Практическое занятие № 3.

Тема: Тенденции развития европейской и американской прозы конца ХХ – первого десятилетия ХХI века

Романистика Питера Акройда ( "Процесс Элизабет Кри")

1.Роль значение библиотеки Британского музея в тексте романа "Процесс Элизабет Кри".

2.Интертекстуальное значение темы "библиотеки" в романе и концепция "мир как текст" (конкретные примеры интертекстуальности.)

3.Лондон как воплощение темы библиотеки в романе.

(Ч.Диккенс, В.Вулф).

5.Шекспировские аллюзии в тексте.

Методические рекомендации

Творчество П. Акройда, как и творчество Дж. Фаулза, от­носится к постмодернизму, и в этом смысле роман "Процесс Элизабет Кри" следует рассматривать в том же аспекте, что и роман "Женщина французского лейтенанта". Различие мо­жет заключаться лишь в том, что главным мотивом романа Акройда является мотив библиотеки Британского музея. Если в случае с Фаулзом речь шла в основном о деконструктивизме и дискурсе, то в разговоре об Акройде следует сосредоточить­ся на понятии интертекстуальности и мире как тексте.

Как связаны с библиотекой Британского музея все главные герои романа? В конце 48-й главы мы читаем: "...решение за­гадки Голема из Лаймхауза находилось под этим огромным куполом <...> Всем, кто вольно или невольно был причастен к этой истории, доводилось здесь бывать – Карлу Марксу, Джорджу Гиссингу, Дэну Лино и, конечно, Джону Кри.

Не лишне будет отметить, что зал посещала еще одна важ­ная для нашего повествования особа. Весной 1880 года Элиза­бет Кри подделала два рекомендательных письма и, имея еще в свою пользу то обстоятельство, что ее муж был давним чита­телем, получила разрешение пользоваться библиотекой..."

Положение, что история и общество являются тем, что мо­жет быть "прочитано" как текст, привело к восприятию чело­веческой культуры как единого "интертекста". Отсюда и столь любим постмодернистами образ библиотеки. По мнению теоретиков этого направления, мир воспринимается как не­кий глобальный текст. Близкая идея была высказана еще Ф. Ницше. Ее подхватили сначала структуралисты, а затем и постструктуралисты. Текст перестал восприниматься как сугубо лингвистический феномен (Ж. Деррида). Весь окружаю­щий нас мир состоит из различных знаковых систем, значит, из различных текстов. Отсюда общий вывод: автор и его про­изведение превращаются в пространство "проекции интер­текстуальной игры".

Какие элементы этой интертекстуальной игры мы встреча­ем в романе П. Акройда?

Библия вместо обоев в комнате на Болотной улице. Отно­шения матери и главной героини напоминают такие же отно­шения в романе Диккенса "Холодный дом". Кстати, именно этот роман по непонятным причинам читает в библиотеке Британского музея К. Маркс.

Сказание о Големе. Тема Голема, которая заявлена уже в самом названии романа (Ден Лино и Голем из Лаймхауза), яв­ляется почти хрестоматийным воплощением интертекстуаль­ности. Это и аллюзия на "Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда" Р. Л. Стивенсона, и "Двойник" Гофмана (кстати, знаменитый ночной горшок, в который проститутки наливают джин, — это аллюзия на "Золотой горшок" того же Гофмана), и "Дракула" Б. Стокера.

Помимо этого в текст романа органично вплетены город­ская легенда о Джеке Потрошителе и эссе английского роман­тика Томаса Де Квинси "Взгляд на убийство как на одно из изящных искусств".

Натуралистические сцены романа перекликаются с так называемой "телесной составляющей" каждой из 18 книг "Улисса" Джойса.

Поэма Колриджа "Сказание о старом мореходе" представ­лена в романе намеками в самом начале 13-й главы, когда речь заходит о похоронах матери главной героини: "Ее зары­ли на кладбище для неимущих около Сент-Джоржсёркес; один рыбак дал мне парус завернуть ее тело, паромщики ско­лотили для нее деревянный ящик из старых корабельных до­сок. А в какие моря поплывет это новое судно — откуда им знать?" Заметим, что в поэме Колриджа речь идет о раскаяв­шемся матросе-грешнике, убившем в море альбатроса. Раскаяние и приводит к тому, что вновь начинает дуть попутный ветер, и корабль в результате доплывает до берега. В романе Акройда это не мореход, а грешница, которая лишь ткет пару­са на земле. Ее руки, как и руки ее дочери, зачатой во грехе, изуродованы тяжелой работой.

Мужское в этой ситуации поменялось на женское. Вспом­ним: во всем романе как основной присутствует принцип en travesti (или переодевание женщин в мужское платье и наобо­рот). Джеком Потрошителем становится женщина, а старым мореходом Колриджа – умирающая мать героини.

Тема переодетого дьявола и книга Д. Дефо "История дьяво­ла", которой будет интересоваться Элизабет Кри. Причем книга Дефо окажется в одном смысловом ряду с "руководст­вом по современной хирургической технике". Эта же хирур­гическая техника понадобится героине, чтобы на практике осуществить с известным каббалистом Соломоном Вейлем не­что похожее на еврейский обряд обрезания, о котором героиня вычитала из Библии, листы которой в качестве обоев были расклеены у нее в комнате.

Интертекстуальность приводит нас к понятию деконструктивизма или к "переоценке всех ценностей". Идея Бога как идея некого "центра", идея основы жизни, абсолютной исти­ны подвергается в романе сомнению, а святая Библия превра­щается лишь в обои в комнате. Связный текст книги книг рас­сыпается и превращается в бессмыслицу, похожую на бред маньяка. В четвертой главе читаем: "Стены наших двух ком­нат были бы совершенно голыми, если бы мать не оклеила их страницами из Библии. Страницы покрывали их сплошь, по­чти без промежутков, и с самого раннего детства перед глаза­ми у меня стояли одни слова. Я и читать-то научилась по этим текстам и до сих пор помню места, которые тогда затвердила: "И взял весь тук, который на внутренностях, и сальник на плечи, и обе почки и тук их, и сжег Моисей на жертвеннике".

Страницы из Библии — это тоже своеобразная библиотека. Заметим, что слова "библия" и "библиотека" — слова однокоренные. Значит, и здесь основная тема библиотеки получает свое игровое развитие или приобретает "проекцию интертекс­туальной игры". Приводимая же героиней цитата словно предвещает те ритуальные убийства, которые в дальнейшем она и будет совершать.

Еще одним таким ниспровергнутым "центром" в романе окажется учение Маркса. Та же Элизабет Кри, переодевшись в Джека Потрошителя, с наслаждением думает о том, как бы она расправилась с "основоположником идей": "Подумать только, как славно будет лишить жизни человека столь вы­дающегося, а потом в экзальтации от содеянного отделить верхнюю часть его черепа и исследовать мозг, еще теплый от мыслительной работы". В этой цитате скрывается еще одна цитата, намекающая на некую речевую практику другой исто­рической эпохи. Это дискурс тоталитаризма. Вспомним, что у нас в России существовал целый Институт мозга, который за­нимался исследованием мозга В. И. Ленина, а в гитлеровской Германии обмеряли черепа, дабы установить принадлежность к арийской расе. В романе П. Акройда дается отдаленный на­мек на еврейские погромы, которые готовы вот-вот вспыхнуть в связи с убийствами маньяка.

Если бы "обездоленных вождь и учитель" Карл Маркс слу­чайно оказался в нужном месте и в нужный час у своего друга каббалиста Соломона Вейля, с которым "отец идей" познако­мился в библиотеке Британского музея, то ему бы точно не­сдобровать...

Получается, что и марксизм, и сталинизм, и гитлеризм – все ключевые явления тоталитарного догматического периода XX века зависели от прихоти маньяка-убийцы, балансирова­ли, что называется, на острие опасной бритвы. Вывод по Акройду: истина зависела от прихоти психопата.

Помимо библиотеки в романе доминирующим является и образ Лондона. В данном случае можно порекомендовать обра­титься к недавно появившейся на русском языке книге П. Акройда "Лондон. Биография". В этом смысле взаимоотно­шение романа и указанного выше источника можно рассмат­ривать как взаимоотношения текста (сам роман) и метатекста ("метатекст", "метаистория", по Лотару, обозначает любые "объяснительные системы").

Город в этом произведении превращается в текст или собра­ние текстов, в библиотеку.

В начале 41-й главы читаем: "Воздух – это одна огромная библиотека, на чьих страницах навеки записано все, что ког­да-либо произнес мужчина и что когда-либо прошептала жен­щина". Почти вступление к "Человеческой комедии" Бальза­ка: я буду описывать мужчин, женщин и вещи.

И ниже: "...и если действительно воздух – одна огромная библиотека, один огромный сосуд, хранящий все звуки и шу­мы города, то ничто не может быть утрачено. Всякий голос, смех, угроза, песня, стук каблука по мостовой вечно будут звучать и отдаваться эхом в пространстве <...> И, может быть, действительно есть такое место, где когда-нибудь будет найден весь безбрежный, весь неостановимый Лондон?"

Традиции Дж. Джойса ("Улисс" – Дублин как город-текст) и В. Вулф ("Миссис Дэллоуэй" – Лондон как город-текст).

Тема театра в романе продолжает темы библиотеки и текс­та. (Интертекстуальность и шекспировское: "весь мир – театр".)

Глава 15. Из разговора Карла Маркса и Соломона Вейля: Я преклоняюсь перед вашей мудростью, Соломон: вы на­ходите каббалистический смысл даже в номерах мюзик-хол­ла. Тогда газовые светильники на галерке можно отождествить с сефирот (сефирот – божественные силы каббалы. Иногда изображались в виде семисвечника). Но задумайтесь: почему это им так по душе? Так свято для них, что верхний ярус они называют райком, а партер — преисподней. Я даже обнаружил, совершенно случайно, что многие из этих зальчиков и театриков раньше были церквами и часовнями". Вновь интертекстуальность. Тема театральнос­ти также развивается в романе под знаком библиотеки. Во фразе Вейля чувствуется перефраз знаменитого афоризма У. Блейка из книги "Поговорки ада": "Стены церквей и борделей сложены из тех же кирпичей".

Еще один важный аспект интертекстуальности: тема кабба­лы (С. Вейль) и тема кибернетики, представленной в романе в образе Джорджа Гиссинга и изобретателя сложной вычисли­тельной машины Чарльза Бэббиджа. Здесь чувствуется отзвук идеи романа У. Эко "Маятник Фуко", с одной стороны, и рассказа X. Борхеса "Вавилонская библиотека" – с другой. В своем романе итальянский писатель уже успел связать каб­балу и кибернетику, представив весь мир как некий гипер­текст, симулякр, как некую игру искусственного разума, сна­чала созданного самим человеком, а затем всецело подчинив­шего этого человека своей воле. Это интертекстуальное продолжение все той же темы Голема, но уже на другом смыс­ловом уровне.

En travesti, или переодевание, в романе как одно из вопло­щений театральности. Миссис Кри – актриса лондонского мюзик-холла и одновременно с этим маньяк-убийца. Причем мотивом к убийству стал провал спектакля, который Элизабет Кри сама и поставила втайне от мужа-неудачника. Книги по каббалистике в доме С. Вейля, друга К. Маркса, появились благодаря известному французскому трансвеститу д'Эону (опять мотив смены пола как театральный мотив: вспомним, что в шекспировском театре все женские роли играли исклю­чительно юноши).

Весь сюжет романа в конце разыгрывается вновь, но только в форме удачной театральной постановки. Страсти улеглись – и в результате получился хит сезона. Реальная трагедия и ре­альная казнь сменяются бутафорским действом. Жизнь пере­ходит в разряд литературного текста, и, как книга, судьба Элизабет Кри просто ставится на нужную "библиотечную" полку. В конце мы читаем: "Карл Маркс, несмотря на ухуд­шающееся здоровье, занял место в партере; его дочь после провала "Веры" Оскара Уайльда решила все-таки, вопреки воле отца, попробовать себя в общедоступной сцене. Как он мог не прийти на ее дебют в роли горничной в доме Элизабет Кри? Ричард Гарнетт, директор читального зала Британского музея, согласился составить ему компанию".

Марксизм и даже самого Бога сменяет в романе всеобщая театральность, воспринятая у Ницше с его представлением о бытии как становлении, игре мировых сил: культура возника­ет в форме игры, культура первоначально разыгрывается. (В качестве дополнительной литературы к этой теме можно взять книгу И. Хейзинга "Человек играющий".)

Литература

Художественные тексты

1.Акройд П. Процесс Элизабет Кри // Иностранная литера­тура. 1997. № 5.

2. Акройд П. Лондон. М.: Издательство Ольги Морозовой, 2005.

Исследования

1.Зверев А. М. Импровизатор Акройд // Питер Акройд. За­вещание Оскара Уайльда. М., 2000.

2.Нестерова Е. В. Диккенсовские темы и образы в контекс­те романа П. Акройда "Английская музыка" // Проблемы ис­тории литературы. 2000. № 9.

3.Ушакова Е. В. Своеобразие биографий П. Акройда "Дик­кенс" и "Завещание Оскара Уайльда" // Проблемы истории литературы. 2000. № 9.