4.2. Смыслообразующая функция внутренней формы

При необходимости обозначения словом какого-либо нового явления в этом новом слове при его естественном образовании в народном словоупотреблении (а не искусственном, допустим, при специальном изобретении какого-либо термина или индивидуального неологизма) обязательно в первую очередь образуется новая внутренняя форма (если слово употреблялось ранее, то такой внутренней формой становится его предыдущее значение). Это особенно отчетливо видно в новообразованных словах современного языка (таких, например, как челнок, челночить или прихватизация). Механизм такого смыслоприращения, смыслообразования Потебня объяснял следующим образом.

«Ход человеческой мысли, – писал он, – состоит из парных толчков: объясняемого и объясняющего»⁴. «В каждом слове, за исключением первых слов, до которых исследование не доходит, действие мысли состоит в сравнении двух мысленных комплексов, двух мысленных масс, одной вновь познаваемой, которая составляет вопрос…, и прежде познанной, т.е. той, которая составляет уже готовый запас мысли в то время, когда возник вопрос: что это такое?» [539]. Таким образом, при образовании нового слова происходит сравнение, соотнесение нового явления с тем, что было уже известно. На основании сравнения их выделяется общий признак (tertium comparationis), который и образует «представление», внутреннюю форму нового слова, роль которой в этимологической цепочке может играть значение предыдущего в этой цепочке слова. Таким образом происходит поступательное движение мысли, и в нем внутренней форме слова принадлежит решающая роль. Нам представляется весьма точным в интерпретации идей Потебни о смыслообразующей функции внутренней формы следующее суждение В.А.Гречко: «Внутренняя форма слова потому называется внутренней, что представляет собой, в противоположность внешней форме, мыслительный акт, в котором предшествующая мысль в виде усвоенного сообществом значения слова используется для представления и понимания вновь воспринимаемого и обозначаемого предмета, и, как следствие, образования нового значения. Формой же этот мыслительный процесс называется потому, что он, согласно Потебне, показывает, как, каким образом входит в наше сознание новое содержание мысли»¹

4.3. Типизирующая функция внутренней формы

Как соотносятся между собою внешний мир и отдельное человеческое сознание?

Они несоизмеримы и по объему, и по глубине. «Перед человеком, – писал Потебня, – находится мир, с одной стороны, бесконечный в ширину, по пространству, а с другой, бесконечный в глубину, бесконечный по количеству наблюдений, которые можно сделать на самом ограниченном пространстве, вникая в один и тот же предмет» [520]. Т.е. внешний мир бесконечен и в ширину, и в глубину.

А сознание человека? По сравнению с внешним миром оно ограничено. Хотя часто говорят, что они равновелики, что человеческое сознание может вместить в себя весь мир, охватить весь мир.

Да, это так, особенно если понимать данный тезис не в буквальном, а в фигуральном смысле, как идею о безграничных возможностях человеческого сознания. В этом смысле оно может вместить в себя мир, но – не одновременно, не одномоментно. И для пояснения этой мысли, а также для того, чтобы подчеркнуть ограниченность человеческого сознания по сравнению с бесконечностью мира, Потебня вводит следующее сравнение: «Между тем то, что называют человеческим сознанием, то, что мы не можем себе иначе представить, как в виде маленькой сцены, на которой по очереди появляются и сходят человеческие мысли, крайне ограничено» [520].

Можно представить себе это соотношение огромности мира и ограниченности «сцены» человеческого сознания как гигантский объем памяти современного компьютера и как экран монитора, на котором появляются и исчезают данные, заложенные в этой памяти. (Правда, этот «экран» сознания не плоский, как у монитора, а по крайней мере «двухслойный», а «сцена» – «двухэтажная», ибо то, что мы называем сознанием, имеет так, сказать, два уровня: «ясное поле» разума, рацио, и глубокий, «темный» слой подсознания; кроме того, есть и другой аспект «двухуровневости» сознания: в нем есть то, что в данный момент актуализировано, находится на первом плане, в «светлом поле», и то, что таится в глубинах памяти).

Но само сравнение мира и сознания и аналогия между их объемами при помощи образов «сцены» или «экрана монитора» верно подчеркивают несоизмеримость сравниваемых величин.

Однако если «сцена» сознания все-таки в принципе способна вместить в себя «мир», то как это сделать? Как вместить на эту сцену, как обнять мыслью, охватить возможно большее количество явлений, их признаков, их отношений? Единственный путь для этого, по Потебне, следующий:

а) ускорить выхождение на «сцену» сознания и схождение с нее отдельных мыслей (в нашем примере это можно сравнить с быстродействием компьютера и разрешающими способностями экрана монитора);

б) усилить важность наиболее существенных из этих мыслей, помещенных на сцене сознания (т.е. выделить, подчеркнуть их вес, значение).

А каков способ, инструмент этого «ускорения» и «усиления»? Этот способ и инструмент – конкретный поэтический наглядный образ (внутренняя форма). Его суть – замещение множественного единичным, замена разнообразия жизненных явлений и их многочисленных признаков одним конкретным образным признаком, представляющим их все, т.е. внутренней формой. Так что этот термин и его синоним «представление» у Потебни обозначает прежде всего замещение единичным множественного.

Следовательно, внутренняя форма (образ) имеет типизирующую функцию; она представляет множество признаков одним образным признаком, который их замещает, указывая на них. Значит, внутренняя форма (образ) – средство обобщения, синтеза – форма, способ представления множественного в единичном.

Согласно Потебне, внутренняя форма, которая рождает, концентрирует в себе ОБРАЗ, не устраняет разнообразия черт реальной действительности и не редуцирует их до одной черты, а лишь замещает, представляет их (в «свернутом», концентрированном виде). Здесь при выдвижении на передний план какой-то одной, наиболее характерной детали или признака, приобретающего значение и характер поэтического символа, все остальные признаки сохраняются в сознании [и на верхнем, и на нижнем его «этажах», и в «светлом», и в «темном» поле – С.С.] и готовы «явиться по нашему первому требованию» [516]. Такова важнейшая функция образности как главного признака внутренней формы слова – функция типизации, представления множественного в единичном.