской власти в среде исламских уле-

мов было гораздо менее дружественным [11. Т. 1. Ч. 1, 903–904; Т. 2, 85, 107, 108; Т. 4. Ч. 1, 796; Т. 7, 356–357]

2)Отрицательная оценка ОГПУ роли «мюридизма»1. «Мюридизм» воспринимался чекистами весьма негативно. Они фактически видели

внем то же, что и царский генерал-фельдмаршал Д.А. Милютин. Последний писал в 1911 г. о «мюридизме», как о враждебной европейцам мусульманской «организованной массе под видом религиозной секты» [5, 379]. В подобном ключе ОГПУ оценивало и «мюридизм», и вообще все исламские «религиозные секты» на Северном Кавказе. Таким образом, под удары ОГПУ попадали как реальные суфийские братства, так и объединения, лишь чисто внешне использовавшие суфийскую риторику и ритуалы. Все они воспринимались чекистами как враждебные советской власти структуры [11. Т. 2, 85, 107; Т. 4. Ч. 1, 156; Т. 5, 255–256, 472–473; Т. 7, 294]

3)Выделение к концу 20-х гг. на Северном Кавказе групп «прогрессивного» и «реакционного» духовенства. То, что в Европейской России чекистам удалось сделать в начале 20-х гг. — сформировать лояльную правящему режиму группу мусульманских духовных лиц «прогрессивного», т. е. джадидского толка — на Северном Кавказе стало получаться лишь к концу 20-х гг. [11. Т. 2, 108; Т. 3. Ч. 2, 636; Т. 5, 576] Однако все это тогда уже мало что значило. Наступала эпоха «великого перелома», который, в частности, сопровождался беспощадным подавлением и насколько возможно полной ликвидацией всех групп мусульманских духовных лиц без какого-либо различия их политической ориентации [6, 274–275].

4)Отношение к наиболее значительным мусульманским духовным и общественным деятелям. Среди таких лиц наибольшее внимание чекистов привлекали уроженцы Северо-Восточного Кавказа Наджмутдин Гоцинский и шейх Али Гаджи Акушинский.

Первый из них, пытавшийся реанимировать северокавказский «имамат», с самого начала рассматривался ВЧК–ОГПУ как открытый враг советской власти. С ним вели непростую в связи с ее горными условиями вооруженную борьбу, в итоге Гоцинский был схвачен чекистами и в 1925 г. расстрелян. [11. Т. 1. Ч. 2, 903–904, 973; Т. 2, 51; Т. 3. Ч. 2, 508–509].

Более сложный характер носила советская политика по отношению к шейху Акушинскому. В современной литературе отмечается, что успешное установление советской власти в Дагестане во многом произошло благодаря сотрудничеству большевиков с шейхом Али Гаджи. В первые годы истории Советского Дагестана шейх руководил системой действовавших в республике шариатских судов. [2, 218–220]. К середине 20-х гг. шейх постепенно отошел от непосредственного участия в политической жизни и поселился в своем селе Акуши. ОГПУ, однако, высоко ценило духовный авторитет шейха Акушинского, считало его едва ли не самым влиятельным среди враждебных советской власти мусуль-

манских духовных лиц не только в Дагестане, но и на всем Северном Кавказе и старалось постоянно фиксировать его критические замечания относительно советской конфессиональной политики. [11. Т. 2, 178; Т. 3. Ч. 2, 638, 721; Т. 7, 254] Чекисты, в частности, привели в информобзоре за 1926 г. следующие слова шейха Акушинского: «Нам, мусульманам, не нужны совшколы, а нужны школы-медресе, в которых наши дети должны получать арабское знание по шариату. Если допустить мусульманских детей в совшколы, то через три года они совершенно забудут про Бога и веру и станут, как русские, безбожниками». [11. Т. 4. Ч. 2, С. 899–900]. Подобные заявления в конечном счете привели к аресту шейха Али Гаджи в 1930 г. органами ОГПУ, следственным действиям по его делу, во время которых он скончался в заключении.

Таким образом, чекистские обзоры 20-х гг. об исламе на Северном Кавказе дают возможность четко представить, что столь желанное Москвой изживание здесь «исламского дурмана» было далеко не полным и окончательным. Главная задача соввласти — насаждение новой советской светской школы — находилась лишь в начальной стадии реализации. Данное направление в деятельности большевиков имело, как известно, особое значение: с помощью социалистической системы образования предполагалось создать новую «историческую общность» — советский народ. Последующие 30-е гг. стали временем жесточайшего «антиисламского наката» по всей стране, в том числе и на Северном Кавказе. В то же время представляется, что северокавказский ислам все же сумел спрятаться «внутри» коренной части социума, дабы регенерироваться впоследствие в других, более благоприятных для него обстоятельствах.

Примечание

1О «мюридизме» в понимании российских дореволюционных и советских властей подробнее см.: Бобровников В.О. Мюри-

дизм // Религиоведение: Энциклопедический словарь / Под ред. А.П. Забияко, А.Н. Красникова, Е.С. Элбакян. М.: Академический Проект, 2006. С. 668.

Литература

[1] Алов А.А., Владимиров Н.Г., Овсиенко Ф.Г. Мировые религии. М., 1998.

[2]Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие: Очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана. М., 2002.

[3]Восьмой съезд РКП (б). Март 1919 г. Протоколы. М., 1959.

[4]Декреты Советской власти. М., 1957. Т. I.

[5]Императорская Россия и мусульманский мир. Сб. мат. Сост. Д.Ю. Арапов. М., 2006.

[6]История России. ХХ век. М., 1996.

[7]Коржихина Т.П. История государственных учреждений СССР.

М., 1986.

[8]Лубянка: Органы ВКЧ–ОГПУ–НКВД–НКГБ–МГБ–МВД–КГБ. 1917–1991: Справочник. М., 2003.

[9]Мозохин О. ВЧК–ОГПУ. Карающий меч диктатуры пролета-

риата. М., 2004.

[10]Перегудова З.И. Политический сыск России (1880–1917 гг.).

М., 2000.

[11]«Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране. М., 2001–2004: Т. 1. Ч. 1, 2 (1922–1923 гг.); Т. 2 (1924); Т. 3. Ч. 1, 2 (1925); Т. 4. Ч. 1, 2 (1926); Т. 5 (1927); Т. 6 (1928); Т. 7 (1929).

[12]ЦК РКП (б) — ВКП (б) и национальный вопрос. М., 2005.

Кн. 1.

Приложение II

Инструкция о порядке открытия мусульманских религиозных школ и преподавания в них (Октябрь 1926)

Данная инструкция была утверждена 13 октября 1926 г. на заседании специальной комиссии, созданной Антирелигиозной комиссией ЦК ВКП (б) по вопросу «о борьбе с мусульманским религиозным движением». Председателем этой спецкомиссии являлся Е.А. Тучков, одним из членов — Н.Л. Волленберг.

* * *

В связи с постановлениями ВЦИК от 9 и 28 июня 1924 года о преподавании мусульманского вероучения, в целях установления единообразного порядка проведения в жизнь указанного постановления во всех автономных республиках и областях РСФСР, а также в губерниях с тюркотатарским населением, местным организациям при разрешении вопроса об открытии мусульманских религиозных школ и установлении порядка в них, руководствоваться нижеследующим:

I. Условия открытия религиозных школ и преподавание в них

1. Преподавание мусульманского вероучения может производиться только в мечетях. ПРИМЕЧАНИЕ: групповое преподавание вероучения ни в коем случае не допускается в частных или общественных домах и в советской школе.

2.Мечети, используемые в качестве пунктов [преподавания] вероучения, должны отвечать всем требованиям санитарии.

3.Преподавание вероучения допускается только по получении в каждом отдельном случае специального разрешения: в уездах — от Уисполкомов, в кантонах — от кантонского Исполкома, в округах — Окрисполкома, в губернии — Губисполкома;

4.Преподавание вероучения допускается исключительно лицам,

достигшим к моменту начала обучения 14-летнего возраста и окончившим курс первой ступени [т. е. пять классов. — Д. А.] единой трудовой школы и представившим о том официальное удостоверение.