Диссертация Трубицын

ром, с Западной Европой, способствовало формированию феномена относи-

тельной отсталости и синдрома периферийности1.

Утверждение, что удаленность России от морских коммуникаций стала тормозом ее развития, характерно для многих ученых, отчасти мы затрагива-

ли этот вопрос при анализе геополитики как направления географического детерминизма. Эта мысль преподносится как не требующая доказательств и теоретических обоснований, между тем, она верна лишь отчасти. Прежде всего, она создает впечатление «магии места», будто какие-то районы земно-

го шара изначально отмечены благодатью, в силу чего сами по себе стано-

вятся центрами пересечения торговых путей. Полагаем, что их возникнове-

ние, например, в Западной Европе не первично по отношению к развитию раннекапиталистической экономики. Их не было бы, если бы сама Западная Европа не стала уже в период развитого средневековья динамично развива-

ющимся экономическим центром. Окраинное положение той или иной стра-

ны – не случайность, а закономерность, оно задается ее экономическим раз-

витием, а не определяется изначально природой. И при анализе причин мо-

дернизации нужно думать не над тем, как задержало модернизацию России ее «периферийное» географическое положение и отстраненность от морских коммуникаций, а над тем, почему Россия, в отличие от Европы, не смогла стать центром притяжения экономических интересов других стран. Только в этом случае она могла бы оказаться в центре мировых торговых путей. Ведь до определенного момента, это отмечает и автор, сама Западная Европа была отсталой периферией Евразии. То же самое касается Японии.

Несмотря на указанные противоречия, изыскания В.А. Мельянцева имеют неоценимое значение. Прежде всего, это доказательство необходимо-

сти рассмотрения поставленной проблемы в долговременной исторической перспективе. Крайне важна трактовка «современного экономического роста» как интенсивного, основанного, в отличие от традиционных доиндустриаль-

ных и тоталитарных «социалистических» экономик, на резком увеличении

1 Там же.

121

значения человеческого капитала. Весьма значима для понимания проблемы модернизации России бескомпромиссная оценка ее результатов, утвержде-

ние, что к «современному экономическому росту» наша страна так и не пе-

решла, и что отдельную и важную проблему составляет преодоление послед-

ствий «социалистического эксперимента», ставшего механизмом отрица-

тельного отбора. Автор признает то, что и мы считаем узлом проблемы рос-

сийской модернизации: рентостремительную активность населения1.

Воздействие природно-климатических условий на развитие России в исторической науке фиксируется двояко: в трудах, специально посвящен-

ных данной проблеме2, и в виде попутных замечаний в работах, раскрываю-

щих другие вопросы отечественной истории3. В целом же можно констати-

ровать, что сказанное в отношении советского исторического востоковедения касается и отечественной историографии истории России: здесь также про-

изошел поворот в сторону оценки совокупных условий хозяйствования как более трудоемких и сложных, чем в Европе, и именно с ними в основном связывались причины «исторической отсталости» России. Из отечественных работ в центре нашего внимания находятся труды А.В. Дулова, Л.В. Милова,

В.А. Анучина, из зарубежных – Р. Пайпса, Ф. Броделя4.

Задуматься над тем, настолько ли «суровы» природные условия России,

что они не только привели к ее отставанию от Запада, но и направили ее раз-

витие в принципиально иную сторону, заставляет следующее.

Во-первых, наличие обоснованной противоположной точки зрения, как у специалистов-историков, так и у обществоведов широко профиля. «Россия является малонаселенной страной. Ее почва много лучше, чем в других стра-

1Там же.

2См.: Дулов А.В. Географическая среда и история России (кон. XV – сер. XIX вв.). М., 1983; Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998.

3Принято считать, например, что природные условия России, породившие ее историческую и культурную отсталость, обусловили необходимость петровских реформ. Эта логика переносится и на другой, более масштабный мобилизационный проект – советский. См., например, работы Н.И. Павленко, И.Я. Фроянова.

4Анучин В.А. Географический фактор в развитии общества. М., 1982; Дулов А.В. Географическая среда и история России; Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса; Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993; Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капита-

лизм. XV – XVII вв. Т. 3. Время мира. М., 1992.

122

нах. В ней наилучшие условия для возделывания всех видов зерна, фруктов и овощей. России принадлежат гигантские пастбища и леса…», – пишет Л. фон Мизес1. Весьма иронично к тезису о том, что «суровые» природные условия не позволяют развиваться России по европейскому пути, относится историк А.Л. Янов. Он называет это «климатической заковыкой» и указывает как на обилие природных ресурсов в России, так и сходные природные условия ряда европейских стран2.

Во-вторых, далеко не всегда имеется согласие и среди сторонников «су-

ровых условий». Бросается в глаза различие между советской и постсовет-

ской историографией: если советские историки даже в трудах, непосред-

ственно посвященных влиянию природы на исторический процесс, не слиш-

ком упирали на климат России как на определяющий фактор ее отставания,

то в постсоветских изданиях об этом говорится прямо и безапелляционно.

Так, в работе Анучина климатический фактор не рассматривается в чис-

ле существенных, определивших историю России. Хотя отчасти это объясня-

ется довлеющим влиянием идеи классового антагонизма, все же создается впечатление, что он не считает климатические трудности таким уж серьез-

ным фактором, а больше внимания уделяет социально-экономическим по-

следствиям наличия свободных земель и дефицита рабочих рук3. Не прохо-

дит мимо этого факта и Дулов, хотя касается его лишь слегка. Буквально в двух-трех предложениях он фиксирует, что в XVIII – первой половине XIX в.

имелось большое количество свободных земель, земледельцы не стремились к развитию агротехники, сельское хозяйство развивалось экстенсивно4.

Мысль о тяжелых климатических условиях как факторе развития России озвучивается у него достаточно четко, но тезис о том, что именно это обстоя-

тельство задержало ее развитие, сделать главной идеей книги он не решается.

Это делает Милов в работе, изданной уже в 1998 г.: здесь климатические

1Мизес Л. фон. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность, с. 130.

2Янов А.Л. Россия и Европа. 1462 – 1921. В 3-х кн. Кн. 1. Европейское столетие России. 1480 – 1560. М., 2008. С. 27 – 29.

3См.: Анучин В.А. Географический фактор в развитии общества.

4Дулов А.В. Географическая среда и история России, с. 70.

123

трудности России носят «фундаментальный характер», определяют ход исто-

рии страны, являются причинами ее отставания от Запада1.

Представляется, что на становление данной идеи влияли два важных об-

стоятельства: провал «социалистического эксперимента», заставлявший по мере нарастания кризиса искать объяснения трудностям российской модер-

низации, и крах его идеологии – «марксистско-ленинской методологии», поз-

воливший обнаружить эти трудности в природе.

В-третьих, поскольку речь идет об отставании от Запада, исследование должно предполагать неизбирательное систематическое сравнение природ-

ных условий Западной Европы и России. Однако такое сравнение не прово-

дится. Пример – работа Дулова. Хотя из непосредственного анализа природ-

ных условий различных районов России не видны какие-либо совокупные особенности, разительно отличающие ее от Запада2, все же делается вывод,

что «географические факторы в целом предоставляли России меньшие воз-

можности для развития сельского хозяйства, чем в большинстве других стран Европы»3. Те же, кто проводил такое систематическое сравнение, пришли к противоположным результатам4. Данные В.О. Ключевского, А.Л. Шапиро,

С.В. Лурье, Б.Н. Миронова заставляют усомниться в оценках сторонников анализируемой точки зрения. Это касается и весьма безапелляционного утверждения, что Восточная Европа обладает менее плодородными землями,

чем Западная, и того, что это обстоятельство вкупе с кратковременностью цикла земледельческих работ русских крестьян порождает культурные, поли-

тические, социально-экономические различия Запада и России5.

И наконец, четвертое: при отсутствии систематического сравнения глав-

ным, а иногда единственным доказательством анализируемой точки зрения становится факт низкой по сравнению с Западом урожайности в России6.

1См.: Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса.

2Дулов А.В. Географическая среда и история России, с. 16 – 22.

3Там же, с. 51.

4См.: Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи, т. 1.

5См.: Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса.

6О тяжелых климатических условиях для земледелия в России пишет Мельянцев, и главным подтверждением этой его оценки также является факт низкой урожайности в России. И у него также отсутствует непо-

124

Обратимся к работе Р. Пайпса, в центре внимания которой – политический аспект модернизации1. Ответ на главный вопрос – «почему в России в отли-

чие от остальной Европы общество оказалось не в состоянии стеснить поли-

тическую власть серьезными ограничениями», иначе говоря, почему патри-

мониальное вотчинное государство не трансформировалось в либеральное, –

он выводит из неблагоприятного климата России2. «В стране с низкой уро-

жайностью (сам-3) невозможна высокоразвитая промышленность, торговля,

транспорт; невозможна там и высокоразвитая политическая жизнь»3.

По поводу данного тезиса имеются серьезные возражения. К показателю урожайности этот и другие авторы относятся как к метафизической характе-

ристике, изначально определяющей положение общества, в то время как сама она определяется только природой. Между тем это не так, она складывается из приложенных к природе человеческих усилий в рамках тех или иных со-

циальных форм. Иначе трудно будет ответить на вопрос, почему, начинаясь с одного уровня урожайности в период раннего средневековья (этот уровень при переходе к земледелию всегда минимален – сам-1,5 / сам-2), в Западной Европе в ходе модернизации он неуклонно рос, а в России оставался почти неизменным в течение многих веков. Пайпс и другие авторы исходят здесь из того, что земледельцы всюду прикладывают одинаковые усилия для получе-

ния урожая, и только разные природные условия порождают разные резуль-

таты этих усилий4. Но и это далеко не так. Разумеется, мы не считаем, что русские крестьяне были менее трудолюбивы (хотя совсем отбрасывать дан-

ные культурологов об отсутствии ценности труда в русской культуре все-

таки не стоит), это означает только, что иным был характер их труда. Труд европейских земледельцев с определенного момента был направлен на ин-

средственное систематическое сравнение природных условий России и Западной Европы. См.: Мельянцев В.А. Генезис современного экономического роста.

1Пайпс Р. Россия при старом режиме. Пер. с англ. М., 1993.

2Там же, с. 10, 12 – 41.

3Там же, с. 19.

4Как пишет, Милов, «в силу различия природно-географических условий на протяжении тысячи лет одно и то же для Западной и Восточной Европы количество труда удовлетворяло не одно и то же количество естественных потребностей индивида». См.: Милов Л.В. Великорусский пахарь.

125

тенсификацию, в то время как в России он был экстенсивным. Это обращает нас к работам историков, придерживающихся противоположной точки зре-

ния, в соответствии с которой особенности экономической истории России вытекают не столько из сложных природных условий, сколько из обилия по-

тенциальных посевных площадей.

Нельзя сказать, что сторонники «суровых условий России» не учитыва-

ют социальные факторы урожайности. Им известно, например, о ее сниже-

нии в России в первой половине XIX в. и особенно сильном – в плодородных южных районах, и они утверждают, что «это падение было связано с хищни-

ческими методами использования земли, которое при господстве крепостни-

ческого хозяйства приводило к падению естественной производительности почвы и в некоторых южных районах – к эрозии. В северной зоне, где почва обрабатывалась тщательнее и нередко унавоживалась, падение урожайности оказалось менее заметным»1. Авторы даже стремятся выяснить, что влияло на производительность сельского хозяйства больше – социальные или при-

родные обстоятельства. И пишут, что, несмотря на отсутствие прямой зави-

симости производительности сельского хозяйства, как от количества прило-

женного труда, так и от климатических условий, все же зависимость урожай-

ности от природы была высока. Их вычисления показывают, что «в районах с более благоприятными условиями производительность труда была выше в несколько раз, от 2 до 4 – 5». Такова, по их мнению, «подлинная величина влияния природы на производительность труда в зерновом хозяйстве» 2.

С математической точки зрения оснований для сомнений в правильно-

сти вычислений нет. Однако подсчет в данном случае не может учесть каче-

ство и характер трудовых усилий: единицей исчисления является «человеко-

день», который не фиксирует ни качества труда, ни мотивацию, ни даже тех-

нологии. Тем более, что сравнение осуществляется не между Западной Евро-

пой и Россией, а между различными районами России – с более и менее бла-

1Дулов А.В. Географическая среда и история России. С. 57 – 58.

2Там же, с. 60.

126

гоприятными природными условиями. Но один «человеко-день» русского крепостного с его подсечно-огневой или, в лучшем случае, трехпольной си-

стемой земледелия далеко не равен одному «человеко-дню» свободного за-

падноевропейского крестьянина, осуществлявшего интенсивные приемы об-

работки почв. Следовательно, такое сравнение не может учесть социально-

экономическую и технологическую динамику и обнаружить ее предпосылки.

Разумеется, авторы пишут о том, что урожайность зерна в худших почвенных и климатических условиях могла оказаться более высокой, чем в благоприят-

ных из-за разных условий труда феодально-крепостного населения. Отмеча-

ют они и влияние надзора: на монастырских землях вблизи администрации производительность порой была выше, чем на тех же землях, удаленных от административного центра1. Но зафиксировать это в общих выводах о влия-

нии природы на развитие общества в рамках эмпирической истории без при-

влечения понятийного аппарата обобщающих исторических наук не пред-

ставляется возможным. А главное – нет возможности установить истинную причинно-следственную связь между климатическими условиями и динами-

кой производительности труда без систематического сравнения Запада и Рос-

сии на протяжении всего процесса модернизации – с XI по XIX вв.

С этим связаны и более глубокие – собственно философские – вопросы,

касающиеся самого механизма развития общества. Оттолкнемся от суждения Ф. Броделя, также основывающегося на фактах отсутствия роста производи-

тельности в сельском хозяйстве: «не было значительного избыточного про-

дукта; следовательно, не было и настоящих городов»2. Подобная логика так-

же создает впечатление развития как самого собой разумеющегося явления,

неотъемлемого свойства любой социальной системы, происходящего всегда,

когда для этого возникает возможность. Такой возможностью здесь являются благоприятные природные условия, способствующие росту прибавочного продукта, излишков продаваемой на рынке сельскохозяйственной продук-

1Там же, с. 64.

2Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. С. 555.

127

ции, ведущие к появлению и росту городов, развитию городской культуры и политической жизни. Будь эти авторы правы теоретически, в мировой исто-

рии должна была бы обнаружиться прямая зависимость результатов соци-

ального развития от природных условий. Но чаще видна обратная, указыва-

ющая на то, что развитие порождается не возможностью, а необходимостью

решения той или иной проблемы. Будь они правы фактически – тяжелые условия России стимулировали бы экономическую деятельность по пути ее интенсификации, как это было в Западной и Северной Европе, но этого как раз и не произошло.

Пространственно-территориальный фактор истории России. Обра-

тимся к противоположной точке зрения. По-видимому, первая констатация отрицательного воздействия территориального фактора на развитие россий-

ского общества в исторической науке произошла в трудах С.М. Соловьева,

П.Н. Милюкова, но особенно обоснованная – В.О. Ключевского, который объявил колонизацию «главным фактом русской истории». «История России есть история страны, которая колонизируется»1. В поздней советской и пост-

советской отечественной историографии проблема поднималась в трудах А.Л. Шапиро и Б.Н. Миронова.

А.Л. Шапиро связывает закрепощение крестьян как один важнейших факторов отставания России от Запада с низкой плотностью населения и не-

достатком рабочих рук2. Но в то же время он дистанцируется от демографи-

ческого детерминизма, сторонники которого, по его мнению, были неправы,

считая, что «только увеличение плотности населения заставляло переходить от охоты к скотоводству, от скотоводства – к земледелию, от подсеки и пере-

лога – к трехполью, от трехполья – к многополью. Даже развитие промыш-

ленности и торговли они выводили из плотности населения, а ее медленный рост в России рассматривался как основная причина экстенсивности ее эко-

1Ключевский В.О. Сочинения. В 9 т. Т. 1. Курс русской истории. Ч. I. М., 1987. С. 50.

2Шапиро А.Л. Русское крестьянство перед закрепощением: (XIV – XVI вв.). Л., 1987. С. 225 – 227.

128

номического развития»1. Историк критически ссылается на труды Ковалев-

ского: «сводить особенности развития народов к плотности населения невоз-

можно: наиболее населенные страны не всегда являются наиболее развиты-

ми. Но отрицать факт, что высокая плотность населения дает толчок разделе-

нию труда, росту городов и промышленности, не приходится»2.

Б.Н. Миронов анализирует две противоположные точки зрения на при-

родные условия России и делает вывод, что «воздействие географической среды на общество происходит опосредованно и во взаимодействии с други-

ми социальными, экономическими и политическими факторами, оценить ин-

дивидуальный вклад каждого из них не представляется возможным»3. Работы данного автора важны и в методологическом плане: он осуществляет свои исследования на грани исторической науки, математики и социологии4.

С опорой на западные исследования Миронов утверждает, что любые соображения о влиянии географической среды на социальные процессы но-

сят предположительный, а часто гадательный спекулятивный характер, и не могут быть подтверждены эмпирически5. Автор задает вопрос: если климат и географические условия России были столь негативны и фатальны, как объ-

яснить, что европейские народы, живущие в более неблагоприятных услови-

ях (страны Скандинавии), «не испытали их травматического воздействия», а

народы, жившие примерно в таких же условиях (Германии, Северной Ан-

глии, Ирландии) «знали феодализм, Ренессанс, Реформацию, а Россия нет, и

намного раньше нее расстались с общинными отношениями, коллективной собственностью, крепостным правом, всесильной государственной властью и полюбили частную собственность, индивидуальную ответственность, демо-

кратию и интенсивный труд»?6 Наиболее яркий пример – Нидерланды –

1Там же, с. 225

2Там же.

3Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи. С. 57.

4Миронов Б.Н. Историк и социология. Л., 1984; Миронов Б.Н. История в цифрах: Математика в исторических исследованиях. Л., 1991.

5Миронов Б.Н. Социальная история России, с. 57 со ссылкой на: Ingram M.J., Farmer G., Wiegley T.M.L. Past Climates and Their Impact on Man: A Review // Ingram M.J., Farmer G., Wiegley T.M.L. Climate and History: Studies in Past Climates and Their Impact on Man. Cambridge, 1981. P. 3 – 50.

6Миронов Б.Н. Социальная история России, т. 1. С. 57.

129

страна с ничтожной территорией и бедными природными ресурсами, где по-

севные площади приходилось в буквальном смысле отвоевывать у моря. И в то же время она создала блестящую агрокультуру, которой восхищалась вся Европа. «Хотят того сторонники географического детерминизма или нет, –

считает автор, – но их природа превращается в «козла отпущения», на нее взваливается вина за культурную и экономическую отсталость, за недостатки политического и общественного строя страны»1. Подводя итог сравнитель-

ному анализу, автор заключает: «ни климат, ни почвы в России и на Западе не отличались столь существенно, чтобы видеть в них факторы, способные объяснить различия в их социальной и экономической истории»2. Главным же фактором российской истории он видит территориальную экспансию и низкую плотность населения. «Увеличение плотности населения заставляло людей искать способы борьбы с перенаселением. Различные народы выбира-

ли различные пути в зависимости от природных условий, политических и со-

циальных институтов, менталитета, традиций, обычаев и закона… Россия предпочитала территориальный рост»3.

С опорой на теорию Бозеруп Миронов утверждает, что переход к интен-

сивным формам, поскольку имеет издержки, не происходит до тех пор, пока экономический субъект не столкнется с ухудшением условий хозяйствова-

ния, снижением урожайности, сокращением надела. А поскольку в России до середины XIX в. был прирост площадей, причем земель более плодородных,

чем в коренной части страны, и не было аграрного перенаселения, то вопрос о переходе к интенсивному способу производства не вставал. «Интенсифика-

ция требует затрат капитала, и происходит только тогда, когда есть избыток труда, недостаток земли и достаток капитала. В России всегда был избыток земли и недостаток капитала, поэтому возникавший в отдельных районах из-

быток труда переливался в районы избытка земли и недостатка труда»4.

1Там же, с. 58.

2Там же, с. 54.

3Там же, с. 65.

4Там же, с. 48.

130