Диссертация Трубицын

«Мир-системный» подход, используемый авторами в качестве одного из теоретических оснований описания механизмов социальной эволюции, со-

ставляет проблему уже потому, что для него не существует модернизации именно как внутренне детерминированного развития общества. Его объект – мировая система капитализма (мир-экономика); это структуралистское направление, где приоритет в изучении системы остается за конфигурацией связей в ущерб ее элементам. Если модернизация отдельной страны и допус-

кается, то только как следствие трансформации мировой системы – перехода от «мир-империи» к «мир-экономике», и нет никаких причин для трансфор-

мации аграрного общества в индустриальное помимо ее потребностей. Про-

блема генезиса капитализма также решается структуралистски – сначала сложилась система капиталистических связей (система примитивного това-

рообмена переросла в систему развитой торговли), только вслед за этим соб-

ственно экономика стран и регионов, сначала в Западной Европе, затем по всему миру стала капиталистической, т.е. основу ее составили рынок, частная собственность, наемный труд1.

Теоретически наибольшие возражения вызывает структуралистский подход. Нет оснований сомневаться в том, что мировая система капитализма существует, но из системной методологии не следует с необходимостью структурализм, нет оснований игнорировать роль элементов в трансформа-

ции системы. В этих элементах – отдельных странах и регионах – идут про-

цессы, обусловленные внутренней логикой развития общества, влияющие на состояние системы в целом и способные изменить положение страны. Отсю-

да следует, что проблема модернизации существует, равно как и сам процесс модернизации как внутренне детерминированная трансформация общества.

Положение той или иной страны на мировом рынке зависит от степени мо-

дернизации ее общества – чем она выше, тем более выгодное положение займет страна в мировой системе разделения труда. Сказанное не исключает

1 Там же, с. 63 – 81.

151

влияния внешних факторов, но исход развития зависит от внутренних соци-

альных и природных условий не меньше, чем от внешних.

Критика положения о приоритете связей над элементами имеет огром-

ное значение для развивающихся стран. Наиболее вредным выводом из него является игнорирование того, что их положение на мировом рынке зависит от них самих, и нельзя возлагать всю ответственность на абстрактную мир-

систему, которая якобы поставила их в изначально невыгодные условия и в которую, следовательно, не нужно и даже опасно интегрироваться. Будучи озвученным во введении к русскому изданию книги Валлерстайна, такой вы-

вод отражает господствующие в отечественной науке и общественной мысли настроения: «кризис, переживаемый нашей страной, – лишь часть мирово-

го»1. Очевидна привлекательность данной позиции для прокоммунистиче-

ской и традиционалистской, весьма популярной в развивающихся странах идеологии. Она позволяет переложить ответственность за происходящее в стране с себя на Другого, правда, теперь уже не конкретизированного «вра-

га» (Запад), а на безличную мир-систему, но суть от этого не меняется2.

Возвращаясь к работам Гринина и Коротаева, отметим, что вышеуказан-

ная расстановка приоритетов в понимании ароморфоза при его применении к модернизации сузит последнюю до незначительных поверхностных измене-

ний, приведет к отказу от ее понимания как глубокой социальной трансфор-

мации, затрагивающей сами основы общества. Под модернизацией будет подразумеваться любое усиление социального режима по отношению к внешним обстоятельствам, прежде всего геополитическим, выраженное в по-

явлении новых отраслей производства, вооружений, в реорганизации армии и т.п. Это приведет к слиянию социально-философского понятия модернизации с обыденным практико-ориентированным, понимаемым как «обновление»

1Там же, с. 5.

2Сам Валлерстайн, как известно, является в своих взглядах «новым левым», его идейные истоки – Р. Люксембург, А. Грамши и Франкфуртская школа; последователями «мир-системной методологии» и примыкающими к ней создателями теорий «отсталости» и «зависимого развития» являются А. Агилар, С. Амин, П. Вускович, Ф.Э. Кардозу, А.А. Монтеверде, А. Пинто, К. Самфан, Т. дос Сантос, Р. Ставенхаген, Э. Фалетто, Ф. Фанон, А.Г. Франк, С. Фуртадо.

152

(модернизация армии, флота, заводского оборудования и т.п.). Данная точка зрения, господствующая в современной макросоциологии и теоретической истории, будет рассмотрена в следующем параграфе.

Поскольку макроизменений не может быть без микропроцессов, нельзя разделять уровни их рефлексии методологически. Примером подобных за-

блуждений, ставших результатом рассогласования макро- и микроуровней,

является рассмотрение Великих географических открытий, колонизации, со-

перничества держав, приведших к усиленному развитию мореплавания, тор-

говли, военного дела, как факторов, породивших модернизацию Запада. Этих макроявлений никогда не было бы, не будь опережающего социально-

экономического развития Западной Европы уже с рубежа XI – XII вв. Именно поэтому мы настаиваем на том, что модернизацию как процесс трансформа-

ции аграрного общества в индустриальное нельзя сужать до кратковремен-

ных военно-политических, экономических и культурных подъемов тех или иных государств, равно как нельзя ограничивать ее индустриальной револю-

цией и двумя-тремя веками перед ней. Казалось бы, защищаемый авторами подход предполагает именно такую – широкую – трактовку понятия «соци-

альный ароморфоз» и распространение его законов на все исторические зна-

чимые трансформации, но его применение к проблеме модернизации допус-

кает сужение данного процесса до неоднократно происходящего в истории многих стран экономического, политического и культурного подъема.

Считать, что модернизация как ароморфоз может возникнуть только на макроуровне и сопровождаться лишь одноуровневыми и частными идио-

адаптационными изменения на микро- и мезосоциальном уровне, означает пытаться обмануть эволюцию. Что придаст социальной системе новое каче-

ство, если ее акторы не являются субъектами новых отношений? Оттеснение на второй план усложнения на микроуровне приведет к тому, что полноцен-

ным современным обществом станет, например, Северная Корея, и тотали-

тарные режимы окажутся таким же путем в современность, как демократиче-

ские. Авторы видят проблему и пытаются решить ее оговорками: «Фактиче-

153

ски без развития, без двуединого процесса дифференциации и интеграции макроэволюционные сдвиги невозможны. Конечно, в некоторых из них

(например, при переходе к тоталитарным «социалистическим» системам) од-

ноуровневые (и даже в некоторой степени дегенерационные) составляющие могли преобладать над ароморфозными». Но «если мы хотим изучить макро-

эволюционный процесс, в результате которого мир, населенный группами охотников-собирателей, превратился в современную сверхсложную постин-

дустриальную Мир-Систему, наибольший интерес представляют именно те макроэволюционные сдвиги, в которых преобладали составляющие разви-

тия… В процессах социальной макроэволюции, ведущих к появлению прин-

ципиально новых социальных макроформ и макросистем, эти составляющие,

как правило, имеют более важное значение, чем идиоадаптационные»1.

Этот тезис справедлив и имеет большое методологическое значение: в

мировой истории есть то, что развитием не является, своего рода боковые

«тупиковые» линии, не приводящие ни к выходу на новый уровень взаимо-

действия, ни к усложнению. Следовательно, необходимо разделить понятия

«исторический процесс» и «развитие», что авторы и делают, понимая под развитием только прогрессивные изменения. И если понимать под ароморфо-

зом именно механизм прогрессивного изменения при обязательном наличии усложняющих социальную систему микро- и мезосоциальных изменений, это понятие вполне применимо для объяснения процесса модернизации.

Но авторам не удается избежать некоторых противоречий. В частности,

в приведенной выше цитате развитие представляется как частный случай эволюции, последняя является более широким понятием: далеко не всякая эволюция ведет к развитию. Это обнаруживается и в другом месте: «процес-

сы социального развития оказываются составляющей общего процесса соци-

альной эволюции»2, а также при экстраполяции биологических терминов

«ароморфоз», «алломорфоз» и «идиоадаптация»; все это – эволюционные

1Гринин Л.Е., Коротаев А.В. Социальная макроэволюция и исторический процесс // Философия и общество. 2007. № 2. С. 24.

2Там же, с. 48.

154

механизмы, но алломорфоз и идиоадаптация к выходу на новый уровень,

следовательно, к развитию, не ведут1. Но в то же время они подразделяют развитие на эволюционное и неэволюционное, сопоставляя их с биологиче-

скими понятиями «филогенез» и «онтогенез» соответственно2. Первое при-

водит к серьезным качественным сдвигам в организации социальной систе-

мы, под вторым подразумевается «запрограммированное» совершенствова-

ние в отдельные периоды истории, не ведущее к глубоким качественным из-

менениям социальной системы в целом. То же самое с развитием: сначала под развитием понимают только «значимый рост сложности социальных си-

стем»3, но позднее представляют его «в виде повторяющихся фаз определен-

ного циклического процесса, без явной качественной трансформации от цик-

ла к циклу» и утверждают, что «в жизни общества существуют разные типы развития – не только движение по восходящей линии»4.

При попытке применения предлагаемой методологии к проблеме модер-

низации эти противоречия выйдут за рамки терминологических. И вообще многое зависит от области применения подхода: пока данные теоретические основания прилагаются к исторической динамике в целом, к проблеме взаи-

модействия ее базовых факторов, они не вызывают возражений. Вопросы по-

являются при рассуждении над конкретными проблемами. Это касается и проводимой авторами критики «однолинейной модели истории».

Критика эволюционизма как однолинейной схемы истории. Критикуя

«однолинейные схемы истории», авторы все же неоднократно пишут о «ма-

гистральном пути» эволюции, который в конце концов вытесняет все осталь-

ные5, что говорит в пользу однолинейности, но понимаемой не как «железная необходимость», а как результат «естественного» социального отбора. Пола-

гаем, важно учесть следующее. Если в результате отбора побеждает та или

1Там же, с. 20.

2Там же, с. 44.

3Там же, с. 25.

4Там же, с. 44.

5Гринин Л.Е., Коротаев А.В. Социальная макроэволюция и исторический процесс // Философия и общество. 2007. № 2. С. 36 – 37, 42.

155

иная форма организации общества, необходимо решить в первую очередь,

что является предметом исследования в данном феномене: причины и зако-

номерности возвышения и победы одной из форм или само разнообразие форм, появившихся в результате вызова? Критики однолинейности пишут о том, что могло быть так, а могло быть иначе, обвиняя своих оппонентов в не-

внимании к альтернативам. Это законно. Но ведь в результате отбора стало именно так, а не иначе, и то, почему что-то произошло именно так, также необходимо изучать, тем более если считать, что это произошло закономер-

но, а не случайно. И при этом условии – при оценке происходящего как зако-

номерности – альтернатива, или то, что кажется исследователю альтернати-

вой, превращается в тупиковую линию эволюции, не ведущую к развитию.

Вспомним уже затронутую проблему наличия тоталитарных и социалистиче-

ских «альтернатив» модернизации, которые многие считают вполне реаль-

ными (а некоторые – успешными) вариантами развития. Критики «моноли-

нейной теории модернизации» настаивают на «многообразии форм» инду-

стриального общества, но многим ли из этих форм удалось шагнуть в пост-

индустриальный мир и не уйти в небытие в ходе истории XX столетия?

Установка на то, что все варианты ответов, которые дают общества на вызов, необходимо рассматривать как «равноправные», представляется вер-

ной и чрезвычайно полезной. Лишь какой-то один, поначалу незаметный, не сразу проявляющий свои преимущества перед другими, в силу тех или иных причин побеждает в конкурентной борьбе. То есть для утверждения и победы новой более эффективной формы необходим «инкубационный период», она далеко не сразу раскрывает свои преимущества1. Этим объясняется, на наш взгляд, почему в экономическом, культурном и политическом плане, несмот-

ря на раннее начало модернизации, Западная Европа вплоть до XVII – XVIII

вв. казалась отсталой периферией мира, а по сути и была таковой, и только в начале XIX в. ее преимущества перед Востоком стали явными. То же самое в

1 Гринин Л.Е., Коротаев А.В. Социальная макроэволюция и исторический процесс // Философия и общество. 2007. № 4. С. 25, 27.

156

отношении Японии и Китая: первая долгое время считалась в Китае варвар-

ской страной, пока (в конце XIX в.) не стала одним из образцов для реформ в Китае. И безусловно важно знать, что первичное разнообразие этих форм-

ответов – необходимое условие эволюции. Здесь авторы борются с таким свойством классического эволюционизма, как установка на предопределен-

ность появления и развития по восходящей тех или иных форм в силу их не-

коей изначальной исключительности.

Полагаем, однако, что эти обстоятельства не отменяют всех положений классического эволюционизма. В частности, утверждение и победа той или иной формы – не случайность, а закономерность, поскольку побеждают в конечном итоге наиболее эффективные ответы. Авторы склонны говорить о приоритете случайности; мы же считаем, что в самом возникновении ответа,

в его конкретных обстоятельствах, безусловно, многое случайно, но победа более эффективной формы закономерна. Бесчисленные случайности не отме-

няют неизбежность возвышения наиболее эффективных форм, ведь в этом заключается сам механизм эволюции путем «естественного» отбора – без принципа «победы сильнейшего» он просто не работает. Мы не беремся рас-

суждать о таких трансформациях, как возникновение государства (о нем в основном пишут авторы в качестве примера), но по отношению к модерниза-

ции это верно: пока в мире утверждается наиболее эффективный «вариант» индустриального общества из всех предложенных в XX в. «альтернатив».

Считаем также, что законная критика однолинейности и доминирующе-

го фактора истории не противоречит поискам общих тенденций и закономер-

ностей в конкретных социально-исторических процессах. Таковой является

интенсификация и ее зависимость от природных условий и ресурсной обес-

печенности. Конечно, только в том случае, если она будет обнаружена у всех реально развивающихся обществ, ее можно будет назвать сущностным изме-

нением в процессе модернизации. Пусть магистральный путь нащупывается,

как пишут авторы, не сразу, а побеждает в долгой конкурентной борьбе с другими, но он есть, следовательно, в тех или иных аспектах мировая исто-

157

рия однолинейна. Однолинейность признают де-факто и сами авторы, фикси-

руя общие тренды роста «потолка несущей способности Земли», обусловлен-

ного развитием «жизнеобеспечивающих технологий» под действием роста численности населения1.

Поэтому есть основания принять с учетом вышеуказанных замечаний предлагаемое понимание эволюции и развития, при котором первая есть про-

цесс структурной реорганизации, приводящий к возникновению качественно новых, отличающихся от предшествующих, форм, а второе – разновидность эволюции, ведущая к появлению более организованных и сложных форм, об-

ладающих большими способностями использования среды. И есть причины согласиться с тем, что только в этом случае эволюционизм «становится научной деятельностью по поиску номотетических объяснений для подобных структурных изменений» 2, т.е. по поиску законов.

Понятие научного закона. В связи с вышесказанным возникает необхо-

димость прояснения понятия «научный закон». Предлагаемая авторами уста-

новка на него как на мыслительный конструкт представляется ненужной в данном случае актуализацией субъективной стороны познания. Мы более склоняемся к классической его трактовке – как «объективной, существенной и необходимой связи», чем к тому, что закон есть «утверждение о том, что что-то произойдет с той или иной степенью полноты при строго оговоренных условиях»3, что фактически является не законом, а следствием из него. Не считаем полезным также принципиально разводить законы на «классиче-

ские», описывающие часто повторяющиеся явления, и «законы ароморфо-

зов», имеющие дело с уникальными (на первый взгляд) явлениями. Вызывает сомнение и утверждение, что именно вторые представляют собой особую важность для изучения макропроцессов, т.к. ароморфозы встречаются редко

1Коротаев А.В., Малков Н.Л., Халтурина Д.А. Законы истории. Математическое моделирование исторических макропроцессов. С. 30.

2Классен Х.Й.М. Проблемы, парадоксы и перспективы эволюционизма // Крадин Н.Н., Коротаев А.В., Бондаренко Д.М., Лынша В.А. Альтернативные пути цивилизации. М., 2000. С. 7.

3Гринин Л.Е., Коротаев А.В. Социальная макроэволюция и исторический процесс // Философия и общество. 2007. № 2. С. 28.

158

и для них необходимо слишком много совпадающих условий. По мнению ав-

торов, совпадение условий некоторых явлений (возникновение жизни и че-

ловека, поворотные моменты его истории) больше никогда не случится и ни-

какую «устойчивую и повторяющуюся связь» в них выявить, следовательно,

невозможно. По отношению к таким «ароморфозам», как возникновение жизни, разума, человека, данное утверждение, быть может, и верно, но явля-

ется ли таковым феноменом модернизация? Можно ли с уверенностью утверждать, что индустриальное общество возникло только раз (и только в условиях зарождающейся «мир-экономики»), а потом репродуцировалось на другие традиционные общества, или его возникновение как внутренняя трансформация аграрного общества есть неоднократно повторяющееся явле-

ние? Мы твердо уверены во втором: на это указывает история и Японии, и

некоторых других незападных стран, где вызревание капиталистического уклада происходило задолго до европейского влияния.

Есть, однако, и метафизические установки на запрет разведения науч-

ных законов на «классические» и «ароморфозные», связанные с принципом субстанционального единства мира. Полагаем, что категория «научный за-

кон» должна быть единой, причем как для социальной реальности, так и для естественной, хотя, конечно, следует учитывать разницу в особенностях их реализации. Эта разница достаточно давно обнаружена и зафиксирована в понятии «закономерность», отражающем стохастичность, относительную не-

предсказуемость протекания законов в обществе, но не говорящем о том, что

«природа» этих законов принципиально иная. Анализ понятия научного за-

кона, осуществленный А. Уйтхедом, на который опираются авторы в своей критике объективизма, не должен вводить в другую крайность – релятивизма и субъективизма. Понимание закона Уайтхедом все-таки остается классиче-

ским, он, на наш взгляд, не ставит под сомнение ни само существование за-

конов, ни их объективную принадлежность, а рассуждает над проблемой их субъективного выражения, и не только борется с объективизмом как инстру-

ментом спекуляции, но и предупреждает против субъективизма как основы

159

релятивизма. «Никакое знание или работающий метод, никакая разумная цель не были бы возможными, если бы природа вещей не содержала в себе некоторую однородность. Без закономерности эта природа представляла бы собой лишь хаос разрозненных явлений, не имеющий ничего общего с дру-

гим таким же хаосом ни в прошлом, ни в будущем, ни в настоящем»1.

Однако представленные авторами логические основания для различения

«классических» и «ароморфозных» законов важны в методологическом плане конкретно в проблеме модернизации. До определенного момента, до того, как трансформационные процессы в средневековом японском обществе приобрели черты необратимых, в распоряжении ученых имеется только один факт возникновения индустриального общества – в Западной Европе, и эта его временная уникальность чрезвычайно затрудняет выявление закономер-

ностей данного процесса, вернее, делает эту задачу никогда не выполнимой до конца. Появление второго автохтонного очага индустриального общества позволяет применять уже целый ряд методов, но для этого необходимо от-

бросить мысль об уникальном происхождении капитализма. Но даже если исходить из нее, вполне законно, в таком случае, распространив принцип уникальности на феномен возникновения жизни, разума, и даже Вселенной,

мы оставляем за собой право считать и модернизацию, и эти явления законо-

мерными. И хотя выявить эту закономерность чрезвычайно сложно, а повто-

рить, воспроизвести условия ее протекания и вовсе немыслимо, она остается

объективной реальностью, а не мыслительным конструктом, «законом-

знанием», который якобы исчезнет вместе с человеком, его «носителем»2.

Поэтому мы не видим оснований отказываться от классической объек-

тивистской трактовки научного закона даже при столкновении с таким фе-

номеном как ароморфоз, как «эпохальные события», в результате которых появляются новые формы. Тот факт, что для них нужно более сложное сте-

чение обстоятельств, принципиально ничего не меняет; это конечно услож-

1Уайтхед А. Избранные работы по философии. М., 1990. С. 506.

2Власюк В.Н. Идеализм современного материализма. Основы теории общественного развития. М., 1994. С.

97– 99.

160