III. Казачество в составе Российского государства (c XVIII в. До 1917 г.)

Дон утрачивает свой автономно-государственный статус и лишается демократического устройства. Идёт активная колонизация Юга при поддержке государства. На Дону формируются большие группы неказачего населения: бурлаки, промысловики, крестьяне, купцы. Из Крыма и Турции переселяют общины греков и армян.

Характерной тенденцией в XVIII – XIX вв. было постепенное изменение социального статуса казачества, превращение его в военно-служивое, феодальное сословие российского государства. В ходе политической и хозяйственной интеграции под прессом жесткой центральной власти казачество втягивалось в систему феодальных отношений и государственно-бюрократическую иерархию. Такая ситуация неизбежно подводила к формированию социальной феодальной структуры на казачьей окраине, являющейся почти точной копией общероссийской, т.е. происходила русификация донского края.

На рубеже XVIII – XIX вв. складывается казачье военно-служилое сословие. Основу этого сословия составляли потомки вольных казаков. Лица, принадлежащие к войсковому сословию Российской империи, пользовались особыми правами и привилегиями на условии обязательной и всеобщей воинской повинности.

На рубеже XVIII – XIX вв. на Дону устанавливается крепостное право.

Казаки активно участвуют в войнах Российской империи, составляя иррегулярные войска русской армии.

IV. Казачество в революции и гражданской войне.

Размежевание казачества по идеалам будущего развития страны. Попытки создания Донской республики. Казачьи объединения в белом движении. Переход казачества на сторону советской власти.

V. Казачество в составе советского государства (казачья трагедия XX века).

Насильственная коллективизация, расказачивание (раскрестьянивание лучших казачьих хозяйств), ликвидация казачества как класса (игнорирование партийными организациями особенностей казачьего хозяйствования и бытового уклада).

VI. На чужбине.

Эмиграция казачьих объединений, существовали на протяжении 20–30 гг. XX в. как прежние воинские подразделения. Культура казачьего зарубежья.

VII. Возрождение казачества.

Некоторое смягчение наметилось в конце 50-х – начале 60-х гг. XX в., выразившиеся в поддержке второй волны реэмиграции казаков из зарубежья и в большем внимании к сохранению культурных и бытовых традиций на уровне функционирования фольклорных групп и музеев. В целом же казачество полностью сливается с колхозным крестьянством.

Начавшаяся в середине 80-х гг. XX в. перестройка, курс на демократизацию общества и государства повсеместно вызвали всплеск национального и этнического самосознания. «Проснулось» и Донское казачество.

Лекция 2. Проблема происхождения казачества

Во второй половине 80-х гг. XX в. в СССР началась ломка социалистической системы. В ходе этой острой политической борьбы произошло резкое оживление национального самосознания среди населявших ее народов. Именно в этот период и зародилось движение за возрождение казачества в нашей стране. И сразу вокруг этого движение развернулась острейшая политическая борьба. Как старая партийная номенклатура от КПСС, так и либерально-демократические радикалы из КПСС попытались использовать казачество в своих корыстных интересах. Казачество стали разрывать на части и уводить в разные стороны, а то и пытались столкнуть их во имя своих эгоистических интересов. При этом обе противоборствующие стороны не интересовались подлинными интересами самого казачества. Борьба вокруг возрождающегося казачества была перенесена и на область истории этого движения.

В литературе и, особенно в публицистике наметилось два взаимоисключающих друг друга подхода: казакофобское и казакоманское. Первый подход – это ярые противники казачества, которые пытались очернить историю казачества вообще и Донского в особенности. Второй – безоглядное восхваление казачества без учета исторических реалий XX в.

В поисках аргументов каждое направление стало обращаться к истории казачества, имея о нем смутное представление. Поэтому сегодня создаются «новые» мифы, которые затрудняют познание подлинной истории казачества вообще и истории Донского казачества в частности.

Возникновение Донского казачества – это весьма сложный и трудноразрешимый вопрос. Феномен казачества всегда интересова как российских, так и зарубежных исследователей. Первые работы по истории казачества относятся ко второй половине XVIII в. Это труды Г. Байера, В. Татищева, Н. Карамзина, А. Ригельмана. Не обошли своим вниманием казачью проблему и такие выдающиеся исследователи истории Российского государства, как С. Соловьев, Н. Костомаров, В. Ключевский, В. Голобуцкий. В XIX – начале XX вв. весомый вклад в изучение истории казачества внесли донские историки, этнографы-краеведы и экономисты: В. Сухоруков, В. Котельников, С. Номикосов, А. Греков, В. Савельев. После Октябрьской революции и гражданской войны в среде казачьей эмиграции очень популярны были труды С. Сватикова, И. Быкадорова, А. Гордеева, а также уникальный «Казачий словарь-справочник», подготовленный и изданный А. Скрыловым и Г. Губаревым. Среди советских историков заметный вклад в изучение истории донского казачества внесли наши донские исследователи: Б. Лунин, А. Пронштейн, В. Золотарев, К. Хмелевский, А. Козлов, Н. Мининков, А. Агафонов, А. Венков, В. Коршиков и др.

Однако, несмотря на проделанную исследователями огромную работу, «феномен» казачества еще так и не разгадан, ученые вновь и вновь возвращаются к его осмыслению.

Вплоть до настоящего времени так окончательно и не выяснено происхождение и первоначальное значение самого слова «казак». В древности оно существовало в языках многих народов, но особенно часто встречалось в Средней и малой Азии. Причем термин «казак» имел различное содержание в разных языках. Им или сходными по звучанию словами называли как представителей различных социальных групп населения, так и некоторые племена и народы.

Не останавливаясь подробно на характеристике продолжающихся споров между историками, этнографами и филологами относительно этимологического толкования слова «казак», отметим, что среди большинства отечественных и зарубежных исследователей преобладает мнение об его тюркском происхождении. Согласно ему, первоначально термин «казак» имел социальное содержание.

В монгольском языке, например, им обозначали военного стража на границе или свободного воина, живущего обособлено. Иногда так называли человека, который по какой-либо причине утрачивал связь со своей социальной средой, отделялся от сородичей и, лишившись скота и кочевий, становился бродягой, скитальцем.

Сторонники данной точки зрения считают, что само слово-термин «казак» и приведенные его смысловые значения появились раньше, чем собственно история казачества на славянской этнической основе. С течением времени происходит его достаточно широкое распространение и наблюдается видоизменение первоначального содержания. Теперь на первый план выдвинулась новая трактовка термина. Казак – это свободный, «вольный человек, удалец, отважный молодец, разбойник», добывающий себе средства к существованию главным образом в войнах и набегах, или за счет найма на военную службу к отдельному лицу либо государству.

В. Сухоруков в известном «Историческом описании земли Войска Донского» отмечал, что такой образ жизни, в том числе и разбойничий, был в духе тогдашнего времени. Он считал, что слово «казак» означало отважного наездника, живущего набегами и войной, не привязанного к земле и домовитости. Н. Карамзин, упоминая об ордынских, азовских и ногайских и других казаках, полагал, что это имя означало тогда вольницу, наездников, удальцов, «но не разбойников, как некоторые утверждают, ссылаясь на лексикон турецкий».

Наряду с многочисленными толкованиями, которые основываются на анализе социального содержания слова «казак», существует и целый ряд гипотез, базирующихся на определяющем влиянии этнических факторов. Теперь речь стала идти о существовании особого народа под таким названием.

В конце XVIII в. появляются концепции автохтонного (местного, древнего, коренного) происхождения казачества. Тот же Н. Карамзин упоминает о записках византийского императора Константина VII Багрянородного, писавшего в середине X века о жившем в то время на Кавказе народе – «казаках» и об их государстве – Казахии. По мнению Н. Карамзина, можно также вспомнить касогов (косачах), обитавших, согласно русским летописям, между Каспийским и Черным морями, а также живших на берегах Днепра торках и берендеях, которых называли как черка(-е)сами, так и казаками. Некоторые исследователи считают, что среди кавказских племен черкесов и касогов и тюркских торков и берендеев, объединенных тмутараканским князем Мстиславом в начале XI в. для организации военных поселений на границах Киевской Руси, одно племя называлось «казаки». Но только после завоевания русских княжеств монголо-татарами и образования Золотой Орды наименование «казаки» установилось за частями легкой конницы в составе монгольских войск, которая формировалась из числа покоренных народов. Если мы за­глянем вглубь веков, то половцы казаками называли отделив­шихся от своих племен, не имевших семьи и своего пристанища. Казак разъезжал на коне, имел при себе легкое вооружение.

В источниках и литературе есть сведения о том, что в середине XII в. в Центральной Азии жили многочисленные племенные объединения, называвшиеся «казачьими ордами». Более крупное – в верховьях реки Енисей, другое – в районе озера Балхаш. Жители последней назывались хасаками, кайсаками или киргиз-кайсаками. Определенный интерес представляет тот факт, что в их языке присутствовало множество весьма характерных слов и выражений, встречающихся в говоре донских казаков. Монах Вильгельм, возглавлявший посольство французского короля Людовика IX к монгольскому Великому хану в середине XII в., различал киргизов и киргиз-кайсаков. Последние, служившие в легкой коннице монголо-татар, именовались им киргизами или черкесами-казаками (черкесскими казаками). Данное отличие отмечали и некоторые другие европейцы.

Среди историков и лингвистов существует также мнение о том, что термин «казак» непосредственно связан с русским населением южных степей Причерноморья в XII–XIII вв., оставшимся здесь в период господства кыпчаков в разоренных ими русских городах, и вынужденное и при них, и при монголах скитаться, получившее название «бродников». «Бродницкая» теория происхождения казачества была обоснована в 80-х гг. XIX в. в работах П.В. Голубовского. В начале XX века мысль о том, что бродники являлись непосредственными предками казаков, отстаивал М.К. Любавский. Советская историография отдала немалую дань этой теории. Эту идею развивали В.В. Мавродин, А.И. Попов, Б.Д. Греков, Л.Г. Гумилев, В.Б. Виноградов, С.А. Плетнева и другие исследователи.

Они были отличными наездниками, и за свою храбрость, воинственность, службу у русских и нерусских князей их стали называть каза­ками. Эти вот части местного населения и послужили основой для создания казачества, как особой группы населения Дона. Это и дало повод Л. Гумилеву назвать казачество «метисированными разбойниками».

Однако этнические корни самих бродников полностью не выяснены. Л.Г. Гумилев считает их потомками древних православных хазар. С.А. Плетнева утверждает, что на окраине Хазарского каганата происходило сложение новой этнической группы, в которую входили вытесненные арабами с Северного Кавказа или насильно переселенные правителями каганата аланы, праболгары и сильно смешавшаяся этническая группа из потомков черняховцев (население, относящееся к черняховской археологической культуре), славяне VIII – IX вв. и степняков-кутригуров. Это население в византийских источниках называлось асами или асиями, а по русской транскрипции – ясами. Византийцы так нарекли предкавказских алан. По мнению С.А. Плетневой, так именовались жители Верхнего Подонья в хазарское время. В начале X века часть ясов была покорена печенегами и осталась на Северском Донце, а другая, отступив на север к вятичам и в воронежские леса, позже перешла под защиту русских князей. Оставшиеся ясы послужили ядром, к которому постоянно присоединялись выталкивавшиеся в степи целые группы людей из земледельческих славяно-русских и кочевых народов, переходивших на полукочевой образ жизни. С.А. Плетнева высказывает также предположение, что часто упоминаемые в русских летописях бродники жили рядом с кочевавшими в бассейне Дона половцами. В.Н. Королев поддерживает гипотезу ряда ученых о том, что потомки древнеславянского населения степей – бродники по приказу Батыя занимались перевозом купцов и послов через Дон. Одно из последних упоминаний броднков в летописях встречается под 1223 г., когда в битве на реке Калке бродники-христиане сражались на стороне монголов против объединенного русско-половецкого войска.

Таким образом, по мнению ряда исследователей, предками донского казачества являлся автохтонный этнос бродников, в который впоследствии вливалось различное по этническому составу население из кочевников-степняков и выходцев из русских земель. С XVI в. последние становятся все более заметными среди казаков, а затем начинают преобладать в казачьей среде.

В это время в российской историографии распространяется идея кавказского происхождения казаков. Первым ее высказал Г.З. Байер, писавший, что предки казаков жили в Кабарде и были подчинены тмутараканским князем Мстиславом Владимировичем в середине XI в. Позже, изменившие не по своей воле местожительство, казаки стали принимать в свой состав беглых россиян, поляков и представителей других народов. Он относил казаков к древним народам.

По мнению В.Н. Татищева, запорожские казаки, впоследствии положившие начало донскому казачеству, являлись потомками кавказских черкес (черкас). Спустя некоторое время военный инженер по образованию и историк по призванию генерал-лейтенант А.И. Ригельман, полностью согласившись с точкой зрения В.Н. Татищева, отмечал, что сами донские казаки считали своими предками черкес и горские народы и заявляли о своем отличии от русских людей.

Оригинальную точку зрения по данному вопросу обосновал историк-белоэмигрант А.А. Гордеев. Он полагал, что формирование казачества шло на основе частей легкой конницы монгольского войска. В их состав татаро-монголы включали: покоренные местные народы Приазовья, составляющие пограничную стражу еще со времен Тмутараканского князя Мстислава; а также вывезенные монголами с Северного Кавказа черкесы (ясы) и касоги, Все это смешалось с остатками кочевых орд печенегов, торков, берендеев (всех их, в общем, называли «черными клобуками», или по-тюркски – каракалпаками); а также бродники и расселенная в степной полосе часть русского населения. После распада Золотой Орды эти отряды легкой конницы, расположенные на границах русских княжеств, постепенно стали сливаться с русским народом и получили название казаки.

В последнее время эта гипотеза находит все больше сторонников среди отечественных и зарубежных исследователей.

Т.о. все рассмотренные гипотезы в той или иной мере вкладываются в общую версию об автохтонном происхождении казаков. Но эта версия не разделялась российскими властями. По мере изменения политики царизма в отношении казачества власть стала отвергать эту теорию и предложила свой взгляд на проблему казачества. Политическая конъюнктура ускорила появление новых точек зрения на казачество и к 30-м гг. XIX в. появилась гипотеза о миграционно-колонизационном зарождении казачества.

Одним из первых миграционную теорию происхождения казачества из беглого русского населения предложил в вышедшей в 1834 г. «Истории Донского войска, описании Донской земли и Кавказских Минеральных вод» военный писатель В.Б. Браневский. Несмотря на критику авторитетного историка Н.А. Полевого, выдвинутая теория в той или иной степени нашла отражение в работах таких известных исследователей как С.М. Соловьев, Д.И. Иловайский, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов. В то же время специально разработкой данной проблемы они не занимались, а образование казачьих поселений рассматривали, исходя из положений известной теории колонизации, т.е. казачество, есть результат освоения русскими людьми просторов Дикого поля.

Советские историки, начиная с Г.В. Плеханова, фактически восприняли миграционную теорию происхождения казачества, подведя под нее теорию классовой борьбы. В советской историографии доминировала официальная теория, согласно которой предками казачества являлись вольнолюбивые русские люди, преимущественно, крестьяне, бежавшие от усиливавшегося феодально-крепостнического гнета за границы Русского и Польско-Литовского государства. Со второй половины XV в. они начали скапливаться за линией сторожевых укреплений на южной и юго-восточной окраинах, создавая общины вольных донских, волжских, днепровских и гребенских казаков. Она базировалась на официальной версии Московского правительства второй половины XVI в. о «беглохолопском» формировании казачества. Как отмечал еще В. Сухоруков, у ее истоков стояло самодержавие.

Сторонники миграционной теории не обращают должного внимания на многие немаловажные обстоятельства. Если исходить только из положений названной теории, то, начиная со второй половины XV в., за пределы государства бежали в основном зависимые крестьяне и посадские люди. Они, естественно, не обладали никакими воинскими умениями и навыками и не имели в своем распоряжении боевого оружия. Даже, если не брать в расчет, что просто выжить в условиях так называемого Дикого поля при ежедневной угрозе со стороны рыскавших там воинственных кочевников было крайне непросто, то не ясно как за относительно короткий временной промежуток (менее века) смогла сформироваться такая грозная военная сила, для борьбы с которой в середине XVI в. искал союзников сам султан Сулейман I Кануни (Великолепный), властитель одной из самых могущественных держав того времени – Османской империи. К этому моменту запорожские и донские казаки уже обладали высокой воинской культурой, для образования которой требовался достаточно длительный исторический период. Их отличало хорошее знание военных обычаев окружавших народов, умение использовать русские и татарские приемы ведения боя. К тому же казаки, в отличие от многих степных народов, также имевших богатейший, зачастую многовековой, военный опыт, отлично владели самой разнообразной тактикой ведения боевых действий. Они умели сражаться и конно, и пеше, и в поле, и на воде, совершать неожиданные набеги, брать штурмом города-крепости, обороняться и на построенных полевых земляных укреплениях, и на крепостных стенах захваченных городов. Необычно разнообразен был используемый казаками оружейный арсенал и приемы умелого обращения с любыми видами холодного и огнестрельного оружия.

Т.о, несмотря на достаточно большое количество различных теорий происхождения казачества, имеющих убедительное научное обоснование, ни одна из них на сегодняшний день не является общепризнанной.

Нет единого мнения по проблеме «казачество – нация и это или сословие»? Что можно сказать по этому поводу?

Здесь можно говорить не о нации, а о складывании субэтноса, который действительно начинает появляться в XII в. Он был отличен от русского населения и носил черты, как русских, так и кыпчакских народов, и даже их элемент был несколько сильнее. Складывался он вплоть до XVI века, когда этот суб­этнос был залит волной русской эмиграции, направленной сю­да усилием крепостнической политики русских помещиков. Складывание субэтноса можно проследить хотя бы по тому, что первые атаманы на Дону носили кыпчакские имена, на­пример, вошедший в донские легенды Сары-Азман. Еще один момент, показывающий на складывание этноса: в верхнедон­ских станицах, стоящих ближе к России, до сих пор проводят такие разборы: «Он казак, а жена у него русская!», намекая этим на то, что молодой человек иной породы, нежели кацапка.

Но складывание субэтноса было прервано исторически волной бежавших из России крестьян, которая захлестнула собой своеобразную складывающуюся культуру и придала ей подавляющие русские черты, хотя некоторые особенности и соблюдались. Проявились они в неко­торых особенностях языка, физического типа местного населе­ния, музыки, в остальном же это были уже русские люди, ибо они смогли задавить уже шедший довольно мощно процесс складывания субэтноса, происходивший в XII – XVI вв.

Что же можно сказать о первых исторических шагах каза­чества? Первое упоминание о Донских казаках мы встречаем в 1380 г., когда московский великий князь Дмитрий Ивано­вич готовился к решительной схватке с ханом Мамаем на Ку­ликовом поле. Донские казаки доставили ему икону пресвятой Божией Матери греческого письма, ободряя его и благословляя на битву. Впоследствии икона стала одной из войсковых: реликвий. В 1444 г. в походе московского войска против турецкого султана Мустафы донские казаки уже выступали на стороне русских как самостоятельное войско, союзное русскому, но со своими военачальниками, и стояло оно отдельно от русских... Это как раз и указывает на то, что в этот период на Дону складывался свой субэтнос, ибо поведение союзное, но отдельное.

Со второй половины XV в. за линией сторожевых укреп­лений на южных и юго-восточных окраинах Польско-Литов­ского и Русского государств начали скапливаться беглые кре­стьяне и посадские люди, которые также стали называть себя вольными людьми – казаками, в процессе общения они сме­шивались с предшествующими общинами казаков, бравших свое начало от «бродников» и тюркоязычных казаков. Необхо­димость вести непрерывную борьбу против соседних феодаль­ных государств и полукочевых народов способствовала объеди­нению этих людей в более широкие общины.

В XIV – XV веках возникли общины донских, волжских, днепровских и гребенских казаков. Вот эти общины и есть за­родыш того явления, которое стало настоящим казачеством.

На Дону было сформировано общество вольных лю­дей со своими законами и обычаями, которое было неподвластно московским князьям, а потом и царям. К ним-то, природным казакам, и бежали с Руси люди. Природные казаки говорили новоприходцам, что «с Дону выдачи нет». Часть беглых не доходила до Дона и оседала в южных частях Козловского, Тамбовского и других уездов. Другая же часть заселяла обширные и привольные места по течению Дона, лишь кое-где занятые выходцами из татарских улусов. Здесь, на Дону, бег­лецы освобождались и от помещичьей кабалы и от тяжести го­сударственных повинностей, здесь становились казаками. Кре­стьяне, бежавшие на Дон, при поимке их, показывали: «Бежа­ли мы на Дон к казакам не по приговору, а собою, от вели­кой скудности». Характерен относящийся ко времени между 1533 и 1540 гг. ответ царя Ивана IV на жалобы ногайских татар о разорении донскими казаками их улусов: «а живут на Дону нашего государства беглые люди».

Донское казачество формировалось не из одного лишь беглого русского крестьянства. На Дон уходили и представители разоренных городских низов, бурлаки, стрельцы. Были люди не только из Руси, но и из других земель и стран. Дон делал всех свободными от преследований. Подъячий Посольского при­каза XVII в. Григорий Котошихин писал: «...и побыв на Дону хотя одну неделю или месяц, а случится им с чем-нибудь прис­лать к Москве, и до них вперед дела никакого ни в чем не бывает никому, что кто ни своровал, потому что Доном от всех бед освобождаются». Так что правило «С Дону выдачи нет!» было железным.

Официальной датой начала донского казачества долгое время считалась 3 января 1570 года – дата, когда Иван Васильевич признал казачество и прислал на Дон грамоту, призывам донцов стать на «государеву службу». Но мы видим, что донцы служили России уже давно – в XIV – XV вв., без вся­ких приказов царей защищая русские земли. Но в официаль­ной советской историографии продолжает бытовать мнение, что казачество на Дону возникло в середине XVI в. – главным образом из русских и украинских крестьян, бежавших на Дон от феодального гнета.