Ушинский К.Д. Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 4

прямо волку выставила. Феня перепугалась, обхватила дерево обеими руками, кричать хочет — голосу нет. А волк прямо на корову кинулся, да и отскочил: с первого разу, видно, задела его рогом. Видит волк, что нахрапом ничего не возьмешь, и стал он кидаться то с той, то с другой стороны, чтобы как-нибудь сбоку в корову вцепиться, или теля отхватить, — только куда ни кинется, везде рога ему навстречу. Феня все еще не догадывается, в чем дело, хотела бежать да корова не пускает, так и жмет к дереву. Стала тут девочка кричать, на помощь звать: «ратуйте, кто в бога вируе, ратуйте!» Наш казак орал тут на взгорке, услышал, что и корова-то ревет и девочка кричит, кинул соху и прибежал на крик. Видит казак, что делается, да не смеет с голыми руками на волка сунуться; такой он был большой да остервенелый; стал казак сына кликать, что орал тут же на поле.Как завидел волк, что люди бегут, унялся, огрызнулся еще раз, два, завыл, да и в лозняк. Феню казаки едва домой довели,— так перепугалась девочка. Порадовался тогда отец, что не отпилил корове рогов.

ЧУЖОЕ ЯИЧКО.

(Из рассказов Х1тсрянина.)

Рано утром встала старушка Дарья, выбрала темное, укромное местечко в курятнике, поставила туда корзинку, где на мягком сене были разложены 13 яиц, и усадила на них хохлатку. Чуть светало, и старуха не рассмотрела, что тринадцатое яичко было зеленоватое и поменьше прочих. Сидит курица прилежно, греет яички; сбегает поклевать зернышек, пипить водицы,— и опять на место; даже вылиняла, бедняжка. И какая стала сердитая: шипит, клохчет, даже петушку не дает подойти, а тому очень хотелось заглянуть, что там в темном уголке делается. Просидела курочка недели с три, и стали из яичек цыплята выклевываться один за другим: проклюнет скорлупку

220

носом, выскочит, отряхнется и станет бегать, ножками пыль разгребать, червячков искать.

Позже всех проклюнулся цыпленок из зеленоватого яичка. И какой же странный он вышел, кругленький, пушистый, желтый, с коротенькими ножками, с широким носиком. «Странный у меня вышел цыпленок, — думает курица: — и клюет, и ходит-то он не по-нашему; носик широкий, ноги коротенькие, какой-то косолапый, с ноги на ногу переваливается». Подиви-

как и прочих; а если завидит ястреба, то, распустивши перья и широко раздвинув круглые крылья, прячет

Стала курочка деток учить, как из земли червячков выкапывать, и повела всю семью на берег пруда: «там-де червей больше и земля мягче». Как только коротконогий цыпленок завидел воду, так прямо и кинулся в нее. Курица кричит, крыльями машет, к воде кидается; цыплята тоже перетревожились: бегают, суетятся, пищат; и один петушок с испугу даже вскочил на камешек, вытянул шейку и в первый еще раз в своей жизни заорал осиплым голоском: «ку-ку-ре-ку!». Помогите, мол, добрые люди, братец тонет! Но братец не утонул, а превесело и легко, как клок хлопчатой бумаги, плавал себе по воде, загребая воду своими широкими, перепончатыми лапами. На крик курицы выбежала из избы старая Дарья, увидела, что делается, и закричала: «Ах-ти, грех какой! видно, это я сослепу подложила утиное яйцо под курицу».

А курица так и рвалась к пруду: насилу могли отогнать бедную.

ГАДЮКА.

(Из рассказов хуторянина.)

Вокруг нашего хутора, по яругам и мокрым местам, водилось немало змей. Я не говорю об ужах: к безвредному ужу у нас так привыкли, что и змеей-то

221>

его не зовут. У него есть во рту небольшие острые зубы, он ловит мышей и даже птичек и, пожалуй, может прокусить кожу; но нет яду в этих зубах, и укушение ужа совершенно безвредно. Ужей у нас было множество, особенно в кучах соломы, что лежала около гумна:

на полу, молоко хлебать, так уж и выползет и к чашке голову тянет, а дети его ложкой по лбу.

Но водились у нас не одни ужи; водилась и ядовитая змея, черная, большая, без тех желтых полосок, что видны у ужа около головы. Такую змею зовут у нас гадюкою. Гадюка нередко кусала скот, и если не успеют, бывало, позвать с села старого деда Охрима, который знал какое-то лекарство против укушения ядовитых змей, то скотина непременно падет, — раздует ее, бедную, как гору. Один мальчик у нас также умер от гадюки. Укусила она его около самого плеча и, прежде, чем пришел Охрим, опухоль перешла-

сруки на шею и грудь; дитя стало бредить, метаться

ичерез два дня померло. Я в детстве много наслышался про гадюк и боялся их страшно, как будто чувствовал, что мне придется встретиться с опасной гадиной.

Косили у нас за садом,, в сухой балке, где весной всякий год бежит ручей, а летом только сыровато и растет высокая густая трава. Всякая косовица была для меня праздником, особенно как сгребут сено в

душистом сене, пока не прогонят бабы, чтобы не разбивал копен. Вот так-то и в этот раз бегал я и кувыркался; баб не было, косари пошли далеко, и только наша черная, большая собака, Бровко, лежала на копне и грызла кость. Кувыркнулся я в одну копну, перевернулся в ней раза два и вдруг вскочил с ужасом. Чтото холодное и скользкое мазнуло меня по руке. Мысль о гадюке мелькнула в голове моей, и что же? Огром-

222

ная гадюка, которую я обеспокоил, вылезла из сена и, подымаясь на хвост, готова была на меня кинуться. Вместо того, чтобы бежать, я стою, как окаменелый, будто гадина зачаровала меня своими безвекими, неморгающими глазами. Еще бы минута — и я погиб; но Бровко, как стрела, слетел с копны^ кинулся на змею, и завязалась между ними смертельная борьба. Собака рвала змею зубами, топтала лапами; змея кусала собаку и в морду, и в грудь, и в живот. Но через минуту только клочки гадюки лежали на земле, а Бровко кинулся бежать и исчез.

Тут только воротился ко мне голос: я стал кричать

иплакать; прибежали косари и косами добили еще трепетавшие куски змеи.

Но страннее всего, что Бровко с этого дня пропал

искитался неизвестно где. Только через две недели воротился он домой: худой, тощий, но здоровый. Отец говорил мне, что собаки знают траву, которою они лечатся от укушения гадюки.

БОГАТСТВО.

Один небогатый молодой человек встретился со своим прежним учителем и горько жаловался ему на свои неудачи в жизни. Он был когда-то лучшим учеником в школе, и те, которые учились гораздо хуже его, пользовались теперь богатством и известностью,

очень хорошим здоровьем, и эта рука», продолжал учитель, взяв за правую руку своего бывшего учени-

223

и за целое королевство?» — «Конечно, нет», — отвечал юноша. «Как же ты жалуешься на свою бедность, обладая такими богатствами?»

ДОБРОСОВЕСТНЫЙ ДИКАРЬ.

Дикий индеец попросил у своего соседа табаку. Сосед был человек не скупой, полез в карман и вынул оттуда полную горсть. На другое утро первый опять пришел к своему соседу и принес ему серебряную монету, которую нашел в табаке. «Почему же ты не оставил ее у себя?» — спросил случившийся при этом белый человек: — «тот, кто подарил тебе табак, подарил и деньги».

Тогда дикарь положил руку на сердце и сказал: «Здесь у меня сидят два человека — добрый и злой. Добрый говорил мне: «деньги тебе не принадлежат; отдай их тому, чьи они». Злой человек говорил мне: «тебе их отдали — они твои». Добрый сказал на это: «не правда, табак твой, а деньги не твои». Злой человек опять сказал: «не беспокойся: поди и купи себе водки». Я не знал, на что решиться и лег спать. Но злой и добрый человек не переставали драться у меня в сердце и не дали заснуть всю ночь; утром я вскочил и понес деньги назад.

ДВА ПУТЕШЕСТВЕННИКА.

Два путешественника шли вместе и остановились ночевать в одной гостинице. Ночью их разбудил крик, и они узнали, что в деревне пожар. Один из путешественников поспешно стал одеваться, чтобы идти на помощь; другой удерживал его, говоря: «Пойдем нашей дорогой, тут и без нас людей довольно. Какое нам дело до чужих!» Но товарищ не послушал его и поспешил к горящему дому. Перед домом, который уже весь был объят пламенем, стояла женщина и в отчаянии кричала: «дети мои, дети мои!» Услышав эти крики, чужестранец в ту же минуту кинулся в огонь, несмотря

224

на яростное пламя и обрушивающиеся балки. «Он погиб, наверное, погиб!» — кричали многие, но через минуту путешественник, с обгоревшими волосами и пылающим платьем, показался из огня, а в руках у него было двое детей, которых он передал рыдающей матери.

Он сказал в моем сердце: «иди!», а я только исполнил его волю.

ДЕДУШКА И ВНУЧЕК.

Жил-был на свете дряхлый старичок. Глаза его помутились от старости, колена тряслись, и слышал он, бедный, плохо. Когда он сидел за столом, то едва мог держать в руке ложку, проносил ее мимо рта и проливал суп на скатерть. Сын его и невестка смотрели на него с отвращением и, наконец, поместили его в

и он грустно посматривал в ту сторону, где накрыт был стол. Однажды миска, которую слабо держали его руки, упала и разбилась вдребезги. Молодая не-

головой. Ему купили деревянную миску, из которой он с той поры и ел постоянно.

Несколько дней спустя, сын его и невестка увидели, что ребенок их, которому было четыре года, сидя на земле, складывает дощечки. «Что ты делаешь?»— спросил его отец.

— Коробочку, — ответил он, — чтобы кормить из нее папашу с мамашей, когда они состарятся.

Муж и жена, молча, переглянулись, потом заплакали и с тех пор стали опять сажать старика за свой стол и никогда больше не обращались с ним грубо.

РАСКАЯНИЕ.

Отец своими руками насадил целый ряд плодовых деревьев лучшей породы. Он очень обрадовался, когда через три или четыре года показались на них первые плоды, хотя, как обыкновенно на молодых деревьях, этих плодов было немного. Но отцу очень хотелось попробовать, каковы они будут на вкус.

Плоды еще не созрели, когда в сад забрался сын соседа — мальчик шаловливый и злой. Он подговорил хозяйского сына, который был моложе его, и они вдвоем так усердно похлопотали около маленьких деревьев, что на них остались одни листья. Пришел хозяин сада и, взглянув на опустевшие деревья, очень огорчился. «Бессовестные дети», — сказал он, — «вы лишили меня удовольствия, которого я так долго ожидал!». Эти слова, сказанные без гнева, но с горестью, глубоко запали в сердце хозяйского сына. Он побежал к своему злому соседу и сказал ему:

— Ах, если бы ты знал, как огорчился батюшка, когда увидал, что мы наделали! Теперь у меня не будет ни минуты покоя. Батюшка не будет любить меня больше, как прежде, но, наверное,, накажет презрением, которое я вполне заслужил.

кольнуло, и он почувствовал, что сам не может подбежать к отцу с прежней радостью.

«Как же мне, — подумал он, — смотреть весело на того, кого я так огорчил. О, нет! Я не могу попрежнему веселиться. Что-то давит мне сердце».

226

Через несколько времени отец пошел с детьми в сад и дал каждому из них по нескольку прекрасных плодов, в том числе и Володе. Дети прыгали весело и ели, но Володя закрыл лицо руками и горько заплакал.

— Что с тобою, дитя мое, о чем ты плачешь? — спросил его заботливо отец. Володя не мог выдержать более душевной муки и, рыдая, сказал отцу: «Ах! я не стою того, чтобы ты называл меня своим сыном, и не могу переносить долее, что ты считаешь меня добрым мальчиком, когда я сделал такое злое дело. Батюшка, милый батюшка! не ласкай меня больше; не дари мне ничего, накажи меня, чтобы я мог к тебе опять приходить спокойно; избавь меня от мучений, которые я чувствую. Накажи меня за мой бессовестный поступок, потому что я... я обобрал молодые деревья!» Услышав это, отец взял сына за руку, ласково привлек его к себе, обнял и сказал: «Я прощаю тебя, дитя мое, и дай бог, чтобы тебе не пришлось в другой раз что-нибудь скрывать от меня: тогда мне не будет жаль моих яблоков».

ПАУК.

Мальчик пошел со своим отцом в виноградник. Там увидал он пчелу, запутавшуюся в паутину. Паук уже готовился вонзить свои ядовитые зубы в тело бедного насекомого, но мальчик разорвал сети хищника и освободил пчелу.

—Ты очень мало ценишь искусство этого насекомого, разрывая его хитрую сеть, — сказал отец мальчику: — разве ты не видишь, как правильно и красиво переплетены эти тонкие ниточки?

—Я думаю, — отвечал мальчик, — что паук так искусно плетет свою сеть для того, чтобы ловить в нее

ипотом убивать других насекомых, а пчелка собирает мед и воск. Вот почему я освободил пчелку и разрушил хитрое тканье паука.

Отцу понравилось суждение мальчика. — Правда твоя, — сказал он сыну, — но, может быть, ты посту-

пил с пауком не совсем справедливо. Развешивая •свою ткань по ветвям винограда, он защищает зреющие кисти от мух и ос и истребляет вредных насекомых.

— Делает ли он это для того, — спросил мальчик,— чтобы сберечь для нас виноград, или для того, чтобы самому поживиться осами и мухами?

—Конечно, — отвечал отец, — ему нет дела до нашего винограда.

—В таком случае, — отвечал мальчик, — добро, которое делает паук, не может быть вменено ему в заслугу.

—Правда твоя, — отвечал отец; — мы должны благодарить за это природу, которая и вредных созданий умеет заставить делать доброй приносить пользу.

—Но скажите, батюшка, — продолжал мальчик,—

цель может прочно соединять многих, союз злых разрушается сам собою.

ПЕСНЯ ПТИЧКИ.

Втесной, крепкой тюрьме большого венгерского города сидел бедный заключенный. Злые люди заковали его в цепи и бросили в тюрьму.

Втюрьме было сыро, темно и холодно. Вместо постели, ему бросили мокрую солому. Ему носили

только хлеб и воду. Он сидел там много лет — бледный, больной, грустный. Солнце редко светило в его узкое окошко, свежий воздух не проходил в тюрьму. Печально думал он о своих милых родных, о маленьких детях своих; думал, что, может быть, давно уже все забыли его, считая умершим. Что-то делается на земле, на родине?

Он подошел к окну. Был чудный летний вечер. Солнце садилось за лесом, освещая красноватым светом его вершины; люди шли и ехали по улицам. Тюрьма «была высоко, и люди казались внизу маленькими. Он

228

закричал им, но никто его не услыхал. В синем не5е летали птицы. Перед окном тихо пролетал орел.

— Орел, орел! — закричал ему заключенный, — сядь ко мне на окошко, расскажи, что делается на земле, пропой мне песню.

«Нет, — отвечал орел, — окно твое очень мало — мне негде сесть. Я не расскажу тебе, что делается на земле, потому что редко спускаюсь на землю. Я вью гнездо свое на высочайших скалах и старых дубах, подальше от злых людей, чтобы они не разорили моего гнезда. Я не спою тебе песни, потому что никогда не пою на земле. Я поднимаюсь высоко, высоко, и мои песни слышит только вечное солнце...»

И могучими взмахами широких крыльев орел гордо поднялся к небу и скрылся из глаз.

—Лебедь, лебедь! расскажи, что делается на земле, пропой мне песню!

—Нет, — отвечал лебедь, — я не расскажу тебе, что делается на земле. Я плаваю всегда в воде, чистой, прохладной воде, между зелеными камышами. Когда вода утром, на заре, станет розовая, я громко кричу заре: здравствуй! Я не спою тебе песни,— я спою песню, когда стану умирать...» И лебедь поплыл по воздуху, блистая белыми крыльями.

—Воробушки, воробушки! сядьте на окошко, расскажите, что делается на земле? Спойте песенку! — «Чилик, чилик! Нам некогда! Нам еще нужно поклевать зернышек, которые мельник нечаянно рассыпал...»

Но вдруг порхнула серенькая птичка, повертелась перед окном и села на железную решетку.

—Здравствуй, соловушек! Спасибо тебе, милая птичка, что навестила меня! Расскажи, что делается на земле, спой мне песенку.

«Я расскажу тебе, что делается на земле, я снэю тебе песенку», — начал соловушек.

И полились такие звуки, что бедный заключенный

заплакал от радости, упал на солому и все плакал

и все слушал...

229>