§ 4. Русское временное гражданское управление

в Болгарии.

Тырновская конституция Болгарского княжества

и Органический статут Восточной Румелии

В период войны 1877—1878 гг. на освобожденной болгарской территории действовало русское временное гражданское управле­ние во главе с князем В. А. Черкасским¹⁴⁰. Русские власти стреми­лись сохранить старые институты, воссоздать их. На освобожден­ных территориях восстанавливалось общинное самоуправление, нахийские советы, создавались административные окружные сове­ты, состоявшие из глав местных религиозных общин и избранных членов. В селах стихийно возникали местные власти, общинные со­веты, временные управителыные комитеты, организуемые, обычно, богатыми и опытными чорбаджиями и «первенцами», что вызывало недовольство либеральной средней буржуазии, представленной пар­тией «молодых»¹⁴¹. Таким образом национальные органы местного самоуправления появились ранее высших органов власти. Это со­ответствовало программе, которую разрабатывала русская дипло­матия еще накануне Константинопольской конференции 1876 т.: местное самоуправление должно было занять прочные позиции в стране, чтобы противостоять высшей турецкой власти и стать на­чальным-этапом в развили новой государственной организации в Болгарии. Органы местного самоуправления в период войны были заняты такими насущными вопросами, как помощь беженцам из еще занятых турками областей, организация снабжения населения продовольствием, прокладка дорог, оказание помощи русской армии.

Во время войны болгарские буржуазные деятели не выдвигали какой-либо собственной программы в отношении государственного устройства. Самостоятельное и организованное участие болгар в органах власти исключалось, но русская администрация отнюдь не проявляла желания назначать на высшие должности, хотя бы и временно, только русских чиновников. Первым губернатором Свиштова, например, стал Найден Геров — болгарский ученый, пуб­лицист и поэт. Среди вице-губернаторов встречались имена Марка Балабанова, Драгана Цанкова и других крупных деятелей болгар­ского возрождения. Чрезвычайно важное значение имело то обстоя­тельство, что большая часть представителей местного самоуправ­ления избиралась.

Делопроизводство сразу же стало вестись на болгарском языке, что предваряло признание в будущем болгарского языка в качестве официального.

Советы, создаваемые и восстанавливаемые, стали местом конф­ликтов и борьбы между «старыми» и «молодыми», консерваторами и либералами. Интеллигенты и более развитые в политическом от­ношении деятели стремились не допустить, чтобы в освобожденной Болгарии по-прежнему сохраняли власть ненавистные народу чор-баджии, еще недавно сотрудничавшие с турками. Хотя в ряде мест в городские и управительные советы были избраны деятели рево­люционного движения, чорбаджиям часто удавалось сохранить свое положение. Этому способствовало покровительство буржуаз-но-чорбаджийской среде со стороны Черкасского¹⁴².

Постепенно определилось два лагеря в отношении к проблеме местного управления — либерально-демократический и буржуазно-' консервативный. Вопрос сводился к роли народа в возрождении государственной жизни. Но консервация старых форм местного самоуправления преодолевалась демократическими тенденциями — следствием радикальных перемен, наступивших в результате войны и массового выселения турок. Это обнаруживалось в процессе дея­тельности местных органов власти. Они оказывали помощь русской армии, защищал^ население от нападений черкесов и мародерст­вующих групп, решали хозяйственные вопросы, занимались разме­щением беженцев, распоряжались турецким имуществом ¹⁴³.

Уже в ходе войны происходило вооружение болгарского народа, создание его собственных оборонительных сил. Этот процесс во­оружения и обучения почти поголовно всех болгар военному делу получил развитие в первые послевоенные годы. Но начался он уже в ходе войны, когда, предвидя, что освобожденной Болгарии при­дется защищать свои пределы от возможности нового турецкого вторжения или пограничных конфликтов, русское командование стало раздавать болгарам трофейное оружие, причем не только для вооруженного сопротивления турецкой армии, но и для созда­ния запасов оружия, для вооружения местной полиции. Это соот- ветствовало стремлению самих болгар создать свою регулярную армию.

В ходе войны завершился проходивший стихийно аграрный пе­реворот, брошенные бежавшими турками земли заселялись болга­рами, которые также скупали земли у турецких владельцев. Круп­ное турецкое землевладение было ликвидировано. Русское времен­ное гражданское управление не препятствовало захвату турецких земель болгарами.

Все это по существу означало завершение антифеодальной, бур­жуазной революции. В стране стало преобладать мелкотоварное производство.

В Болгарии ко времени освобождения ее от турецкого господст­ва не было своих феодалов-помещиков. Поэтому она, по определе­нию Басила Коларова, стала «страной мелкой земельной собствен­ности, освобожденной от феодальных повинностей, страной, сво­бодной от всяческих феодальных ограничений труда свободного производителя. Русско-турецкая война не только освободила Бол­гарию в политическом отношении, но ускорила и завершила соци­альную революцию, совершавшуюся в ее недрах». Коларов под­черкнул, что разгром турецкого феодального режима, сильное по­литическое ослабление чорбаджиев и духовенства в ходе народной революции, при отсутствии национального слоя дворян-помещиков, создали в стране благоприятные условия¹⁴⁴.

Среди множества задач, ставших перед временным русским гражданским управлением в Болгарии по окончании войны и за­ключения Сан-Стефанекого прелиминарного мирного договора, главнейшим была скорейшая стабилизация государственного уст­ройства княжества, создание его административной системы и раз­работка основного закона — устава.

После смерти В. А. Черкасского императорским комиссаром в Болгарии был назначен генерал-лейтенант князь А. М. Дондуков-Корсаков. Это был участник войны, юрист по образованию, весьма сочувственно относившийся к болгарам. Прибыв в Пловдив и офи­циально вступив в должность в мае 1878 г., Дондуков-Корсаков и его сотрудники развили кипучую деятельность по организации ад­министративных, институтов в Болгарии и болгарских вооруженных сил. Был создан Совет при императорском комиссаре, являвшийся по существу временным правительством. В небывало короткий срок, всего за десять месяцев была создана центральная и местная систе­ма управления, финансовые органы, судебная система, органы на­родного образования. В отличие от В. А. Черкасского, который от­давал предпочтение чорбаджийским элементам, А. М. Дондуков-Корсаков опирался на интеллигенцию, либерально-демократическое крыло освободительного движения, что сказывалось на формирова­нии органов управления.

Под руководством русских офицеров в Болгарском княжестве было создано земское войско, введена всеобщая воинская повин­ность, с территориальной системой прохождения службы. Для воо­ружения болгарского войска выделены винтовки, необходимое сна- ряжение и обмундирование; открыто юнкерское училище, болгар начали посылать на военное обучение в Россию. В болгарской ар-мии должны были действовать военные уставы, сходные с действую­щими в России после военной реформы 1864 г. При напряженной международной обстановке после Сан-Стефанского мира создание вооруженных сил Болгарии приобретало большое значение для обороны страны от возможных посягательств со стороны Турции.

Была осуществлена судебная реформа, созданы сельские суды, состоявшие из выборных судей; окружные и губернские суды, со­стоявшие из постоянных назначаемых судей и заседателей, и, кроме того, общий для всей страны суд высшей инстанции. В крупных го­родах были заведены коммерческие суды. Организация судебной си­стеме также стала близкой к введенной в России по реформе 1864 г. и в основном соответствовала нормам буржуазного права.

Ряд мероприятий осуществлялся в области развития просвеще­ния и культуры, здравоохранения, были выработаны устав народ­ных училищ, программы реальных училищ и гимназий, открыты различные учебные заведения. В Софии была организована пуб­личная библиотека и возобновила деятельность научная и литера­турная организация — Браильское литературное общество. Откры­вались больницы и аптеки.

Дондуков-Корсаков и его сотрудники работали с крайним на­пряжением сил, с-большим энтузиазмом и в теснейшем контакте с болгарскими буржуазными деятелями разных направлений — Н. Геровым, М. Балабановым, М. Дриновым, И. Ивановым, И. Ки-шельским, Д. Цанковым, П. Каравеловым, С. Стамболовым, Г. На-човичем, Т. Икономовым, М. Маджаровым и многими другими. Все болгары, сотрудничавшие с русской администрацией в период 1878—1879 гг., позднее стали виднейшими государственными и по­литическими деятелями ¹⁴⁵.

В первые месяцы после освобождения опыт русских властей, юристов, военных, несомненно, имел большое значение, особенно ввиду крайней спешки, в которой создавались основы болгарской государственной структуры. Хотя наиболее ответственные долж­ности при временном гражданском управлении занимали русские, $ основном государственный аппарат оказался в руках самих бол­гар (притом преобладали выбранные, а не назначенные). Возник слой национального чиновничества, вербовавшегося в подавляю­щем большинстве из состава буржуазии и буржуазной интеллиген­ции. Руководящее положение в молодом Болгарском государстве сразу заняла крепнущая буржуазия. Совершался естественный и необходимый переход от русско-болгарской администрации к бол­гарской. Этот процесс сопровождался борьбой либерально-демо­кратического и консервативного крыла освободительного движения за преобладание в местных органах власти. В результате в социаль­но-экономическом отношении восторжествовали внутренне прису­щие буржуазной капиталистической системе законы, а в политиче­ском — принципы буржуазной свободы. Благодаря восприятию де­мократического принципа выборности местных органов власти в ряде городов (Ловече, Панагюриште, Тетевене и других) местным самоуправлением овладели представители мелкобуржуазно-демо­кратического течения ¹⁴⁶.

Инструкции российского МИД Дондукову-Корсакову предписы­вали заняться разработкой Устава Болгарского княжества. При этом повторялась мысль, отраженная и в Сан-Стефанском договоре, о том, что Органические регламенты 1831 г. княжеств Молдовы и Валахии должны лечь в основу будущего государственного устрой­ства Болгарии. Отмечалось, что «собрание именитых людей» вряд ли само сможет разработать проект Устава княжества и поэтому следует предварительно подготовить материалы для его составле­ния ¹⁴⁷. Но дело с подготовкой таких материалов задерживалось, Сначала ждали исхода переговоров с Австро-Венгрией и Велико­британией, позднее — исхода Берлинского конгресса.

После Берлинского конгресса русскому гражданскому управле­нию пришлось ускорить свою деятельность, ограничив ее только Северной Болгарией. Дондуков-Корсаков со всем составом цент­рального управления переехал в Софию. Планы в отношении разра­ботки болгарского Устава были нарушены. В инструкции от 24 июня 1878 г., еще во время заседаний Берлинского конгресса, Дондуко­ву-Корсакову поэтому предписывалось ускорить разработку Уста­ва, что весьма важно «в политическом отношении», ибо нельзя ос­тавлять страну без окончательной организации; необходимо, чтобы избрание болгарского князя состоялось еще в присутствии русских войск. Разработку Устава Дондуков-Корсаков за неимением доста­точного времени должен был поручить специально выделенным ли­цам, состоявшим на службе у русского комиссара. После этого про­ект необходимо было отправить для одобрения в Петербург, а по­том представить на утверждение «собранию именитых людей» в Тырново, «допуская обсуждение его, но наблюдая при этом, чтобы излишние прения не затруднили дела» ¹⁴⁸.

Составителем проекта Устава явился начальник судебного отде­ла гражданского управления, советник министерства юстиции и член Совета управления русского комиссара С. И. Лукьянов. В раз­работке проекта непосредственно участвовал Дондуков-Корсаков. В основу его, однако, легли сербская конституция 1869 г. и румын­ская конституция 1866 г;, хотя Органические регламенты также ока­зали некоторое воздействие¹⁴⁹. В письме Милютину от 8 июля 1878 г. Дондуков-Корсаков сообщал, что провел ряд подготовитель­ных работ и собирается представить проект, близкий к сербскому уставу 1869 г. «По моему мнению,— пояснял он,— сербская консти­туция наиболее других соответствует правам и нуждам болгарско­го народа, и в то же время может предоставить болгарскому князю значительные прерогативы власти» ¹⁵⁰.

Действительно, Органические регламенты Дунайских княжеств, провозглашенные почти пятьдесят лет назад и предоставлявшие са­мые широкие права местному боярству, совершенно не соответство­вали общественно-политическим условиям, существовавшим в Бол­гарии после освобождения. Это, конечно, понимал русский комиссар, хорошо знавший страну. Поэтому он решил нарушить полученные инструкции, и это не вызвало каких-либо возражений в Петербурге, хотя там были хорошо известны его намерения. Более того — в за­мечаниях МИД на первоначальный проект Органического устава Болгарии встречается указание на необходимость руководствовать­ся сербским уставом¹⁵¹. В дальнейшем и Петербургское совещание использовало в работе пример сербской й румынской конституций.

Учитывая своеобразие условий Болгарии и тот факт, что «но­таблей», или «именитых людей», о которых упоминалось в Сан-Сте-фанском договоре, там почти не оказалось, а чорбаджии и духовен­ство, которые при этом имелись в виду, не пользовались большим влиянием, в первом проекте болгарского Органического устава пре­доставлялись широкие права князю, ограничивались функции На­родного собрания, которое по существу превращалось в совещатель­ный орган при князе, теряя роль представительного парламентско­го института.

Князь, пользующийся наследственными правами, имел как ис­полнительную, так и законодательную власть. Народное собрание, составленное из представителей высшего духовенства и высшей бюрократии —губернаторов, вице-губернаторов, председателей и членов высших и низших судебных учреждений и управительных советов, небольшого числа депутатов, избранных по двухстепенной системе, и лиц, назначенных князем,— могло лишь обсуждать, рас­сматривать и одобрять проекты законов, займов, бюджет страны, вносимые в Народное собрание по распоряжению князя. Промежу­точными инстанциями между князем и Народным собранием долж­ны были явиться: Государственный совет, Совет министров и ми­нистерства. Министры должны были назначаться и сменяться кня­зем, но быть ответственными не только перед ним, но и перед На­родным собранием ¹⁵².

В проекте Устава содержались статьи, придававшие конститу­ции буржуазный характер и отражавшие новые социальные отно­шения, сложившиеся в стране. Так, провозглашалось, что все бол­гарские подданные равны перед законом; разделения на сословия •не допускалось; указывалось на неприкосновенность личности и частной собственности,-на обязательное первоначальное обучение для всех подданных княжества; говорилось и о свободе печати, правда, при том условии, чтобы «ею не нарушался государственный и общественный порядок, не оскорблялись религия и добрые нра­вы». Все члены Народного собрания получали право выражать сво­бодно свое мнение, не опасаясь преследования; вводилась депутат­ская неприкосновенность, но о свободе организаций и собраний не говорилось ¹⁵1. Таким образом, буржуазные свободы в проекте Ор­ганического устава присутствовали в минимальной дозе.

Проект, разработанный Лукьяновым, в значительной мере со-. ответствовал тем политическим программам, которые выдвигались болгарской либеральной буржуазией. Но обнаруживались и сущест­венные расхождения в некоторых вопросах. В сентябре—октябре 1878 г. по поручению Дондукова-Корсакова был опрошен ряд «име- нитых болгар» относительно будущего политического устройства княжества: экзарх Иосиф, митрополит Анфим, софийский митро­полит Мелетий, вице-губернаторы Т. Бурмов, И. С. Иванов, Д. Цан-ков, М. Балабанов, председатели судов И. Цанов, К. Кесяков, Я. Геров, профессор М. Дринов, Н. X. Палаузов и другие деятели правого крыла в национально-освободительном движении Болгарии. Они высказались главным образом за ограничение власти князя, ввиду того, что им должен был стать иностранный принц, за введе­ние двухпалатной системы¹⁵⁴. Большинство ответов было проник­нуто консервативным духом. Но мнения «именитых болгар» оказа­ли мало влияния на составление проекта. Предложения о создании сената не были приняты во внимание. Государственный совет все же не заменял сената и имел более характер высшего консульта­тивно-судебного и финансового органа ¹⁵⁵.

Между тем обстановка на Балканах все более накалялась. На­селение Южной Болгарии и Македонии резко выражало протест против отделения от Северной Болгарии. Так, 26 октября 1878 г. произошла массовая демонстрация жителей Пловдива, Пазарджи-ка и окрестных селений в знак протеста против попытки западных держав возвратить в область турецкую администрацию¹⁵⁶.

Правительства Англии, Франции и Австро-Венгрии пытались представить движение болгарского народа против решений Берлин­ского конгресса как искусственно возбуждаемое русскими властя­ми. Они стремились изобразить требования болгарского населения за объединение Южной и Северной Болгарии как результат агита­ции панславистских агентов, обвиняли выступавших против выде­ления Восточной Румелии из состава княжества в посягательстве на мир в Европе ¹⁵⁷. Все это имело целью спровоцировать англо-ту­рецкую оккупацию Южной Болгарии и превратить ее вновь в сос­тавную часть Османской империи. Западная дипломатия делала все, чтобы сорвать и выполнение статей Берлинского трактата в отно­шении Северной Болгарии, под предлогом угрозы миру на Балка­нах со стороны болгарских «революционеров» ликвидировать моло­дое Болгарское государство. Напряженная обстановка в Болгарии усугублялась постоянными англо-турецкими провокациями, неодно­кратными вооруженными столкновениями бандитских турецких шаек с населением Южной Болгарии. Народная милиция Южной Болгарии и русские войска успешно предупреждали эти провокации, имевшие целью вызвать применение статьи XVI Берлинского трак­тата, т. е. ввод турецких войск якобы ввиду угрозы «внутреннему или внешнему спокойствию области». В этой напряженной обста­новке скорейшее упрочение положения Болгарского государства было делом первейшей важности. Вот почему в Петербурге спешно был рассмотрен первоначальный проект Органического устава.

Петербургское совещание, посвященное этой проблеме, несом­ненно, занимает особое место в истории разработки будущей Тыр-новской конституции. Оно явилось ярким проявлением реалистич­ной и объективно положительной в этом вопросе политики русского правительства, которое ясно осознало необходимость завоевания симпатий болгар путем приспособления к требованиям создавшей­ся обстановки и учета пожеланий самих болгар ¹⁵⁸.

Первоначальный проект Органического устава был привезен в ноябре 1878 г. А. М. Дондуковым-Корсаковым Александру II в Ли­вадию. Там начались совещания по вопросам, связанным с положе­нием на Балканах и особенно в Болгарии. Возник и вопрос о кан­дидатуре будущего болгарского князя. Окончательного решения не приняли, хотя Александр II был склонен остановить свой выбор на племяннике императрицы Александре Баттенберге. Учитывая, что среди болгарского народа были очень сильны стремления к выбору князя из русских, решили категорически заявить, что на это русское правительство не пойдет ¹⁵⁹.

В течение ноября в МИД были составлены замечания на перво­начальный проект болгарской конституции. Изменения предлага­лось внести лишь в некоторые статьи. Так, в отношении свободы печати рекомендовалось предусмотреть право властей в исключи­тельных случаях приостанавливать или даже совершенно запрещать те или иные периодические издания; в Государственный совет включать только лиц, назначаемых князем, в результате чего упро-чалась бы власть князя; устранить всякое упоминание о капитуля­циях, что освобождало Болгарию от обязательств Порты в отноше­нии иностранных держав. В замечаниях МИД отмечалась чрезмер-' ная сложность выборов в Малое и Великое собрания и соотношения их функций ¹⁶⁰.

Из министерства иностранных дел проект поступил на рассмот­рение военного министра Д. А. Милютина, который в те годы ока­зывал большое влияние на все государственные дела. Он уделял значительное внимание и внешнеполитическим вопросам, был в кур­се всех событий на Балканах и придавал большое значение созда­нию болгарского государства. Основной задачей русских в Болга­рии он считал вооружение жителей Северной и особенно Южной Болгарии, с тем чтобы они могли противостоять угрозе англо-австро-турецкой интервенции. Если в замечаниях МИД основное внима­ние было, уделено усилению княжеской власти, то в замечаниях Ми­лютина проводилась мысль об усилении конституционных гарантий. Так он считал нужным сохранить старую формулировку проекта о необходимости привлечения народных представителей в состав Го­сударственного совета. Милютин намечал как бы программу дейст­вий, которая должна была придать Органическому уставу более ли­беральное направление ¹⁶¹.

В начале декабря 1878 г. МИД передал управляющему Второго отделения императорской канцелярии С. Н. Урусову приказание Александра II об учреждении при этом отделении канцелярии Осо­бого совещания для рассмотрения проекта болгарской конституции. К участию в нем привлечены, кроме Урусова, Н. Д. Мягков и Ф. А. Брун, А. А. Мельников, а также профессор государственного права А. Д. Градовский, в качестве консультанта по вопросам госу­дарственного права. Особое совещание работало с И по 22 декабря 1878 г. Как правило, оно принимало без возражений все замечания МИД и военного министра, подробно мотивируя вносимые изме­нения.

В «Своде замечаний» указывалось, что статьи проекта сравни­вались лишь с конституциями Сербии и Румынии, «как действую­щими в государствах, образовавшихся почти при одинаковых с кня­жеством болгарским условиях». Подчеркивалось, что представляе­мый новый текст/проекта не является окончательным, и последнее слово принадлежит Народному собранию Болгарии, которое может его дополнить. Была улучшена редакция одной из главных статей, в которой провозглашалось: «Княжество Болгария есть монархия наследственная и конституционная с народным представитель­ством» ¹⁶². Важно отметить, что в этой статье, как и вообще во всем Петербургском проекте,' совершенно отсутствовало какое-либо упо­минание о вассальной зависимости княжества от Порты. Однако в окончательный текст Органического устава, представленный на рассмотрение Тырновского учредительного собрания, упоминание о вассалитете было внесено.

В результате обсуждения Особое совещание внесло ряд сущест­венных изменений в главы проекта, касавшиеся созыва и состава Народного собрания и Великого собрания. Последнее должно была стать чрезвычайным и собираться в исключительных случаях для обсуждения вопросов об изменении территории княжества, для пе­ресмотра Органического устава, избрания князя и регентов. В сос­тав.Народного собрания должны были войти все лица, намеченные первоначальным проектом, но число депутатов увеличивалось, и они должны были избираться пропорционально количеству жителей (по одному на 20 тыс.) и прямой подачей голосов, а не по двухсте­пенной системе. Законодательные функции Народного собрания были несколько расширены. Оно ежегодно должно было рассмат­ривать бюджет княжества, после чего он представлялся на ут­верждение князя. В Петербургский проект была включена лишь статья о свободе печати; порядок надзора над* ней не указывал­ся ¹⁶³.

Новый проект Органического устава стал более демократичным, чем первоначальный его вариант, при обсуждении которого были приняты почти все замечания Градовского. На Совещании возобла­дала точка зрения Милютина, доказывавшего, что болгарская кон­ституция не должна быть консервативнее, чем существующие в Сербии, Греции, Румынии и чем Органический статут, подготавли­ваемый Международной румелийской комиссией. Учитывалось и то, что разработанная в России конституция должна еще больше под­нять престиж русского правительства в Болгарии, закрепить ре­зультат освобождения.

Милютин и участники Особого совещания учитывали сущест­вующие в Болгарии условия, наличие там широкого местного само­управления. Наконец, они не могли не считаться с силой широкого народного движения протеста против постановлений Берлинского трактата, развернувшегося по всей Болгарии, и особенно в ее юж­ной части, которое показало, что болгарский*народ не желает без- ропотно принять навязанные ему решения, что он готов ценою жиз­ни отстоять свою свободу. С другой стороны, это движение показа­ло огромный рост национального самосознания болгарского народа. Ввиду таких обстоятельств необходимо считаться с мнением наро­да. Всякая попытка ограничить народное представительство оказа­лась бы несостоятельной. Известное влияние, вне сомнения, оказа­ло и конституционное движение в самой России, которое заставля­ло правительственные круги все чаще обращаться к мысли о необ­ходимости дальнейших реформ в целях спасения монархии.

Всем сказанным можно объяснить, что Совещание, в состав ко­торого вошли, за исключением Градовского, представители офи­циальных правительственных учреждений, т. е. лица, которых едва ли можно было заподозрить в либерализме, разработало про­ект, предоставляющий болгарам, правда, ограниченную, но все же свободу печати, мнений, усиливавший функции Народного собра­ния и даже рекомендовавший ввести свободу собраний. Правитель­ство Александра II вынуждено было санкционировать выработан­ные Совещанием «Свод замечаний» и дополненный проект, так как понимало, что консервативная конституция не получила бы доста­точной поддержки и сильно подорвала бы русское влияние у бол­гарского народа ¹⁶⁴.

Разработанные Особым совещанием в Петербурге материалы были направлены в Болгарию Дондукову-Корсакову, который окон­чательно отредактировал проект Органического устава. Он доба­вил, в частности, статью о праве собраний, сформулированную, правда, очень кратко ив весьма умеренном духе. О праве на орга­низацию союзов умалчивалось.

Петербургский проект Органического устава был переведен на болгарский язык и подготовлен к обсуждению в Учредительном собрании, которое должно было открыться в древней столице Бол­гарии Тырнове. Но на пути его созыва возникал ряд препятствий. Крайне напряженной стала международная обстановка. Англий­ский флот все еще находился в Проливах, в связи с чем задержи­вался и отход русских войск от Константинополя. Это создавало крайнюю напряженность в англо-русских отношениях. Западные державы пытались установить контроль над русской администра­цией в Болгарии. В самой Болгарии .бурлило движение протеста против решений Берлинского конгресса. Болгары еще надеялись, что своими демонстрациями, петициями, делегациями к европей­ским дворам они добьются пересмотра Берлинского трактата о раз­делении страны, что будет улучшена'участь Македонии. Возникли опасения, что принятие конституции отрежет путь к воссоединению. •Сказывалось непонимание сложности международной обстановки, . недооценка сил европейской реакции, которая, действуя через своих дипломатических агентов, подогревала эти тенденции, стремясь поссорить болгар с русским временным управлением. В этой более чем опасной ситуации Дондукову-Корсакову, его помощникам и русским дипломатам, находившимся в Болгарии, стоило немало усилий убедить болгар, что стабилизация положения княжества, упрочение его государственности путем принятия конституции явит­ся фактором, укрепляющим позиции болгар, что княжество станет ядром для будущего воссоединения ¹⁶⁵.

В результате долгих переговоров с различными группировками болгар Дондуков-Корсаков убедил их в необходимости возможно скорее созвать Учредительное собрание. Оно открылось 10 февра­ля 1879 г. в торжественной обстановке при участии 229 депута­тов ¹⁶⁶. Произнося вступительную речь, одобренную МИД, Донду­ков-Корсаков сказал, что предлагаемый проект — «не более, как программа для облегчения трудов» Собрания. «Но программа не должна стеснять и связывать ваших убеждений, — продолжал юн.— С полной свободой и независимостью мнений отдельных и пре­ний общих, да выскажется каждый из вас по совести и убеждению, памятуя, что в ваших руках находится счастье, благоденствие и бу­дущая судьба отечества, вызванного к новой политической жиз­ни» ¹⁶⁷.

В Учредительном собрании сразу образовалось две группиров­ки: консервативная возглавлялась Г. Начовичем, К. Стойловым, Д. Грековым и Т. Иконс»мовым и выражала интересы крупной тор­гово-промышленной и ростовщической буржуазии, а также высше-то духовенства; либеральная, возглавлявшаяся П. Каравеловым, П. Славейковым и Д. Цанковым, представляла крестьянство, среднюю и мелкую буржуазию, буржуазную интеллигенцию. Между ними начались острые дебаты по конституционным пробле­мам.

Основные усилия русского правительства были направлены к тому, чтобы завершить принятие конституции и избрание князя до ухода русских войск в марте 1879 г. Но несмотря на уговоры Дон-дукова-Корсакова и русского консула А. П. Давыдова, к обсужде­нию проекта приступили лишь в конце февраля. При этом решено было поручить его постатейное рассмотрение особой комиссии, в ко­торой преобладали консерваторы. Но представленный ею рапорт был отвергнут демократическим большинством Собрания. При по­следовавшем на нем обсуждении Органического устава ясно обна­ружилось столкновение различных классовых и политических инте­ресов, выражавшихся консервативными и либеральными Депутата­ми Собрания. В представлении консерваторов Болгария должна была стать наследственной конституционной монархией с двухпа­латной системой. Не решаясь прямо формулировать это стремление и отвергать конституцию в целом, они требовали ограничения кон­ституционных прав, установления имущественного и образователь­ного ценза для избирателей. Либералы отстаивали демократические принципы конституционного устройства.

Прения возникли по вопросу о свободе печати и ассоциаций, а также о сенате, который предлагали учредить представители крупной буржуазии. Но они натолкнулись на резкое сопротивление либерального большинства. Когда известия о принятии статьи о свободе ассоциаций дошли до Петербурга, там всполоши^ись'и на­чали посылать Дондукову-Корсакову депеши с требованием, чтобы он воспрепятствовал демократизации проекта. Русский комиссар и тогда, и позднее, когда протиь него было возбуждено целое дело по обвинению в излишнем либерализме, с достоинством отвечал, что действовал согласно решениям Петербургского совещания и что, предоставив Тырновскому собранию при его открытии право на. дис­куссию, но не мог пойти назад. Принципиальная позиция, занятая Дондуковым-Корсаковым, позволила депутатам собрания свобод­но высказывать свои соображения, вносить изменения в проект Органического устава. В результате победу одержали либералы, пользовавшиеся поддержкой большинства населения. Собрание ут­вердило текст конституции, имевший существенные отличия от Пе­тербургского проекта, придававшие ей либеральный характер.

Прежде всего 'само наименование «Органический устав» было заменено названием «конституция», что подчеркивало характер-Болгарского княжества как «монархии наследственной и конститу­ционной с народным представительством». Князь имел широкие права и полномочия, ему предоставлялась исполнительная власть и совместно с Обыкновенным народным собранием власть законодательная. В отличие от Петербургского проекта было вне­сено условие, что все депутаты Обыкновенного народного собрания избираются прямой подачей голосов по одному на 10 тыс. жителей. Активным избирательным правом пользовались все мужчины, до­стигшие 21 года, пассивным — только грамотные мужчины от 30 лет. Тем самым усилился представительный демократический ха­рактер Народного собрания. Были отвергнуты предложения кон­серваторов о создании сената и исключена статья Петербургского проекта о государственном совете, который был задуман как по­добие верхней палаты и наделен значительными полномочиями. Таким образом, вводилась однопалатная парламентская система. Несколько статей было изменено и добавлено в главе «О гражда­нах Болгарского княжества». Всем гражданам страны предостав­лялись политические права, равенство перед законом. Не допуска­лось сословное деление, титулы и отличия, исключая один знак от* личия за военные подвиги. Была добавлена статья, объявлявшая, что никто не может быть подвергнут наказанию, не установленному по закону, отменялись пытки и конфискация имущества, объявля­лась неприкосновенной частная переписка. Если в Петербургском; проекте говорилось об обязательном первоначальном образовании всех граждан, то теперь оно становилось еще и бесплатным.

Собрание сочло необходимым расширить статью о свободе пе­чати. В ней прямо указывалось на отсутствие цензуры и ответствен­ность за публикации лишь самого автора, а не издателя, типографа и распространителя. Кроме статьи о свободе собраний — праве «собираться мирно и без оружия для обсуждения всякого рода воп­росов, без предварительного на то разрешения» теперь появилась статья о свободе создания обществ или ассоциаций. Правда, при этом делалась оговорка: «Если только цель и средства этих обществ не приносят вреда государственному и общественному порядку, ре­лигии и добрым нравам»¹⁶⁸.

16. (28) апреля 1879 г. Учредительное собрание завершилорабо-ту, депутаты скрепили подписями первую конституцию Болгарского княжества. Принципы, на которых она основывалась,—буржуаз­ный централизм и демократизм, всеобщее избирательное право, ответственность министров перед Народным собранием и его зако­нодательная инициатива, депутатская неприкосновенность, основ­ные нормы буржуазной правовой доктрины о политических правах и свободах граждан — все это придавало буржуазно-либеральный, демократический характер этому конституционному закону. Но его недостатком являлась слабость юридических гарантий реального применения провозглашенных принципов, прав и свобод ¹⁶⁹.

17. апреля в Тырнове собралось Великое народное собрание для :избрания князя. К этому времени выдвинутая Александром II кан­дидатура Александра Баттенберга уже получила одобрение вели­ких держав. Собранию оставалось лишь проголосовать за избра­ние его болгарским князем. Наличие главы государства объектив­но, независимо от личности Александра Баттенберга, также имело большое значение для упрочения положения княжества на между­народной арене. В условиях нарастания революционного движения в России исправления, внесенные Тырновским народным собрани­ем в болгарскую конституцию, вызывали большую тревогу в Петер­бурге. Там опасались, что Болгария может пойти по революционно­му пути. Недовольство вызвали статьи о свободе печати и праве создавать ассоциации. Получив утвержденный текст Тырновской конституции, Александр II потребовал, чтобы действие этих статей было по крайней мере парализовано.

Создание Тырновской конституции нельзя отрывать от разра­ботки Органического статута Восточной Румелии ¹⁷⁰—они шли син­хронно. Однако в Южной Болгарии обстоятельства были сложнее, ибо русским представителям в Европейской международной комис­сии полковнику А. А. Шепелеву и молодому дипломату А. А. Цере-телеву приходилось постоянно преодолевать сопротивление членов комиссии, представлявших западные державы. По существу Евро­пейская международная комиссия была учреждена не в целях соз­дания действительно автономной области, а в намерении или вос­создать в ней власть Порты или навязать провинции диктат запад­ных держав, возможно, скорее устранив русскую администрацию. Комиссия намеревалась захватить в свои руки кассу Восточной Ру­мелии, осуществить там так называемую смешанную оккупацию после ухода русских войск, разместив турецкие гарнизоны по ее границам. Южную Болгарию хотели окружить железным кольцом турецких войск, которые могли бы вступить в ее пределы в случае создания там путем провокации критического положения. Кроме того, возникла опасность назначения в Восточную Румелию гене­рал-губернатора из числа послушных Порте чиновников, что могло\ способствовать реставрации власти Порты. Английским диплома­там и особенно члену Комиссии от Великобритании Г. Друммонду предписывалось добиться, чтобы власть султана в Востойной Румелии оставалась ненарушенной и непререкаемой.

Осуществлению всех такого рода планов предстояло воспрепят­ствовать русской стороне. Одновременно нужно было срочно выра­ботать Органический статут автономной провинции, что способ­ствовало бы стабилизации ее положения и созданию предпосылок к объединению с Северной Болгарией. Русские представители по­лучили предписание всячески противодействовать попыткам Комис­сии еще до ухода русских войск заменить русскую администрацию. Они должны были стремиться к созданию такого порядка вещей, чтобы эта часть Болгарии не утратила связь с Северной, чтобы в ко­нечном итоге могло произойти ее объединение с княжеством.

Европейская комиссия начала свою работу 1 октября 1878 г. в Стамбуле, затем переехала в Филиппополь (Пловдив). Одной из задач Комиссии была выработка Органического статута Восточной Румелии, хотя западных делегатов это меньше всего интересовало. Они постарались было захватить кассу провинции. Но попытка изъять ее из рук русской администрации не удалась. Сопротивле­ние болгарского населения, меры русской стороны явились причи­ной краха финансовой авантюры западных делегатов. Касса об­ласти была сохранена и передана потом генерал-губернатору Вос­точной Румелии. Были отбиты также все атаки, дискредитировав­шие действия русских властей, и попытки Комиссии взять управле­ние областью в свои руки. Однако за всеми дискуссиями и конфлик­тами по вопросу о финансах Южной Болгарии и о действиях рус­ской администрации все время терялся главный для болгар воп­рос— конституирование автономии области, выработка Органиче­ского статута, который стабилизировал бы ее положение, сделал бы более самостоятельной по отношению к османским властям, помог бы создать аналогичные с княжеством государственные институты, что подготовило бы почву для воссоединения. Ко времени приезда Комиссии в Пловдив в результате совместной с болгарами деятель­ности временного русского управления в Восточной Румелии уже были введены местное самоуправление, финансовое, судебное уст­ройство, создана охрана общественного порядка, местная милиция, дружины народного ополчения, обученные русскими офицерами и солдатами. Делопроизводство велось на болгарском языке.

Вопрос о скорейшем принятии Органического статута ставился только русскими делегатами, западных, еще надеявшихся на рес­таврацию турецких порядков, он не интересовал; Только в ноябре 1878 г. была определена программа работы Комиссии над Стату­том. Русская делегация настояла, чтобы при его постатейном рас­смотрении был применен принцип единогласия, на что западные делегаты согласились очень неохотно, имея явное большинство. Но Шепелев и Церетелев оказались либеральнее своих западных коллег и действовали в соответствии с интересами населения. Ска­зывалось их хорошее знакомство с местными условиями. Церетелев считал, что будет гораздо лучше, если Статут выработают сами болгары, которые могли бы в этом случае стать в «Народном соб­рании защитниками принятых ими статей и отстранили бы поедлог тянуть прения»¹⁷¹. Русские делегаты решительно заявили в Комис- сии, что необходимо принять только такой Статут, который будет соответствовать интересам населения. Они выступали за выбор­ность чиновников из числа местных жителей, за широкое участие в управлении населения, за установление возможно более демократи­ческого режима. Церетелев и Шепелев отказались от составления: проекта Статута, предпочитая роль критиков, а не авторов. «Осно­ванная на опыте нашей администрации, поддержанная мнением народа и позитивными данными, наша критика будет иметь вес»,— писал Церетелев ¹⁷².

В ходе дебатов западные делегаты выступили против выбор­ности чиновников, считая, что это может привести к «анархии», и настояли на том, чтобы все высшие чиновники назначались султа­ном. Но когда разгорелась дискуссия по вопросу о назначении в состав Провинциального собрания лиц «по праву», т. е. по занимае­мой должности, русские делегаты добились значительного сокраще­ния их числа с 28 до 10 человек¹⁷³. Была отбита атака турецких' представителей по вопросу об использовании болгарской милиции для службы в составе турецких войск. Болгарский язык, наряду с турецким и греческим, был признан официальным. Фактически он и стал единственным в дальнейшей практике Южной Болгарии.

14(26) апреля 1879 г. члены Комиссии скрепили подписями Органический статут, ставший конституцией Южной Болгарии. Он в ряде моментов был несколько консервативнее Тырновской консти­туции, так как вводил имущественный и образовательный цензы для избирателей. Постоянный комитет стал по существу админи­стративным органом, промежуточным между генерал-губернатором и Провинциальным собранием. Лица, входившие в последний па назначению губернатора, представляли крупную торговую и пред­принимательскую буржуазию, членов гражданского управления, крупных чиновников или интеллигентов с университетскими дипло­мами. В целом Органический статут утверждал в Южной Болгарии буржуазно-правовой порядок и обеспечивал свободное развитие ка­питализма ¹⁷

Одновременно, еще до ухода русских во^ск из Болгарии, был решен ряд важных вопросов, в том числе о назначении генерал-гу­бернатора для Восточной Румелии. Порта с одобрения Великобри­тании выдвинула в качестве кандидата бывшего генерал-губерна­тора Ливана Рустема-пашу. Но этот выбор не был одобрен русским правительством, так как Рустем прославился крайней жестокостью, и известия о его назначении сразу же вызвали протесты болгарско­го населения. В качестве кандидата на пост румелийского генерал-губернатора русское правительство предложило бывшего турецкого чиновника, болгарина'по происхождению Алеко Богориди. Его даль­ние родственные связи с виднейшим деятелем болгарского возрож­дения Софронием Врачанским делали эту фигуру приемлемой для болгар. После переговоров с Англией и другими державами канди­датура Богориди была утверждена. Петербургу удалось добиться от Порты, правда, устного, но фактического отказа от размещения турецких гарнизонов на территории Южной Болгарии.

Таким образом, русское правительство и дипломатия много сде­лали для того, чтобы смягчить тяжелейшие для Болгарии и осо­бенно для южной ее части условия Берлинского трактата, а факти­чески добиться даже их частичного аннулирования. Один из бол-' гарских историков Христо Гандев писал, что освобождение болгар­ского народа в 1877—1878 гг. не завершилось русскими победами и подписанием мирных договоров. Россия «довела освобождение до его логического завершения — создания буржуазного Болгарского государства с умеренно либеральными конституциями в княжест­ве и Восточной Румелии» ¹⁷³.

Тырновская конституция не соответствовала идеалам болгарских революционных демократов, боровшихся за демократическую кон­ституцию. Но по словам Басила Коларова, она была в сравнении с существовавшими тогда конституциями «самой либеральной, са­мой прогрессивной». В ней не было реакционных учреждений, по­добных сенату или верхней палате¹⁷⁶. Хотя конституция не обеспе­чивала истинной свободы и равноправия народа, ее принятие имело огромное прогрессивное значение, так как содействовало консоли­дации позиций княжества в среде европейских государств. Запад­ные державы вынуждены были теперь считаться с фактом сущест­вования новой Болгарии, хотя и в территориально урезанном виде. В первые годы существования конституция помогала молодой бол­гарской буржуазии ликвидировать остатки-турецкого феодализма. Она закрепила освобождение Брлгарии от оков феодализма, дала народу гражданские права, стала знаменем борьбы средней и мел­кой буржуазии за наиболее последовательное соблюдение буржу­азных свобод, против абсолютистских тенденций князя, против круп­ной торговой буржуазии. Статьи конституции о свободе печати, собраний и организаций стали той легальной основой, которая в дальнейшем помогла рабочему классу Болгарии и его авангарду — партии рабочих под руководством Димитрия Благоева и его сорат­ников — бороться против монархии и буржуазии, выступать в за­щиту интересов трудящихся.

Можно считать, что при формировании государственного устрой­ства Болгарии программное значение имели идеи и предложения, выдвигавшиеся различными группировками болгарской буржуазии в канун русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Они были в значи­тельной части учтены и реализованы во время существования рус­ского временного управления, в процессе подготовки Тырновской конституции и Органического регламента Восточной Румелии.

Болгарское государство складывалось как конституционная мо­нархия с сильной властью правителя, с представительной парла­ментарной системой, выборными органами местного самоуправле­ния, с буржуазными принципами частной собственности и личной свободы граждан. Это была государственная система, полностью соответствующая интересам буржуазии. Характерно, что процесс формирования государственного устройства сопровождался усиле­нием противоречий между консервативной и либеральной частью болгарского освободительного движения. Оформление, конституци­онного устройства страны не привело к окончанию этой борьбы.

АЛБАНИЯ

В конце XVIII в. населенные албанцами территории на западе Балканского полуострова представляли собой пеструю картину. В те времена не существовало еще общепринятого определения географического понятия «Албания». Сведения путешественников и энциклопедических справочников существенно расходились меж­ду собой, и если с севера на юг в Албанию включали, как правило, территории от современной Черногории до Арты, то восточные гра­ницы фиксировались весьма приблизительно, захватывая значи­тельные части Сербии и Македонии. В рамках албанской народно­сти существовали две большие этнические группы, условная грани­ца между которыми проходила по реке Шкумбини: геги (северные албанцы) и тоски (южные). Господствующее положение в религи­озной жизни принадлежало исламу. Христианство сохранялось в ряде северных районов (католичество) и на юге (православие) *.

Основу албанской экономики составляло натуральное хозяй­ство. Подавляющее большинство населения было занято в сфере сельскохозяйственного производства. В плодородных долинах вы­ращивались зерновые, огородные и садовые культуры. Повсемест­но было развито скотоводство, которое в горных районах являлось главным занятием жителей. Однако продуктивность земледелия и животноводства находилась на низком уровне, что было вызвано слабым развитием производительных сил Османской империи в целом. Изжившая себя к концу XVIII в. военно-ленная система тор­мозила экономическое развитие албанских районов.

По турецкому административному делению, установленному в середине XVII в., населенные албанцами территории входили в сос­тав следующих санджаков: Шкодры, Дукагина, Призрена, Охрида, »льбасана, Влёры и Дельвины ². В свою очередь санджаки дели­лись на более мелкие единицы — казы, которыми управляли мута-саррыфы (наместники санджакбеев) и кади (судьи), назначаемые непосредственно султаном. С конца XVII в. для горных районов Северной и Северо-Восточной Албании были учреждены военно-административные единицы — байраки. Во главе их стояли перво­начально назначавшиеся турецкими властями байрактары (впос­ледствии эта должность стала наследственной), которые выступали в качестве представителей санджакбея и, кроме того, возглавляли вооруженные силы байрака. Институт байраков как бы обеспечи­вал формальное включение в административную систему империи горных районов, которые пользовались значительными привилегия­ми (например, правами автономии, как Мирдита и Химара) ³.

Как и повсюду в балканских владениях Османской империи, в Албании развивалось чифтликийское (помещичье) землевладе­ние. Новая форма феодальной собственнности — чифтлики — вы­тесняла военно-ленную систему. Этот процесс повлек за собой из­менения в положении крестьянства, которое лишалось владельче­ских прав на землю. Экспроприации подвергались уже не отдель­ные крестьянские хозяйства, а целые их группы. Переход к чифтликийской системе привел к росту феодальной эксплуатации крестьян. Выросли размеры ренты за счет увеличения ранее уста­новленного объема податей, а также с введением новых поборов и обязательной безвозмездной обработки б пользу чифтлигара⁴.

Наследование ленов и военно-административных должностей приобрело к началу XVIII в. всеобщий характер⁵. Причем, особен­ностью Албании было то, что феодальный класс был албанским по происхождению: сыграла роль система насильственного набора христианских мальчиков в янычарские войска. Воспитанники яны­чарского корпуса посылались на военно-административные долж­ности в Албанию и в другие части Балканского полуострова. Мно­гие албанцы сделали блестящую карьеру в центральном аппарате империи, занимая самые высокие должности, вплоть до поста ве­ликого визяря (семья Кёпрюлю).

Албанские города были центрами, где развивалась торговля и ремесла. В них же сосредотачивались административные учрежде­ния и проживали феодалы со своими многочисленными привержен­цами. В таких городах, как Шкодра, Берат, Тирана, Воскопойя, Круя, Кавайя, Дуррес, ремесленники группировались по професси­ям и составляли цехи (эснафы), игравшие большую роль в полити­ческой жизни общества. Зарождались единичные мануфактуры, занятые первичной обработкой сельскохозяйственного сырья. Од-нако роль их в экономике была незначительной, как, впрочем, и ре­месленного производства как такового ⁶.

К концу XVIII в. система санджаков в Албании была фактиче­ски дезорганизована. Появились более крупные наследственные владения, получившие названия пашалыков. Пользуясь ослаблени­ем центральной власти в Османской империи, местные беи смогли обрести политическую самостоятельность. Их сепаратистские наст­роения приводили в конечном итоге к попыткам подчинить своему влиянию более слабых соседей. Начались феодальные распри, нано­сившие ущерб экономике страны.

Новый этап в истории Албании обозначился во второй полови­не XVIII в., когда образование больших полунезависимых пашалы­ков в Северной и Южной Албании поставило под угрозу господ­ство Османской империи в этом районе Балканского полуострова. В 1756 г. в Шкодре захватил власть представитель одной из наибо­лее богатых и родовитых феодальных семей Северной Албании Мехмед-паша Бушати, сумевший подчинить своей власти феодалов Шкодринского пашалыка. Его наследник Махмуд-паша Бушати в 1780-х годах начал открытую войну против Порты, Черногории и соседних пашей, значительно расширив территорию подчинявшегося его власти Шкодринского пашалыка. В 1789 г. Порта вынуждена была примириться с Махмудом, рассчитывая, что он примет учас­тие в военных действиях против России и Австрии. Он был утверж­ден в должности шкодринского паши и получил звание сераскера (главнокомандующего) Албании. После окончания войны с этими государствами султанское правительство поспешило разделаться с непокорным албанским пашой, но снова оказалось бессильным под­чинить его. Он сохранил независимое положение, сам собирал на­логи, пересылая лишь небольшую часть из них в Стамбул, имел свою армию и флотилию. В пашалыке прекратились беспорядки и грабежи, началось некоторое оживление ремесла и торговли. После гибели Махмуда-паши в битве с черногорцами (1796 г.) Шкодрин-ский пашалык перешел под управление его брата Ибрагима-паши Бушати.

Незадолго до этих событий, а именно в начале 1780-х годов, воз­ник полунезависимый пашалык в Южной Албании, история которо­го связана с именем Али-паши Тепелены (Али-паши Янинккого). Пользуясь бессилием султанского правительства и его отвлечением борьбой с Махмудом-пашой, Али-паша в 1787 г. подчинил своей власти Эпир, сделав его столицу Янину центром своего пашалыка, в который позднее вошли также Фессалия и Южная Албания. Он практически не подчинялся власти Порты, поддерживал самостоя­тельно отношения с иностранными государствами ⁷.

После окончания в 1812 г. войны с Россией султан Махмуд II начал усмирять непокорных феодалов. Дошла очередь и до Али-паши: в 1820 г. Порта повела против него открытую войну и в тече­ние короткого срока заняла всю территорию Янинского*пашалыка, Али-паша упорно защищал Янину до января 1822 г. и был убит турками после ее падения. Греческое восстание и Восточный кри­зис 1820-х годов несколько отсрочили ликвидацию Шкодринского пашалыка. Это произошло в 1831 г. На Юге Албании поднимали голову и более мелкие феодалы, которые были истреблены в Битоле во время резни в 1830 г.

Полунезависимые пашалыки — Шкодринский и Янинский — стали первыми государственными объединениями в истории Алба­нии нового времени. Исследователь западнобалканских пашалыков Османской империи в конце XVIII —начале XIX в. Г. Л. Арш де­лает справедливый вывод, что пашалыки, имевшие полную само­стоятельность во внутренних делах и широкие, независимые от Пор-тц связи ^с иностранными державами, явились своего рода опытом албанской государственности. При всей противоречивости внутрен­ней и особенно внешней политики глав этих политических объеди­нений они сыграли прогрессивную роль в истории Албании. Их су­ществование в течение ряда десятилетий нанесло удар по феодаль­ной раздробленности албанских земель и вместе с тем способство­вало усилению центробежных тенденций в Османской империи ⁸. Их длительное существование стимулировало процесс этнической консолидации албанцев в рамках двух основных групп — гегов и тосков ⁹. Все это впоследствии оказало положительное влияние на формирование общеалбанского национального движения. Наконец, был достигнут прогресс в экономическом развитии объединенных в пашалыки территорий, ибо в этот период (особенно, когда не шли военные действия) устанавливались более прочные торгово-эконо­мические связи, создавались условия для постепенного развития единого рынка.

Восстановление полного сюзеренитета султана над Южной и Се­верной Албанией не означало реставрации социально-политическо­го порядка/сложившегося к концу XVIII в. После пережитых Ос­манской империей потрясений и перемен, связанных с реформатор* ской деятельностью султана Селима III и Мустафы-паши Байрак-тара, потерпевшей крах, Махмуд II продолжил попытки реформи­ровать общественно-политический строй империи. Разгром султанскими войсками албанских феодалов-сепаратистов в 20—30-е годы явился частью мероприятий, проводившихся с целью укрепить центральную власть в империи, что должно было предотвратить ее распад. В 1831 г. Шкодринский пашалык был ликвидирован. Впредь албанские феодалы утрачивали административные права в отноше­нии крестьян, превратившись в своего рода сборщиков налогов. Од­нако право собственности на чифтлики, приобретенное еще в период существования военно-ленной системы, было закреплено законом.

Феодалы пользовались создавшимся положением, чтобы увели­чить размеры чифтликов разными путями, как за счет прирезки владений сепаратистов, разгромленных Портой в карательных экс­педициях, так и за счет крестьянских земель. В правительственном аппарате столицы империи албанская знать продолжала сохранять довольно сильные позиции, которые она использовала в интересах собственного обогащения. Причем, эта часть феодалов и высших чиновников была заинтересована в централизаторских реформах и впоследствии выступала на стороне Порты, против освободитель­ных движений на Балканах.

После ликвидации в начале 30-х годов военно-ленной системы в албанских землях образовался слой мелких крестьянских соб­ственников, обладавших ограниченным правом нАемлю, которую они обрабатывали. Регулятором их взаимоотношений с государст­вом выступали местные административные власти, злоупотребляв­шие своими правами. В аренду крестьянам сдавались частные зем­левладения, государственные и церковные земли. Таким образом, при наличии крупного землевладения существовала система мелко­го землепользования на условиях полуфеодальной аренды¹⁰. Произошли изменения в налоговой системе (при сохранении нату­ральной ренты), что привело к увеличению числа и величины нало­гов, а следовательно, ударило по непосредственному производите­лю ^и. Наконец, в 1836 г. было изменено административное деление империи, что имело последствия и для Албании. Территории с ал­банским населением были распределены между разными санджа­ками, а те в свою очередь растворялись в более крупных админи­стративных единицах — вилайетах. Так, Южная Албания, за ис­ключением Корчи и Поградеца, вошла в состав Янинского вилайета, в котором преобладало греческое население, а албанские районы севера и востока вошли в санджаки с южнославянским на­селением. Мутасарыфы, их заместители — каймакамы и мюдиры — в подавляющем большинстве вербовались из числа анатолийских турок, чем была нарушена традиция назначения в Албанию верных Порте албанских феодалов. Эти меры увеличили число недоволь­ных реформами, создав оппозицию режиму в слоях, которые тра­диционно были его опорой на Балканах.

Ликвидация в законодательном порядке военно-ленной системы султанскими указами 1831 —1834 гг. не означала еще уничтожения феодального способа производства. Однако переход в частную соб­ственность зеачительных по размерам земельных угодий создал объективные условия для дальнейшего развития в недрах феодаль­ного строя товарно-денежных отношений, в частности, в области сельскохозяйственного производства. Появилась новая категория сезонных работников, получавших заработную плату. Рост городов сопровождался расширением ремесленного производства.

Особое положение в империи продолжали занимать горные районы Албании. Пользовавшиеся значительными привилегиями, они сохраняли почти полную самостоятельность. В них большей частью продолжали господствовать родо-племенные отношения, действовали законы обычного права. Османская администрация периодически покушалась на автономию горных районов, но каж­дый раз терпела неудачу ¹².

Подавление албанского сепаратизма в 1820—1830-х годах не остановило антиосманской борьбы. Более того, она стала приобре­тать новые черты, появление которых было связано с ростом нацио­нального самосознания. Наряду с борьбой феодалов, недовольных ущемлением своих прав, росло сопротивление крестьян, ремеслен­ников, торговцев усилению национального и феодального гнета ¹³. В начале 30-х годов Албанию потрясли народные восстания. На юге страны, во Влёре, только в течение одного года вспыхнули два вос­стания под руководством Тафиля Бузи. Продолжительную борьбу, переходившую в кровопролитные сражения, вели против новой ту­рецкой администрации жители Шкодры в 1833—1836 гг. В резуль­тате проведение реформ в санджаке Шкодры было официально от­ложено на 10 лет ¹⁴. В соседних со Шкодрой районах Мати и Дибры население в 1837—1838 гг. также поднялось против административ­ной и военной реформ, и здесь туркам пришлось отступить, оставив все по-прежнему вплоть до середины 50-х годов ¹⁵.

Новые турецкие реформы, провозглашенные Гюльханейским хаттом в ноябре 1839 г., вызвали новую волну сопротивления в ал­банских районах. Народ боролся против усиления экономического гнета, а феодалы — за восстановление утерянных позиций. Как ив предыдущий период, борьба возглавлялась феодальной знатью, ко­торая выступала против танзимата, введения рекрутских наборов, за создание системы ограниченного, но все же самоуправления в их владениях. Вместе с тем, начиная с середины 40-х годов в антиту­рецком движении все явственнее проявляются национальные требо- вания, которые на первых порах сводились к объединению террито­рий с албанским населением в единый саджак и к созданию для них особого статуса, отличного от других районов Османской империи.

С середины 40-х гг. национальное движение принимает реаль­ные очертания, проявляясь как в политической, так и в культурной сферах. Именно этими годами принято датировать начало периода албанского национального возрождения, завершившегося провоз­глашением независимости в ноябре 1912 г.¹⁶ Этот период включает в себя политические, общественные, идеологические и культурные движения как в самой Албании, так и в албанских колониях за ру­бежом.

Первый политический документ албанского возрождения связан с именем Наума Векильхарджи (1797—1854). Уроженец Южной Албании, он был вынужден провести большую часть своей жизни в эмиграции в Дунайских княжествах, был связан с греческим на­ционально-освободительным движением и участвовал в восстании 1821 г. Освободительная борьба народов Балкан, деятельность идеологов национального возрождения оказали влияние на форми­рование его представлений о судьбе албанского народа. Свою на­ционально-просветительную программу, разработанную совместно с известным болгарским просветителем Иваном Селиминским, так­же проживавшим тогда в Валахии, он изложил в циркулярном письме («Энциклике»), обращенном «ко всем состоятельным и обра­зованным православным албанцам» ¹⁷. Н. Векильхарджи развивал идею единства албанского народа, который имеет собственную тер­риторию, язык, нравы и обычаи. Он повел борьбу за распростране­ние просвещения на национальном языке в национальных школах,/ считая консолидацию албанского народа на культурно-нравствен­ной основе условием формирования и развития национального само­сознания, объединения всех сил против политики ассимиляции и эллинизации, проводившейся Портой и константинопольской патри­архией. Он внес конкретный и весьма существенный вклад в дело просвещения, самостоятельно разработав албанский алфавит и из­дав первый букварь, а также подготовил рукописи нескольких книг на албанском языке, предназначенных для будущих начальных школ.

Идеи, проповедовавшиеся Наумом Векильхарджи, были созвуч­ны настроениям как в самой Албании, так и за рубежом. Но эти по­токи развивались параллельно, не сливаясь в едином русле на пер­вой, ранней стадии возрождения, т. е. в 40-е — середине 70-х годов. Заметный вклад в развитие национальной албанской культуры, ли­тературы и языка, выработку политических идей внесли арбреши Италии ¹⁸. Наиболее известными из них были Констандин Кристо-фориди, Иероним де Рада, Зеф Юбани. Большое влияние на.разви­тие культурно-просветительских и идейно-политических воззрений арбрешских деятелей оказало европейское революционное движе­ние вообще и гарибальдизм в частности. Арбреши самым активным образом участвовали в борьбе за освобождение и объединение Ита­лии, сражаясь в отрядах гарибальдийцев¹⁹, а сам Гарибальди под- держивал связи с Албанией, с борцами за ее освобождение через координационный центр на о-ве Корфу. Гарибальди, горячо сочув­ствовавший освободительной борьбе балканских народов, выделял албанцев. На склоне лет, размышляя о судьбе Албании, он писал в 1864 г. известной румынской писательнице Доре д'Истрия (псев­доним княгини Елены Кольцовой-Масальской, урожденной Гика): «Албанский вопрос — это мое дело. Я был бы поистине счастлив, если бы всю оставшуюся жизнь мог посвятить этому отважному на­роду» ²⁰.

Середина XIX в. ознаменовалась крупными крестьянскими вос­станиями. В целом они продолжали линию борьбы против реформ танзимата, против усиления экономического и национального гнета, за сохранение (или восстановление) автономных привилегий албан­ских земель. Но вместе с тем появляются новые моменты. Так, во время восстания 1847 г., охватившего ряд районов Албании, была образована Национальная албанская лига и ее руководящий орган Национальный комитет, который впервые выдвинул требование объединения албанских земель и создания на его основе албанско­го автономного государства ²¹. Албанский историк К. Прифти срав­нивает албанское движение 1847 г. с боснийским восстанием 1831 — 1832 гг. Он видит в нем стремление албанцев выйти из системы, соз­данной бюрократической централизаторской политикой турок, добиться автономного статуса, а не просто сохранить прежние при­вилегии ²². Признавая справедливость этого мнения, все же необхо­димо подчеркнуть, что восстания того периода (даже те, в ходе которых выдвигались национальные требования) носили ограничен­ный, локальный характер ²³. Этот этап — переход от регионального к общенациональному самосознанию — был неизбежен. К этим об­щим для всех балканских народов чертам освободительных движе­ний присовокуплялись специфические албанские, а именно актив­ная роль класса феодалов.

Ь конкретно-исторических условиях Албании середины XIX в. класс феодалов был влиятельной экономической и политической силой, выступавшей в качестве руководителя национальных, авто­номных движений. Нарождавшаяся национальная буржуазия не успела стать классом в полном смысле слова, и лишь во второй по­ловине века отдельные ее представители смогли выдвинуться в ка­честве общенациональных лидеров. Объективно и феодалы, и пат­риархально-родовая знать, участвовавшая в антитурецкой борьбе, расшатывали устои Османской империи. Однако ограниченность задач, которые они могли решить в силу своей классовой природы, препятствовала быстрой победе албанского национального движе­ния, если сравнивать его с аналогичными процессами у большинст­ва других балканских народов ²\ Судьба Албании зависела от раз­вития капиталистических отношений в Юго-Восточной Европе в целом. Борьба за ликвидацию национального гнета, будь то господ-ство Османской империи или Габсбургской монархии, сближала на­роды, создавала благоприятную почву для их объединения. Одна­ко при той сложности буржуазно-национальных движений на Балканах, которые были охарактеризованы В. И. Лениным как „«судороги» освобождающегося от разных видов феодализма бур­жуазного общества" ²⁵, албанское освободительное движение попа­дало в неблагоприятные условия изоляции от общебалканского про­цесса избавления от ига Порты. Классовые интересы буржуазии соседних стран и поддерживавших их великих держав зачастую вхо­дили в острые противоречия с общедемократическим освободитель­ным движением соседних стран, особенно, когда речь заходила о территориальных проблемах. История создания и деятельности Лиги Призрена, первого общенационального объединения, возгла­вившего борьбу албанского народа против Османской империи, яв­ляется красноречивой иллюстрацией к вышеизложенному.

В Стамбуле в 1877 г. было создано Общество защиты прав ал­банской нации (или Стамбульский комитет), которое ставило своей задачей борьбу против расчленения Албании, а в перспективе — за предоставление ей автономии в рамках Турецкой империи ²⁶. Члены этой организации — албанская торговая буржуазия, поме­щики, государственные чиновники — рассчитывали, что автономии можно будет добиться мирным путем, поскольку Порта заинтересо­вана в сохранении любой ценой своей суверенной власти над албан­скими землями, и только поблажки, в том числе предоставление ав­тономных привилегий, могли удержать албанцев в рамках империи. Вероятно, эти соображения имели под собой основания, ибо турец­кое правительство в первое время не стало препятствовать ни дея­тельности Стамбульского комитета, ни созданию новой, с аналогич­ными задачами организации на территории самой Албании.

Поражение Турции в войне 1877—1878 гг. с Россией отразилось на международном и внутреннем положении Албании. По условиям Сан-Стефанского договора ряд районов с чисто албанским или сме­шанным албано-славянским населением отходил к Черногории, Сер­бии и Болгарии. Последнее обстоятельство было использовано пра­вительствами тех государств, которые были заинтересованы в пере­смотре договора, в первую очередь Турцией. Нимало не заботясь о подлинных интересах албанского народа, они создавали конфликт­ные ситуации, поощряя развитие национальной и религиозной роз­ни, сталкивая албанцев со славянами, мусульман — с христианами. Балканская буржуазия, борясь за создание и расширение своих на­циональных государств, выступала под великодержавными лозун­гами. Поэтому ко времени открытия Берлинского конгресса глав­ным содержанием албанского национального движения стала борь­ба за целостность территорий с албанским населением. В Берлин­ском договоре не было упоминаний о судьбе Албании. Но в ста­тье XXIII говорилось, что в других частях Европейской Турции,' для которых особое административное устройство не предусмотре­но трактатом, будет введена административная автономия по крих-скому образцу,—«уставы, примененные к местным потребностям». Разработку их Порта должна была поручить специальным комис­сиям, в которых широкое участие примет местное население. Таким образом, существование албанского вопроса игнорировалось.

Ко времени открытия Берлинского конгресса главным содержа­нием албанского национального движения стала борьба за целост­ность территорий с албанским населением. Накануне открытия Бер­линского конгресса, 10 июня 1878 г., в г. Призрен было официально оформлено создание Лиги — военно-политической организации, объединившей влиятельных людей: землевладельцев, байрактаров, торговцев, представителей Мусульманского духовенства и высшего чиновничества из северо-восточдых и восточных территорий. Юг Ал­бании был представлен двумя делегатами, один из которых — Аб-дюль Фрашери представлял также и Стамбульский комитет. На уч­редительном собрании Лиги присутствовали также славянские фео­далы-мусульмане из Боснии, Герцеговины и санджака Нови Пазар ²⁷.

Программным документом, принятым участниками собрания, являлась «Книга постановления» (турец. «Карарнаме»), провоз­глашавшая принцип борьбы против расчленения земель Османской империи ²⁸. Таким образом, это решение не имело определенной на­циональной окраски. Однако уже в первые недели существования Лиги, в июне-июле 1878 г., и в Центральном совете, и в комитетах Лиги, созданных на местах, выявилось радикальное течение, вы­двигавшее в противовес религиозным, исламским принципам, ин­тересы борьбы за национальное, самостоятельное развитие районов, населенных албанцами. Сам Фрашери уже в те дни, по свежим сле­дам событий, в одном из писем от июня 1878 г. объяснял причины создания Лиги и принятых ею решений тем, что в основе лежал «патриотизм, приверженность родине..., принципы национальности, а не религиозного фанатизма»²⁹. Тем не менее религиозная мусуль­манская мотивировка ряда решений Лиги, принимавшихся на на­чальном этапе ее существования, отражала не только стремление к маскировке истинных целей по соображениям тактики, но и впол­не реальное содержание политики части руководства Лиги. Вся последующая история последней явилась развитием противобор­ства этих двух линий, завершившегося победой сторонников авто­номии албанских национальных районов.

Уже в ноябре 1878 г. на заседании Центрального совета Лиги была принята программа с требованием административной автоно­мии для Албании. Она предусматривала объединение областей с албанским населением в один вилайет; знание чиновниками языка страны; преподавание албанского языка в школах; учреждение об­щего собрания вилайета как совещательного органа при османс­кой администрации; направление доходов, собранных в вилайете, главным образом на нужды просвещения и общественного строи­тельства ³⁰. Программа была разослана местным комитетам Лиги и направлена в Стамбул. Абдюль Фрашери, объехавший в течение декабря 1878 —января 1879 г. наиболее крупные города Албании, заручился поддержкой комитетов. С этого времени деятельность Лиги стала развиваться по двум направлениям: против принятых международными комиссиями решений, направленных на раздел территорий, населенных албанцами, и за автономию ³¹.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Тенденция к распаду империй османов, социально-политический строй которой был несовместим с капиталистическим развитием, с общественным прогрессом порабощенных народов, ясно определи­лась уже в первых десятилетиях XIX в. «Создание объединенных национальных государств на Балканах, свержение гнета местных феодалов, окончательное освобождение балканских крестьян вся­ческих национальностей от помещичьего ига,— такова была истори­ческая задача, стоявшая перед балканскими народами» \—отмечал В. И. Ленин. Характерно, что представители угнетенных народов большей частью не выдвигали программ реформирования султан­ской Турции. В ходе национально-освободительной борьбы они до­бивались или полной независимости или широкой автономии, внут­ренней самостоятельности.

В отличие от этого у народов, входивших в состав австрийской монархии, всегда имели хождение идеи и программы реформирова­ния, национально-политической перестройки империи Габсбургов,, среди либералов популярностью пользовались принципы австросла-визма и федерализма. Но и в Австрии имелись приверженцы идей югославизма, создания единого независимого государства на осно­ве национальной общности или родства югославянских или всех южнославянских народов (включая болгар).

Итак, в Австрийской империи центробежным тенденциям проти­востояли центростремительные. После 1848 г. монархии Габсбургов удалось устоять в двух неудачных для нее войнах (1859 и 1866) и временно стабилизироваться путем реформы 1867 г. Несмотря на острые внутриполитические противоречия тенденция распада этого государства к 70-м годам лишь едва намечалась.

В целом выделение новых государств в Юго-Восточной Европе происходило раньше не там, где уровень развития капитализма был выше, т. е. в Австрии, а там, где особенно тяжелыми были ус­ловия национального развития и препятствия формированию струк­туры буржуазного общества, т. е. в Османской империи.

Если рассматривать историю борьбы народов Юго-Восточной Европы против османской власти в целом, можно выделить несколь­ко этапов, связанных как с внутренним развитием большинства народов региона, так и с внешнеполитическими условиями — оба этих фактора также были взаимосвязаны. Начальный период в про­цессе выделения национальных государств из состава Османской империи можно ограничить XVIII в. и 1820-ми годами, когда в ре­зультате бурного развития национально-освободительного движе­ния балканских народов и русско-турецких войн было создано гре-ческое королевство и закреплены в международных договорах широкие автономные права Сербии и Дунайских княжеств. Оконча­ние Крымской войны 1853—1856 гг. завершает второй этап, харак­теризующийся обострением социальной борьбы в ходе формирова­ния буржуазной основы возникающих балканских государств — Греции, Сербии, Румынии, а также дальнейшим назреванием противоречий между османским режимом и подчиненными наро­дами. Вторая половина 1850-х годов открывает третий этап, во вре­мя которого кризис османского государства достиг особой остроты. Это сопровождалось подъемом освободительных движений в Бол­гарии, Боснии и Герцеговине, постепенным упрочением позиций Гре­ции, Сербии и Черногории, объединением Дунайских княжеств и напряженной борьбой между великими державами за влияние на Балканах. Данный период завершается Восточным кризисов 1875— 1878 гг., русско-турецкой войной 1877—1878 гг.— освобождением Болгарии и формальным признанием Портой независимости Сер­бии, Черногории, Румынии.

Что касается Австрийской империи, то здесь историческими ру­бежами, определявшими положение угнетенных народов, являлись революция 1848—1849 гг., устранившая феодальный строй,-но по­терпевшая поражение в политическом плане, и перестройка габс­бургской монархии на основах австро-венгерского дуализма в 1867 г.

При конкретном рассмотрении хода и результатов процесса формирования буржуазных национальных государств в Юго-Вос­точной Европе можно заметить общие особенности, что было след­ствием ряда причин. У большинства народов, находившихся под властью Османской империи, сходны были условия, в которых шло складывание новых государств. Они возникали примерно на одной стадии развития — в период разложения феодальных отношений и зарождения капиталистических (иногда при сохранении патриар­хального уклада), формировались в эпоху, когда в Европе уже сло­жились буржуазные государства, устройство которых могло слу­жить образцом, моделью, наконец, все эти государства создавались на фоне сложной борьбы великих европейских держав вокруг Вос­точного вопроса, большей частью при их непосредственном вмеша­тельстве.

Воздействие всех этих факторов привело к тому, что на Балка­нах путь народов к национальной государственности в ряде слу­чаев был более коротким, чем процесс капиталистического разви­тия. Здесь утвердилось несколько новых государств, имевших сход­ные типологические особенности. Это были конституционные монархии с сильной властью правителей, конституционными зако­нами, основанными на принципах буржуазного права. У них раз­вивалась и оформлялась парламентская система. Таковыми стали Греческое королевство, Сербское княжество, Румыния, Болгарское княжество. Лишь в Черногории теократическое по форме правле­ние было заменено неограниченной (абсолютной), монархией. Эти балканские государства все были небольшими по территории, но уже к концу рассматриваемого периода получили международ­ное признание как полностью независимые (исключая Болгарское княжество). В некоторых из них правителями стали короли или князья-иностранцы (в Греции, Румынии, Болгарии), другие же (Сербия, Черногория) управлялись национальными династиями. Ключевые позиции везде заняла национальная буржуазия, в 60— 70-е годы XIX в. уже начавшая формировать свои политические партии, которые отстаивали интересы той или иной группировки господствующего класса.

Выделение из состава Турции самостоятельных национальных государств прежде всего было следствием бурного развития на­ционально-освободительного движения балканских народов, что в некоторых случаях вело к национальным восстаниями длительным войнам. Отметим, что «национальное» восстание В. И. Ленин опре­делял как «восстание, стремящееся создать политическую независи­мость угнетенной нации, т. е. особое национальное государст­во»². Эти национальные восстания и войны на Балканах в XIX в. имели антифеодальную направленность и. создавали условия для развития по капиталистическому пути. Таковым, в частности, было содержание событий первой трети XIX в. в Сербии и Греции, в ходе которых социальные и национальные проблемы сливались воедино. При всем том освобождение этих стран от власти Порты стало воз­можным лишь благодаря дипломатической и военной помощи извне, в первую очередь со стороны России. Несколько десятилетий спустя вспыхнуло Апрельское национальное восстание в Болгарии. Одна­ко задача создания Болгарского государства была решена лишь благодаря победе России в войне с Турцией 1877—1878 гг. Нацио­нальное восстание в Боснии и Герцеговине (1875—1878 гг.) завер­шилось не освобождением страны, а ее оккупацией Австро-Венг­рией.

Ввиду разного уровня общественно-экономического развития балканских стран в период их национально-освободительных вос­станий, буржуазные, а тем более буржуазно-демократические пре­образования осуществлялись там с различной интенсивностью. Так в Сербии, где в начале XIX в. капиталистический уклад отсутство­вал, восстание 1804—1813 гг. открыло определенные возможности для буржуазного развития как в экономическом, так и в политиче­ском отношениях. Но оно потерпело поражение, затем в стране был установлен деспотический режим князя Милоща Обреновича, кото­рому были присущи значительные остатки полуфеодальных отно­шений. Буржуазные преобразования в Сербском автономном кня­жестве осуществлялись постепенно, начиная с 30-х годов. Лишь к 70-м годам оно окончательно оформилось как конституционная мо­нархия с буржуазным правопорядком.

Греческие земли к началу революции 1821 — 1829 гг. были гораз­до более развитыми в общественно-экономическом отношении. Од­нако продолжительные войны сопровождались разорением произ­водительных сил страны, она оказалась обремененной внешними долгами, установилась фактически самодержавная форма правле-ния короля-иностранца Оттона Баварского. Формирование основ буржуазного правопорядка проходило в Греческом королевстве в. ходе длительной борьбы группировок господствующих классов. Уже достаточно окрепшая греческая буржуазия, поддержанная на­родными массами, в результате революции 1862 г. добилась утверж­дения в стране конституционной монархии.

В Болгарии идея возрождения национального государства была выдвинута в общей форме еще в XVIII в. Паисием Хилендарским. В первой половине XIX в. оформились конкретные программы борь­бы за политическую самостоятельность Болгарии в составе Осман­ской империи. Стимулом к этому служили вооруженные выступле­ния народа против турецкого владычества, русско-турецкой войны,, а также создание на Балканах самостоятельных полунезависимых государств. В конце 60-х — первой половине 70-х годов в болгар­ском национальном движении была сформулирована идея создания болгарского национального государства как демократической рес­публики и революционных методов борьбы за ее осуществление. К моменту освобождения Болгарии русской армией в 1878 г. капи­талистический уклад был уже в наличии и там сразу установился (при содействии России) буржуазно-конституционный строй.

Исходные позиции борьбы за национальную государственность в Дунайских княжествах были более благоприятными ввиду су­ществования автономной государственной организации, наличия национального господствующего класса. Румыния как целостное государство сложилась путем объединения Молдавского и Валаш­ского княжеств при значительной поддержке со стороны России и Франции. Это было единственное государство Юго-Восточной Евро­пы, возникшее мирным путем, при использовании преимущественно дипломатических методов, что, конечно, не исключало острых соци­альных конфликтов, сопровождавших процесс формирования его буржуазной государственной структуры. Русско-турецкая война 1877—1878 гг. и участие в ней союзной румынской армии принесли Румынии полную государственную независимость.

В Черногории борьба народа против Порты за политическую самостоятельность продолжалась в течение нескольких столетий и длительное время не была связана с развитием буржуазных отно­шений. В результате этой борьбы медленно и постепенно складыва­лась государственная организация. В этом отношении большую роль играло преодоление племенного сепаратизма благодаря неуто­мимой деятельности черногорских правителей-митрополитов и части старейшин. Лишь в середине XIX в. теократическая форма правле­ния в Черногории кончила свое существование.

По типу общественно-экономических отношений албанские зем­ли имели определенное сходство с Черногорией, но процесс их на­циональной и политической консолидации шел замедленно в силу ряда причин. Большую часть населения здесь составляли мусуль­мане, имелись крупные и очень влиятельные в Османской империи феодальные владетели, стремившиеся к политической самостоятель­ности, Образование во второй половине и в конце XVIII в. полуне- зависимых Шкодринского и Янинского пашалыков оказало в целом положительное влияние на национальную и политическую консоли­дацию албанского народа. Но Порте удалось расправиться с албан­скими пашами-сепаратистами. Лига Призрена, образовавшаяся в 1878 г. (конкретно — ее радикальное течение),— впервые выдвину­ла программу борьбы за самостоятельное национальное развитие албанских земель, требование предоставления им автономии в сос­таве Османской империи.

Каждое из балканских государств прошло свой неповторимый путь развития прежде, чем вошло в международную европейскую систему. Но все без исключения государства, выделявшиеся из со­става Османской империи, пользовались дипломатической, иногда материальной и часто военной помощью со стороны России. И на­оборот, в большинстве случаев остальные великие державы, в пер­вую очередь Австрия и Великобритания, следок принципу поддер­жания статус-кво в Юго-Восточной Европе, противодействовали созданию балканских государств.

Сложным и многообразным было влияние, которое оказывали внешние факторы на принципы государственного устройства моло­дых государств. Воздействие России тут также было непосредствен­ным и сильным. Но нередко царизм проявлял в этом отношении ро­бость или консерватизм, так как постоянно опасался проникнове­ния на Балканы революционных, демократических идей, а также преследовал цель создания условий для расширения своего влияния в той или иной стране. Подобные тенденции можно проследить на примере участия русской стороны в разработке конституции Сер­бии во время Первого сербского восстания и позднее, в 30-е годы, на примере создания Органических регламентов Дунайских кня­жеств 1831 —1832 гг. Важно, однако, подчеркнуть, что царское пра­вительство, хотя и являлось одним из наиболее реакционных режи­мов в Европе, на Балканах играло особую роль, способствуя нацио­нальному освобождению балканских народов; стремясь поддержать свое влияние на них, царизм не пытался насаждать в новых госу­дарствах самодержавных, феодально-крепостнических порядков, господствовавших в самой России, ибо понимал несоответствие их существующим в Юго-Восточной Европе условиям. В целом при формировании государственной структуры Греции, Сербии, Румы­нии, Болгарии наблюдалось преобладающее влияние не России, а капиталистических европейских держав, в первую очередь Фран­ции. Именно по образцу конституций времен Великой французской революции, бельгийской конституции 1831 г., государственного устройства Швейцарии разрабатывались конституционные проекты молодых балканских государств. Кодекс Наполеона использовался при составлении гражданского законодательства. Большое влияние на Сербское княжество оказывало законодательство Австрийской империи. В Болгарии Тырновская конституция создавалась русской администрацией и санкционировалась Петербургом. Но она осно­вывалась на требованиях и программах, выдвигавшихся болгар­скими буржуазными деятелями и по своему содержанию была бур­жуазно-либеральной.

Очень болезненным был процесс территориального формирова­ния балканских стран. При своем возникновении они включали да­леко не все населенные каким-либо народом земли. Поэтому неиз­бежно возникала задача освобождения части народа, оставшегося; под турецкой властью, расширения государственных границ. Ре­шать ее приходилось в тяжелой и длительной борьбе дипломатиче­скими и военными средствами, при вмешательстве великих держав. С другой стороны, развитие национального самосознания порожда­ло стремление к национальной консолидации. Все это было причи­ной возникновения идей и планов политической перестройки в Юго-Восточной Европе и создания там крупных государств. Подобные явления можно проследить, начиная с 40-х годов, в общественно-политической жизни Греческого королевства (мегали идеа) и Серб­ского княжества («Начертание» 1844 г.), т. е. у народов, наиболее стойко сохранивших традиции феодальной государственности, исто­рического права. Эти идеи и движения имели двойственный харак­тер, так как, с одной стороны, выражали стремление к созданию своих объединенных национальных государств, а с другой — приоб­ретали националистскую, великодержавную направленность.

Позднее, в 60-е годы, на Балканах распространились идеи и про­граммы межнациональных союзов, конфедераций, федераций. Их возникновение можно объяснить относительной малочисленностью и политической слабостью каждого народа в отдельности, в связи с чем настоятельной необходимостью стали поиски союзников как в освободительной борьбе, так и в отстаивании своих позиций как свободных народов перед лицом крупных держав. Борьба за сво­боду и суверенность наций в Юго-Восточной Европе сопровожда­лась поисками путей к созданию различных межнациональных объе­динений, новых многонациональных государств с родственным со­ставом населения. Возникали и проекты федерации земель, различавшихся между собой исторической, социальной и культур­ной спецификой. Одной из причин появления проектов межнацио­нальных объединений было совместное или чересполосное разме­щение разных народов. Четкие границы между этническими терри­ториями чаще всего отсутствовали, и проекты государственного раз­межевания, проблемы государственной принадлежности тех или иных территорий все чаще порождали конфликты между соседними народами.

Создание национальных буржуазных государств в Юго-Восточ­ной Европе было процессом длительным, .сложным и многообраз­ным, связанным воедино с формированием в этом регионе капита­листических отношений и буржуазных наций. К концу 1870-х годов эти процессы не были, закончены у всех народов Юго-Восточной Европы. Но их активизации способствовало то обстоятельство, что из состава Османской империи выделилось несколько самостоя­тельных государств, в большинстве своем типологически близких к европейским конституционным монархиям с буржуазным право­порядком. Тем самым был облегчен путь национального развития, экономического и социального прогресса греков, сербов, черногор- цев, румын, болгар. Но под непосредственной властью Порты оста­лось еще немало территорий, среди населения которых преоблада­ли южные славяне, греки, албанцы. Их национальное и политиче­ское самоопределение стало на повестку дня дальнейшего исторического развития балканских земель.

В отличие от народов Османской империи, южные славяне и ру­мыны- в Австро-Венгрии не имели успехов в становлении своей госу­дарственности. Хорватия и Славония, правда, сохраняли свою авто­номию, но в целом хорватские земли остались раздробленными между Австрией и Венгрией; кроме того, югославяне-католики, ко­торые постепенно сливались с формирующейся хорватской нацией, находились в Боснии и Герцеговине, оккупированной габсбургской -монархией. Также раздробленными в административно-политиче­ском отношении оставались словенцы и особенно сербы. Наконец, под властью Габсбургов оказались боснийские мусульмане. Тем не менее программа югославизма, ставшая позднее идеологической ос­новой объединения югославян в единое государство, к 70—80-м го­дам XIX в. была достаточно детально разработана. Ввиду коренных изменений государственно-политической ситуации бывших осман­ских владений возникла — пока еще отдаленная — историческая перспектива национального освобождения и государственного само­определения всех народов Юго-Восточной Европы.