13.1.5. Вера и сомнение

Соотнеся веру со знанием и истиной, мы отдали дань традиции. Но возникает вопрос о том, что является непосредственной противоположностью веры? Когда, например, мы говорим об истине, то непосредственной противоположностью является ложь (заблуждение), непосредственной противоположностью необходимости является случайность и т.д. Непосредственной противоположностью веры, на наш взгляд, является сомнение. С сожалением приходится констатировать тот факт, что в отечественной литературе вера рассматривается обычно в соотношении со знанием, надеждой и любовью, но фактически вне связи с сомнением. На наш взгляд, глубинная сущность веры быть может понята только через свою диалектическую противоположность – сомнение, а сомнение, естественно, через веру. Это зафиксировано даже в словарях русского языка «Вера – убежденность, глубокая уверенность в ком-чем-нибудь». «Уверенность – твердая вера в кого-что-нибудь». «Уверенный – твердый, не колеблющийся, не сомневающийся» (Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999). «Сомневаться, это – колебаться, не решаться, думать на двое, не доверять, не верить» (В. Даль. «Толковый словарь живого великорусского языка». М., 1980. Т. IV). «Сомнение – неуверенность в истинности чего-нибудь, отсутствие твердой веры в кого, что-нибудь» (Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999). Обращаю внимание читателя на то, что последнее определение сомнения, как и определение веры, тоже формируется через соотношение с истиной. К сожалению, в философских и психологических справочных изданиях статьи, посвященные сомнению, отсутствуют. Между тем сомнение выступает одним из важнейших способов, инструментов, как познания мира, так и самопознания, а также поиска истинного пути в жизни. Поэтому неудивительно, что многие выдающиеся мыслители прошлого (М. Монтень, Ф. Бэкон, Р. Декарт, Д. Юм и др.) считали сомнение одним из главных средств исследования философа. Они полагали, что философствовать – это значит сомневаться, ограждать размышление от догматизма и ненаучных наслоений. «Мы, – писал, например, Мишель Монтень, – умеем сказать с важным видом: «Так говорит Цицерон», или «Таково учение Платона о нравственности», или «Вот подлинные слова Аристотеля». Ну, а мы – то сами, что мы скажем от своего имени? Каковы наши собственные убеждения? Каковы наши поступки? «А то ведь это мог бы сказать и попугай». М. Монтень призывал высоко ценить самостоятельность размышлений и не идти слепо за авторитетами. Иначе философствование будет пустым, не дающим новых результатов. А вот мнение о роли сомнения в философии испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета (1883 – 1955) «Философия рождается и возрождается, когда человек теряет веру или свою систему традиционных верований. В вере пребывают, в сомнение проваливаются, в философии находят выход из сомнения».

Но не только в философии, в любой науке невозможно достигать нового, не сомневаясь. Это обусловлено характером самого научного поиска, постоянным выдвижением предположений и стремлением их опровергнуть. Только через опровержение одних предложений, гипотез возможно доказательство истинности других. А разве можно достигать каких-то новых результатов во всех других сферах человеческой активности (политике, семейной жизни, самооздоровлении и т.д.), не сомневаясь в истинности и правильности того, что есть? Особенно велика роль сомнения в такой форме активности человека как самопроектирование? Это связано с тем, что объектом самопроектирования является то, чего нет, на что только может быть. Но так как предсказуемость будущего относительна, то любой проект деятельности, как отмечалось, всегда включает в себя неопределенность. Поэтому чем более тщательно подвергается сомнению процесс проектирования и его результат – проект, тем большая вероятность того, что его реализация приведет к желаемому результату. В целом же следует сказать то, что сомнение есть способ, инструмент построения любой продуктивной жизнедеятельности индивида, и такое же неотъемлемое, атрибутивное свойство его бытия, как и вера. «Нужно уметь сомневаться... Кто не поступает так, не внимает голосу разума» (Б. Паскаль).

Но что такое сомнение? Под сомнением «принято понимать... расшатывание той или иной предполагаемой истины» (Г. Гегель). Сомневаться – это всегда сомневаться в чем-то или ком-то: в возможности существования реального мира, Бога, в возможность познания действительности, в истинности определенной идеи, теории, в порядочности какого-либо человека, в правильности своего поступка, в возможности достижения успеха и т.д.

Если все то, в чем люди сомневаются в своей жизни как-то классифицировать, то, видимо, можно в пределе выделить два вида сомнения: сомнение гносеологическое, познавательное и сомнение онтологическое, бытийное. Познавательное сомнение выступает как сомнение в истинности, правильности субъективных, идеальных образов нашего сознания (идей, представлений, эмоции, теории и т.д.). Когда выдающегося физика-теоретика Альберта Эйнштейна (1879 – 1955) спросили, каким образом он открыл теорию относительности, то он ответил: «Усомнившись в аксиоме». Польский физик-теоретик Леопольд Инфельд (1898 – 1968) отмечал: «...ученого-математика ждет успех только в том случае, если он сомневается, если он смиренно и без устали стремиться уменьшить необозримые просторы неведомого». «Сомнение – граница человеческого познания, которую переступает лишь слепая вера» (А. Шамиссо, немецкий писатель, ученый-естествоиспытатель. 1781 – 1838). При этом масштабы гносеологического сомнения находятся в прямой зависимости от того объема знаний, которым творчески, подчеркиваем, именно творчески овладел человек (знания, усваиваемые механически, простым запоминанием, сомнения не инициируют). «Чем меньше знаем, тем меньше сомневаемся; чем меньше открыл, тем меньше видишь, что остается открыть» (А. Тюрго, французский философ-просветитель, экономист, государственный деятель. 1727 – 1781). «Тот, кто ничего не знает, ни в чем и не сомневается» (Р.Котгрейв, английский филолог. Умер около 1634).

Онтологическое сомнение – это сомнение в истинности, правильности, целесообразности, нормальности процессов, событий, явлений реальной общественной и личной жизни. Существенно отметить, что реализация сомнения в отношении к объектам реальной жизни прежде всего в отношении к людям и самому себе неразрывно связана с нравственностью.

Встречаются, например, люди, которые склонны замечать любой просчет, любую ошибку у других, подвергать в них все сомнению, рассматривая себя при этом как совершенно непогрешимых и исключая всякое сомнение относительно правильности своих мыслей и поступков. О таких людях И. Гете сказал: «Есть люди, которые никогда не заблуждаются, потому что никогда не задаются никакими разумными мыслями», т.е. в отношении самих себя ни в чем не сомневаются. Поэтому следует прислушаться к совету английского историка и социолога-позитивиста Г. Бокля (1821 – 1862) «Чтобы стать терпеливым, люди должны сначала научиться сомневаться; чтобы уметь уважать мнения противников, они должны сначала признать возможность ошибок в собственных мнениях».

Сомнение, по своему содержанию, может быть позитивным, продуктивным и негативным, непродуктивным. Позитивное сомнение – это всегда мощный стимул, двигатель любого творческого поиска, любого движения вперед, это та граница, на которой человек переходит от репродуктивной, рутинной жизнедеятельности к деятельности продуктивной, новой. «Дайте нам безумие, дайте нам заблуждение, – призывал Г. Бокль, – только спасите нас от застоя. Холодный дух рутины – ночная сторона нашей природы. Он сидит на человеке как паразит, притупляет его способности, уничтожает его силу и делает его неспособным и в то же время несклонным ни бороться за истину, ни сознательно отнестись к содержанию своей веры», т.е. подвергнуть рутину сомнению. Усомниться в чем-либо или в ком-либо значит поставить вопрос, сформулировать проблему, совершить акт опроблемливания. «Опроблемливание сдвигает человека с дороги и ставит на распутье. А это самое непрочное из всех мест на Земле» (П.С. Таранов).

Вопрос – проблема лежит в основании любой продуктивной активности человека. Если бы люди не подвергали сомнению свои наличные знания, свой образ жизни, поступки, способы действия, состояние различных общественных структур и устройство общественной жизни в целом, они никогда бы не достигли прогресса в своем развитии. Поэтому сомнение в жизнедеятельности людей выступает как выражение недовольства, беспокойства, вопрошания, поэзии обновления бытия. «Кто не чувствовал ни волнения, ни беспокойства, – тот или никогда не искал истины, или вполне убежден, что, раз навсегда, ее нашел» (Ж. Гюйо, французский философ и поэт. 1854 – 1888). Вследствие этого, сомнение способно доставлять такое же удовлетворение, как и само разрешение проблемы, нахождение истины. «Сомнение доставляет мне не меньшее наслаждение, чем знание» (А. Данте). Закрыть в своей жизни дверь перед сомнением, страшиться его – значит погрузиться в мертвую функциональность, рутину, тупое самодовольство, скуку. В некоторых случаях это может быть также проявлением трусости.

Сомнение первоначально возникает как чувство неуверенности в чем-либо или в ком-либо, как довольно смутное, еще не очень ясное и мало осознанное впечатление, как бы сигнализирующее: «что-то не так», «что-то не то». В этом случае возникает то, что называют проблемной ситуацией. Затем следует осмысление этой ситуации. Проявляется оно в интеллектуальной способности выявить ошибки, заблуждения, логические противоречия в знаниях, проектах, а также недостатки в событиях, процессах, явлениях реальной жизни. Завершается осмысление проблемной ситуации формулировкой разного рода познавательных и практических проблем, задач. При этом продуктивное сомнение работает не только в процессе выявления проблем, но и в процессе их решения, в том числе, в самопроектировании. Вследствие этого сомнение выступает как неотъемлемая сторона, атрибут любого ориентированного на развитие, совершенствование человека. Более того, сомнение является не только составляющей психологии творчества, но и методологической установкой подлинно творческой личности.

Но кроме продуктивного сомнения, по мнению Э. Фромма, существует также и сомнение в виде установки, насквозь пропитывающей человеческую личность, так что собственно объект сомнения имеет лишь второстепенное значение. Это такое сомнение, которым эмоционально и интеллектуально окрашена вся жизнь человека. Для такого человека ни в одной области действительности ничего не существует, обладающего свойством достоверности: сомнению подвергается все, уверенности нет ни в чем. Однако называть это сомнение иррациональным, как делает это Э. Фромм, на наш взгляд, неточно. Так, например, позиция античных скептиков (Пиррон, Сект Эмпирин), сомневавшихся в возможности получения любого достоверного знания, была вполне осознанной. Они исходили из того, что о каждом явлении можно высказать прямо противоположные суждения (например, для здорового человека мед сладок, для больного – горек), но знать о том, какова природа явления самого по себе (каков мед, например, сам по себе), мы знать не можем. Нельзя назвать иррациональной и скептическую позицию в отношении возможностей познания человеком мира французского писателя, философа и историка Франсуа Вольтера. «Я занимаюсь наукой сорок лет, – писал он, – и все эти сорок лет потрачены зря; я учу других, а сам в полном неведении; это так унизительно и противно, что жизнь мне невмоготу. Я родился, я живу во времени, а не знаю, что такое время; я нахожусь, как говорят мудрецы, в некоей точке между двумя вечностями, и не имею о вечности никакого представления. Я состою из некоего вещества; я мыслю, но никогда не мог уразуметь, что порождает мысль; я не ведаю, является ли присущее мне понимание просто способностью, подобной способности ходить, переваривать пищу, и мыслю ли я головою также, как беру что-нибудь руками. Не только механизм моей мысли мне неизвестен, но скрыт от меня и механизм моих движений; я не ведаю, зачем я существую. Между тем мне изо дня в день задают вопросы на этот счет: приходится отвечать; ничего толкового я сказать не могу; я говорю много, но, сказав все это, смущаюсь, и мне становится стыдно перед самим собой».

В повседневной жизни людей, гипертрофирующих сомнение, проявляющих критически недоверчивое отношение ко всему, чаще всего называют скептиками (слово скептик производно от греческих слов скептицизм, скепсис, означающих сомнение), реже – нигилистами (слово нигилист производно от латинского слова нигилизм, означающего ничто, ничего). Разница между ними в том, что скептик недоверчиво-критически относится ко всему, сомневается во всем – в правильности или истинности чего-либо, в добрых намерениях других людей, в возможности прогрессивного развития общественных структур и т.д. Одна из форм этого отношения – самоуничижение, выражающееся в принижении, в умалении себя, в неверии в себя. Нигилист же полностью отрицает все общепризнанное (идеалы, традиции и т.д.). Поэтому нигилизм – это так сказать, высшая форма скептицизма или скептицизм полный.

Феномены скептицизма и нигилизма нашли свое отражение и в художественной литературе. Так, например, в «Фаусте» Гете Фауст (созидающее начало) и Мефистофель (отрицающе-разрушающее начало) представлены как диалектические противоположности и познания и самой жизни. Продуктивная жизнь сознания без сомнения, без отрицания невозможна в принципе. Без Мефистофеля Фауст впал бы в творческий кризис. Однако и Мефистофель без Фауста – тоже ничто: чтобы осуществлять отрицание, надо чтобы был объект отрицания, а он создается только в процессе творческой активности человека. Но Мефистофель не только выявляет негативную, отрицательную сторону во всех сферах человеческой жизни (науки, искусства, власти и т.д.), он также выступает и духом всеобщего, тотального отрицания. А это путь в никуда, к абсурду. Поэтому в потере им души Фауста, на завоевание которой потрачено было столько сил, нашел свое выражение крах жизненной позиции гипертрофированного сомнения, отрицания.

Представление о нигилизме дает и образ Базарова из романа И.С. Тургенева «Отцы и дети». Русский теоретик анархизма и ученый-географ Петр Алексеевич Кропоткин (1842 – 1921) писал о Базарове: «...Базаров не удовлетворяет нас... исключительно отрицательным ко всему отношением».

Идея скепсиса выражена и в следующих словах русского философа и поэта Н.П. Огарева (1813 – 1877).

«Брожу один с моей тоской,

С вопросом тайны на устах.

О том, что дух, о том, что прах,

О том, что жизнь и здесь и там,

О всем, что так безвестно нам.

Сомненье вечно! Знанья нет!

Все сумерки - когда же свет».

Некоторые молодые люди иногда полагают, что гиперсомнение, чрезмерное отрицание всего вокруг есть проявление силы их личности. Но это – глубокое заблуждение. «Юношеский пессимизм – настоящая болезнь молодости» – отмечал русский естествоиспытатель И.И. Мечников (1845 – 1916). Ведь человек, сомневающийся во всем и тем более отрицающий все, взваливает на себя совершенно непосильный груз перепроверки всего опыта человеческого рода, противопоставляя тем самым себя ему. Но сделать это просто невозможно. Даже когда кто-нибудь попытается тотально отрицать весь опыт человеческий, то и в этом случае он вынужден будет опираться на этот же опыт. (Например, на законы формальной логики, на законы языка и т.д.). Кроме того, человек, во всем сомневающийся, не способен совершить ни одного сколько-нибудь серьезного дела, так как любое дело требует хорошо продуманного проекта и веры в возможность его осуществления. Ведь вера, как отмечалось, это тот источник энергии, который питает все деяния человека. Если же у человека веры нет и он во всем сомневается (в своих целях, в средствах их достижения, в людях, с которыми предстоит реализовать цель и т.д.), то в таком состоянии не только нельзя материализовать определенный проект, но даже нельзя его составить. Если же такой проект все же будет составлен, то он скорее всего обречен на неосуществление; если человек все время будет думать о неудаче, о поражении, то в конце концов это и произойдет. Поэтому самопроектирование и гиперсомнение, отрицающие веру, просто несовместимы.

Следует отметить и то, что непрерывное сомнение, гипертрофированная критичность крайне мучительны: негативные мысли, как доказала когнитивная терапия, всегда продуцируют отрицательные эмоции, истощают психику, нервную систему и, рано или поздно, приводят к депрессивному состоянию. На наш взгляд, личная трагедия (непрерывные болезни и сумасшествие) немецкого философа, поэта и эссеиста Ф. Ницше (1844 – 1900) не только в гипертрофии им труда и неумении отдыхать, как считают некоторые его биографы, но также и в непомерно критическом отношении к культуре, непомерное стремление к «переоценке всех ценностей». «У скептицизма, который образует, если его довести до конца, прямую противоположность догматизма, нет ничего, чем он может повлиять на деятельный разум, поскольку он все отвергает неиспользованным» (И. Кант, немецкий ученый и философ. 1724 – 1804).

Скепсис, как способ отношения к миру, видимо, является источником одного из самых трудных состояний человеческого духа и жизни человека вообще, так как ведет к разочарованию в жизни, к потере смысла жизни, к скуке и отчаянию. Но гипертрофированный скептицизм заключает в себе и определенные рациональные моменты. Так, например, если дать общую оценку крайнему скептицизму в истории познания, то можно сделать следующие выводы. Представители этого скептицизма (от античности до Возрождения), остро критикуя догматическое мышление, убедительно показали, что оно часто игнорирует относительность, субъективность, заблуждения, присущие познанию, что там, где догматикам все представляется простым, ясным, бесспорным, на самом деле существует немало трудностей, многое оказывается сложным, неопределенным, спорным. Скептики также поставили многие познавательные проблемы, хотя и не решили их (о неизбежности противоречии в познании, о том, что нельзя найти критерии истины, не выходя за границы ощущений и мышления, т.е. за границы нашего внутреннего мира и др.).

Крайнему скептицизму противостоит догматизм. Догматизм – это чаще всего слепое следование тем или иным идеям, положениям в познавательной и практической деятельности, которое исключает всякое в них сомнение, а значит запрещает всякое их изменение, развитие. Французский философ Клод Гельвеций (1715 – 1771) писал: «Человек, не допускающий сомнений, подвержен множеству ошибок: он сам ставит границы своему уму», «познание истины является наградой за мудрое недоверие к самому себе».

Практическим проявлением догматизма является бюрократизм, пренебрегающий существом дела ради соблюдения верности форме, букве слепо следующий положениям разного рода инструкций без учета конкретных обстоятельств. В свете сказанного, чрезвычайно важно всегда помнить, что любой принятый к реализации проект – не догма, а руководство к действию в конкретных условиях пространства и времени. Если же условия изменяются, то изменяться (корректироваться) должен и проект.

Таким образом, крайний гипертрофированный скептицизм и догматизм – две крайности в отношении человека к миру. Но, если их сравнивать с точки зрения значимости, то предпочтение следует отдать первому. Немецкий философ Фридрих Шеллинг утверждал: «Насколько большее значение для истинной философии имеет поэтому скептик, заранее объявляющий войну всякой общезначимой системе, бесконечно большее, чем догматицист, заставляющий всех принести клятву верности символу теоретической науки!»

Сомнение, как и вера, может быть иррациональным и рациональным. Иррациональное сомнение – это сомнение на уровне чувств, интуиции, т.е. сомнение неосознаваемое, неосмысленное. Оно проявляется прежде всего в виде чувства недоверия, огульного хуления людей, вещей, общественных структур и т.д. Рациональное сомнение – сомнение, осуществляемое осознанно. Оно предполагает не только осознание самого сомнения, но и того, ради чего это сомнение осуществляется. При этом оба указанных вида сомнения могут переходить друг в друга. Так, к примеру, к какому-то человеку мы чувствуем недоверие, но понять почему – не можем. И когда путем размышления над этим фактом мы это чувство осознаем, тогда сомнение иррациональное переходит в сомнение рациональное.

Как вера и сомнение соотносятся между собой? Вера, а точнее, веровательное отношение, как уже отмечалось, имеет два полюса: с одной стороны, полная вера (уверенность) в кого-либо или во что либо, а с другой – полное отсутствие веры, уверенности, полное неверие. А «жизнь» сомнения протекает в пространстве между верой и неверием, уверенностью и отсутствием уверенности. Сомнение – это своеобразное мерило нашей веры. Поэтому ответить на вопрос о том, в какой мере мы верим во что-либо или в кого-либо, значит ответить на вопрос, в какой мере мы сомневаемся в чем-либо или в ком-либо. Полная вера только тогда полная, когда у нас нет и мысли о том, чтобы то, во что мы верим, могло бы быть неправда. Если мы, хоть в какой-то мере, в своей вере сомневаемся, то это уже не полная вера. Полное же неверие – это отсутствие всякой веры, это господство сомнения, скепсиса, нигилизма, отрицания. Между этими полюсами веровательного отношения к миру и самим себе, мы имеем дело с разного рода степенью проявления веры и сомнения: чем сильнее вера, тем слабее сомнение, и, наоборот, чем слабее вера, тем сильнее сомнение. При этом сомнение в веровательном отношении выступает не только как мерило веры, но и как тот способ, механизм, посредством которого вера человека как созидается, так и расшатывается, разрушается. На основе позитивного сомнения строятся все продуктивные веровательные отношения и к себе самому и ко всем другим объектам. Поэтому весь процесс самопроектирования человеком своего будущего, разработка различных планов развертывается только через диалектику веры и сомнения, их взаимное отрицание и переходы друг в друга. Осознавая свои потребности, формулируя цели, определяя мотивы деятельности, ее средства и пространственно-временные параметры, мы часто осознанно или неосознанно задаем себе вопросы: «А верно ли осознал я свои потребности?», «Правильно ли сформулировал цель?», «Адекватно ли определил средства?» и т.д. Если при ответе на эти вопросы мы находим убедительные аргументы в пользу истинности знаний о разных составляющих проекта будущей деятельности, то наша вера в будущее крепнет, если же эти знания сомнения не выдерживают, то процесс определения составляющих проекта (целей, средств и т.д.) продолжается. «Деятельность мысли возбуждается раздражением, вызванным сомнением и прекращается, когда верование достигнуто; таким образом, достижение верования есть единственная функция мысли» (Ч. Пирс, американский философ, логик, математик и естествоиспытатель. 1839 – 1914).

Но сомнение не только созидает веру, но и разрушает ее. Свою позитивную роль сомнение в этом случае выполняет только тогда, когда оно разрушает ложную, иллюзорную веру. Так, например, многообразные и убедительные аргументы и факты у значительной части граждан нашей страны разрушили веру в светлое будущее – коммунизм. Что же касается слепого сомнения и сомнения осознанного, но гипертрофированного, выступающего своеобразной установкой личности, то они в проектировании играют отрицательную роль.

Продуктивное единство веры и сомнения – это единство веры не со всяким сомнением, а только с сомнением продуктивным, выполняющим функцию созидания веры истинной и разрушения веры ложной, иллюзорной (выступающей, например, в виде суеверий).

Разрыв единства веры и сомнения, или нарушение меры в их соотношении, находит свое выражение, с одной стороны, в слепой вере, а с другой – в гипертрофированном сомнении, в скепсисе.

«Тех, кто верит слепо, – пути не найдут.

Тех, кто мыслит, – сомнения вечно гнетут.

Опасаюсь, что голос раздастся однажды:

«О невежды! Дорога не там и не тут!»

(О. Хайям).

«Сомневаться во всем, верить всему – два решения одинаково удобные: и то и другое избавляют нас от необходимости размышлять». (А. Пуанкаре, французский математик и философ. 1854 – 1912). Русский философ В.С. Соловьев справедливо писал: «Само собой понятно, как уже замечал Декарт, что заранее составленное намерение всегда и окончательно сомневаться также противно существу философской мысли, как и принятое наперед решение устранить во что бы то ни стало все сомнения, хотя бы с помощью произвольных ограничений исследования».

Нельзя заранее говорить «нет», если «да» неизвестно.

«Сомнения – предатели: они

Проигрывать нас часто заставляют

Там, где могли бы мы выиграть, мешая

Нам попытаться»

(В.Шекспир).

Но таким же предателем является и вера, оторванная от осмысления и сомнения. На наш взгляд, диалектическую взаимосвязь веры и сомнения можно выразить следующей формулой: «Сомневаясь, надо верить, и веря, надо сомневаться».