Билет № 11

1). Характеристики Евангелия от Матфея. Миссионерская идея. Первое Евангелие отличает определенное единство стиля, который можно охарактеризовать как приподнятый, торжественный, почти богослужебный. В нем гораздо меньше тех ярких деталей, которыми изобилует Евангелие от Марка, и оно совсем не похоже на простые воспоминания. Характерной чертой Евангелия является краткость его повествований. По словам Муретова, оно "не есть история жизни Господа в собственном тесном смысле слова — оно скорее дедукция, вывод из этой истории: последней оно пользуется только как средством для доказательства одной определенной мысли, что Христос есть действительно обещанный в Ветхом Завете Мессия" (таков же взгляд Глубоковского и Тареева). С этой целью евангелист часть приводит пророчества из Ветхого Завета, указывая на их исполнение в жизни Спасителя.

Особенности Евангелия от Матфея свидетельствуют о его происхождении из кругов христиан-евреев. Матфей называет Царство Божие Царством Небесным, так как иудеи, избегая лишний раз употреблять имя Всевышнего, заменяли его словом Небо. Матфей чаще других евангелистов именует Христа Сыном Давидовым (у Марка и Луки встречается только два раза). Матфей не объясняет ветхозаветных обычаев и палестинских выражений (таких, как "рака" или "маммона"), в то время как Марк часто это делает. В первом Евангелии говорится о десятине, о Законе, о даре, который приносится к жертвеннику. Ссылка на участь праведников от Авеля до Захарии (23.25) подразумевает порядок еврейской Библии, где Захария фигурирует в последней книге ветхозаветного канона (Паралипоменон). Христос у Матфея называет злое дело "аномией", то есть нарушением Закона (7.23), Он посылает апостолов только к израильтянам (10.5), а миссия среди язычников видится у Матфея лишь в перспективе будущего. Слово "книжник" употреблено у Матфея с положительным оттенком (13.52,23.34),

Ни одна йота или постановление закона не потеряет своей силы (5.18-19), книжники и фарисеи занимают "седалище" Моисея и их повеления должны исполняться (23.2-3); Иисус Христос является исполнением заповедей (14.17 и далее; 23.23); еврейский закон о подати на храм остается в силе (27.24 и далее); ученики должны поститься, соблюдать субботу и приносить дары, как это предписывало еврейское предание (6.16 и далее; 24.20; 5.23 и далее); сам Иисус Христос заявляет, что Он послан только "к погибшим овцам дома Израилева" (15.24); родословие Иисуса Христа прослеживается от Авраама и составлено по образцу ветхозаветных родословий, по трем группам из четырнадцати родов (1.1 и далее); еврейские обычаи и фразы вводятся без их разъяснения. Кроме того, постоянно повторяющаяся тема Иисуса как Сына Давидова и триумфальный въезд в Иерусалим подчеркивает отношение еврейских христиан к Иисусу как исполнителю их национальных чаяний.

Но самым важным в Евангелии от Матфея является то, что универсализм проявляется наряду с партикуляризмом. Если христианство рассматривается как идеальный Израиль, то оно также считается и Новым Израилем, не зависящим от ограниченной среды, из которой он вышел. При рождении Иисуса Христа язычники оказывают Ему знаки почести (2.1 и далее), и когда жизни Иисуса угрожает опасность, языческий Египет дает Ему убежище и защиту (2.3 и далее). В конце своего Евангелия Матфей говорит о великом поручении, которое распространяется на все народы (28.13 и далее). Гнев Иисуса Христа против фарисеев в 23.14 и далее был вызван искажением еврейской доктрины о праведности через дела. В притче о виноградарях (21.23 и далее) Иисус Христос говорит, что первым войдет в Царство Божие другой народ.

Это христианское расширение ограниченности иудаизма является отображением природы Иисуса Христа, а не особенностью Евангелия от Матфея. Еврейский идеал Мессии остается, но возвышается до степени универсальности. Мессия проповедует Евангелие Царствия, как это было предречено пророками и как этого желали иудеи. Однако, в их понимании Царство Мессии было слишком густо окрашено чертами национальных чаяний и почти, не простиралось дальше границ Палестины. Оно было политическим и ограниченным. Христос провозгласил его не политическим и сделал его общедоступным. В Его миссии нет ничего мирского, она — чисто духовная и потому общечеловеческая, ибо в этом отношении все равны, всякая человеческая душа имеет право на участие в пиру Божием, если она последует призыву "покайтеся". Этим открывается вход в Царство Божие всем — и язычникам наравне с другими.

В Евангелии от Матфея не только подчеркивается учение о Царстве, но сквозь все Евангелие просвечивает, царственность Христа. Родословие в первой главе следует царственному роду Иуды. Тревога Ирода была вызвана рождением Иисуса как политического соперника. Вход в Иерусалим подчеркивал Его приход как царя, мирно восседающего верхом на молодом осле (21.5-7); В эсхатологической речи Он предсказывает, что "сядет на престоле славы Своей" (25.31). Надпись на кресте по распоряжению Пилата гласила: "Сей есть Иисус, Царь Иудейский" (27.37).

Среди всех Евангелий только у Матфея дается специфическое учение о Церкви. Только здесь слово "Церковь" (экклезия) вкладывается в уста Иисуса Христа. И поэтому два отрывка, где это слово упоминается, являются очень важными. В 16.18 основанием Церкви должен быть Петр и ему отдаются ключи Царства Небесного с властью связывать и разрешать. В другом отрывке (18.17-18) такая же власть дается всей Церкви в целом. Церковь здесь предстает со стороны ее дисциплинирующей роли. Но так как никто другой из евангелистов не вкладывает слова "экклезия" в уста Иисуса Христа, многие ученые оспаривают подлинность этих изречений и полагают, что они возникли в ранних церковных общинах. Но такое предположение не имеет оснований. С другой стороны, ничем нельзя объяснить принятие универсального термина "Церковь" во всех ранних общинах, кроме как тем, что это слово было позаимствовано у Матфея.

Кроме этих двух отрывков, можно привести еще два, которые отражают церковные интересы Матфея. В 18.20 дается описание самой простой формы поместной Церкви — собрания двух или трех во имя Христа с обещанием Его присутствия. В великом поручении два утверждения указывают на будущую Церковь. Ее работой должно быть научение народов и крещение во имя Триединого Бога (28.19). Кроме того, верующие должны быть научены соблюдать заповеди Иисуса Христа (28.20), и им гарантируется Его присутствие до конца века.

Так как апокалиптический раздел у Матфея намного длиннее, чем у Марка, считается, что его Евангелие отражает период повышенного интереса к апокалипсису. Матфей не ограничивает свои эсхатологические элементы материалом, изложенным в гл. 24-25. Они появляются и в некоторых притчах, которые сообщает только он один из синоптиков. Толкование притчи о плевелах (13.36 и далее), как и выводы из притчи о десяти девах (25.13), притчи о талантах (25.30), в которых особый акцент ставится на конце века, характерно именно для Матфея.

2). Язык Евангелия от Луки. Гибкость греческого, оттенки языка Библии. Греческий язык Луки отличается своей гибкостью. Предисловие написано по классическим образцам, которые обнаруживают его культурный фон. Но после 1.1-4 литературный стиль сменяется греческим языком с сильным налетом семитизмов, особенно в повествованиях о детстве. Затем следует хороший литературный греческий язык койне, хотя и с употреблением некоторых семитских слов, Лука, несомненно, понимал, что литературный стиль предисловия не подходит для описания жизни и учения Христова. Но в своем выборе соответствующего литературного стиля он проявил себя как хороший литературный писатель. Особенно отличительным является греческий язык Септуагинты в повествованиях о детстве, отражающих сильное влияние стиля гимнов, которые он включил в свое повествование. Глубоко гебраистический характер греческого языка Луки в этом разделе позволяет связать воплощение Иисуса Христа с ветхозаветной историей, что Лука, несомненно, хотел показать. Знакомство с Септуагинтой, которую он часто цитирует во всем Евангелии, ввело в греческий язык Луки гебраизмы. Гебраизмы встречаются преимущественно в отделах репродуктивных, воспроизводящих слова и речи других лиц, и потому это удостоверяет лишь точность передачи оригиналов (устных или письменных). И даже эти отрывки получают у Луки такую литературную обработку, что значительно утрачивают свои гебраистические особенности и оказываются несравненно более литературными по сравнению с параллельными редакциями Матфея и Марка. Кроме того, многое в новозаветных книгах напрасно считается гебраистическим по происхождению у того или другого автора, так как было принадлежностью всего "эллинистического" языка. В то же время словарь Луки исключительно богат и отличается от новозаветных писателей употреблением нескольких сотен слов, которых ни один из других новозаветных писателей не употребляет. В Евангелии и в Деяниях употреблено от 750 до 851 слов, которые не употребляются больше нигде в Новом Завете. Свойственных только третьему Евангелию имеются до 312 слов.