173

Билет № 1

1). Место Евангелий в Новом 3авете. Вначале устное апостольское свидетельство имело такой огромный вес, что благовесте в письменной форме могло и не восприниматься. Необходимость в письменных свидетельствах могла возникнуть только после смерти непосредственного очевидца. Но быстрое распространение христианства ускорило написание Евангелий, потому что апостолы не были вездесущими.

Часто утверждается, что более позднее написание Евангелий было вызвано широко распространенным в то время мнением, что парусия, или возвращение Иисуса Христа, уже близка, и в записи благовестия нет необходимости. И поэтому необходимость в письменном свидетельстве могла появиться только тогда, когда стало очевидным, что Церковь будет иметь длительную историю. Господь ясно сказал, что до парусии все народы должны услышать Евангелие. Поэтому написание книг в целях евангелизации считалось основным в приготовлении Церкви к парусии.

К концу II в. четыре Евангелия были признаны не только достоверными, но и как Священные Писания на уровне Ветхого Завета. Каждое Евангелие называлось по имени его традиционного автора; уже тогда Евангелия считались богодухновенными. Современниками делались четкие различия между апокрифами и четырьмя каноническими Евангелиями. Авторитет Евангелий утверждался на том основании, что они были написаны апостолами или их ближайшими учениками. Происхождение Евангелий в апостольское время не подвергалось сомнению. С самых ранних времен Евангелия пользовались большим почитанием.

Отношение ранней Церкви к Евангелию. Во второй половине I века «Евангелие» по-прежнему понималось как указание на содержание христианского провозвестия, то есть продолжал бытовать теологический смысл этого слова. По мере то­го как нормативный авторитет Господа Иисуса Христа переходил на книги, сообщавшие о Его делах и словах, «Евангелие» становилось литературным термином.

Самое раннее известное нам употребление этого слова для обоз­начения именно письменного документа (рубеж I—II вв.) мы находим в знаменитом сочинении «Дидахе» («Учении двенадцати Апос­толов»), одном из древнейших сохранившихся сводов предписаний церковного устройства. «Обличайте друг друга не во гневе, но в мире, как имеете в Благовествовании». Здесь нет явного указания на книгу, но чувствуется обращение к некоему документу. Во Втором послании святого Климента, папы Римского (которое по-видимому, принадлежит не его руке, а написано неизвестным а тором приблизительно в середине II века, что точно установить не возможно), слово «Евангелие» встречается в значении письменное рассказа об Иисусе Христе: «Ибо Господь говорит в Евангелии (и да­лее цитируется. - Прот. А.Е.): если вы не сохраните малого, кто вам даст великое?» Угадывается неточная цитация Евангелия от Луки «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом» (Лк 16: 10). Для нас существенна фраза: «Ибо Господь говорит в Евангелии». Здесь явно имеется в виду книга.

Наконец, в «Апологии» мученика Иустина, написанной в 50-х го­дах II века, мы впервые встречаем слово «Евангелие» во множественном числе, как название литературного жанра, представленного не­которым количеством произведений: «Ибо апостолы в написанные; ими сказаниях, которые называются Евангелиями, передали, что им! было так заповедано: Иисус взял хлеб и благодарил и сказал: это де­лайте в Мое воспоминание, это есть Тело Мое». Поразительна точность установительных слов, хотя совершенно очевидно, что Иустин цитирует по памяти. Многие сочинения древних авторов - мужей апостольских или апологетов, то есть самых ранних после апосто­лов христианских писателей, - изобилуют цитатами из Священного; Писания, что показывает исключительное отношение к этому тексту первых христиан и замечательно свидетельствует о подлинности наших Евангелий, так как по этим отрывкам можно восстановить практически полностью учение канонических Евангелий.

Таким образом, «евангелион» со временем стало пониматься как письменное изложение истории Господа нашего Иисуса Христа - теологический смысл сплелся с литературным. Близость двух значений термина «евангелион» обнаружилась в том, что четыре канонических текста стали называться «Евангелиями от Матфея» («по Матфею»), «от Марка» («по Марку») и т.д. Возможно, у этих сочинений были и авторские названия, но мы их не знаем. Во всяком случае, со II-го века засвидетельствована единая теологически значимая формула, необходимая для дифференциации большого числа письменных свидетельств о Христе: «Евангелие по», или «Евангелие от». За нею стоит представление, согласно которому единственное: Евангелие (в теологическом смысле) существует в различных изложениях, то есть здесь имеется в виду одновременно и литературное значение термина.

В одном из древнейших перечней канонических книг, употреб­лявшихся Западной Церковью, «Фрагменте Муратори» или «Каноне Муратори» (по имени ученого, который его обнаружил), Евангелие от Луки обозначается просто, как «третья книга Евангелия, по Луке» (etertium evangelii librum secundum Lucam»). To есть для автора-соста­вителя списка (датируется он II веком) важно, что то третье по по­рядку изложение благовестил, а затем уже то, что автором его является апостол Лука.

Церковные писатели II—IV веков (сщмч, Ириней Лионский, Климент Александрийский, Ориген, Евсевий) говорят не только о принятых Церковью Евангелиях, но и о евангелиях по Фоме или по Василиду, по евреям, по египтянам и т.д.,- отвергая эти тексты как еретические и сомневаясь в их авторстве. Потому что под «Евангели­ем» у них понималось в том числе и название литературного жанра, к которому относились разные сочинения. Так что они не отказы­вались применять этот термин к спорным и даже ложным книгам. Итак, возникнув в языческой среде, термин «Евангелие» в христи­анстве получил новую жизнь. Для нас это слово остается в первую очередь великим в теологическом смысле, как обозначение вести о спасении во Иисусе Христе Господе нашем.

2). Историчность Евангелия от Марка. Целостное рассмотрение или собрание отдельных частей предания. Вопрос историчности возникает при изучении всех Евангелий, но особенно он важен для Евангелия от Марка, если признать правильным предположение, что оно было письменной основой для всех других синоптических Евангелий. Поэтому обсуждение историчности сосредоточилось главным образом на этом Евангелии. Особое внимание ему уделила школа "истории форм", и когда мы будем говорить об этом методе, то увидим, что проблема свелась к трем предложениям: признать, что повествования дают картину исторического Иисуса, либо считать, что они были написаны под влиянием христианской веры и поэтому исторически сомнительны, либо же допустить одно и другое. Здесь мы не можем полностью рассмотреть этот вопрос, мы только остановимся на основных методах его разрешения, чтобы оценить их важность для правильного подхода к Евангелию от Марка.

1. Как мы уже показали выше, целью Марка было написать не биографию, а Евангелие. Но это не должно позволить нам не видеть в нем исторического элемента. Евангелие, предназначенное благовествовать спасение нуждающимся, должно было быть, чтобы быть принятым, исторически обоснованным. Только самые убежденные скептики будут утверждать, что Евангелие, в подлинном смысле этого слова, могло появиться без прямой связи с описанными в нем историческими событиями.

2. Появление метода "истории форм" привело к мнению, что Марка не интересовала историческая последовательность. Это, конечно, подтверждается утверждением Папия, если его слова понимать в таком смысле. Разные связующие звенья, которые создают какую-либо последовательность повествования, считаются редакторскими добавлениями, не имеющими никакой исторической ценности. И содержание Евангелия должно рассматриваться как собрание отдельных частей предания. Такой метод переносит ответственность за историческую последовательность в значительной степени с евангелиста на общины, в которых эти части циркулировали. Но здесь надо напомнить о том, что, как мы показали выше, Марк включает некоторые эпизоды, которые несомненно создают впечатление исторической схемы.

3. Тесная связь между историческим повествованием и первохристианской керигмой должна учитываться при оценке историчности. Как мы уже указали в разделе о структуре Евангелия от Марка, правильным надо считать мнение, что первохристианская проповедь имела какую-то историческую схему. Большинство скептических критиков историчности Евангелия обычно признают, что повествование о Страстях сохранило историческую последовательность, а это значит, что историчность в какой-то степени интересовала раннюю Церковь. Прежде чем отрицать историческую схему Евангелия, надо показать, что первые христиане предпочитали собрание disjecta membra (разрозненные фрагменты) последовательному изложению материала. Д. Е. Найнгем, возможно, и прав, когда говорит, что у нас нет убедительных данных в пользу предпочтения в ранней Церкви последовательного изложения, вместе с тем, не существует данных против. Тогда при отсутствии таких данных за или против, более верным, очевидно, будет предположение, что хронологическая схема всего Евангелия такая же, как и в повествовании о Страстях.

Главными сторонниками теории, что в Евангелии от Марка нет убедительных данных в пользу исторической жизни Иисуса, являются Р. Бультман и его сторонники в Германии, Р. Лайтфут и его последователи в Великобритании, а также Дж. М. Робинсон в Америке. Если весь материал Евангелия считать произведением общины, то он становится, по выражению Менсона, "психологическим материалом, выражающим взгляды первых христиан". Таким образом, Евангелие дает нам сведения только о верованиях первых христиан, и мы почти ничего не узнаем о жизни Иисуса. Евангелия, как отметил Р. Лайтфут: "Доносит до нас только шепот Его голоса". Об общей слабости метода "истории форм" мы будем говорить ниже. Здесь же надо заметить, что такой скептицизм по отношению к историчности Евангелия от Марка неизбежен, если признать принцип, что оно является собранием pericopae, составленных общиной.

Движение, известное под названием "Новые поиски исторического Иисуса", представляет собой попытку отказаться от полного скептицизма и, вместе с тем, не означает возврата к старому взгляду о том, что Евангелие от Марка является надежным свидетельством истории Иисуса. Некоторые сторонники самого Бультмана отказались от его скептицизма и пришли к выводу о необходимости видеть связь между благовествованием Иисуса и проповедью Церкви. Об этом движении мы будем говорить ниже (часть II, гл. б), здесь же мы только отметим явное желание найти более твердую историческую основу, чем полагал Бультман.

Появление метода "истории редакций" с ее акцентом на идее, что Марк был богословом, почти ничего не дало для выяснения историчности Евангелия от Марка. Общей тенденцией редакционных критиков было видеть в богословском труде отсутствие всякого интереса к истории. Почти вся школа "истории редакций" построена на радикальных течениях в "истории форм" и поэтому ставит те же самые проблемы историчности. Однако более современные методы "истории редакций" привели к выводу, что между богословием и историей не обязательно должно быть существенное противоречие, о чем мы еще будем говорить ниже (часть V, гл. 6).

Более радикальные приверженцы метода "истории форм" считают необходимым рассмотреть все, что касается традиционно установленных фактов, а затем постараться исключить все вопросительные знаки. Что касается Евангелий, то такой метод едва ли можно считать правильным. Весь подход Бультмана и его школы в основном негативный. Более позитивным подходом к проблеме историчности Евангелия от Марка является изучение всего материала самой книги, допуская историчность ее основы, пока не будет найдена возможность доказать ее иным путем. Теория, что Евангелие является произведением общины, не дает таких доказательств, и ее нельзя считать убедительной, пока не будет найдено достаточно веских данных, свидетельствующих о невозможности другого пути появления евангельского материала, но это предположение не имеет никакой основы.