3. Пісня – провідний жанр радянського музичного мистецтва 20-х – 40-х років.

Білет 9

1. Деталь. Функції та види кінематографічної деталі. Вплив на сюжет.

Деталь как выразительное средство

Сюжет можно сравнить с мертвым деревом, имеющим ствол и основные ветви. Узнаваемость деталей (в широком смысле этого слова) служит тысячами мелких веточек с зелеными листочками, то есть дает дереву жизнь. Детали должны работать. Наличие в кадре большого количества инертных (то есть не работающих) деталей размывает внимание зрителя и в конечном итоге вызывает скуку. Четкую характеристику активной (то есть работающей) детали дал А. П. Чехов: «Если в первом акте на сцене висит ружье, в последнем оно должно выстрелить». Это конструктивная формула для активизации всех компонентов драмы, вовлеченных в сюжетное развитие общей идеи.

Существует пять основных аспектов детали:

Деталь, создающая перипетию, есть предмет, который находится в центре внимания не только эпизода, но и целого фильма, является поводом к действию (подвески королевы, платок Дездемоны).

Деталь — это предмет, который находится в активном взаимодействии с актёром, помогает ему выстраивать характер персонажа (тросточка Чарли Чаплина, монокль барона у Ж.Ренуара).

Деталь — это часть, по которой зритель может догадаться о том, что происходит в целом (песня корабельного врача, движение отсветов на лице «Парижанки», перстень шефа в «Бриллиантовой руке»).

Деталь-персонаж — предмет, который одушевляется, и на него переносятся человеческие функции (шинель Акакия Акакиевича, «Красный шар» А.Ла Мориса).

Деталь, создающая настроение (в «Амаркорде» Ф.Феллини — павлин, распушивший хвост в конце панорамы, показывающей заснеженную слякотную улицу).

В хорошем фильме детали играют с актерами на равных, помогая им бескорыстно и безмолвно. Например, в фильме "Кто-то пролетел над гнездом кукушки" есть эпизод, где заняты шесть актеров и сигарета. Для каждого актера написана лаконичная история развития конфликта в три акта. Точно такая же трехактная история придумана для сигареты. Вначале определяется важность сигареты здесь и сейчас. Больные лишены сигарет, но в полутюремной больнице сигареты очень важны, они заменяют больным деньги. В азартной карточной игре Мак Мерфи выиграл у больных их сигареты. Больной Чадвик без успеха требует, чтобы ему вернули его сигареты. А больной Хардинг был более удачлив в игре — у него есть сигарета. Санитар демонстративно дает Хардингу прикурить. И он с кайфом затягивается крупной, во весь экран сигаретой. Это экспозиция сигареты. Все ненавидят Хардинга и его сигарету заодно с ним.

Второй акт. Больные выбивают сигарету из руки Хардинга. Сигарета уже не торчит изо рта с важностью. Она летает по воздуху от одного больного к другому. Больные играют ею, дразня мистера Хардинга. Напряжение нарастает. Это второй акт сигареты — усложнение проблем. Все отношения через сигарету обострились конфликтом.

Неожиданно сигарета исчезает. Никто из больных не понимает, где она. Только мы знаем, что она спряталась в складках пижамы одного больного. И там тлеет, прожигая путь к телу больного. Это саспенс. Что будет? Вдруг больной с дикими воплями вскакивает с места и прыгает, размахивая руками. Санитары думают, что у него припадок буйства, и кидаются на него. Но это сигарета прожгла дырку и продолжает жечь тело бушующего больного. Это катастрофа третьего акта.

Все остальные истории рассказаны с таким же трехактным нарастанием драматизма, но в них заняты актеры. В итоге семь коротких новелл сплетаются в огромный ком бешено раскрученной катастрофы. Деталь сыграла в этом нарастании напряжения важную роль, ничуть не меньшую, чем любой живой актер. Деталь может играть ключевую роль в сюжете эпизода, а может быть основой всего сюжета. Вся история связана с ней. Как правило, такая деталь выступает в роли осевого персонажа, т. е. персонажа, который находится в центре событий, на оси развития истории. Деталь как бы провоцирует героя на действия по достижению цели.

Вот задания на осевую деталь сюжета студентов-сценаристов и режиссеров. Надо было придумать историю с одной осевой деталью так, чтобы персонажи эту деталь любили или ненавидели, становились из-за нее счастливыми или несчастными. Чтобы деталь помогла развить эмоции истории.

Аттракционные детали Эйзенштейна

Что прибавил Эйзенштейн к театральному "монтажу аттракционов", придя в кино? Я бы сказал — немножко Аристотеля, его концепцию трагедии и поэтики. В каркас истории легла драматическая перипетия: от несчастья — к счастью... — от счастья — к несчастью. Все аттракционы были подчинены развитию конфликта. Конфликт развивался по этой схеме до катарсиса. Вместо вызывающе импровизационного набора шокирующих аттракционов появилась логическая конструкция простой и абсолютно ясной драматической истории. Тут-то и проявились глубина и покоряющее всех эмоциональное воздействие искусства. Для этого пригодилась идея театральных аттракционов. Только теперь они получили мощную поддержку кинематографических деталей. Они были в Центре каждого аттракциона. Благодаря этим деталям на зрителей обрушился поток эмоциональной информации в четких кадрах-картинках. Это было что-то совершенно новое. Очевидцы говорят, что первые зрители испытывали эмоциональный шок. Прежде ни в одном искусстве Детали не выступали как самостоятельный компонент. Деталь — это часть целого. Кино выделяет эту часть, ограничивает ее рамкой экрана, показывает как что-то художественно завершенное. И часть работает как самостоятельный художественный образ, или аттракцион. Силу детали Эйзенштейн понял раньше всех. И, как мыслитель, доводящий идею до предельной выразительности, он понял, что размеры детали не играют никакой роли. Важна ее функция в рассказе. "В кино эмоциональное воздействие определяется крупностью плана. Таракан, снятый крупным планом, страшнее, чем стадо бешеных слонов, бегущих по джунглям, снятых общим планом". Это полностью относится к деталям. Часть, которая выражает целое, может быть любых размеров и на экране и в реальности.

Во весь экран показано мясо, кишащее червями, — им кормят матросов на "Потемкине". Две секунды - и вы эмоционально на стороне матросов, потому что этих червей вам сунули прямо в лицо.

Протестующих матросов схватили - сейчас их расстреляют. На них наброшен брезент — одна общая повязка на все глаза. Эта деталь вовлекает вас в событие — вы там, под этим брезентом. Вы забываете, что это всего лишь выдумка режиссера. С точки зрения здравого смысла глупо закрывать матросов брезентом — будет трудно попасть. Но образная сила детали сильнее, чем здравый смысл обывателя. Шевелящийся брезент потрясал и убеждал всех.

После показа фильма власти в России получили десятки заявлений от бывших моряков "Потемкина" и их родственников с требованиями установить им пенсии за то, что они подверглись угрозе расстрела и стояли под брезентом, — поди проверь. Но я не удивляюсь, что память людей соединила выдумку с реальным опытом. Деталь-метафора обладает большой убедительной силой.

На мачту "Потемкина" поднимается красный флаг. Этот трепещущий на ветру флажок Эйзенштейн лично покрасил в монтажной красной тушью. И это было первое появление драматически осмысленного цвета в кино. Зрители азартно аплодировали маленькому красному флажку.

Восставшие матросы схватили ненавистного офицера-врача. Его кидают в воду. На поручнях лестницы качается пенсне — все, что осталось от врага. Деталь — часть вместо целого, завершает драматический эпизод.

Почти из каждого кадра в сознание зрителей как яркие вспышки врывались четкие образы, выраженные в аттракционных деталях. Эти детали до предела обостряли конфликт. Они создавали ощущение жизни, идущего с экрана в зал потока.

Деталь — это выбор художника. Эйзенштейн понял: часть вместо целого работает продуктивнее, чем целое. Он стремился к эмоциональному воздействию на зрителей. Он нашел этот путь через детали.

Охваченная ужасом женщина в толпе — разбитые очки, вытекающий глаз — этот кадр приводится во всех энциклопедиях как визитная карточка русского революционного кино.

Молодая мать падает, сраженная пулей, а коляска с плачущим младенцем, подпрыгивая, катится по ступеням лестницы — этот кадр работает как аттракционная деталь. Она — часть целого — толпы, охваченной ужасом. Коляска работала на эмоцию ужаса сильнее, чем сотня охваченных ужасом людей.

Деталь, по Эйзенштейну, — это часть целого, работающая как самостоятельный аттракцион в монтаже. Такое определение объединяет самые разные, самые противоположные, на первый взгляд, вещи.

К этому единству противоположностей Эйзенштейн и стремился. так как в основе его мышления лежал диалектический метод — сталкивание противоположностей и метафизический синтез.