25. Историческая основа «сопи», проблема авторства произведения. «Слово…» и «Задонщина».

В основе подлинные исторические факты. С 1601  юго восточные границы подвергаются опустошительным набегам степных кочевников половцев. Святославу Всеволодовичу удалось  в 1183 году создать небольшую коалицию южнорусских князей, который приняли участие в походе на половцев. Поход был удачный.

Описанию похода Игоря посвящены две дошедшие до нас исторические повести – в составе Лаврентьевской летописи(север) и Ипатьевской(юг).В Ипатьевской дано подробное описание похода Игоря. последовательное описание событий..Не лишена художественности. Автором ее был скорее всего участник событий.

В Лаврентьевской летописи рассказ лаконичен. летописец осуждает  Игоря. Слово было написано между 1185 и 1187.. Эти даты устанавливаются на основе самого произведение( в Слове говориться о Владимире Глебовиче как о живом, а в 1187 он умер; Игорь бежал из плену в 1185. в 1187 вернулся Владимир Игоревич с сыном. А в конце здравница ему есть)

 Как и другие памятники др. литературы анонимно. Произведение могло быть написано киевским боярином Петром Бориславичем.он был летописцем. Он не был подневольным и мог позволить себе мудрое осуждение князей. Было произведено сравнение отрывков Ипатьевской летописи(те отрывки,что писал Петр) со словом и была выявлена схожесть этих произведений. Безусловно автор Слова очень образованный человек, хорошо знакомый с книжной литературой. Скорее всего был светским человеком, далеким от официальной церкви(много языческого) Из высших феодальных кругов тк очень хорошо осведомлен в политических делах. Выражал интересы Ольговичей старший из которых Святослав.. Из-за этого ученые склоняются к черниговскому или киевскому происхождению Слова. Лихачев считал автора Слова,профессиональным певцом поэтом,пользовавшимся покровительством или Святослава Киевского либо Игоря.

Обычно без труда определяется, которое из двух перекликающихся произведений является оригиналом. В особом положении оказались два памятника, идейно и художественно связанные между собой, - «Слово о полку Игореве» и «Задонщина». Каждый из этих памятников посвящен точно датируемому событию - походу Игоря Святославича на половцев 1185 г. и Куликовской битве 1330 г. Но в то время как «Задонщина», хотя и неизвестная в авторском или близком к нему списке, все же дошла в рукописи 1470-х годов и в более поздних, а потому датировка ее не вызывала больших споров, судьба «Слова о полку Игореве» дала скептикам дополнительный повод усомниться в его близости к описанному в нем событию. Это произведение даже и в сгоревшем мусин-пушкинском списке читалось лишь в копии не старше конца XV в.

Вторичность текста «Задонщины» в данном эпизоде подтверждается прежде всего самым появлением в сознании писателя конца XIV в. образа Бояна. У поэта XII в. естественно могло возникнуть воспоминание об этом вдохновенном певце второй половины XI в., чьи песни, еще сохранившиеся в памяти народа, конечно, он слышал и потому отчетливо представлял себе их содержание и поэтические качества. Для писателя же конца XIV столетия образ Бояна не мог быть живым, так как невероятно, чтобы еще два века песни Бояна, а вместе с ними и имя их слагателя сохранились в народной памяти и дошли до современников автора «Задонщины». Откуда же в таком случае пришло в ее текст упоминание певца Бояна? Утверждая первичность «Задонщины» по сравнению с поэтическим памятником, рассказывающим о событии конца XII в., мы сразу останавливаемся перед этой загадкой. Но допустив, что о Бояне писатель конца XIV в. знал только по его литературному портрету XII в., мы без труда объясним отсутствие в повести Софония характеристики поэтического стиля незнакомого певца и противопоставления этого стиля его собственному рассказу «по делом и по былинам». Взамен перечня неизвестных ему героев песен Бояна Софоний, в соответствии со своими историческими представлениями, назвал имена тех крупнейших киевских князей, от которых вели свой род в XIV в. московские великие князья (Игоря Рюриковича, Владимира Святославича и Ярослава Владимировича).

Сопоставление параллельных эпизодов и словосочетаний «Задонщины» и «Слова о полку Игореве» позволяет сделать некоторые общие выводы. Совпадающие эпизоды не равноценны по их месту в общем тексте памятников: из цельных, стройных композиций «Слова», все элементы которых идейно и художественно крепко спаяны, в «Задонщине» читаются иногда лишь отдельные фразеологические сочетания, вставленные в совершенно иной по общему замыслу контекст. Чем сложнее поэтический образ в «Слове», тем более упрощенным, а иногда и искаженным он оказывается в тексте «Задонщины», чем проще и яснее фраза «Слова», тем лучше она передается и легче восстанавливается по спискам «Задонщины». Самая ситуация, в какой одна и та же или очень близкая фраза звучит в обоих памятниках, не всегда совпадает: то, что в «Слове» составляет часть сложного поэтического образа, в «Задонщине» иногда входит в «прозаическое» изложение, с ослабленной метафоричностью.

В ряде случаев образные выражения «Слова» (метафоры, метонимии) вообще снимаются и заменяются прозаическими: вместо «вещие персты» - «гораздые», «крычат телегы» - «въскрипели телегы», «выседе из седла злата в седло кощиево» - «выседоша з борзых коней на судное место на поле Куликове», «загородите полю ворота своими острыми стрелами» - «замъкни Оке-реке ворота, чтобы потом поганые к нам не ездили» и т. д.

В тех случаях, когда в параллельном эпизоде «Слова» встречаются архаизмы или редкие для конца XIV в. слова, в «Задонщине» на их месте оказываются иногда неудачные замены (истягну - истезавше, мечи харалужные - берега харалужные и т. д.), иногда переводы на более привычную лексику (кикахуть - кличут, къмети - полководцы, комони - кони, канина паполома - ковыль).

Даже если предположить, что у «певца Игоря» был в руках список «Задонщины», весьма близкий к автографу, наиболее точно передающий параллельные со «Словом» эпизоды, и тогда невозможно себе представить, чтобы этот «певец» смог собрать в идейно и художественно крепко спаянные картины отдельные разбросанные по разным местам «Задонщины» выражения, придав им при этом смысловую и образную законченность, слив в стройную синтаксическую композицию. С другой стороны, не менее трудно вообразить, чтобы другие эпизоды «Задонщины» этот «певец Игоря» расчленил на части и включил в разные отрывки своего рассказа настолько умело, что они стали нераздельными элементами его изложения, что «швы», соединяющие их с текстом, сгладились бесследно. Однако в «Задонщине» эти «швы» просматриваются обычно без труда: на них указывает или слабая связь с контекстом и синтаксическая несогласованность, или создаваемая выписками из «Слова» пестрота стиля, или неясность смысла отдельных отголосков его, выступающая среди вполне четкого деловитого рассказа. В тех частях «Задонщины», которые имеют параллели со «Словом», есть, как мы видели, немало «темных мест», смысловых, синтаксических и стилистических неувязок - все они разъясняются с помощью текста «Слова». Но ни одна из этих параллелей в чтении «Задонщины», даже максимально восстановленном, не вносит ничего в истолкование соответствующих эпизодов «Слова о полку Игореве».

Все эти наблюдения показывают, что попытка «перевернуть гипотезу» и задать вопрос, «не вдохновлялся ли певец Игоря „Задонщиной“», - не дает положительных результатов. Все то, что этот «певец» мог бы извлечь из «Задонщины», никак не помогло бы ему превратить летописный рассказ о походе Игоря в гениальное, и по глубокому идейному замыслу, и по его художественному воплощению, произведение, сохраненное мусин-пушкинской рукописью. Но крепко спаянное со всей высокой культурой Киевской Руси, отвечавшее эстетическим понятиям XII в., «Слово о полку Игореве» естественно могло вдохновить писателя конца XIV в.

Автор «Задонщины» не случайно сблизил самый художественный строй своего рассказа о Куликовской битве с описанием несчастливого похода Игоря Святославича. Из предисловия к «Задонщине» видно, что ее автор, как справедливо отметил еще в 1941 и 1945 гг. Д. С. Лихачев, подобно московским летописцам конца XIV - начала XV в., воспринимал призывы к борьбе с половцами, звучавшие в «Повести временных лет», как «призывы к борьбе с татарами» [25], и «усмотрел в событиях „Слова“ («Слова о полку Игореве», - В. А.-П.) начало татаро-монгольского ига» [26]. Вот почему, начиная с предисловия к «Задонщине», мы ощущаем, что ее автор рассматривает «Слово о полку Игореве» как «произведение о начале татаро-монгольского ига» и стремится «противопоставить ему произведение о конце татаро-монгольского ига». С точки зрения Д. С. Лихачева, «Задонщина» явилась «своеобразным „ответом“» на «Слово о полку Игореве» [27].

«Задонщина» - не плагиат, беспомощно подражающий «Слову», это - самостоятельная повесть, попытавшаяся воспользоваться по-своему литературным наследием. Она ценна и как отклик на крупнейшее событие в истории борьбы с татаро-монголами, и как несомненное свидетельство того, какой глубокий след в литературе XIV в. оставило «Слово о полку Игореве».