Семиотика и антропология

По мнению Маранда¹, семиотика как самостоятельная наука является излишней, поскольку ее "объект" всегда был объектом антропологии и поскольку антропология сама выработала необходимые семиотические методы для изучения своего "объекта". Маранда далее неявно подразумевает, что семиотики создали свою собственную игру красивыми воздушными шариками и возгордились, будто они - великие первооткрыватели, тогда как с точки зрения антрополога они предлагают лишь новое платье короля.

Речь здесь идет, если отвлечься от этих предположений, о центральных проблемах семиотики, а именно о ее предмете (объекте, целях), ее отношении к другим наукам, равно как и о ее методах (гипотезах о предметах исследования, процессе анализа и абстракции). В этом семиотика непосредственно соответствует заслуженно критической оценке, которую дали А. Эшбах и В. Радер современному ее состоянию в Западной Европе и США². Поэтому широкий пересмотр дел в семиотике и дискуссия о ее основаниях более чем запоздали. И несмотря на то, что тезис Маранда, сформулированный лишь в самом общем плане, из-за его преимущественно догматического характера не особенно подходит для начала дискуссии об основаниях, он тем не менее позволяет указать на некоторые принципиальные для этой дискуссии проблемы.

90

1. Если исходить из предельно общей констатации, что, например, отдельные гуманитарные науки исследуют каждая свою собственную область человеческой культуры и формулируют высказывания не только об этой области, но и о форме, характере и функции культуры в общем смысле, равно как и в тех областях, которые они сами произвели, - тогда в наиболее широком смысле то, что делает семиотика, действительно принадлежит антропологии, что во всяком случае не значит, что отдельные гуманитарные науки, и семиотика в их числе, должны in toto иметь и одинаковые объекты исследования или даже одинаковые методы.

Если бы это было так, предстояло бы ответить на вопрос, почему тогда деление на специальности существует не в рамках, но наряду с антропологией, и как получается, что не антропологи, но - уже на протяжении столетий - философы, а начиная с XIX века — языковеды были теми, кто сознательно способствовал эксплицитной формулировке семиотических проблем и развитию специфически семиотической терминологии. Толчок к развитию семиотики, как и к развитию герменевтики, теории информации, лингвистики, русского формализма и т. п., никоим образом не предполагал, что эти науки имели каждая свой, лишь для нее зарезервированный объект (хотя в принципе и это было бы возможно), но, как правило, был связан с тем, что - говоря вольным языком — для решения более сложных задач на "старые объекты" были направлены новые вопросы, что сделало необхо-

91

димым реструктуризацию и уточнение "старых дисциплин", равно как и создание других терминологий, более соответствующих измененной постановке вопроса.

2. Если же принять во внимание, что какая-либо постановка вопроса может рассматривать каждый объект принципиально лишь в некоем частном аспекте и тем самым как раз и создает свой особый предмет исследования в смысле научной модели, то не является оправданным, если в этой связи Маранда говорит об "объекте" (исследования) лишь в общем смысле; кроме того, необходимо еще отдельно прояснить следующее:

а) на самом ли деле антропология реализует ту же самую постановку вопроса и, следовательно, имеет те же самые или по крайней мере сходные предметы исследования, что и семиотика, а также

б) не приблизились ли так называемые антропологические объекты к "предметам" структурализма и семиотики за счет, например, рецепции методов описания структурной лингвистики и категорий семиотики.

3. Более важным, чем вопрос о том, подчинена ли та или иная наука другой, мне представляется следующее:

а) обнаружить конкретные методологические причины, из-за которых отдельная наука временами приходит в состояние стагнации, и -отсюда - предпринять попытку наряду с очерчи-

92

ванием вопросов возможно более полно и точно сформулировать также и проблемы, которые, как правило, связаны с этими вопросами (напр., "семантика текста" как основная составляющая коммуникативных процессов), или:

б) подумать над тем, каким образом результаты исследования, полученные в отдельных науках, могут быть с функциональных точек зрения так соединены друг с другом с помощью "перевода", образования по аналогии - т. е. методами анализа и синтеза, - что позволяют нам решать проблемы функционирования сложных систем.

Поэтому речь идет не просто, как полагает Маранда, о "всеобъемлющей науке" вообще или о том, чтобы "постичь мир знаков и способы их интерпретации в целом" - к тому же стремятся и философия, наука о религии, герменевтика и пр., но скорее о том, чтобы исследовать специальные процессы типа "black box", остающиеся нерешенными при такого рода синтезах, т. е. о феноменах, которыми наряду с антропологией интересуется в конечном счете каждая наука о культуре (философия, логика, математика, психология, поведенческие исследования и т.п.), анализируя и (гипотетически) снова составляя отдельные области исследования на путях классификации, типологизации и т. п.

Итак, важна не общая "крыша", под которую можно поместить все, но улучшенные методы системно-теоретически ориентированной комбинации (синтеза) пригодных для теории результатов исследований, полученных на изоли-

93

рованных "предметах" и позволяющих нам строить гипотезы о функционировании подобных сложных систем. По крайней мере, в направлении этой цели с помощью систематической терминологии семиотики (все еще недостаточной, однако - и это ее большое преимущество - исторически менее нагруженной и ценностно нейтральной) стало возможно получение значимых результатов, в особенности в исследованиях взаимосвязи различных систем знаков и основывающихся на них исторических моделях (тексты, представление, типы поведения и т. д.).

4. Для семиотики основополагающим в научном отношении (в явном отличии от традиционных гуманитарных наук) является не транслированный "исторический" материал, который должен быть более подробно описан или интерпретирован, но в первую очередь определенный круг вопросов, касающихся структуры и взаимодействия знаков и знаковых систем - для того, чтобы посредством образования различных частных теорий понять специфику всех видов носителей информации и решить проблемы, которые в коммуникативных процессах (конституция, обмен, преобразование и т. д. информации) связаны со структурой сознания, особенностью памяти, функционированием мозга и вообще ведут через интерпретацию отдельных культурных явлений к прояснению феномена культуры.

И может быть, что эти специфически ограниченные интересы семиотики есть или могут быть предметом антропологии; однако семиоти-

94

ка явно выходит за пределы того, что характерно для антропологии, когда пытается прагматически использовать полученное в процессе семиотического исследования знание для постройки переводческих машин, для автоматического поиска и сжатия информации, или, например, для оптимизации процессов синтеза в компьютерах³, или для проблем вроде моделирования поведения "биологических систем"⁴, коммуникации между человеком и машиной⁵, уточнения систематической оптимизации человеческой интуиции или креативности⁶.

Так, можно сказать, что в семиотике недостаточно - как это кратко и в общем виде формулирует Маранда - просто сказать, что антропологи "с самого начала определяют свой предмет исследования как знак, знаковые процессы и знаковые функции и вводят семиотические методы для их исследования", но что это происходит с определенной позиции, в ориентации на вполне конкретные цели, причем в рамках единой семиотической (а не онтологической, материалистической или культурно-философской) перспективы.

В первоначальном варианте опубликовано: Die Semiotik eine Eulenspiegelei? Bemerkungen zu P. Marandas Anthropology, Semiotics and Semiography // Zeitschrift für Semiotik. 1981. H. 2/3. S. 241-243.