§ 1. Трудовые отношения и трудовые правоотношения

1. Общественно-трудовые отношения, рассматриваемые на­ми в качестве одного т звеньев производственных отноше­ний не должны быть смешиваемы с трудовыми п р авоот- ношениями.

Для того, чтобы то или иное общественное отношение могло принять форму правового отношения, требуются преж­де всего два условия:

во-первых, необходимо, чтобы данное "общественное отно­шение выра«жалось или могло выражаться в актах волевого поведения людей;

во-вторых, необходимо, чтобы оно регулировалось возве­денной в закон волей господствующего класса, т. е. шумами права.

Указание на нормативное регулирование как на одно из условий выражения общественных отношений в* качестве пра­воотношений, разумеется, не означает ни «догматизма», ни «нормативизма».

Те, кто полагает, что «нормативизмом» являемся всякий взгляд на право как на "совокупность норм, уподобляются в лучшем случае фонвиэинскому Митрофанушке, который, как известно, считал,, что «дверь» есть имя прилагательное, раз она приложена к стене.

Известно, что «больше всего огонь вредителей на фронте теории права был направлен на понимание права как нормы Щш как совокупности норм... Под дымовой завесой борьбы ^буржуазным правовым •фетишизмом и нормативизмом про­водилась борьба с нормативной силой советского права, с об­щеобязательным значением советского закона»¹.

Для вредителей в теории права {а также для их бессозна­тельных пособников) «громкие фразы против «нормативизма» служили средством культивирования нигилистического отно­шения к советскому закону и советским правовым нормам вообще.

. Но право, как известно, есть ничто без аппарата, способ­ного принуждать к соблюдению норм права К

Буржуазная сущность нормативизма заключается не в том, что он указывает на нормативную природу права, а в том, что самые нормы трактуются идеалистически, в отрыве от выражаемых и регулируемых ими общественных отноше­ний, в отрыве от воли политически господствующего класса.

В представлении юриста-догматика юридическая норма отождествляется со статьей или параграфом закона или ино­го писаного нормативного акта, изданного государственной властью. Его мало интересует тот факт, что истории права известны и иные формы выражения юридических норм: пра­вовой обычай, единообразная. судебная или административ­ная практика, выражающая правосознание политически гос­подствующего класса, и т. д. Юрист-догматик не способен объяснить различие между нормой и тем, что было когда-то норхмой, или тем, что было лишь формально издано, но не воплощено в соответствующие реальные отношения. Юрист- догматик не способен объяснить это различие, поскольку для него всякая статья закона, раз она формально не отменена, «действует», хотя, возможно, уже исчезли те отношения, ко­торые эта норма была призвана регулировать, или произо­шли изменения в политике государственной власти.

Юрист-догматик не'задумывается я над тем, чем обус­ловлено содержание той шйи иной статьи закона, почему воз­веден «в закон данный вариант человеческого поведения, а не иной. Ему представляется, что «...правовые нормы обяза­ны своим -возникновением не экономическим отношениям, а ^формальным установлениям государства»². * ,

;; Нормативизм стремится скрыть социальные корни и клас­совую сущность юридических норм. Для нормативиста мир должного (или мир норм) есть' особое царство отношений, совершенно отличное от рёального. мира действительности '(от «мира сущего»). Бытие и долженствование являются как бы двумя особыми мирами, которые с логической точки зре­ния разделяет непроходимая пропасть³. «...Долженствова­ние, оставаясь долженствованием и пребывая им, не может перейти в бытие или родиться из бытия. Конечно, долженст- < вование может сливаться с определенным бытием, но оно по

своему существу не обусловливается ни им, «и какой-либо другой временно предшествующей этому . бытию вещью» Само должное, по. учению нормативистов, не может быть ни •к^- чему сведено, не может быть ничем объяснено: оно есть некий первичный, девыводимый факт¹. ■

Нормативизм, как разновидность буржуазного идеалисти- 'ческого мировоззрения, заключается, следовательно, вовсе не в том, что право определяется как норма или совокупность ,норм, а в том, что самые нормы трактуются как нечто само­довлеющее и независимое от порождающих их и регулируе­мых ими общественных отношений классового общества.

Правовые отношения являются идеологическими отношениями в том смысле, что они, прежде чем им факти­чески сложиться, даны уже идеально, т. е. в сознании и воле политически господствующего класса, определяемых в ко­нечном счете условиями материального существования этого класса. Правовые «нормы, несомненно, являются одной т форм того сознания людьми общественных отношений, кото­рое отличает идеологические отношения вообще от отноше­ний материальных². От других идеологических же отноше­ний правоотношения отличаются именно тем, что им пред­шествуют классовые сознание и воля, выраженные в правовой норме. . .

Юридическая норма, регулируя общественные отношения, тем самым и придает им форму правовых -отношений. Обще­ственные отношения, прежде чем им сложиться в качестве правовых (а не только фактических) отношений, должны пройти через сознание и волю -политически господствующего класса, выраженные в юридической норме. 'Конкретные пра­вовые отношения возникают, разумеется, не из норм, а из (жизненных потребностей людей,, но правовой характер таких отношений обусловлен действующими нормами права.

Если право—ничто без -аппарата принуждения, способно­го принуждать к соблюдению норм права, то соответственно и правоотношение — тоже ничто без аппарата, способного и охранять правомочиями принуждать к исполнению обязанно­стей. ^

Неразрывная связь правоотношения с государством при­обретает реальное выражение в отношениях, складывающихся на почве юрисдикционной деятельности. государственного ап­парата. Правоотношение перестанет быть правоотношением, если стороны будут лишены возможности в случае наруше­ния их правомочии прибегнуть к защите государства.

.Но нельзя осуществлять акты юрисдикции, если не исходить из -каких-либо суждений о должном поведении. Поэтому ак­там юрисдикции всегда необходимо -предшествует определе­ние государственной воли по поводу должного поведения участников рассматриваемого отношения, т. е. установление нормы, хотя бы впервые только в связи с данным казусом.

Об идеологическом • характере отношений, регулируемых социальными нормами, можно, разумеется, говорить также и в другом аспекте: регулирующее воздействие правовых норм на общественные отношения возможно постольку, по­скольку эти отношения выражаются или могут выражаться в актах волевого поведения. В частности, общественно-трудо- вые отношения закрепляются правовыми нормами постольку, поскольку они опосредствуются в отношениях волевых.

Однако специфический «волевой характер правовых отно­шений состоит именио в том, что они являются продуктом нормативного, классов о-в олевого воздействия на общественные отношения.

Между тем- волевая природа • правовых отношений у нас зачастую трактуется в индивидуально-психологическом смы­сле. Так, например, С.. А. Голунский и М. С. Строгович ут­верждают, что «...вступление в любое правоотношение всег­да предполагает акт воли его участников...» и что, вступая в правовые отношения, люди выражают свою «волю К

Нетрудно заметить, что это утверждение идет вразрез со •следующими общеизвестными фактами.

Во-первых, юридические отношения могут .возникать не только из обоюдных волеизъявлений их участников, но и из односторонних волеизъявлений (односторонние сделки, одно­сторонние •административные акты).

Во-вторых, юридические отношения, согласно закону, мо­гут возникать вообще не из волеизъявления, а из события.

В-третьих, юридические отношения могут возникать из во­леизъявления, вовсе не направленного на установление воз­никающего из него правоотношения, а, напротив, направлен­ного на-иной результат. Например,; если неправомерный по- чггупок совершается по небрежности, то деятели не только не желают, но. даже не предвидят <»о*я могли и должны бы­ли предвидеть) возникающие из этого поступка, отношения. 'С другой стороны, и при совершении ¹ многих'правомерных поступков воля деятелей часто бывает.не направлена на ус­тановление возникающего из та кото поступка правоотноше­ния, и деятель может даже не предвидеть юридических по­следствий своих действий. {Например, кружок художествен­ной самодеятельности исполняет на платном концерте какое- либо изданное произведение. Он исполняет его для того, что­бы осуществить свои культурно-воспитательные задачи и про­явить свои творческие способности. Но из этого факта пуб­личного исполнения возникает правоотношение по уплате ав­торского гонорара).

• М. М. Агарков правильно обратил внимание на то, что реальность юридического отношения не есть реальность пси­хического состояния его участников. «Юридическое от­ношение,—как 'Правильно указывает М. М. Агарков,— не прекращается от того, что участники его спят, о нем не ду­мают или даже не знают о нем. Должник не перестает быть должником от того, что он забыл о своем долге или не -знал о нем (например, оказавшись должником в качестве наслед­ника)»

Конечно, реализация правоотношений, но общему правилу (но ■мыслимы отдельные исключения), заключает в себе воле­вые акты тех или иных лиц. Но именно волевые акты тех или иных лиц, а вовсе не обязательно самих' участников данного правоотношения. Реализация данного правоотношения может произойти не только помимо воли его участника, но даже против его воли «(списание с текущего счета соответствующих, сумм, опись имущества и т. д.). Мы­слимы даже отдельные случ'аи, когда правоотношения возни­кают, реализуются и прекращаются вообще без участия воли ¹его участников |(например, к собственнику с чужого двора возвращается заблудившаяся корова).

. Если для возникновения, реализации и прекращения юри­дического отношения вовсе не безусловно обязательны воле­вые акты его участников, то, с другой стороны, индивидуаль­ные волевые акты участников общественного отношения са­ми по себе никогда не способны придать данному общест­венному отношению правовой характер.

Правовые, отношения никогда нельзя отождествлять с во­левым опосредствованием экономических отношений хотя бы уже по одному тому, что волевое опосредствование экономи­ческих отношений имеет место во всяком обществе, а не только в классовом, •государственно-орпанизованном обще­стве.

«Волеизъявлениям отдельных субъектов, права принадле­жит, разумеется, громадная роль, в установлении и реализа-^' ции подавляющего большинства правоотношений. В числе видов • юридических фактов волеизъявления (односторонние и особенно двусторонние) занимают преобладающее место. Ре­ализация правоотношения, по общему правилу, совершается посредством волеизъявлений обязанного й управомоченного- субъектов. Но не эти психологические факты (без которых, как было указано выше, в ряде случаев возможно возникног вение, а иногда даже реализация правоотношения) состав­ляют специфику правоотношений. Не они, а социально-клас- совая воля, выраженная -в правовых нормах, придает обще­ственным отношениям форму правовых отношений.

Распространенные в нашей литературе попытки усматри­вать специфику правоотношений в волевых актах их участ­ников подкрепляются обычно ссылками на одно из мест во второй главе первого тома «Капитала» ♦ Что же пишет здесь Маркс по интересующему нас,вопро- су?

Рассматривая не правоотношения вообще, а правоотноше­ние между двумя товаровладельцами, обменивающимися сво­ими товарами при посредстве обоюдного волевого акта, Маркс «говорит, что «Это¹ юридическое отношение, фор­мой которого является договор, — все равно, закреплен ли он законом или нет,—есть волевое отношение, в котором отражается экономическое отношение. Содержа­ние этого юридического, или волевого, отношения дано самим экономическим отношением».

Приведенная цитата часто извращается в том смысле, что будто бы всякое правоотношение предполагает общий волевой акт его участников.

На самом деле у Маркса в. приведенной цитате речь идет о договоре. Всякий договор, разумеется, .является двусторон­ним волеизъявлением.

Но Маркс в приведенной цитате рассматривает даже не всякий договор, а только договор между двумя товаровла­дельцами и притом в период домонополистического капита­лизма.

Буржуазные договоры в период домонополистического ка­питализма покоились на манчестерском принципе договорной свободы: содержание договора непосредственно подчинялось рыночной стихии. Однако и в этом случае договор служил \ •юридическим фактом только в силу признания за ним этого ; значения государством, а не в силу каких-либо особых - свойств волеизъявлений участников договора.

Значит, и здесь дело не обходилось без участия правовых норм. Напротив, признание v охрана договорной «свободы» составляли важнейшую юридическую норму буржуазного пра­ва того периода. Эта норма нередко получала и письменное закрепление в тексте закона (см., например, ст. 1134 Фран­цузского Гражданского Кодекса).

Слоза же Маркса о том, что безразлично, выражен ли договор законно или нет, отражают то положение, что бур­жуазные законодательства зачастую не" знают замкнутой классификации договоров и что в буржуазном гражданском законодательстве (особенно того времени) преобладают дис- позитивные нормы, установленные на случай молчания контр­агентов тю поводу того или иного условия.

Данная Марксом во второй главе первого тома «Капита­ла» характеристика договора между двумя товаровладель­цами в значительной мере уже не подходит к периоду моно­полистического капитализма, когда широкое развитие -полу­чают. так называемые «договоры /присоединения», в которых содержание договора не определяется уже общим волевым актом, а открыто диктуется сильной стороной, капиталисти­ческими монополиями.

И уже совершенно неверно применять приведенную ци- . тату «Капитала» для характеристики принципиально иного договора в плановом социалистическом хозяйстве.

Между прочим, в нашей юридической литературе настоль­ко укрепилась традиция принимать приведенную марксову характеристику договора между двумя товаровладельцами в период домонополистического капитализма за характеристи­ку юридического отношения вообще, что даже _М. М. Агар- ков, «понимающий волевой характер правоотношения не в психологическом смысле, а в социально-нормативном, все же счел нужным опираться на ту же цитату. Для этого М. М. Агаркову потребовалось искусственно противопоставить' цитированные выше слова Маркса о «волевом отношении» воле как психологическому факту К Между тем Маркс имел в виду именно волевой психологический акт, общий для обоих товаровладельцев¹, т. е. договор как двустороннее со­гласованное волеизъявление, как согласованную психологи­ческую волю двух субъектов, признаваемую юридическим фактом.

Необходимо иметь в виду, что если одна часть предста­вителей буржуазной юриспруденции, а именно нормативи- сты, отрывает норму от правоотношений, приписывая нормам самостоятельное бытие и тем самым «маскируя их классовую сущность, то другая часть буржуазных теоретиков, напро­тив, отрывает правоотношения от норм, приписывая правоот­ношениям независимое от государства и его норм существо­вание. Так поступают не только представители психологиче­ской школы, так поступают и некоторые позитивисты. На­пример, для Бирлинга, од'ного из основателей психологической школы, правовые-нормы «представляют собой лишь отвлече­ние от юридических отношений, которые одни реально и су­ществуют в виде психических переживаний обязанности и ■притязания» ².

Целый ряд буржуазных теоретиков (Коркунов и др.) при­знают -примат, за правоотношениями на том основании, что исторически развитие права начинается с судебных решений и что древний суд для каждого частного случая творил пра­во, а не руководствовался уже готовыми нормами.

Но такая аргументация допускает явное смешение нор­мы со способом ее выражения.

Несомненно, что первоначально юридические нормы выра­жались не в абстрактных, /а - в казуистических формулиров­ках. Но и эти казуистические формулировки выражали пред­ставление о правилах должного поведения, соответствующих интересам господствующего класса.

Отрыв правоотношений от норм права затушевывает роль государства (и, следовательно, воли господствующего клас- - са) как фактора общественного развития и наиболее соответ­ствует буржуазным либеральным теориям, • доказывающим полезность невмешательства государства в хозяйственную жизнь.

Напротив, юридический нормативизм с его идеей неограни- - ченного господства нормативного правопорядка над лично­стью может служи-йь обоснованием непосредственного ис­пользования в эпоху империализма капиталистическими мо­нополиями государственной машины для усиления эксплоа­тации трудящихся масс.

Итак, теории, отрывающие норму от правоотношений или, напротив, правоотношения от нормы, не новы, и нет особой необходимости останавливаться на их. современных. эпигон­ских вариантах. Оба указанных теоретических направления, хотя и с разных концов, маскируют классовую сущность пра­ва, проявляемую как в нормах, так и в соответствующих этим нормам правовых отношениях.

Небезинтересно отметить, что для новейшей . буржуазной. так называемой социологической школы право вообще не яв­ляется совокупностью норм, а представляет «собой лишь «сло­жившийся социальный порядок», «привычки, воплощенные во взаимодействии» и т. п.¹. «Реакционная сущность определений права, предлагаемых современной. буржуазной социологиче­ской школой, состоит в том, что они предназначены «обосно­вать» стремление буржуазии избавиться в период империа­лизма от ею же созданной законности² и поощрять произвол административных властей, внесудебные террористические расправы с трудящимися. Не случайно, что в США ныне модными являются как раз такие правовые теории, которые представляют собой разновидности буржуазной социологиче­ской школы под трескучими названиями «прагматизма», «бих­евиоризма», «инструментализма» и т. д.³.

Небесполезно напомнить, что вредители на фронте совет-' ской теории права, отрицая под флагом «борьбы с нормати­визмом» нормативный характер права, рассматривали право­отношения в качестве первичного юридического явления, не­зависимого от юридических норм. К таким взглядам примы­кал также и покойный проф. Стучка, который отождествлял правовые отношения с производственными и в правовой иде­ологии' усматривал по сути дела пассивное отражение этих отношений. Только после появления правовых отношений, по мнению Стучки, могла появиться (но необязательно появля^ лась) соответствующая юридическая норма, излагающая то, что уже есть в (жизни⁴.

Антимарксистская сущность подобных взглядов стала осо­бенно очевидной после того, как товарищ Сталин с предель­ной ясностью указал на недопустимость смешения двух во­просов: вопроса о происхождении идеологических надстроек и вопроса об их-роли в истории общества⁵.

Юридические нормы — это не «простое изложение» суще­ствующих отношений, а средство обратного воздействия на* эти отношения со стороны господствующего класса с це­лью закрепления и развития одних отношений и упразднения" других.

2. Трудовые отношения (речь' идет, разумеется, об об- щ е с т в е н н о-трудовых отношениях), поскольку они выра­жаются (или могут выражаться) в отношениях волевых |И .поскольку они служат в государственно-организованном .классовом обществе непосредственным предметом пра­вового регулирования, принимают форму правоотношений. Трудовые п р а в о отношения представляют собой резуль­тат такого регулирования.

Трудовые правоотношения нельзя, далее, отож^ •;дёствлять со всяким выражением общественно-трудовых от­ношений в отношениях волевых.

Щ^; Так, например, трудовые отношения, .обусловленные об­щественной собственностью на средства производства, разу­меется, сохраняются (и еще более окрепнут) и будут опо­средствоваться волевыми отношениями и в будущем безго­сударственном обществе \ как равно они существовали и опосредствовались волевыми отношениями -при первобытно­общинном строе. Самый труд всегда есть проявление воли.

Напротив, существование правоотношений (в том числе и трудовых 'правоотношений) немыслимо в безгосударственном обществе, поскольку «...право есть ничто без аппарата, спо­собного принуждать к соблюдению норм права»¹, и фактическое общественное отношение становится правовым _%тогда, когда стороны могут требовать друг от друга извест­ного поведения, опираясь на возможную поддержку государ- ' ственкого аппарата, принуждающего соблюдать правовые нормы.

Но и в государственно-организованном обществе право­вые отношения не являются единственной формой выраже­ния трудовых отношений в отношениях идеологических, во­левых. Так, например, социалистические трудовые отношения находят свое яркое выражение в отношениях по 'социалисти­ческому соревнованию, участие в котором базируется на нор­мах социалистической морали, на отношении к труду как к делу чести, славы, доблести и геройства². Уже знаменитые «коммунистические субботники» первых лет советской власти представляли собой «...не нормированный никакой властью, никаким государством труд отдельных лиц на общественную пользу в .широком масштабе»³, являясь примером чисто нравственных отношений по труду. При капиталистических трудовых .отношениях моральные воззрения трудящихся дей­ственно проявляются в стачках солидарности, в бойкотирова­нии штрейкбрехеров и т. п.

Несомненно, далее, что волевые отношения по труду всег­да регулируются в той или иной мере неправовыми обыча­ям*^

Трудовые правоотношения является одной из форм выражения трудовых отношений классового, государственно- организованного общества в отношениях волевых' . '

Специфика правоотношения как \ особого исторического вида волевых идеологических отношений заключается в сле­дующем.

В отличие от других видов волевых идеологических отно­шений, правоотношение всегда представляет собой не только двустороннюю связь, но всегда трехстороннюю связь. Оно всегда есть не только отношение между «А» й «Б», но так­же и отношение «А» к государству и отношение «Б» к гсс>ч дарству В правовом отношении стороны благодаря указан­ному отношению каждой из «них к государству могут тре* бовать.друг от друга известного поведения, опираясь на за« щиту государства в лице его органов, осуществляющих -юрисдикцию. Даже в таком авторитарном правоотношении, где на одном из субъектов лежат только обязанности, а дру­гой субъект своей властью может применять санкции, под­властный и обязанный субъект наделен защищаемой государ­ством возможностью требовать, чтобы, во-первых, с него нг требовали больше того, чем полагается, и, во-вторых, что­бы не налагали взысканий больших, нежели .полагается. /Этим, собственно, и отличается положение подвластного ^субъекта юридической обязанности от положения- ли^: :,ца, рассматриваемого в качестве объекта права.

Эксплоататорскому праву присущи две основные фор­умы правового регулирования общественных отношений. Пер­овая из форм, явно выражающая отношения господства-под- ,чинения, состоит в том, что только одна из сторон наделяет­ся⁴ защищаемой государством возможностью требовать из­вестного поведения от другой стороны. В таком случае об­щественное отношение принимает форму отношения между субъектом и говорящим объектом права. Для второй формы, затушевывающей реальные отношения господства экеплоата- торов_ч наХ эксплоатируемыми, характерно то, что каждая из сторон признается правосубъектной (хотя для эксплоа- . тируемых правосубъектность фактически в основном остается ;: лишь - абстрактной,. чисто формальной, нереализуемой воз­можностью). В этом случае общественное отношение -прюни- 'Ч^;-йаё'т?^ф6рму отношения между правоспособными субъектами, т. е. чформу правоотношения.

•Как было 'отмечено выше¹, для докапиталистических форм/ . поавовсхго регулирования общественно-трудовых " отношений . было характерно преимущественно такое косвенное регулиро- вание, при' котором трудящийся. рассматривался в качестве объекта собственности (полной или неполной) эксплоататора.

Поэтому при докапиталистических формах правового регули­рования общественно-трудовых отношений последние н е при­нимали форму трудовых право отношений в смысле отно­шений между правоспособными субъектами. Они оставались фактическими отношениями, закрепленными косвенно - пра- - вом собственности (полной или неполной) эксплоататора на работника производства.

Буржуазное, лжедемократическое право, в отличие от ра­бовладельческого права с его делением людей на свободных и рабов, и в отличие от феодального права с его дифёрен- циацией объема и содержания правоспособности по сосло­виям, провозглашает равенство в правоспособности. Посколь­ку фактическое сосредоточение крупных средств производст­ва в руках одной части общес?ва {класса капиталистов) пред­полагает отсутствие средств производства у другой части общества, составляющей большинство населения, постольку буржуазное равенство в правоспособности представляет со­бой лишь формальный, абстрактный принцип, маскирующий вопиющее фактическое неравенство, все более и более усу­губляющееся с развитием капитализма. Тем не менее, работ­ник производства выступает в капиталистических трудовых отношениях формально уже в качестве правоспособного субъ­екта.

Право капиталистической собственности, закрепляя соб­ственность капиталистов <на средства производства при отсут­ствии собственности на работников производства, предпола­гает, что работник производства является, во-первых, субъек­том, a Hfe объектом права, и, во-вторых, именно субъектом, вынужденным благодаря отсутствию * средств производства отдавать в наем свою рабочую силу капиталисту и формаль­но добровольно подвергаться эксплоатации.

~ Регулирование трудовых отношений буржуазным правом прежде всего и заключается в норме, санкционирующей сдел­ки найма капиталистом чужой рабочей силы. ' .

Уже самая форма возникновения конкретны^ капитали­стических трудовых отношений (сделки найма, рабочей- силы у ее обладателя)'обусловливает выражение этих отношений в качестве отношений правовых, отношений между пра­восубъектными лицами.

Однако до тех пор, пока прямое регулирование трудовых I отношений буржуазным правом выражается'преимуществен­но лишь в гражданско-правовых нормах, санкционирующих договор найма рабочей силы и устанавливающих максималь­ный срок найма, буржуазные юристы <нё выделяют трудовые ►правоотношения в особый вид правоотношений, а рассматри- • Бают их в качестве обычного гражданско-правового договора

найма К Именно такой взгляд характерен для буржуазных теорий, сложившихся еще в XIX веке¹.

И действительно, сама по себе сделка купли-продажи ра­бочей силы формально не составляет чего-либо отличного от иных товарных сделок, регулируемых буржуазным граждан­ским правом, поскольку рабочая,сила -при капитализме явля­ется товаром. То обстоятельство, что рабочая сила — свое­образный. товар, приносящий прибавочную стоимость и существующий только в виде способности живого индивиду­ума¹, буржуазными цивилистами, разумеется, тщательно за*- малчивается. Некоторые буржуазные юристы прямо догова­риваются до того, что наемный рабочий также является «предпринимателем» для своего товара — «рабочей силы» ².

Но отличительные особенности буржуазного трудового правоотношения в сравнении с иными гражданскими обяза-' тельственными отнЬшениями обусловлены именно своеоб­разием рабочей силы как товара.

И если сделка найма рабочей силы сама по себе однород-' на ,с иными юридическими фактами в области буржуазного гражданского обязательственного права, то сущность и по­рядок реализации этой сделки уже отличны от сущности и порядка реализации сделок, совершаемых по поводу иных товаров. _/

Реализация сделки найма рабочей силы предполагает бо* лее илч менее длящееся отношение между сторонами, в котором, во-первых, сторона, отдавшая в наем свою рабо­чую- силу, находится под командой и контролем эксплоатато- ра, извлекающего прибавочную стоимость {Фто находит свое -выражение в хозяйской власти и капиталистической дисци­плине труда), и, во-вторых, пользование объектом найма заключается в пользовании жизненными силами наймодателя ,{в связи с чем буржуазные государства иод давлением -клас­совой'борьбы пролетариата "вынуждены издавать некоторые * нормы об охране труда). /

Не случайно поэтому, что о трудовом правоотношении как об особом виде правовых отношений, отличном от пра­воотношений, возникающих из иных гражданско-правовых сделок, буржуазные юристы начинают говорить только в XX веке \ когда под давлением классовой борьбы пролетариата усиливается административно-правовое вмешательство в от­ношения, порождаемые наймом рабочей силы. При этом бур­жуазные юристы -мошеннически восхваляют административ­ное («фабричное») законодательство и пытаются скрыть экс- плоататорскую сущность хозяйской власти³.

Особую роль в затушевывании сущности, капиталистиче­ских трудовых отношений играют, выступающие под маской социалистической фразеологии современные правые социали­сты, являющиеся на деле во всем «...верными пособниками империалистов, вносящими разложение в ряды рабочего класса, отравляющими его сознание»⁴. Для отравления со­знания рабочих масс лжесоциалисты, в частности, выдвинули мошеннический тезис о том, что будто бы благодаря появ­лению в капиталистических государствах административного законодательства о труде, {«фабричного» законодательства) трудовое отношение «социализируется». «Неблагополучие» рабочий испытывал, оказывается, на капиталистической фаб­рике лишь тогда, когда отношения его с капиталистом ре­гулировались только гражданско-правовым договором. Но вот возникает «фабричное» законодательство, и совершается чудодейственное превращение рабочего, который работает (по частнокапиталистическому найму, в лицо, занимающее «социализированную должность» и наделенное «многочислен­ными социальными правами».

Из лидеров правой социал-демократии, заклейменных в исторической Декларации совещания представителей некото­рых компартий (сентябрь 1947 г.), теорией права особо зани­мается маститый предатель интересов рабочего класса Карл Реннер. Этот ученый лакей буржуазии еще в 1929 г. утвер­ждал, что буржуазное трудовое отношение превратилось в «служебное положение», в «должность», которая, «будучи обеспечена многочисленными социальными правами, уже се­годня в значительной мере социализирована». Произошла уже такая «социализация», по Реннеру, потому, что «собствен­ность и трудовой договор в применении к фабрике» создава­ли «неблагополучие» и «на помощь» пришло административ­ное право. «Нормальный рабочий день, фабричная инспекция, охрана труда детей и женщин становятся дополнительными институтами публичного права...». В результате этого «трудо­вое отношение становится на девять десятых отношением публичного права, и только остаток покоится на его частно­правовом базисе»

Мы уже отмечали¹, что на деле представляет собой буржуазное административное законодательство о труде, в том числе и его реформистская разновидность {«фабричное» законодательство), на которую ссылается Реннер. Апология буржуазного «фабричного» законодательства у Реннера слу­жит одним из средств отравления сознания рабочего класса иллюзией, что будто бы это законодательство способно ко­ренным образом изменить положение рабочего класса при капитализме, устранить эксплоатацию труда.

В действительности характерное для новейшего времени сочетание двух разных методов в буржуазном правовом ре­гулировании трудовых отношений (гражданско-правовой ме­тод с его принципом «свободы договора» и диспозитивностью юридических уН-орм, с одной стороны, и административно-пра­вовой метод с его императивными нормами) ничуть не меняет' эксплоататорской сущности этого регулирования.

Необходимо отметить, что буржуазные юристы из лагеря буржуазных реформистов и лжесоциалистов, делающие упор на «публично-правовом» регулировании трудового отноше­ния, пытаются утверждать, что. рабочая сила при капитализ­ме якобы уисе не является больше товаром. В действитель­ности же рабочая сила при капитализме всегда язляласб и является товаром, но товаром своеобразным/ отдача которо­го в наем влечет своеобразнюе длящееся отношение власти- подчинения, опосредствующее капиталистическую эксплоата­цию труда.

Таким образом, если согласно старой буржуазной «циви- листической» точке зрения наемный рабочий' принципиально не отличается от наймодателей (продавцов) других товаров, то с буржуазной «социально-правовой» точки зрения рабо­чая сила вообще не. является товаром. Важно отметить, что буржуазная апологетика капитализма совместима как с при­знанием рабочей силы товаром {при отрицании своеобразия этого товара и попытках изобразить наемного рабочего «предпринимателем» в отношении к своей рабочей силе), так и с отрицанием товарного характера трудовых сделок. Она совместима как с отрицанием хозяйской власти предпринима­теля над наемными рабочими, так и с признанием этой вла­сти при одновременном отрицании эксплоататорской сущно­сти -последней. При внешней противоположности различных ^буржуазных .концепций трудового договора все они едины в своей тенденции затушевать капиталистическую эксплоата- цию и непримиримость классовых противоречий между тру­дом и капиталом.

3. Для советского социалистического права внутренние от­ношения, в предприятиях (хозяйствах, учреждениях) никогда не -могли представляться в качестве отношений, лежащих вне непосредственной сферы правового регулирования, или отно­шений, подлежащих лишь «частно-правовому» регулирова­нию, которое всегда опирается на бланкетные или диспози- тивные нормы, <санкционирующие частные сделки.

«Мы ничего «частного» не признаем, для нас все в об­ласти хозяйства есть п у б л и ч н о-п р а в о в о е, а не част­ное»,— писал В. И. Ленин в 1922 г.¹.

Это указание В. И. Ленина особенно важно для характери­стики советского правового регулирования трудовых отноше­ний. Применительно к еще не ликвидированным в первую фа- ⁴ зу развития Советского государства капиталистическим пред­приятиям государственное регулирование трудовых отношений имело целью максимальное ограничение эксплоатации, спо­собствующее вытеснению капиталистических элементов из народного хозяйства. Применительно к. социалистическим предприятиям публично-правовой характер регулирования трудовых отношений со всей очевидностью вытекает уже из того основного факта, что руководитель социалистического предприятия распоряжается не своими личными, а общест­венными средствами и, следовательно, должен действовать, выступая от имени социалйстического предприятия >в конкрет­ных трудовых отношениях, но не по произвольному усмотре­нию, а в соответствии с нормативными .условиями, выража­ющими волю трудящихся, слугой которых он (руководитель) является.

Внутренняя организация труда в социалистическом пред­приятии не представляет собой «частного дела», а, напротив,

является самым,главным, коренным вопросом всей общест­венной (ЖИЗНИ ²/

Вместе с тем необходимо отметить, что «публично-право- вое» регулирование общественных отношений только при со­ветском строе становится действительно подлинно публичным в смысле такого регулирования, которое выражает общена­родный интерес. Напротив, при капиталистическом строе «публично-правовое» регулирование является той формой, по­средством которой капиталисты взаимно -гарантируют свою собственность и свои интересы.

Следует, далее, указать, что советское публично-правовое централизованное регулирование общественных отношений, выражающееся в императивных юридических нормах и актах управления, не исключает, а, .наоборот, предполагает также и децентрализованное регулирование, выражающееся в упол­номочивающих (бланкетных и диспозитивных) нормах и в совершаемых на их основе гражданско-правовых сделках. Децентрализованное регулирование применяется там, где дол­жны быть в максимальной степени учтены непосредственно личные интересы отдельных граждан, и там, где руководите­лям предприятий должна быть предоставлена максимальная оперативная самостоятельность в интересах наилучшего про­ведения хозяйственного расчета.

Так, при регулировании возникновения конкретных тру­довых отношений, по общему правилу, в советского праве применяется метод децентрализованного 'регулирования (воз­никновение трудовых отношений из трудовых договоров, из соглашений о вступлении-приеме в члены производственной артели), которым обеспечивается возможность для каждого * отдельного трудящегося выбрать себе род и место работы соответственно своим непосредственно-личным интересам и склонностям. Руководителям. социалистических 'предприятий - предоставлена известная автономия в конкретизации усло­вий «труда по соглашению с профсоюзными комитетами (кол­лективные договоры) и отдельными работниками (трудовые договоры)..

Hq, подобно тому как непосредственно-личные интересы граждан и хозрасчетные интересы отдельных предприятий не находятся в противоречии, .а гармонически сочетаются с об­щенародными интересами¹, так и децентрализованное .регу­лирование общественных отношений в советском обществе не составляет противоположности централизованному регулиро­ванию, а дополняет последнее, сочетается с ним.

Автономия субъектов социалистического права—это ка­чественно иная автономия, нежели автономия частных собст­венников в буржуазном праве. Она «базируется на обществен­ной собственности на средства 'Производства, исключающей противоречия между личным и общественным. Только при социализме личные интересы трудящихся индивидов, соче­таемые с общественными интересами, как с ведущими инте­ресами, получают реальное и наиболее полное удовлетворе­ние.

Поэтому в советском обществе -нет почвы, в частности, для противопоставления «социальных» правоотношений индивиду­альным или публично-правовых — гражданско-правовым.

Одно и то же общественное отношение может. регулиро­ваться советским правом одновременно и методом центра­лизованного регулирования и методом децентрализованного регулирования. В частности, трудовое отношение безусловно должно быть причислено к таким отношениям, регулирование 'которых характеризуется неразрывным сочетанием обоих ука­занных методов (ср., например, государственное нормирова­ние заработной платы и трудовой договор, обязательный ми­нимум выработки трудодней и добровольность членства в колхозе и т. д.).

В основе отличительных признаков советского трудового правоотношения лежит, следовательно, не тот или иной метод регулирования, а особый предмет регулирования — трудовые (общественные! 'отношения.

(Понятие трудового правоотношения и является по сути дела производным от двух других .понятий: понятия общест- венно-трудового. отношения и понятия правового-отношения.

Юридические отйошения, как известно, не могут быть поняты «...из самих себя»: они всегда коренятся в материаль­ных общественных Ътношёниях ¹.

Вместе с тем правовые отношения по труду никогда не могут полностью выражать фактических трудовых отноше­ний во всем многообразии их идеологических проявлений. Ни одно фактическое трудовое отношение (как, впрочем, и любое другое общественное отношение) не может быть све­дено к правомочиям и обязанностям сторон: ему всегда при­сущи и другие формы идеологического выражения (мораль­ное отношение работника к труду, его интеллектуальное от­ношение к содержанию работы, личные отношения с админи­страцией, с товарищами по работе и т. д.).

4. Подводя итоги сказанному выше о соотношении поня­тий «трудовое отношение» и «трудовое право отношение»,, мы можем* отметить следующее.

Трудовое правоотношение вообще является одной из форм* идеологического волевого выражения общественно-трудового отношения в классовом, государственно организованном об­ществе, и притом в таком, где: во-первых, трудовые отноше­ния не слиты с -отношениями собственности; во-вторых, трудя­щийся рассматривается в качестве субъекта правоспособно­сти и, в-третьих, трудовые отношения составляют прямой- объект правового регулирования.

Трудовое правоотношение отличается от иных юридиче­ских отношений по своему непосредственному социально-эко­номическому содержанию, которое составляют общественно- трудовые отношения.

Поэтому трудовое правоотношение вообще может быть вкратце определено прежде всего как юридическое отноше­ние, опосредствующее общественно-трудовое отношение.

Таково материальное определение трудового пра­воотношения, т. е. определение, позволяющее отграничить, трудовое правоотношение от других правоотношений по при­знаку его материального содержания.

Материальное определение трудового правоотношения ука­зывает на его объективную основу, на социально-экономиче­ское содержание правомочий и обязанностей сторон. Оно- обязывает к четкому противопоставлению капиталистических и -социалистических трудовых правоотношений по коренному- различию . «в характере опосредствуемых ими экономических отношений (отношения эксплоатации и отношения товарище- ^: ского сотрудничества свободных /от эк^сплоат^а'ции людей). Оно, таким образом, имеет важное познавательное значение.

Однако, особенно: для'практических «целей, необходимо» ' также формальное определение \ которое указывало лбы отличительныепризнаки самой формы выражения- общественно-трудовых отношений в трудовых правоотно­шениях. .

Форма вообще (и, в частности, трудовое правоотношение как одна из форм общественно-трудовых отношений) не есть- просто внешняя оболочка содержания. Она служит средст­вом организации содержания, придания ему определенного направления.

. Трудовое п р а в о отношение является такой формой об­щественно-трудовых отношений, которая складывается при-/ посредстве государственной воли д выражает государствен­ное воздействие на эти отношения.» Отсюда возможна неко­торая относительная независимость трудового правоотноше­ния от его экономического содержания К Это бывает, тогда, когда государственная воля направлена не на закрепление и утверждение регулируемых отношений, а на -их видоизме­нение, ограничение или вытеснение.

Примером такого своеобразного противоречия между пра- ^: вовой формой и экономическим содержанием могли служить трудовые правоотношения в госкапиталистических (концес­сионных) и частнокапиталистических предприятиях, сущест­вование которых было допущено Советским государством в период восстановления народного хозяйства после иностран­ной военной интервенции .и -гражданской войны. Й в концес- сиоиных и в частнокапиталистических предприятиях (напри­мер, в кулацких хозяйствах) отношения, вытекающие из най­ма труда, были, разумеется, капиталистическими По своему экономическому содержанию. Однако в условиях советского строя эти отношения .регулировались уже советским социа­листическим правом. Правовая форма отношений ка­питалистического найма рабочей силы носила уже с о ц и а- листический характер, .поскольку она служила одним из средств проведения политики ограничения и вытеснения капиталистических элементов. Такой именно характер пра­вовой формы трудовых отношений в существовавших при советской -власти капиталистических предприятиях был ярко выражен в высоком уровне охраны труда (8-часовой рабочий день как максимальное рабочее время и т. д.), в государст­венной поддержке коллективно-до^,говорного регулирования оплаты труда на основе разрабатываемых профессиональны­ми союзами тарифов, в лишении нанимателя нрава самостоя­тельно устанавливать -правила .внутреннего распорядка (ст.ст. 53 и 54 КЗоТ), в ограничении возможности увольнения работника нанимателем (ом. в особенности примечание 1 к ст. 47 КЗоТ).

Правовая форма общественного отношения, таким обра­зом, не является его пассивным отражением. Она склады­вается в результате не только объективного фактора {содер­жание регулируемого отношения), но и субъективного (госу­дарственная воля). Государственная воля, разумеется, в ко­нечном ' счете обусловлена объективным фактором, но не только в смысле данного регулируемого отношения, а в смы­сле'совокупности условий материальной жизни общества. _t ^! Если материальное определение трудового правоотноше­ния указывало на его экономическое содержание, то фор- ' мальное определение трудового правоотношения будет ука­зывать на его волевое содержание, .т. е. на поведение сто-

рои, санкционируемое или требуемое государственной волей,, которая, как было уже оказано выше, выражается либо в издаваемых государством нормативных актах, либо только в судебной или административной практике.

Указанный подход к формальному определению трудового правоотношения обязывает к четкому противопоставлению буржуазного и советского трудовых правоотношений уже по ад классово-волевому содержанию.

Не следует при этом «забывать, что материальное й~ фор­мальное определения трудового правоотношения характери­зуют с . различных сторон одно и то же отношение. Только соединение признаков материального и формального опреде­лений придает минимально необходимую полноту понятию трудового правоотношения.

Разумеется, что полная конкретизация понятия трудового правоотношения требует исчерпывающего указания- всех от­дельных видов этих отношений и указания всех возможных существенных особенностей таких отношений. Такая задача решается наукой советского трудового права во. всем ее объеме, а не в разделе о трудовом правоотношении, которо­му (разделу) посвящена настоящая работа.